|
После праздника Песах наступают напряженные дни. В свое время то был период перехода от Катастрофы к Войне за Независимость и от войны к образованию Государства Израиль. Период, проникнутый противоречивыми чувствами. Как нам относиться к Катастрофе? Бесспорна значимость сохранения памяти, но дело не просто в том, помнить ли, а в том, как помнить. Какую важность мы придаем этой памяти.
Однажды я спросил девушку-гида в Яд ва-Шеме: «К какому выводу вы хотите подвести группу?» - «Я учу их, что в каждом из нас прячется маленький нацист, что это может случиться с каждым», - без колебаний ответила девушка. «Во мне нет никакого маленького нациста, - сказал я. – В катастрофе были добро и зло. Мы представляли ультимативное добро, поэтому ультимативное зло решило нас уничтожить».
Если Яд ва-Шем стремится, чтобы посетители пришли к выводу, что в Катастрофе были не добро и зло, а только жертвы, и немецкие солдафоны тоже были, по сути, жертвами (постмодернистская трактовка), если ответ гида соответствует политике Яд ва-Шема, то, несмотря на собранные свидетельские показания, на всю важную работу в архивах, это самое роскошное в мире учреждение, отрицающее Катастрофу.
Катастрофа была величайшим кощунством в истории человечества. Если такое творят с Божьими детьми, что может быть большим осквернением Его имени?
Но Катастрофа также окончательно доказала, кто мы, по сути. Ведь можно спорить о значении еврейской идентификации. Избранный ли народ евреи, отличаются ли они от других народов. Добро иногда трудно опознать, но очень легко определить зло. Со времен Второй мировой войны нацистская Германия, короче – нацисты, - символ ультимативного зла.
Даже израильские арабы, сотрудничавшие с нацистами и до сих пор вскидывающие руку в нацистском приветствии, даже они, желая опорочить нас, обвиняют нас в нацизме. Гитлер и его приспешники, да сотрется их имя, бесспорно, представляли наибольшее зло на земле. И если они выбрали своим главным врагом, объектом уничтожения, меня – еврея, если они поместили меня на противоположную чашу весов, это должно быть предметом моей гордости. А как нам относиться к Дню Памяти павших в войнах Израиля? В этот день мы совершаем тот же грех, что и Яд ва-Шем. Ничего не осталось от идей, за которые пали бойцы. День Памяти превратился в день плача и стенаний по поводу чуть ли не бессмысленной гибели детей. Неудивительно, что к павшим в войнах мы присоединили жертв террора, а потом включим в это число и погибших на учениях, и, возможно, в дорожных авариях в армии. Ведь всех их уже нет с нами. Какая разница, как и за что погиб человек.
В День Памяти, лишившийся своего значения, мы оплакиваем не только погибших, но и этот утраченный смысл. Такой День Памяти, в конце концов, тоже служит отрицанием памяти. Потому что если личное страдание вынуть из верного национального контекста, то и его легко отрицать.
Дело тут не в семантике – это гораздо серьезнее. Сегодня наших детей посылают в переулки Газы, где они погибают действительно зазря. Они гибнут в погоне за теми террористами, которых уже вчера ловили, жертвуя жизнью, их товарищи.
Перевод с иврита: Наталия Буряковская
Блог Фейглина в Фэйсбук , 5.2016