Глава 28.“Кровавый конвой”

1. Первые бои операции “Харэль”

15 апреля ПАЛЬМАХ начал операцию "Харэль”, по имени которой была названа и новая бригада, которой командовал Рабин. В ночь с 15 на 16 апреля 4-й батальон атаковал деревню Сарис и взял ее без особых затруднений. Жители бежали, не оказав серьезного сопротивления. Днем 5-й батальон Русака занял "арабскую Хульду" и взорвал арабские дома между Хульдой и Экроном. Так началась систематическая борьба за создание "коридора" вдоль иерусалимского шоссе (1). Однако этого было недостаточно. Требовалось выполнять одновременно две задачи: установить контроль над дорогой (что требовало времени) и провести в Иерусалим конвои немедленно. Бен-Гурион хотел, чтобы конвои вышли 14, 15 и 16 числа. Алон предложил отсрочить выход на 17, 19 и 20 (и дополнительный конвой 22 числа), чтобы успеть атаковать арабские базы вдоль шоссе. Конвои вышли согласно графику Алона (кроме последнего, который не вышел вообще), но арабские базы не были атакованы.

17 апреля вышел первый конвой. Он доставил в Иерусалим 550 тонн продуктов (т.е. на 5,5 дней, считая по 100 тонн на день). Напротив деревни Бейт-Махсир конвой был обстрелян, но обошлось без потерь. В 11:25 он прибыл в Иерусалим и уже в 17:20 выехал обратно в Тель-Авив. Он был снова обстрелян, на этот раз у деревни Дир-Айуб. Снова обошлось без потерь. Действия арабов, несмотря на их неэффективность, показали, что они уже оправились от шока поражений.

Табенкин в докладе Рабину правильно оценил ситуацию: "тенденция противника - большие атаки в районе Баб эль-Вад. Атаки будут продолжаться до 20 числа". Оценка Рабина была совершено иной (доклад Ядину и Алону): "Противник прекратил организацию больших нападений и созыв ополчения; он ограничивается обстрелом конвоев. Деревни укрепляются из страха перед нашими атаками".

Безуспешная атака на деревню Цова

Деревня Цова расположена в полутора километрах к юго-западу от Кастеля, на вершине холма. Было принято решение взять деревню, чтобы расширить коридор вдоль шоссе и снять угрозу атаки на Кастель. Жители получили подкрепление из добровольцев Арабского Легиона, деревня была окружена каменной стеной. Судя по всему, инициатива атаки принадлежала Табенкину. Генеральный штаб дал указание прежде всего уничтожить деревни Бейт-Икса и Бейт-Сурик, откуда можно было обстреливать шоссе. Табенкин объяснил впоследствии, что он предпочел Цову, чтоб прекратить обстрел Кастеля и открыть обходную дорогу в Иерусалим.

17 апреля из Кирьят-Анавим вышла боевая группа из состава 4-го батальона под командованием Амоса Хорева. Авангардное отделение продвигалось в пешем строю. Арабы встретили его редким огнем и бессмысленными криками: "Шошана! Шарток!" Крики должны были показать, что их не застали врасплох. Командир отделения Йосеф Бен-Маймон говорит, что он слышал целую речь на иврите: "Ребята, зачем вам умирать? Мама ждет вас. Возвращайтесь в Тель-Авив!" Ицхак Раhав был в штабе Хорева на дороге между Кастелем и Цова: "Мотке (командир взвода) передал по рации: "Сильный огонь, посылай подкрепление". Амос ответил: "Я не могу послать резерв, он охраняет штаб". Я сказал Амосу: "Не слышно выстрелов. Ему нужна только символическая помощь". Стрельба была несерьезная: выстрелы тут и там. Потом рассвело и мы вернулись в Кирьят-Анавим". Командир взвода Ицхак Ашкенази (это был его первый бой): "Арабы начали стрелять. Ребята говорят: "Не пойдем. Надо возвращаться". Мотке сказал: "Ребята! Отход!" Сейчас я думаю, что этот бой не требовал отступления. Арабы дали несколько выстрелов и бросили одну гранату". Командир отделения Кальман Розенблат: "Я думал, что надо продолжать, но Амос Хорев приказал отступать. Не было причин для этого приказа, мы могли взять деревню. Невозможно было понять, что произошло. В Кирьят-Анавим поползли слухи и шепотки. Многие говорили, что можно было взять деревню". Спустя много лет Табенкин объяснил: "Амос Хорев хотел отступить. Он описал мне положение, и я решил отступить. Я не знал, как воюют в дневное время, как берут днем укрепленную деревню". 18 апреля Рабин запросил Табенкина: "Сделано ли что-нибудь в Афинах (код деревни Цова)?" Табенкин ответил: "Из-за больших завалов не успели до рассвета и отступили от Афин".

На следующую ночь вышла новая группа, снова под командованием Хорева, на этот раз на броневиках. Броневики ехали без фар, но легионеры увидели красные тормозные огни и успели завалить дорогу камнями. Подрывник Ханох Косовский: "Броневики остановились. Я спустился искать мины. Увидел проволоку и начал разряжать мину. Я еще не успел кончить, как пришел приказ отступать". В перестрелке был убит один араб и двое ранены. Как и в прошлый раз, с рассветом Табенкин вернул отряд Хорева. 19 апреля Табенкин послал радиограмму Рабину: "Афины хорошо подготовлены к обороне. Наши части натолкнулись на плотный огонь. Была возможность прорваться, но только ценой больших потерь. Было решено вернуться и атаковать снова через несколько дней". (Цова была взята только 13 июля) Спустя много лет, Табенкин признал свою неудачу: "Мы имели подавляющее превосходство в числе бойцов и мощности огня, но не сумели реализовать его".

В западном секторе Русак взорвал дома в деревне эль-Кубаб и в военном лагере вади Сорек, а также атаковал деревню Бейт-Джиз. Снова жители деревни бежали, прежде чем атакующие вошли в деревню.

Второй конвой

После первой неудачи у "Афин" и после того, как разведка донесла о росте военных сил в арабских деревнях вдоль шоссе, Алон предложил прекратить на время конвои в Иерусалим. 18 апреля он послал письмо Ядину: "Ясно, что не следует продолжать посылку конвоев, пока мы не сможем нанести удар по бульшей части баз противника, вызвать переселение беженцев (трансфер?) и отступление вооруженных сил. Объем наших сил не позволяет одновременно удерживать позиции и производить атаки. Если выйдет колонна, она будет атакована, и вновь повторится трусливое поведение водителей. Мой вывод: отложить конвой на несколько дней, а пока что усилить наши атаки. Насколько мне известно, в Иерусалиме имеется запас продовольствия, и нет смысла торопиться".

Многозначительна попытка прикрыться "трусостью водителей". Следует также учесть, что конвой 17 апреля привез продовольствия всего на 6 дней, не восполнив даже отсутствия конвоев с 9 по 17 апреля. Но и помимо этого, Алон, видимо, не учитывал главного: генеральный штаб планировал большое наступление в районе Иерусалима. Поэтому Ядин игнорировал мнение Алона. Скрепя сердце, Алон признал, что Рабин уже не подчиняется ему: "Действуй в соответствии с приказами генерального штаба и его оперативного отдела от 18 апреля". Рабин суховато ответил: "Подтверждаю получение твоих указаний". Оба понимали, что Алон более не вмешивается в дела иерусалимского шоссе.

19 апреля второй конвой операции “Харэль” прибыл в Иерусалим. Относительно этого конвоя есть существенные “разночтения”. Офицер разведки бригады “Эциони” Ицхак Леви (Левица) говорит, что в Иерусалим приехали на нескольких броневиках офицеры бригады “Харэль”, и вечером броневики вернулись в Хульду. Историк Арье Ицхаки и Рабин говорят о гигантском конвое из 300 машин, которые привезли в город 1000 тонн довольствия. Леви подтверждает свою версию ссылкой на оперативный журнал бригады, в котором должны были бы отметить операцию по разгрузке 300 машин. Он утверждает, что Ицхаки и Рабин использовали неточные данные “Книги Хаганы”. Так или иначе, несомненно, что арабы готовились к серьезному бою. Известно, что в районе Баб эль-Вад появились новые силы: 1-я рота батальона "Ярмук" (Армия спасения Палестины) и иорданские бедуины шейха Харуна ибн-Джази (в прошлом офицер Арабского Легиона).

Эти данные подтверждались своеобразной “разведкой боем”, которую произвели оперативный офицер бригады "Харэль" Итиэль Амихай и Бен Дункельман (2). Вечером 19 апреля они возвращались на броневике в Хульду. Дункельман (книга воспоминаний "Двойная верность"): "Во имя неба! Как мы проведем здесь нагруженный конвой? Шоссе выглядит, как дорожка для бега с препятствиями, извивается и ползет по крутым подъемам, огибает скалы и вынуждает ехать на низкой передаче. Хуже того, над дорогой высятся крутые склоны, поросшие частым лесом, и между скал - идеальные огневые позиции. Мертвая тишина стояла вокруг". Фактически Дункельман свидетельствует, что благополучный проход первых двух конвоев был счастливой случайностью. Что касается тишины, то она продолжалась не очень долго.

Амихай приказал водителю заехать на бензоколонку на выходе из Баб эль-Вад. Он выскочил из броневика, побежал с зарядом взрывчатки к станции, зажег шнур и вернулся. Дункельман: "От взрыва закачался броневик. Я оглянулся: бензостанция превратилась в море огня. Через секунду пришли в себя арабские стрелки и открыли огонь. Видимо, при виде еврейской наглости они забыли о приказе не открываться раньше времени. Пули застучали, как град, по стенкам броневика. Обстрел подтвердил, что арабские стрелки притаились на склонах и ждут нас".

В ночь на 19 апреля в Хульде состоялось совещание командиров, обсуждали возможности и опасности нового конвоя. Бен-Гурион присутствовал на совещании и требовал выхода конвоя. Многие командиры были настроены скептически: "Если колонна выйдет завтра, это будет самоубийство", - говорили на совещании, но Бен-Гурион настоял на своем. "Будущее Иерусалима находится на чаше весов. Конвой обязан пройти любой ценой". Бен-Гурион не только послал других в бой, он сам поехал в колонне в одной из первых машин, не взирая на возражения Ядина, Галили и других. Они опасались, что Бен-Гурион может "застрять" в Иерусалиме, как три недели тому назад "застрял" в Гуш-Эционе Игаль Алон. Но Бен-Гурион поехал в Иерусалим. Он хотел находиться в критическом пункте кампании. Этим решением Бен-Гурион доказал, что он достоин называться народным лидером, что он по праву считается верховным командиром Войны за Независимость. Своим решением Бен-Гурион вынудил Рабина бросить бригаду "Харэль" в бой, который он считал решающим сражением войны.

И все же для ведения войны не достаточно решительности и личной храбрости. Нужна предварительная подготовка, нужно понимание текущей обстановки и достоверная информация. Этого не было у Бен-Гуриона в Хульде 19 апреля 1948 г. Он верно определил критическое место кампании в плане географическом. Есть весьма веские сомнения, правильно ли он определил критическую точку во времени. И Бен-Гурион, безусловно, ошибся, доверив решающее сражение войны Ицхаку Рабину. Разумеется, его "кормили" недостоверной информацией, но это в общем входит в "правила игры". Гражданский политический лидер, руководящий войной, должен обладать достаточными знаниями и интуицией, чтобы видеть правду сквозь мифологию отчетов своих генералов(3).  

2. Третий конвой, 20 апреля

Судя по всему, Рабин не был доволен решением Бен-Гуриона и опасался за судьбу конвоя. Но Рабин был солдатом, и, получив приказ, он обязан был выполнить его наилучшим образом. За 5 месяцев войны Хагана уже накопила опыт обеспечения конвоев и порядок, установленный Рабиным 19 апреля в Хульде, выглядел вполне логичным. "Общая задача: обеспечить свободный проход конвоя в Иерусалим и обратно. Следует обеспечить полный контроль над всем шоссе, учитывая, что кабины водителей грузовиков небронированы". 5-й батальон Русака должен был занять позиции от Хульды до Латруна. Батальону Табенкина Рабин приказал выслать патрули в секторе от Баб эль-Вад до Иерусалима. Кроме того, Табенкин должен был не позднее 4:00 занять ряд позиций вдоль шоссе и держать в Кирьят-Анавим резерв: роту с двумя броневиками, снабженными станковыми пулеметами. 54-й батальон (бригада "Гивати") должен был обеспечить сопровождение внутри колонны. Легкие самолеты должны были вести разведку и бомбардировать обнаруженные арабские силы.

Как уже сказано, план выглядел логичным, но настораживал его "абстрактный характер": он не принимал во внимание информации о том, что арабы уже заняли позиции на склонах гор вдоль Баб эль-Вад, и что они уже достаточно дисциплинированы, чтобы "пропустить" авангард, дожидаясь главной "добычи". Концентрация арабских сил должна была бы вызвать соответствующую концентрацию сил обеспечения. Это, безусловно, означало вступление в бой с арабскими силами. Этот момент никоим образом не отражен в приказе Рабина. Однако нельзя сказать, что данная информация совершенно исчезла из поля зрения командования. Единственная позиция, которую занял 4-й батальон, была выбрана на почтительном расстоянии от Баб эль-Вад. Там не угрожала опасность столкновения с арабской засадой в проходе, но зато и не было возможности помочь атакованному конвою.

Однако уже почти без всякой связи с тем, как был составлен план, следует отметить, что он не был выполнен. Это произошло частично из-за распоряжений, которые Рабин получил в последний момент, а частично из-за того, что Табенкин действовал, не считаясь с приказами своего комбрига. В военных структурах вина за такое положение ложиться на обоих - и на "непокорного" подчиненного, и на "безвластного" командира.

4-й батальон атакует Бейт-Сурик и Биду

В ночь на 20 апреля 4-й батальон атаковал деревни Бейт-Сурик и Биду в полном противоречии с указаниями своего комбрига. Действия Табенкина стали одной из причин разгрома конвоя 20 апреля, поэтому Табенкин был вынужден объяснить свои решения. "Я не имел отношения к конвою. Я должен был выбрать между атакой деревень Бейт-Махсир или Бейт-Сурик (обе деревни удалены от шоссе). Я выбрал Бейт-Сурик, потому что Бейт-Махсир находится у Баб эль-Вад (т.е. именно там, где была приготовлена арабская засада), а там уже давно не было нападений на конвои (17 апреля там был обстрелян конвой). Согласно сведениям разведки, Бейт-Сурик был центральной базой арабских сил. Решение идти на Бейт-Сурик принял я сам".

Неясно, была ли эта атака согласована с Рабиным. Если Рабин действительно утвердил атаку, или даже не запретил ее, то его приказ от 19 апреля был невыполним. Другими словами - составляя приказ, Рабин писал некий формальный документ, не имевший отношения к реальности. Во всяком случае, он должен был знать о планируемой атаке. Утром 19 апреля, еще не получив приказа о порядке обеспечении конвоя, Табенкин доложил Рабину: "150 вооруженных арабов в Бейт-Сурик и 150 в Биду собираются атаковать пограничные кварталы Иерусалима и еврейские машины в Баб эль-Вад". Таким образом, Табенкин своей атакой предполагал "рассеять" 300 вооруженных арабов Бейт-Сурик и Биду (4). Но при этом он оставлял без прикрытия конвой. 19 апреля в 17:20 Табенкин запросил: "Выйдет ли конвой завтра?" Рабин ответил в 20:30: "Батальон Русака поднимается завтра в Иерусалим". Таким образом, Табенкин знал, что конвой придет. Но вместе с тем ответ Рабина извещал об изменениях в дислокации сил: по предварительному плану 5-й батальон Русака должен был остаться "внизу". Табенкин мог решить, что "старый" приказ де-факто отменен, и что конвой может защитить себя собственными силами, которые включали весь 5-й батальон и роту 54-го батальона. Эта ошибка имела роковые последствия.

Небезынтересно отметить, что Рабин задним числом оправдывает Табенкина: "Теперь нам известно что в засаде должны были участвовать гораздо бульшие силы. Атака 4-го батальона на Бейт-Сурик и Биду вынудила противника вернуть значительные силы в этот сектор. Нет сомнения, что отвлекающая операция облегчила положение конвоя и, возможно, предотвратила тяжелую катастрофу ("Книга ПАЛЬМАХа", т.2, стр.9-10). Оправдывая Табенкина, Рабин задним числом оправдывает и себя. Иначе ему пришлось бы признать одно из двух: либо он утвердил операцию Табенкина, либо он не контролировал действия батальонов своей бригады.

Атака 4-го батальона была осуществлена в ночь с 19 на 20 апреля силами трех рот при поддержке 3-дюймовых минометов и "Давидки". Минометы доставили на броневиках из Маале hа-Хамиша через позицию английской армии, известную под названием "Радар" (5). Рота Бен-Пората блокировала подходы. Рота Банера должна была участвовать в атаке, но по дороге она повстречала группу арабов. Рота залегла, и арабы прошли не заметив ее. Из-за этой заминки Банер опоздал к началу атаки. Из двух атакующих рот осталась только одна - рота Хаима Познанского (Поза). По радио Табенкин отдал приказ атаковать. Минометы выпустили несколько мин, рота Позы поднялась в атаку и после короткого боя захватила деревню Бейт-Сурик.

Раанана (оперативный офицер 4-го батальона): "Поза взял деревню почти без сопротивления". Подрывник Косовский: "Всю деревню мы не смогли взорвать, но мы взорвали много домов и колодцев. Привезли коз в Маале hа-Хамиша". Яаков Заhави свидетельствует, что подрывники взрывали дома вместе с жителями и, что он сам участвовал в этом. Оставшиеся в живых бежали. Ранним утром 20 апреля Табенкин доложил Рабину: "Ночью мы взяли Бейт-Сурик. Сейчас мы поджигаем деревню и взрываем дома".

Жители деревни Биду видели что происходит в Бейт-Сурик и бежали. Два снайпера продолжали обстреливать из окна роту Банера. Рассказывает Ури Бугин, командир расчета "Давидки": "Раанана был с нами. Мы просили: "Дай нам послать 3 мины, и ты увидишь, как все убегут". Мы сумели убедить его. Там было открытое поле, и мы “работали” под огнем. Установили "Давидку" и начали обстрел деревни. Арабы бежали". Банер: "На рассвете мы заняли высоту над деревней. Сама деревня была взята без боя". Подрывники взорвали дома, чтобы жители не вернулись.

Газета "hа-Арец" писала: "Бейт-Сурик и Биду взяты. После того как наши силы призвали женщин и детей покинуть деревни, был открыт убийственный огонь с позиций, захваченных после полуночи. Из деревень вели сильный ответный огонь. Наряду с местными жителями в деревнях находились банды сирийцев и иракцев. Подрывники взрывали отмеченные дома. Дома обрушились и похоронили десятки арабов. Началось паническое бегство "Армии спасения". Силы Хаганы вошли в деревни и собрали трофеи. В полдень они оставили деревни". Итак, было известно, что в ночь на 20 апреля Хагана взрывала дома вместе с арабами. То же самое было за 10 дней до этого в Дир-Ясине, но там действовали "сектанты", и поэтому это считалось "резней" и "фашистским варварством". Перед нами типичная техника "обработки" фактов в соответствии с "социальным заказом" идеологии.

Организация конвоя. Бен-Гурион вмешивается

Вернемся в киббуц Хульда. 19 апреля уже после того, как Рабин составил распорядок движения конвоя, Бен-Гурион снова смешал карты. Он потребовал, чтобы 5-й батальон поднялся с конвоем в Иерусалим. Для Рабина это означало, что батальон не сможет занять позиции вдоль шоссе от Хульды до Латруна. План пришлось срочно менять. Западный сектор шоссе остался без прикрытия, впрочем, конвой прошел его без "приключений".

Тут было выдвинуто требование: использовать до предела возможности грузовиков. Рабин уступил, и 5-й батальон был равномерно распределен по машинам. В результате из регулярной военной формации, подчиненной командирам, он превратился в собрание независимых групп, не способных вести согласованные действия.

Утром 20 апреля Рабин уже знал (по крайней мере, должен был знать), что батальон Табенкина действовал этой ночью. Следовательно, не приходилось рассчитывать ни на патрули, ни на резерв в Кирьят-Анавим. В один момент развалился весь план Рабина, и вопреки урокам 5 месяцев войны, колонна 20 апреля вновь полагалась только на силы сопровождения внутри конвоя.

В довершение всех бед в Хульде "взбунтовались" радисты. Их "одолжили" в бригаде "Александрони", и теперь они объявили "забастовку". Не помогли ни уговоры, ни угрозы оружием. Колонна вышла в путь без опытных связистов, в результате рации не действовали, и военная формация 5-го батальона рассыпалась окончательно.

Водитель Нисим Автальон приехал в Хульду уже после того, как большинство машин вышло в путь. В спешке на его грузовик погрузили полевую кухню и личные мешки солдат. На верху всей этой кучи уселись 10 бойцов и девушки-солдатки. Не у всех было оружие. У Нисима его тоже не было. Он не получил никаких инструкций на случай столкновения с арабами. Кроме того, у них не было связи с авангардом. Рабин в своем белом джипе ездил взад-вперед вдоль колонны.

3. Адвокат Эмиль Гури победил ПАЛЬМАХ

Это был самый большой конвой, поднимавшийся доселе в Иерусалим. Он насчитывал 350 машин и растянулся на 15-20 км. Впереди на броневиках ехала рота Оли Гивона, за ней - бронированный автобус, в котором сидели Бен-Гурион, Ицхак Садэ и другие члены национального руководства. За ними шли машины (частично небронированные), на которых были разбросаны бойцы 5-го батальона. Замыкали колонну машины с солдатами 54-го батальона “Гивати”. Там были много девушек, бульшей частью невооруженных. Колонна двигалась к входу в теснину Баб эль-Вад, где ее поджидала арабская засада. Она шла навстречу катастрофе, которую Рабин и Табенкин "совместными усилиями" сделали почти неминуемой.

Только одно усиленное отделение послал Табенкин для обеспечения прохода Баб эль-Вад. По свидетельству командира (Йосеф Яhалом) оно вышло из Кирьят-Анавим в 4:30 пешком (броневики были заняты в Бейт-Сурик и Биду!), на позицию пришли в 6:10. Они должны были отрезать жителей деревни Бейт-Махсир от шоссе. Но "отрезать" было некого. Арабы уже сидели в засаде. Отделение, удаленное от места боя и лишенное транспортных средств, ничем не могло помочь конвою. В 7:45 Яhалом услышал выстрелы в районе Баб эль-Вад. Из тылового штаба в киббуце Наан ему "разъяснили" по радио: "Люди конвоя стреляют в воздух". То было начало боя.

Арабская засада начиналась у деревни Дир-Айуб, к западу от Баб эль-Вад и тянулась на 2 км до прохода и к востоку от него. Овед Михаэли, командир авангардного взвода: "Напротив Дир-Айуб я увидел группу арабов. Остановил броневик и обстрелял их из пулемета. Они убежали. Меня это очень встревожило".

Арабы пропустили хорошо вооруженный авангард. Бен-Гурион приехал в Иерусалим и от станции "Эгед" пошел пешком в Сохнут. По дороге он зашел в магазин, и иерусалимцы с восторгом встретили его. Ни он, ни они не знали, что в это время арабы атакуют конвой. Бен-Гурион был уверен, что операция увенчалась полным успехом и записал в дневнике: "Были выстрелы у входа в Шаар hа-Гай (Баб эль-Вад), но никто не пострадал".

Арабскими силами командовал адвокат Эмиль Гури, и это был его первый бой. Он не получил "пролетарского воспитания" и не кончал командирских курсов ПАЛЬМАХа, но в бою 20 апреля он победил и Рабина, и Русака. Это не доказывает, что Гури был военным гением: ему противостояли командиры, которые по сути дела, были “политруками” (делегатами своих партий), их профессиональные способности были достаточно заурядны (6).

Главный удар Гури нанес по средней части конвоя. После первых удачных попаданий поврежденные машины загромоздили шоссе. К западу от Дир-Айуб арабы взорвали мостик и заперли колонну на узком шоссе между двух крутых склонов гор, поросших лесом. Гури заранее оборудовал и замаскировал позиции, поэтому ответный огонь не был неэффективным. Напомним, что водители сидели в небронированных кабинах (нередко на дорогах "мобилизовывались" первые попавшиеся машины). Не получив четких приказов, не имея "боевой задачи", водители и бойцы оставляли машины и искали укрытия. Конвой попал в "огневой мешок".

Описание этого этапа боя уже было дано нами в главе 2, и мы не будем повторять его здесь. Там же описано, как Рабин на своем белом джипе поехал в Кирьят-Анавим убеждать Табенкина организовать помощь. "Нормальный" командир бригады должен был бы отдать приказ, но - не Рабин, и - не Табенкину.

Итак, командир бригады оставил своих солдат на поле боя и уехал просить помощи (у своего же комбата). Поэтому я говорю, что Рабин бежал с поля боя. В 1991 г. состоялся публичный диспут, на котором Меир Паиль сказал: "Выражение "Рабин бежал с поля боя", - это грязь, которую изобрел Мильштейн. Факты говорят, что командир бригады помчался вперед за помощью. Благодаря этому пришло подкрепление, и спасли конвой. Рабин сказал, что устал и идет спать? Я не проверял, но допустим, что так - что с того? Люди были спасены благодаря его энергии! Это единственный критерий". Бывший командир иерусалимской разведки Ицхак Леви присоединился к мнению Паиля ("Девять мер",1991). "В обвинениях Мильштейна нет логики. Конвой был блокирован, дорога была забита поврежденными машинами, арабы были на господствующих позициях, и только подкрепление извне могло спасти колонну. Нужно было поехать в Кирьят-Анавим и вызвать подкрепление. Отважное предприятие, вне всякого сомнения. Останься он на шоссе, это не изменило бы ничего в положении колонны" (7). Автор этих строк готов поднять перчатку. Пусть эффективность организации помощи будет единственным критерием. Мы приведем свидетельства участников боя, из которых, как мы полагаем, станет ясно, что действия Рабина (равно как и Табенкина!) не были эффективны. Если мои оппоненты хотят оспорить этот вывод, они должны будут привести факты (свидетельства), а не общие рассуждения.

4. Вторая фаза боя. Помощь и эвакуация

Овед Михаэли, командир авангардного взвода, приехал в Иерусалим и только там узнал, что конвой блокирован у Баб эль-Вад. Он вернулся в Кирьят-Анавим. "По дороге в Кирьят-Анавим я видел ребят. Они лежали в роще. Они сказали мне, что в Баб эль-Вад есть проблемы. В Кирьят-Анавим я встретил Йоселе (Табенкина): "Что случилось?" - "Все в порядке. Узи Наркисс идет брать холмы, он очистит их" (8). Гаврош (один из командиров) сказал: "Я беру броневик с башней, тот, что мы украли у англичан, я иду наводить там порядок". Они оба думали, что на броневике с вращающейся башней можно покорить весь мир. На дороге от Кирьят-Анавим до Дир-Айуб я видел сожженные машины, ребята лежали в кюветах и стреляли в небо. Цвика Замир с отвагой выполнял функции командира отделения. Связывал кабелем машины (9). Огнем своего пулемета я прикрывал эвакуацию".

Командир отделения 4-го батальона Меир Авраhам (в отчете два дня спустя): "Я не получил указаний. Все действия были моей личной инициативой". Меир взял пять бойцов и спустился к Баб эль-Вад на одном из двух броневиков, которые Хагана "позаимствовала" у английской армии. Меир собрал много брошенного оружия. Арабские пули пробили его шины. Когда у него кончился боезапас, Меир стал возвращаться в Кирьят-Анавим. "Перед деревней Сарис английский броневик преградил шоссе. Направили на меня орудие и приказали: "У тебя есть две минуты, чтобы оставить броневик". Мы начали вести переговоры. Я достал гранату, вынул предохранитель и сказал: "Если не войдете в наше положение, я взорву себя и вас". Меир пытался даже подкупить англичан, но безрезультатно. Броневик был конфискован. Вместе с ним забрали английские винтовки, но оставили пальмахникам чешское оружие и стэны. Меир: "Это была травма. Из-за меня потеряли современный броневик. Я думал покончить с собой. Никто не расследовал, что произошло. Я написал общий отчет и - это все" (10). Авизоhар Нахшон, командир взвода в роте Познанского: "Вернулись из Бейт-Сурик. Нам сказали: "Поезжайте немедленно и спасайте конвой". Я спустился на броневике в Баб эль-Вад. Узи Наркисс остановил нас и приказал эвакуировать машину с мукой (11). Мы добрались до нее. Никто из нас не умел водить машину. Я сказал: "Прикройте меня". Выскочил из броневика и под огнем добрался до машины. Залез в кабину, завел и поехал на первой передаче. Броневик тем временем исчез, и я остался один. Стреляли по мне все время до Абу-Гоша. Там встретил своих. Англичане не верили, что я сумел довести машину. Теперь я уже считался опытным водителем и привел машину с мукой в Кирьят-Анавим".

Водитель Нисим Автальон: "Два часа мы провели под огнем у Баб эль-Вад. Потом кто-то пришел и сказал: "Кто может, пусть едет вперед". Я прыгнул в кабину и поехал. По нам стреляли из Дир-Айуб. Много машин стояло на дороге. Я обходил их то справа, то слева и продвинулся метров на 600 внутрь теснины. Пуля попала в радиатор, и мотор заглох. Вся колонна остановилась. Мы снова оставили машины и попрятались в канаве и за деревьями. Арабы стреляли и бросали гранаты. Мы слышали их крики: "Алейhум, Алейhум!" Ждали темноты, чтобы выйти из канавы. Я надеялся завести машину и ехать без воды. В 4 часа снова кто-то пришел: "Кто может, пусть едет". Я хотел открыть дверь кабины, и тут пуля попала мне в ногу. Я лежал на обочине, пока не подошел броневик и не забрал меня и других раненых. Нас привезли в амбулаторию в Кирьят-Анавим. Через два часа я сбежал оттуда. Вернулся в Баб эль-Вад спасать машину. Она была моим единственным имуществом. Люди остановили меня. Они сказали мне: "Не стоит идти дальше. Ребята жгут машины, чтобы не достались арабам". Я вернулся в Кирьят-Анавим и оттуда в Иерусалим".

Командир отделения броневиков Гершон Агмон: "Мне приказали привезти машину с определенным номером, она везла батареи для раций. Поехали на броневике и добрались до Дир-Айуб. Я нашел машину и сказал ребятам: "Возьмите ее на прицеп". Но никто не вышел из броневика. Я вышел сам и привязал машину. Пуля попала мне в ногу. В Кирьят-Анавим я увидел, что в машине три тонны шоколада, но там не было ни одной батареи".

Симон Рознер и Яаков Заhави рассказали, что Табенкин приказал конфисковать шоколад и послал его на склад в Кирьят-Анавим. Заhави объяснил: "Мы говорили, что если водители и бойцы бросили продукты, то они уже не принадлежат им, и их можно взять как приз за эвакуацию". Конфисковали не только шоколад, но и муку, сахар, оливковое масло. У нас ни в чем не было недостатка (12). Неудача конвоя и все, что случилось в тот день, осталось тайной. Йоселе и Бени Маршак дали нам понять, что это стыд, и что не надо говорить об этом. Только Большой Отец (комбат) решает о чем говорить, а о чем молчать, что правда, а что ложь".

Переводчик позволяет себе добавить еще одно свидетельство, полученное почти случайно. Свидетельство дано по-русски и сохраняет ошибки языка. Рассказывает Менахем Урман: "Я командовал броневиком. Приехал в Кирьят-Анавим, мне говорят: "Колонна застряла в Баб эль-Вад". Спустился до Дир-Айуб. Остановился, стреляю по деревне. В поле жита (как это сказать по-русски: "хита"?) раненые машут руками: ага! это наши. Кричу им: "Ползите под броневик". Вывел ребят наружу. Раненые через люк залезли в броневик, и он уехал. Лежим. Арабы атакуют, мы стреляем. Я строчу из пулемета и пою по-русски - "Я пулеметчик!" Они же сабры, не понимают, спрашивают: "Чего поешь?" Вижу, к ночи нас зарежут. Говорю: "Я иду, кто со мной?" Мне говорят: "Нет приказа". Я говорю: "Ты видишь рацию? Есть командир? Я иду". Нас собралось человек 20. Один водитель завел машину, мы залезли и поехали. Едем медленно. На подъеме все сошли. Идем. Я попросил воды, мне налили стакан водки. Ну, думаю, теперь ого! Арабы стреляют сверху и бросают гранаты. Ни х..! Они же сидят высоко, так гранаты взрываются в воздухе. Около насосной станции - там английский пост. Вдруг теймани с машины дал очередь. Ошибся или чего... Англичанин поворачивает пулемет. А я иду последним, и у меня в руках MG, такой длинный. Поднимаю на него ствол, и так мы идем. Когда мы прошли, он делает мне пальцем: "Молодец!", а я начал дрожать, как рыбка. Он же сверху, он меня уложит первым выстрелом. Пришел в Кирьят-Анавим. Один (он теперь в киббуце Эйн-Гэди) говорит: "Расскажи начальству!" Я говорю: "Ну его! Я иду спать".

Таковы свидетельства. В них не чувствуется ни твердой командирской руки (помимо конфискаций), ни дисциплины. Поэтому историк, оставаясь ученым, а не политиком, обязан прийти к выводу, что Рабин не организовывал помощи конвою. Скорее всего, в Кирьят-Анавим он был столь же бесполезен, как был бы и на шоссе. Если Паиль и Леви хотят опровергнуть этот вывод, они должны привести факты. До сих пор они приводили только общие философские рассуждения.

Результаты боя

250 машин добрались до Иерусалима и Кирьят-Анавим. 70 вернулось в Хульду, 30 осталось на шоссе, они были разграблены и сожжены. 10 человек погибло, 30 было ранено, из них трое умерли от ран. По сравнению с общим числом бойцов, это может быть не так уж и много, но среди них было много опытных командиров: Стоцкий, Арбели и другие. Был убит и Маккаби Моцри, помощник Рабина еще по командованию иерусалимским шоссе. 22 апреля Рабин докладывал Алону: "Мое положение - катастрофа. Я остался без денег и без помощника. Аппарат Менахема (очень интересное обозначение 5-го батальона) пострадал". Уже можно заметить, что Рабин находится в шоковом состоянии от неудачи в первом бою. Шок не прошел и в дальнейшем. Рабин явно боялся "проклятых мест": Баб эль-Вад и Дир-Айуб. Боялся не ("аналитическим") умом, а, что называется, "поротой задницей". В нормальной армии командира, который считает, что "его положение - катастрофа", стараются как можно быстрее удалить с театра военных действий. Но Хагана и ПАЛЬМАХ не были нормальной армией и даже гордились этим. Там действовали (и до сих пор действуют в ЦАХАЛе) иные нормы, критерии и соображения. Рабин продолжал командовать бригадой. Более того, уже 23 апреля, т.е. всего три дня спустя после поражения и всего один день после "катастрофического" доклада, он должен был командовать решающим сражением войны. Последствия мы увидим в главе 30.

---------------------------------------------------------
1. Задача не была осуществлена до 1967 г. Несмотря на огромные жертвы, так и не удалось взять укрепленный район Латруна. В соответствии с соглашением в Осло Латрун может вновь "вернуться" под арабский контроль. Чтобы "успокоить нервы" израильтян недавно была выпущена карта, где вопреки истории, "Латрунский выступ" отодвинут за пределы границы 1949 г. Чего не сделаешь ради сохранения власти?!
2. Доброволец из Канады, командовал батальоном во время Второй мировой войны. Командовал бригадой ЦАХАЛа и затем вернулся в Канаду.
3. В оправдание Бен-Гуриона можно сказать, что воспитанные в нормах политической агитации и незнакомые с этикой профессиональных офицеров, командиры Хаганы и ПАЛЬМАХа составляли отчеты, ставившие мировые рекорды в области мифотворчества.
4. Разумно предположить, что его беспокоила и судьба его собственной базы (Кирьят-Анавим), которая почти граничит с деревней Биду, чего нельзя сказать ни об Иерусалиме, ни о Баб эль-Вад. В последующих боях за Латрун Легион постоянно угрожал атакой на Кирьят-Анавим, отвлекая еврейские силы от основного театра.
5. Ныне поселение Хар-Радар. В 1948 г. там размещалось подразделение радиосвязи.
6. Среди их подчиненных были смелые и решительные люди, но они не были выдвинуты на ключевые посты. Их занимали политические и партийные креатуры, которые по неудачному стечению обстоятельств, не обладали военным талантом.
7. Вполне можно согласиться с Леви: пользы от Рабина ждать не приходилось. Но трудно согласиться с Паилем. Бойцу важно знать, что командир готов разделить с ним опасности боя. Немало командиров демонстрировали личный пример, лично рисковали, лично шли впереди и готовы были умереть вместе со своими бойцами. Личная храбрость является необходимым качеством боевого командира. Поэтому принципиально важно, что Рабин не вернулся к своим солдатам, блокированным у Баб эль-Вад. Табенкина тоже не видели на поле боя.
8. То есть была идея атаковать арабов через холмы. Она не была осуществлена. Взгляд на карту показывает, что эта атака не могла иметь большого значения.
9. В словах Михаэли слышен сарказм. Цви Замир был командиром батальона. Вспомним бой у Хульды, когда командир бригады Шаул Яфе действовал в качестве тракториста.
10. Один из броневиков "принадлежал" 4-му батальону, другой - бригаде "Эциони". Предполагалось, что они останутся в тайнике (склад соломы) в Кирьят-Анавим до полной эвакуации англичан. История броневика свидетельствует о панике и растерянности командиров (Рабина, Табенкина и прочих) и об общей анархии, воцарившейся в Кирьят-Анавим. Через 3 дня при сходных обстоятельствах (бой за Нэбэ-Самуэль, гл.30.3) был "потерян" и второй броневик.
11. Следовательно, Наркисс не вышел в атаку на высоты, занятые арабами. Дальнейший рассказ может пролить свет на причины его интереса к муке.
12. Излишне говорить, что мука, шоколад и пр. "принадлежали" не водителям и не бойцам 5-го батальона. Они предназначались для голодающего населения Иерусалима. Что касается Узи Наркисса, то он в последствии стал героем следующей истории. 6 июня 1948 г. патруль 4-го батальона под его командованием остановил джип, в котором был офицер разведки бригады “Эциони" и 68 винтовок для бригады. Джип и винтовки Наркисс конфисковал, а офицера побили и оставили на шоссе. Оправдывая Наркисса, Игаль Алон, прежде всего, упомянул о нехватке оружия в ПАЛЬМАХе (в бригаде "Эциони" его тоже не хватало) и затем напомнил, что Наркисс спас Гуш-Эцион 14 января (на самом деле это сделал Теппер) и дважды брал Кастель (на самом деле это сделал Раанана, и оба раза в Кастеле не было арабов). История 68 винтовок передана по протоколам правительственной комиссии расследования (Комиссия Гринбойма", Анита Шапира,1984,стр 99,119,181,186).