|
Знаете, с чего началось восстание Маккавеев? С того, что священник Матитьягу убил левита, собиравшегося принести жертву идолу? Это самая распространенная версия. Но есть и другая, чуть менее известная, но тоже связанная с семейством Маккавеев.
У пяти "прославленных братьев" была и еще сестричка, дочь адона Матитьягу. Звали ее Мирьям. Говард Фаст забыл сей факт упомянуть в своем романе. Настал день, когда сестричка эта, как и всякая порядочная девушка, выходила замуж. Явилась она на собственную свадьбу, а там уже собрались мудрецы поколения, благообразные и седобородые. Пришли почтить уважаемого адона. "Горько", разумеется, не кричали, поелику прилюдно целоваться – фи, неприлично!
И вдруг, попирая все приличия, наша суперкошерная невеста на глазах еще более кошерной публики сдирает с себе все верхнее и исподнее. Не требуется большого воображения, чтобы представить себе реакцию публики…
Нет, требуется! Требуется, потому что самую важную деталь мы не упомянули – выслушав все здравицы, все импровизированные уроки Торы, все мудрые речи, получив все благословения, наша красавица должна отправиться на ложе не к новоиспеченному мужу, а к… греческому наместнику. Ибо к тому времени в оккупированной греками Иудее уже по одной версии год и три месяца, а по другой – три года и восемь месяцев свирепствовало право первой ночи! И не было ни одной еврейской девушки, которая доставалась своему жениху, не пройдя через опочивальню наместника. А женихи – терпели. И отцы терпели. И конечно же терпели наши раввины, наши мудрецы, наши вожди народа. Терпели, ставили хупы, зная, куда поедет невеста после хупы, проверяли, нормальная ли в доме миква – а если, хас ве халила, малейший изъян – мужу приближаться к жене – ни-ни! И так жили – месяц за месяцем, год за годом!
"И не сошли с ума, не поседели, и глаз себе не выкололи вон!" (Бялик)
И оправдывали себя тем, что высшая ценность – человеческая жизнь, что, если восставать против греков, будет кровь, много крови, страшно много крови, и все равно – плетью обуха не перешибешь. И были правы. Только вот Мирьям всего этого не знала. И крикнула возмущенным борцам за общественную нравственность: " Вас смущает то, что я голая! Но вы готовы отдать меня нееврею, чтобы он надругался надо мной! Стыдитесь! Ведь вы потомки Шимона и Леви, что перебили жителей Шхема лишь за то, что один из них изнасиловал их сестру! Почему же вы молчите?!"
И Матитьягу с сыновьями стало стыдно. Их было всего шестеро, но они выступили против могущественной империи – и победили. Стыд – великая вещь.
К чему я вдруг вспомнил о Маккавеях? Вроде до Хануки еще далеко. А вот к чему.
Летом 2017 мы стали свидетелями бурных событий на Храмовой горе и вокруг нее. 14 июля были убиты два израильских полицейских-друза. Там, где стоял наш Храм, арабы устроили бойню. Друзская община зашлась в негодовании. Власти поставили металлодетекторы. Весь мир ополчился против Израиля. И лишь наши раввины, наши пастыри молчали. Далее – мусульмане во всем мире встали на уши, в столицах окрестных стран сжигались израильские флаги, в Чечне Кадыров объявил (ко всеобщей радости местных жителей) о своей готовности покинуть президентское кресло и грудью лечь на амбразуру Аль-Аксы, буде там найдется хоть одна амбразура. Пастыри молчали. Затем арабы били полицию, а полиция арабов, Биби твердо объявлявший, что не уберет детекторы, столь же твердо их убрал, на Храмовой горе арабы устроили драку с евреями.
И тут наше духовное руководство, как Биламова ослица, вдруг заговорило. Терпение, очевидно лопнуло, и сто двадцать раввинов, включая главного ашкеназского раввина Израиля Давида Лау и главного сефардского раввина Ицхака Йосефа подписали письмо, гневно бичующее… нет, не арабов, хас ве халила, а евреев, поднимающихся на Храмовую гору.
Они пишут буквально следующее: "После того, как Храмовая гора, по милосердию Всевышнего, оказалась в нашем владении, многочисленные представители еврейского народа хотят своими глазами увидеть место, в котором находился Храм. Многие из них поднимаются на территорию Храмовой горы, несмотря на то, что на протяжении всех поколений нам запрещено делать это из-за запрета осквернять святое место...
Со временем евреи утратили точные данные о том, где именно находился Храм. Поэтому посещение Храмовой горы и случайное попадание на место, где раньше находилась Святая Святых, чревато наказанием “карет” (отсечением души от Источника жизни). Поэтому мы в очередной раз напоминаем всем, мужчинам и женщинам, о тяжести запрета и о том, что необходимо испытывать трепет перед святостью места… Да удостоит нас Всевышний полного Избавления в заслугу соблюдения этого запрета, чтобы мы с радостью смогли взирать на отстроенный Храм и служить там Б-гу полным сердцем».
Я не собираюсь открывать дискуссию, можно или нельзя подниматься еврею на Храмовую гору, правы ли последователи Рамбама, поднимавшегося на Храмовую гору или последователи прочих духовных авторитетов прошлого, запрещавших это, точны ли расчеты рава Ицхака Шилата, позволяющие выяснить, куда нам можно подниматься, а куда – ни-ни, или лучше быть тем береженым, которого Б-г бережет, и не покажем ли мы поднявшись на Гору, даже если выполним все предписания, нерелигиозным товарищам дурной пример, который, как известно, заразителен. Я хочу задать лишь один вопрос:
" А ИМ можно?"
В 1871 году в Иерусалиме был обнаружен камень с надписью по-гречески. В переводе на русский надпись означала: "Ни один инородец не имеет права входить в галерею вокруг Храма и внутрь ограды. Нарушитель будет сам повинен в собственной смерти, которая за этим последует!" В 1936 году нашли еще одно подобное "объявление". А две тысячи лет назад этот же текст на латыни и греческом цитировал в своих книгах Иосиф Флавий. Где стояли подобные камни? Дворы вокруг Храма шли концентрическими кругами. В самый внешнем кучковались неевреи.
Дальше, за оградой, шел женский двор, затем – "Территория Израиля" и, наконец, место, где могли появляться лишь священники, коэны. Ну, и самое главное – Святая Святых, куда, как известно, раз в году, в Йом Кипур заходил первосвященник, а больше никто и никогда. Итак, увы, Шекспиру, Баху и Циолковскому не светило пройти за невысокую ограду. Оставалось, подойдя к ней, помахать ручкой вслед не только Абрамчику из Касриловки, но и его Саррочке. Это в теории. На практике, разумеется, все без малого две тысячи лет, пока Храмовая гора была в чужих руках, неевреи расхаживали по ней только так – и по территории коэнов и по Святая святых, строили там свои мечети - кстати, довольно красивые – и даже проливали кровь, например, кровь короля Иордании Аблаллы ибн Хуссейна, которого палестинские патриоты в 1951 пришили прямо на пороге мечети Аль Аксы – "суперсвятого места" для мусульман.
Но в 1967 настало чудное мгновенье! Как объявил командир парашютистов Мота Гур, "Храмовая гора в наших руках", или, выражаясь языком 120 пишущих раввинов "Храмовая гора, по милосердию Всевышнего, оказалась в нашем владении". Что можно было сделать с Храмовой горой в 1967 году на волне победы, на волне всеобщего восхищения в цивилизованных странах и полного отчаяния в арабском мире? Все. Можно было взорвать мечети, как предлагал рав Горен. Жалко, конечно, но сколько тысяч человеческих жизней – и еврейских и арабских – было бы спасено! Можно было бы закрыть территорию Горы для посещения и евреев и неевреев. Можно было бы попытаться восстановить разделение на дворы, существовавшее до разрушения Храма.
Ведь "Храмовая гора, по милосердию Всевышнего, оказалась в нашем владении", а значит, МЫ И НИКТО ДРУГОЙ ОТВЕЧАЕМ ЗА ТО, КАК НА НЕЙ СОБЛЮДАЕТСЯ ЗАКОН, ДАННЫЙ ВС-ВЫШНИМ!
Итак, что изменилось после того, как, выражаясь, языком раввинов, Вс-вышний проявил милосердие? Начнем с того, что далеко не все жаждали этого милосердия. Тогдашний Главный раввин Израиля Иссер-Иегуда Унтерман, вступая в свою должность за три года до Шестидневной войны, заявил: "Не приведи нам Б-г вернуться в Старый город ценой кровопролития. Нет, не силой оружия, но лишь по изволению Г-спода Благословенного, который пошлет дух Свой народам мир, дабы вернули они нас туда, к святыням нашим".
А мы еще возмущаемся даяновским "Зачем нам нужен этот Ватикан?"
Может быть, проблема в том, что рав Унтерман – хареди? Но, оказывается, больше всего против освобождения Старого города выступал тогдашний лидер религиозных сионистов Хаим Моше Шапиро. Он и лидеры других религиозных партий, понимаете ли, боялись, что ЦАХАЛ выйдет к Стене плача, протрубит в шофар, а потом Израилю придется уступить Старый город. И это станет для бедных евреев слишком большой травмой. Так что лучше оставить наши святыни арабам. Спокойнее.
А там, глядишь, и народы мира, осененные Духом… ну и так далее.
Вернемся к раву Унтерману. "Милосердие Вс-вышнего" для него не указ. Зажмурился – и нет милосердия. В июле 1967 он объявил, что, пока на Храмовой горе стоят мечети, Иерусалим нельзя считать освобожденным. "Придет праведный Машиах, устранит капища иноверцев, и будет воздвигнут Храм", - объявил он. Почему нельзя дожидаться Машиаха без капищ на Храмовой горе, пастырь не объяснил. Зато Главный раввинат уже через несколько часов после освобождения Старого города передал по радио предупреждение, запрещающее евреям подниматься на Храмовую гору. Затем было издано галахическое постановление: "Ввиду того, что святость Храмовой горы никогда не иссякала, недопустимо подниматься туда вплоть до воздвижения Храма". Евреям, разумеется. Арабы не осквернят. Даже объявление о запрете подниматься на Храмовую гору было вывешено на иврите и на английском. А арабов не замай!
Мне говорят, что правильно, мол раввины делают. Обращаться надо лишь к тем, кто послушает. А арабы, они все равно бы… Что – "все равно бы"? Это в шестьдесят седьмом-то году, когда арабы по их собственным свидетельствам, смотрели на евреев, как на богов, сошедших на землю, они стали бы сопротивляться? Не смешите мой молитвенный коврик!
Потребовались огромные усилия со стороны нашего религиозного истеблишмента, чтобы арабы вновь почувствовали себя хозяевами на Храмовой горе. Потребовался одобрямс, когда Моше Даян передавал ее иорданскому ВАКФу. Потребовалось потрясающее письмо Главного сефардского раввина Израиля с 1993 по 2004 годы Элиягу Бакши Дорона. В нем он писал влиятельным мусульманским шейхам: "Нам следует блюсти и почитать нынешний статус, оберегая святость Храмовой горы, известной иным как подворье мечети Аль-Акса. Равным образом нам следует остерегаться любых изменений этого статуса, ибо таковые могут осквернить святость данного места и привести к кровопролитию". Особенно хорошо эти строки звучат на фоне последних событий на Храмо… пардон, на подворье мечети Аль-Акса.
Но больше всего помогло мусульманам убедиться, кто в Доме хозяин, молчание. Ах, как классно, как красноречиво молчали наши духовные вожди. Десятилетиями. Молчали, когда арабская шпана на месте нашего Храма играла в футбол. Молчали, когда, решив открыть в так называемых Конюшнях царя Соломона новый подземный зал мечети “Аль-Акса”, ВАКФ в течение одной ночи вывез на 400 грузовиках 6 тысяч кубометров земли, вырытой из-под этой мечети самым варварским способом, и, вместе с ценнейшими артефактами времен Первого и Второго храмов, отправил на мусорную свалку. Молчали, когда там, где должно звучать пение левитов, звучали призывы вырезать евреев. Молчали, когда там опять пролилась кровь…
…И не сошли с ума, не поседели и глаз себе не выкололи вон!
Молчали, молчат и будут молчать. Молчать и оправдывать себя тем, что высшая ценность – человеческая жизнь, что все равно – плетью обуха не перешибешь... А Гора – не Мирьям. Она не сорвет с себя постылые мечети, не крикнет: "Вы отдали меня нееврею, чтобы он надругался надо мной! Стыдитесь! Ведь вы потомки Шимона и Леви…" Не крикнет. А если бы и крикнула? Может быть тогда бы им стало стыдно. А может и нет. Времена не те. Или пастыри.
"Новости недели", 10.17
Другие статьи А. Казарновского