“Другу из Израиля от представительницы еврейского населения России, которое верит, что придет то время, когда евреи соберутся под одним небом - небом Израиля” - выведено бисерным женским почерком на листе из блокнота. Другим почерком, торопливым, но твердым - на первой странице “Романа-газеты” с “Братьями Лаутензак” Фейхтвангера: “Расскажите детям Израиля о важной миссии возрождения народа”. Это лишь два из тысяч полученных израильской делегацией VI Международного фестиваля молодежи и студентов летом 1957 года импровизированных посланий, торопливо набросанных на случайных клочках бумаги, программках, книжных страницах и даже марках.
В тот год фестиваль проходил в Москве впервые. К его началу был построен знаменитый спорткомплекс в Лужниках и заложен парк Дружбы, 1-я Мещанская улица переименована в проспект Мира, а через- семь лет на карте города появится Фестивальная улица, ведущая к парку. И хозяева, и гости были полны надежд: фестиваль пришелся на начало хрущевской “оттепели”, сулившей демократические перемены. Совсем недавно, в 1956 году, на XX съезде был официально разоблачен культ личности Сталина. Из лагерей возвращались репрессированные, страна отстраивалась после войны. В том же 1957, буквально через пару месяцев после окончания фестиваля, Советский Союз запустил в космос свой первый спутник.
Гости фестиваля стали первыми, кто “пронес” за советский “железный занавес” джинсы, рок-н-ролл и юбки клеш. Кока-кола проникнет в Москву намного позже, во время Олимпиады-1980. Присоединившийся в последний момент к колумбийскому фольклорному ансамблю 30-летний и пока никому не известный Габриэль Гарсиа Маркес впоследствии так и назовет свое эссе о поездке на фестиваль: «СССР: 22 400 000 км без единой рекламы кока-колы!» http://noblit.ru/node/1010 Страна, несмотря на теплый прием и искреннее радушие советских людей (“казалось, мы попали в гости к сумасшедшему народу — даже в энтузиазме и щедрости он терял чувство меры”), произвела на будущего нобелевского лауреата довольно неоднозначное впечатление: “В тех случаях, когда мы оказывались втянутыми в гигантский механизм фестиваля, мы видели Советский Союз в его волнующей и колоссальной стихии. Но едва... попадали в круговорот чужой незнакомой жизни, обнаруживали страну, погрязшую в мелочном бюрократизме, растерянную, ошеломленную, с комплексом неполноценности перед Соединенными Штатами.”
Что касается советско-израильских отношений, то на момент открытия фестиваля их трудно было назвать дружескими. Хотя после смерти Сталина печально известное “дело врачей” было прекращено, а дипломатические отношения с Израилем - восстановлены, симпатии СССР были теперь на стороне Сирии и Египта. Совсем недавно закончилась Синайская кампания, в ходе которой Армия обороны Израиля нанесла поражение вооруженной лучшим советским оружием египетской армии. Хрущев в ярости угрожал термоядерными ударами Израилю и его союзникам - Англии и Франции. Но, несмотря на это, представители израильской левой молодежи все-таки приняли участие в Московском фестивале.
Путешествие израильской делегации началось на пароходе “Мармара”, который доставил их в город Искендерун на юге Турции. Оттуда они десять дней добирались до Москвы через Болгарию, Румынию и Украину. На некоторых станциях их поджидали взволнованные местные евреи, непонятным образом узнавшие о приезде делегации. Службы безопасности любым путем пытались предотвратить их контакты с израильтянами (например, на станции г. Яссы делегатам под предлогом эпидемии вообще запретили выходить).
В Унгене, на румыно-бессарабской границе сионистскую часть делегации задержали на двое суток якобы из-за “процедурных трудностей”, пока не прибыла вторая часть группы, состоявшая из коммунистов.
Наконец все препятствия были преодолены, и израильская делегация попала на церемонию открытия фестиваля. Одна из делегаток вспоминает:”Мы отправились в путь по улицам Москвы на грузовиках... Как легко было распознать евреев по их глазам и улыбкам, по их взволнованным рукопожатиям, обрывкам идиша и иврита, приветствиям “Шалом алейхем!” и “Ам Исраэль хай!”
Множество евреев стояло по обеим сторонам улиц. Они вновь и вновь пытались прорваться сквозь милицейские кордоны, чтобы пожать израильтянам руки, обнять, передать свои трогательные короткие записки.
Израильская делегация состояла из 200 человек, однако в действительности представляла собой две различные делегации - коммунистов и сионистов-“халуцим”(“пионеров”), представителей киббуцного движения. И тех, и других было по сто человек. Арабы входили в обе группы. Коммунисты и “пионеры-сионисты” во время всего фестиваля практически не общались, а их группы никогда не смешивались. Их было легко отличить даже внешне: грудь коммунистов украшали значки с изображением Маген Давида, а сионистов - меноры. Советские евреи быстро догадались, кто есть кто. Записки с изъявлениями любви к земле праотцев передавали сионистам, а те из коммунистов, кто владел идишем, при первой возможности пытались объяснить счастливым жителям Советов, что “в Израиле все плохо” и стремиться туда совершенно незачем. Сионистская группа, естественно, вела себя абсолютно противоположным образом. В качестве сувениров для советских евреев они привезли с собой брошюрку “Письма из Израиля”, содержавшую несколько завуалированный из понятных соображений призыв к репатриации, песенник и еврейский календарь.
По впечатлениям Гарсиа Маркеса, “фестиваль стал спектаклем для советского народа, в течение 40 лет оторванного от всего света. Все хотели увидеть, потрогать иностранца, удостовериться, что он сделан из той же плоти и крови. Мы встречали русских, никогда и в глаза не видавших иностранца. В Москву съехались любознательные со всех уголков Советского Союза. На ходу они изучали языки, чтобы разговаривать с нами”.
Однако огромные толпы русских евреев, осаждавших израильскую делегацию, выделялись даже на общем фоне. В отличие от остальных советских людей, ими двигало не одно лишь любопытство: эти “иностранцы из плоти и крови” были также и их собственной плотью и кровью. И это горячий интерес был взаимным. “Мы отправились на фестиваль с двойной миссией: рассказать о том, как жизненно необходим для Израиля мир, и встретиться лицом к лицу с советским еврейством. Мы не знали точно, как это произойдет. Мы не знали даже того, какое горячее еврейское сердце бьется в нашей груди” - говорится в начале документального фильма, посвященного фестивалю. Большинство делегатов-сионистов были юными сабрами, т. е. уроженцами Земли Израиля, впервые пересекшими ее границу ради этой важной миссии.
Член делегации Янкеле Декель вспоминает более чем через полвека:”Мы - уроженцы страны, впервые пересекшие границу государства, были взволнованы даже больше, чем евреи, окружавшие нас... Беседы советских евреев с сабрами велись на невнятном идише, но даже его было достаточно, чтобы сблизить сердца.”
Художественным руководителем сионистской части делегации стал 35-летний Зээв Хавацелет, член киббуца “Бейт-Альфа” на севере Израиля. Как и у многих молодых израильтян, его ивритская фамилия вызывала ассоциации с миром ТаНаХа и природой Израиля (“хавацелет” - ивритское название саронской лилии, упоминаемой в Песне Песней). Эта поездка была в биографии Хавацелета не единственной: с аналогичной миссией он ездил с израильскими группами на фестивали демократической молодежи в Будапешт, Бухарест и Варшаву. Именно Хавацелет, необыкновенно одаренный сразу в нескольких областях артист (он был поэтом, кинорежиссером, танцором и хореографом) снял документальный фильм об израильской делегации. Вернее, о сионистской группе, входившей в ее состав. Семиминутный фильм, который сегодня можно посмотреть на Youtube, так и называется: “Делегация сионистов-“халуцим”.
В составе израильской делегации приехало сразу несколько творческих коллективов: йеменский ансамбль, арабская танцевальная группа из Галилеи, хор. Кроме них, в выступлениях участвовали аккордеонист, барабанщица и замечательная молодая певица Рема Самсонов. Вообще артисты составляли подавляющее большинство “сионистской” группы - их было 90 человек. Десять остальных во главе с Давидом Сореком (Шорхом) осуществляли “командно-техническую” функцию. 26-летний Давид, уроженец местечка Хотин, потерявший в годы Холокоста почти всю семью, репатриировался всего за 11 лет до поездки на фестиваль. На встречу с Давидом приехал тогда в Москву его “невыездной” брат Семен с семьей. Эта поездка станет для Давида Сорека-Шорха далеко не последней: всю свою дальнейшую жизнь он посвятит борьбе за репатриацию советских евреев.
Делегацию коммунистов возглавлял Яир Цабан, тогдашний член Кнессета.
Программа фестиваля включала множество выступлений: танцев, песен и спортивных соревнований, проходивших и в залах, и под открытым небом, в которых участвовали представители всех делегаций.
Израильские артисты получили на фестивале много наград. Больше всех зрителям запомнилось выступление Ремы Самсонов - ее наградили золотой медалью за исполнение на идиш песни узника Краковского гетто Мордехая Гебиртинга “Унзер штетл брент” (“Горит наше местечко”). Кроме нее, “золото” досталось киббуцному ансамблю, йеменской танцевальной группе и талантливой барабанщице Рути Гринман. Арабские танцоры из Галилеи и хор завоевали серебряные медали.
Танцоры-киббуцники исполняли современный “сельскохозяйственный” израильский танец, в которых девушки изображали растения, а парни - сборщиков урожая. В репертуаре артистов были и традиционные ближ невосточные танцы вроде знаменитой “Дебки”.
“Нет слов, чтобы передать, что значили еврейские песни и танцы для советских евреев. Живые люди из страны праотцев!” - говорит один из героев фильма. И, действительно, каждое выступление собирало полные залы, а сотни людей толпились снаружи из-за нехватки места. Чтобы предотвратить нежелательные контакты, власти в последний момент переносили концерт израильтян в другой зал, не указанный в программке, но большинство зрителей каким-то чудом узнавали об этом и перемещались на новое место вслед за артистами.
Вспоминает знаменитый израильский лингвист Барух Подольский:”...с уже купленными билетами я приехал на концерт в театр им. Пушкина, а там – пусто. Топчутся в растерянности несколько евреев. Выясняется, что концерт перенесён в театр Советской армии. Мчимся туда – площадь перед театром битком набита возбуждёнными евреями, сам театр плотно окружён даже не милицией, а цепью солдат, взявшихся за руки. Мы размахивали купленными билетами – бесполезно. В зале оказались только те, кто приехал задолго до начала концерта. Такими счастливчиками были и мои родители.
Но мы не уходили. Стояли и ждали конца концерта... Наконец концерт закончился, из театра повалила толпа, я нашёл своих родителей, и они рассказали, что зал был набит битком – пожарниками, милиционерами и другими «идейно проверенными лицами. Все мы понимали, что в этой толпе количество агентов КГБ даже больше обычного, но ведь мы ничего незаконного не делали – даже с точки зрения КГБ!”
Некоторые из членов делегации отправились в субботу на молитву в синагогу на улице Архипова (к фестивалю ее, как и большинство московских храмов всех конфессий, “на всякий случай” подновили и покрасили). Нескольких из них вызвали к чтению Торы, и они вышли, закутавшись в привезенные из Святой Земли талиты, что до слез растрогало молящихся.
Израильтяне приняли близко к сердцу бедственное положение советских евреев. Израильский поэт Йехиэль Мор, вдохновленный рассказами делегатов, написал в соавторстве с композитором Моше Виленским песню “Встреча на чужбине”. В ней рассказывается о советских евреях, встретившихся с израильтянами на Красной площади, их тоске по Земле Израиля, страстном желании облобызать хотя бы землю на подошвах сандалий юных посланников и незабываемой для молодых людей молитве в Московской синагоге.
8.2020