13. От единиц - к народу

    Здесь необходимо отметить основополагающую асимметрию между Б-гом и человеком. Она состоит не только в том, Кто кого сотворил или в степени могущества. Её внутренняя суть укладывается в одной фразе : человек Б-гоподобен, но Б-г не антропоморфен. Все образы Б-га в Танахе  - это не более, чем метафоры, иногда даже пророческие. Б-г запределен, нематериален, внепространственен. Б-г  за границами времени. Он не состоит из частей, а представляет собой абсолютное единство, душу творения.  (См. Рамбам .Комментарии к мишне. 13 принципов веры).

Такова же наша высшая душа, которая не более чем Его искра. Чем ниже мы опускаемся к нашему материальному составу, тем больше наше строение соответствует его эманациям,  связующим Вс-вышнего с нижним миром. Мы

Б-гоподобны  не по своим физическим органам, которых у Б-га не может быть (зачем Ему желудок?  Зачем ему печень? Зачем кишечник ? и  т. д.), а по заложенному в нас бессмертию, по способности свободного выбора, понимания добра и зла и абстрактного мышления. Во всем остальном мы уподоблены разным уровням Его творения, но не Ему самому. Иное понимание является не более чем пережитком язычества. Мы не можем познавать Запредельного непосредственно, а лишь по его проявлениям в этом мире, чем и наполнен ТАНАХ. Поэтому познание ТАНАХа дает для понимания Б-жественного больше любой умозрительной философии. 

Книга Шмот (Исход) параллельна книге Брешит (Бытие), но одновременно контрастирует с ней. Первая по порядку повествует о сотворении мира и человечества, вторая - о рождении еврейского народа. Первая говорит о теле мира, вторая - о его душе, о его внутренней сути, о смысле его создания. Не случайно с третьей по двенадцатую недельные главы, т.е. пять шестых первой книги Торы, повествуют о формировании семьи-эмбриона еврейского народа внутри человечества. И все-таки контраст разителен: там - индивидуумы, тут - нация, её назначенные свыше руководители и её коллективные враги. Нет ли чего-то порочного в этом коллективизме?

Борис Пастернак, гениальный поэт и литературный диссидент, который пытался избавиться от досаждавшего ему еврейства заигрыванием с христианством, сформулировал в знаменитом “Докторе Живаго” мотивы этого бегства так. Когда-то люди могли спасаться только скопом (отсюда - Исход). Теперь же мы настолько развились, что способны спасаться индивидуально. Отсюда вытекает необходимый переход от иудаизма к христианству (по Пастернаку).

Видимо, не случайно этому поэту не удалось стать философом. Он явно не в состоянии отличить повод от причины. Причиной бегства является тяжесть еврейской ответственности, и индивидуальной, и коллективной. А все остальное - подведение удобной идеологической базы под дезертирство. В общечеловеческом плане такую же

роль играет дарвинизм, за который цепляются, несмотря на его несостоятельность, даже очень умные люди, чтобы спрятаться от голоса Б-га в дерево (как Адам), в фауну и флору.

Дело не только в том, чтобы создать нацию как питательную и поддерживающую среду для идеи праведности, для связи с Б-гом и служения Ему, без чего древние праведники не могли нести свои идеи из поколения в поколение. Именно ее отсутствие явилось причиной потопа и Вавилонской башни.

Рав Штайнзальц справедливо отмечает, что если христианский бог воплотился в человеке, то Б-г евреев воплощен в Законе. Закон же дается не только для изучения. Изучение - лишь средство для его выполнения. Поэтому праведное судопроизводство - основа основ иудаизма в его воплощении. Но нет судьи без полицейского, и нет полицейского без державы. Держава же держится на двух ногах: народ и страна. Отсюда жесткая необходимость создать, избрать и то, и другое для осуществления идеи. Индивидуум, каким бы духовным или гениальным он ни был, не в состоянии разгромить врагов воплощения Б-жьего Закона в реальную жизнь общества, не может построить Храм, со всем великолепием служения, не удостоится установить Суд с необходимыми мерами принуждения. А без всего этого от Закона остается только бледная тень, только невоплощенная идея, которая в своем историческом ракурсе обнаруживает бессилие обожествленного человека. Неслучайно Пастернак в том же самом романе изображает жесточайшую мировую войну, которая ведется между самими же христианами уже на исходе христианской истории. Десятки миллионов жертв той бойни являются самым неопровержимым свидетельством того, что час мессианских пророчеств все ещё не настал. Попытки провозгласить досрочный “конец истории” (которая конечно же выходит за индивидуальные рамки) - это не более чем бегство от её родовых мук, от её великой ответственности. То же самое касается и бегства от требований Великого Закона, заменяемого ни к чему конкретному не обязывающей “всеобщей любовью”. В случае её реализации мир становится добычей преступников, и попытки навести в нем какой-то порядок без надежного фундамента Закона порождают произвол инквизиции, опричнины или красного террора партийной “церкви” и “инквизиции” НКВД. Крайний индивидуализм, отказ от соборности, от общественной ответственности является оборотной стороной медали тоталитарного зверства. Где нет Закона, разработанного по всем конкретным конфликтам, возможным в обществе, там царствует беззаконие. Третьего не дано. Это то предисловие, которое необходимо осмыслить для понимания миссии рождения народа, описываемого в книге Исхода. Общество, народ - не роскошь и не рудимент, а единственно возможный адресат Высшего Закона и субъект его воплощения.

Поэтому величайший герой и книги Шмот, и Торы, и человечества вообще - это Моше, вершина социальной ответственности, а не возвышенный индивидуалист в башне из слоновой кости.

14. Погружение в бездну

Скупыми словами повествует Тора первую историю нашего изгнания, ставшую потом столь типичной. Вынужденное пребывание в чужой стране постепенно превращается в добровольное и “постоянное”. Евреи приспосабливаются к обстоятельствам места и времени, акклиматизируются, занимают свою биологическую нишу, составляют успешный симбиоз со своим этническим окружением, и от этого все выигрывают. Реформы Йосефа создали социальное обеспечение, устранили угрозу голода, превратили Египет в самую передовую, богатую и развитую страну.

И вдруг вопреки всему этому начинает звучать нотка диссонанса. Она кажется непонятным недоразумением, но её доминантность все нарастает, подминая под себя все и всех, и евреев, и египтян.

Слишком увлекшись своим симбиозом с Египтом, евреи забыли свое истинное предназначение, свой симбиоз со Вс-вышним. И тогда то, что мы ошибочно приняли за свое, становится вдруг отчужденным и все более враждебным. Нас, как опасное инородное тело, начинает обволакивать гной чужого организма. Воспаление нарастает. Начинается порабощение, вызванное необоснованными подозрениями, страхом, завистью. Мы уже исключение из общего правила, объект дискриминации и притеснения.

Появляется и патологическая цель: извести опасного врага силой и хитростью. Рабство перерастает в разрушительные каторжные работы, а потом и в поэтапное истребление. Предание добавляет к утоплению младенцев их замуровывание, зарезание и даже сжигание в печах. Вот она, вся история изгнания вплоть до Катастрофы.

Однако всему плохому предшествует хорошее, и оно же следует за ним, как отрицание отрицания. Зачем же нужно зло? Не для того ли только, чтобы оттенить добро, сделать его из саморазумеющегося - желанным, из незаметного, как воздух, - осознанным и драгоценным результатом выбора, из незаслуженного - заслуженным?..

И нигде это не проявится так, как в органическом коллективе, где все опции открыты и все примеры перед глазами, в мире естественных связей человека, в обществе.

Вместе с болезнью Б-г посылает исцеление, чье имя - Моше, индивидуум, который перевешивает нацию в свою сторону именно тем, что до конца выполняет свою почти невозможную общественную миссию. Нередко отвергаемый Б-г никогда до конца не отвергает отвергающих Его, предоставляя им один шанс за другим, после чего лишь ослиное упрямство губит своего обладателя.

Б-г привел в мир великую душу. Но и темные силы чувствуют это и работают на уничтожение всех родившихся в это время в еврейском народе. Может быть, по этому образцу, как Моше из воды, так и Машиах, которого мы ожидаем, был чудом спасен из огня Голокоста? Гибель в Ниле и спасение из вод Тростникового моря глубоко связаны между собой, в том числе через Моше, который был спасен, чтобы спасти других.

Не так ли и самая жуткая Катастрофа жестко связана с предстоящим величайшим Избавлением, и возвращение на Святую Землю без достаточных заслуг - это только преддверие?

Наверняка были евреи, которые думали всерьез, что они оказались в Египте, чтобы стать рабами фараона. И сегодня можно встретить тех, кто считает, что мы оказались в Стране, чтобы обслуживать шайку взяточников, землепродавцев и казнокрадов, финансирующих террор против собственного народа сворованными у него же деньгами. Как убога, бессмысленна и принижена жизнь таких людей! Отрыжку процесса они приняли за суть. Гораздо легче понять тех, кто в своем служении Б-гу отгораживается от всего этого. Однако и они далеки от уровня Моше.

Б-г не только привел в мир самую возвышенную душу. Он заботится о том, чтобы эта душа не погрязла в процессе рабства, в рабстве процессу, но и не изолирует её от действительности. Цель Б-га - сделать Моше формировщиком жизни, а не её рабом. В царском дворце находит Моше убежище и от уготованной оттуда смерти, и от рабства, влияние которого на душу нередко является сквозным и непоправимым, но и от изоляции, от индивидуалистической башни из слоновой кости, где расцветает нарцисизм. Две великие женщины, мать и сестра, спасают его через Нил, который должен был стать его могилой. Это те самые жены, которые рисковали своей жизнью, чтобы не участвовать в убийстве евреев, даже подчиняясь непререкаемому приказу. Третья великая женщина, принцесса Египта, шла окунуться в тот же Нил, как в микву, чтобы перейти в истинную веру жалких уничтожаемых рабов, и именно за это встретила она там Моше, усыновила его и дала ему это пророческое имя.

Именно когда положение казалось безнадежным, уговорила Мирьям своего отца вернуться к его жене, и от этого повторного брака, который был расторгнут, чтобы не рождать детей на смерть, зреет Избавление в доме Губителя.

15. Избранничество

Моше, приемный внук фараона, добивается надзора над работами своих братьев. Его родство с ними ясно ему как день: приемная мать Батья воспитала его в правильном духе. Цель Моше поначалу скромная: распределить работу так, чтобы ни для кого его доля не оказалась непосильной.

Однако Избавитель не может удержаться на программе-минимум. Когда он видит, как перед его глазами египетский надсмотрщик избивает еврея смертным боем, чтобы умертвить его, он отвечает египтянину тем же. Так изначально Избавитель предстает перед миром в двойном свете. Для евреев он спаситель от смерти, а для врагов - убийца. За три с половиной тысячелетия, истекших с тех пор, ничего принципиально не изменилось в нашей жизни: и сегодня ликвидация главарей самого зверского террора рассматривается не только всеми без разбора арабскими врагами (даже теми, которые в “мире” с нами), но и “добропорядочной” Европой как ничем не оправданное убийство. Опять мы нарушаем священное и неприкосновенное право человека безнаказанно убивать евреев… Таково “раскаяние” Европы после Холокоста, и оно определит её дальнейшую судьбу…

Точно так же и в нашей внутренней жизни мало что изменилось. Личные амбиции и интересы толкают евреев и сегодня сотрудничать, за плату или за “идею”, с уже упомянутыми внешними силами, обслуживать их и бороться за все те же священные “права человека”…  Донос заставляет Моше бежать из Египта. Въевшееся в кровь рабство отодвигает Избавление на несколько десятилетий, а в глазах убегающего Моше - навсегда. Праведник не может представить себе, что доносчику на своего спасителя полагается освобождение от рабства. Наоборот, его физическое состояние является отражением духовного! Поэтому Моше десятки лет пасет скот Итро, не мечтая о невозможном. Он уяснил для себя причину жалкого положения евреев. Потому же Посланничество захватывает его врасплох. Он отказывается с большим упорством, по-видимому, не только из скромности.

Но даже когда сам Моше переживал, казалось бы, полное поражение, его “донкихотские” действия проложили трассу Избавления. Три вмешательства Моше в человеческие конфликты символизируют этапы Избавления. Первый - уже упомянутое убийство египтянина “без суда и следствия”. А какие суд и следствие могут быть во время войны или в ходе разбойного нападения? Моше предпочел право убиваемого праву убийцы и заплатил ему его же монетой. Идея “суда” вместо ответных военных действий - это плохо замаскированная поддержка убийц. Суд может быть только над капитулировавшим убийцей, но не над вооруженным! Кто, где и когда приводил в суд вооруженного убийцу? Разве такое возможно? Не бегство, не отступление, не “отрыв” и не “переговоры” были и будут первым этапом Избавления Израиля, а беспощадный и полный разгром тех, кто занят уничтожением евреев! Так открылся народу Давид убийством Голиафа. Так откроется и сын Давида. Именно в этом деянии обнаруживается и высшее милосердие (к жертве, а не к убийце), и подлинная отвага, и освящение имени Вс-вышнего, оскверняемого неотомщенной кровью Его сынов!

Второй этап - вмешательство Моше в конфликт между евреями. Так и Машиах после разгрома врагов установит праведные суды внутри своего народа.

И, наконец, у колодца в Мидьяне вмешивается Моше (всем чужой в этом месте) в конфликт между издевающимися пастухами и дочерьми Итро. Моше - один, чужой - прогоняет местную шайку и помогает обиженным. Так и Машиах после установления праведных (по Торе!) судов в Израиле понесет источаемый ими свет всем народам, чтобы исправить мир в царство Вс-вышнего.

А пока Моше, далекий от подобных мыслей, пасет скот своего тестя.

Итро - опальный (“расстриженный”) священник Мидьяна, который поверил в единого Б-га и отверг идолов. Поэтому его дочери пасли скот, а пастухи куражились над ними. Так изгой нашел изгоя и женился на его дочери, а теперь пасет его скот в пустыне. И вдруг видит он на горе горящий куст. Нечто странное происходит там. Есть огонь, есть куст, но и то, и другое существует как бы независимо друг от друга: куст не сгорает! Другой пастух прошел бы мимо, не обращая никакого внимания на необычное явление. Разве от этого куста у меня убавится или прибавится хоть один барашек? Гори себе хоть тысячу лет, у меня свои дела, мне надо зарабатывать свой хлеб! Такой подход более чем логичен, но не для Моше. Тот, кто нигде и никогда не мог равнодушно пройти мимо несправедливости, одержим также жаждой бескорыстного познания. А без неё Тора непостижима! Так Моше, оставляющий повседневные дела ради изучения необычного явления, избирается Б-гом для Посланничества, Избавления Израиля, получения Торы и руководства народом на его пути к Святой Земле, на пути, долгом и нелегком, из проникшего внутрь рабства.

Пройден последний вступительный экзамен, начинается эпоха Избавления.

16. Знаки, сомнения и разгадка

Моше получает от Б-га три знака. На самом прямом уровне они должны быть чудесными доказательствами его миссии свыше. Вера в Избавление является неотъемлемой составной частью процесса, поэтому Б-г прибегает к чудесам, чтобы добиться этой веры.

На более глубоком уровне в них есть намек на злословие со стороны Моше, у которого были вроде бы все основания выразить сомнение в качествах евреев, из-за определенной части которых он и стал беженцем в пустыне. Змея - символ злословия, а проказа - наказание за него.

На еще более внутреннем пласте эти знаки вместе с горящим кустом символизируют еврейский народ. Он всегда горит - но никогда не сгорает. В руках Б-га евреи - Его верный посох, но, отдалившись от Господа, он способен уподобиться началу греховности, змею, и возглавлять противостоящие Вс-вышнему отрицательные течения, наподобие коммунизма. Но стоит Высшей Силе взять этого змея в руки, как происходит чудесное обратное превращение в посох.

Не менее поразительным является превращение руки в прокаженную и её чудесное же исцеление. “Рука”, проявление Б-га в мире - это в первую очередь еврейский народ. Нет более неопровержимого доказательства действия Вс- вышнего, чем сверхъестественные судьбы еврейского народа, охватившие все пространство и время истории, его бессмертие в самых невероятных условиях, его вечная творческая молодость, его воскрешение из мертвых на своей древней земле. Ничего, хоть отдаленно похожего на это, не ведает вся история человечества от Адама до наших дней. Зная, что сами по себе мы обычные смертные люди, нам никак невозможно приписать эту заслугу самим себе. И одно из невероятных чудес еврейской истории - это достаточно резкие переходы от здоровой жизни на своей земле к поражению Иова и последующему исцелению.

Последний знак, который Б-г только пообещал Моше, но не показал, это превращение воды из реки, выплеснутой на сушу, в кровь. Поскольку вода - символ Торы, суша символизирует отказ от неё с последующей кровавой катастрофой. Моше только начинает еврейскую историю, а Б-г уже намекает ему на все её протяжение.

Спор Моше с Б-гом по поводу его посланничества нередко ведется намеками. Моше, в числе прочего, не хочет обойти своего старшего брата Аарона, пророка, унаследовавшего руководство народом от их отца Амрама. Это можно назвать соперничеством навыворот: впервые братья стараются не обогнать друг друга, а уступить друг другу высшую честь, славу, лидерство.

Б-г соглашается присоединить Аарона к посланничеству и заверяет Моше, что тот только обрадуется, узнав о высокой звезде своего младшего брата. Если бы Каин и Авель могли быть такими! Вот оно, настоящее братство, ставшее краеугольным камнем Избавления.

По дороге с Моше происходит нечто странное: Б-г как будто хочет умертвить его. Ципора догадывается, в чем дело, и обрезает их второго сына, спасая тем самым мужа. По-видимому, перед Моше стояла трудная дилемма: обрезать сына и из-за этого задержаться в пути, или же, прежде всего, исполнить Посланничество, придти в Египет, а уж потом позаботиться об обрезании. Моше выбрал второе, Б-г - первое. Почему? Потому что личный пример лидера важнее самого лидерства, предваряет его.

Аарон выходит навстречу Моше по слову Б-га, и они обнимаются на полпути между Мидьяном, где Моше вернул Итро его скот и отпросился в дальний путь, и Египтом - на горе Синай.

В Египте они убеждают евреев в истинности Избавления, и отправляются к фараону возвестить и ему волю Б-га. Однако фараон непреклонен: “Я не знаю Г-спода, и Израиль не отпущу!” Более того, чтобы неповадно было и думать об Избавлении, фараон издает драконовский указ. Раньше солому для изготовления кирпичей поставляли еврейским рабам сами египетские власти, а теперь идите, ищите и собирайте сами, а от и без того трудновыполнимой нормы кирпичей не убавляется ничего! За невыполнение же - тяжкие побои. Разражается кризис сначала между народом и Моше с Аароном, а потом между Моше и Б-гом. Вождь отчаявшегося народа упрекает Б-га за то, что народу стало только хуже, Избавление же не пришло. “Зачем Ты послал меня?” - вопрошает Моше. В этом вопросе звучит эхо упорных отказов вождя от своей миссии у горящего куста на Синае. И вдруг в разгар страшного кризиса между всеми сторонами процесса Избавления, когда надо срочно что-то предпринять, гасить пожар, Б-г затевает вроде бы отвлеченную академическую лекцию о своих именах. Что это? Бегство от действительности?

Нет. Б-гу важно, чтобы Моше, посредник между ним и народом, поверил в свою задачу. Моше же сомневается по той причине, по какой Авраам сомневался в возможности сочетания Страны с народом. Это продолжение и развитие диспута между рассеченными животными. Моше не материалист. Он знает, что вся хваленая мощь фараонова Египта - это жалкая букашка перед Б-гом. Не во всесилии Г-спода сомневается он. Для Моше, как и для Авраама, Б-г - это не только всесильный, но и справедливый Судия. Сила Г-спода ограничена требованиями справедливости. А заслуживает ли народ, погрязший в скверне Египта и рабства, чудесного освобождения? Перед Моше ещё слишком жива причина его бегства из Египта…

Б-г же отвечает ему лекцией о своих именах, т.е. качествах. Праотцы знали Меня в образе праведного судьи. Однако у Меня есть и другое Имя, иное качество: Милосердие. Поэтому Я могу помиловать не по заслугам праведности, а из жалости в связи с их тяжкими муками! Египтяне перешли меру в своих издевательствах над евреями, поэтому история с соломой становится последней каплей, переполняющей чашу и позволяющей Мне и без всенародной святости выполнить клятву, данную праотцам. Если не праведностью, то великими страданиями заслужили евреи Землю Святости, а она уже поможет со временем произрастить из них то, что требуется: пророчество, царство и Храм.

Моше не только понимает и принимает доводы Вс-вышнего, но и полностью подражает

Г-споду, до конца адаптируя это качество Милосердия. Теперь Моше согласится скорее погибнуть во всех мирах, чем преступить через это усвоенное им качество по отношению к народу, который, увы, далеко не всегда его заслуживает. Теперь Милосердие Г-спода свыше и Милосердие Моше снизу взаимно дополняют, поддерживают и воспламеняют друг друга, спасая народ во всех перипетиях и падениях, поднимая его из рабской грязи. “Нить втрое скрученная, не скоро порвется” (Притчи, 4:12). Теперь Моше научился видеть в народе не то, что он из себя представляет в действительности, а то, что из него можно вылепить…

17. КАЗНИ

Как же увязать это великое качество Милосердия с десятью жестокими казнями? Г-сподь знал раньше наших мудрецов их великое правило: “милосердный к жестоким кончит тем, что ожесточится против милосердных”. Не наших ли нынешних левых вместе с их антисемитскими покровителями имели они ввиду? Милосердие к жестокому только укоренит его во зле, уверит в правоте этого зла, погубит его окончательно вместе с его жертвой. Только мера за меру выставит перед ним нелицеприятное зеркало, стену, о которую разобьется его жестокость, иногда вместе с ним самим, если он уже не в состоянии отделить её от себя. Иного шанса нет.

Имя Милосердия, Тетраграмма, построено из четырех букв. Первая, йуд, самая маленькая в азбуке, направлена из верхней точки острием вниз, к творению миров, из нематериального внепространственного мира к материализации через десять промежуточных эманаций-сфер, и сама эта буква в числовом выражении означает десять. Последующее воплощение создает двойной мир, небо и землю, поэтому последующая буква, гей, разделена на две несоединенные части и похожа на отца, склонившегося над маленьким, но уже вертикально стоящим сыном. Эту-то автономию люди вначале не умели использовать во благо, поэтому первые витки истории заканчивались потопами и вавилонской башней. Не хватало еврейского народа, лестницы Яакова, соединительного звена между небом и землей, между Б-гом и человечеством.

В третьей главе Торы появляется Авраам. Третья буква Имени, вав, это соединительная частица, которая даже визуально построена в форме вязальной спицы, устремленной крючком вверх. Притянуть небо к земле, связать их соединительным звеном - вот задача этого этапа творения, вершина которого на Синае, в третьем тысячелетии от сотворения мира.

А потом снова гей, но в новом качестве, когда два её элемента уже не противостоят, а сотрудничают друг с другом. В этом, при всем кажущемся сходстве, различие между египтянами и евреями: первые - люди прошлого, люди отвержения Б-га. Вторые - эмбрион будущего сотрудничества, гармонии между мирами.

Прав был Г-сподь, научивший Моше видеть в евреях не серое сегодня, а потенциал великого грядущего, достойный освобождения. Так причина Милосердия закодирована в Тетраграмме, в предназначении.

Фараон же упорно противится Б-гу, не подчиняясь даже тяжелым казням. Он не в состоянии понять, что происходит. Милосердие недоступно жестокому, он отталкивает его. Идея Всесильного и Единственного Тв-рца и Правителя непонятна закоренелому язычнику, для которого мир - это и скопище взаимоограничивающих и противоборствующих сил, начал и стихий. Первопричина их всех начисто скрыта от него. Он всецело погружен в низший мир следствий, оторван от единого высшего корня. Поэтому он борется со Вс-вышним то ожесточением сердца и игнорированием чудесных казней, то попытками конкурировать с великими знаками с помощью колдовства, то лживыми обещаниями отпустить народ, если данная казнь отпустит его. Как много надо пережить этому просвещенному невежде, чтобы через казни последовательно, класс за классом, закончить школу наук о всесилии Единого и неведомого ему Б-га над всеми стихиями, сферами и мирами. Только когда умирают первенцы, и ясно как день, что он сам вместе со всем Египтом на очереди, ломается окаменевшее сердце обожествляемого тирана. Однако лишь позднее, на море, будучи спасенным из всего своего погибшего войска, признает он Б-га не только по принуждению. Такова доля злодеев. Предшествующий первенцам мрак - это не только знак уготованных врагам могилы и ада, но и символ внутреннего мрака, нашедшего внешнее выражение, воплотившегося, материализовавшегося. Злодей мертв еще при жизни, он ходит во тьме, а праведник жив и в смерти, его и из могилы извлекает великий свет Вс-вышнего.

Начиная с первой же казни, прекращаются каторжные работы евреев. Избавление еще не пришло, но и рабство уже не функционирует. Египтянам, мучимым Б-гом, уже не до того, чтобы мучить евреев. Г-сподь расплачивается с ними полной мерой за все, что они творили.

18. Песах

Евреи, в значительной степени погрузившиеся в идолопоклонство египтян, проходят ту же школу чудес, но по другую сторону баррикад. Они освобождаемы параллельным образом из рабства тела и из рабства духа. И их тоже невозможно сразу вытащить из Египта. Сначала нужно извлечь из них самих Египет, основную идею язычества.

Традиция и наследственность праотцев помогают им в этом. В девяти казнях они лишь пассивные избавляемые, но накануне десятой от них требуется совершить великий подвиг, чтобы удостоиться Избавления. Кровь пасхальной жертвы спасает их дома от истребителя. В день взятия её из стада (десятое нисана) они через сорок лет удостаиваются перейти Иордан посуху и вступить в Страну. В чем сила этого деяния? Неужели зарезать барашка - такой великий подвиг? В определенных условиях - да. Попробуйте зарезать корову поклоняющихся ей индусов. Скорее всего, они разорвут вас самих до и вместо этого. От еврейских рабов требовалось открыто, снаружи, зарезать и испечь на огне целиком египетского бога!

Так же, как в случае Ицхака, евреи приносили в жертву в первую очередь самих себя, предпочитая повеление Б-га бегству от смертельной опасности. Они резали в самих себе и перенятое у египтян язычество, и смертельный страх перед своими господами, предпочитая Г-спода Б-га Израиля своим физическим хозяевам. И это чудо, что Б-г лишил египтян силы воевать за своих убиваемых богов. Так опять человеческое самоприношение в жертву было заменено животным. Именно это освящение Имени Вс-вышнего компенсировало все слабости и недостатки евреев, выводило их на уровень свободных людей. Физическая реализация этой свободы была уже делом техники, пусть и Б-жественной.

Уже около трех с половиной тысяч лет мы празднуем в разгар весны, в полнолуние, этот праздник освобождения от всего низменного, от рабства дурному началу, от подчинения материальному. Вряд ли у человечества есть более древний и в то же время вечно юный и актуальный праздник.

Именно с повеления “этот месяц (нисан) будет для вас главой месяцев” изливается изобилие заповедей, начиная с повелений, связанных с особыми правилами Песаха. Это и рождение еврейского народа в качестве такового, и бар-мицва (совершеннолетие) рода Авраамова, его зрелость для принятия на себя бремени заповедей, уже не считанных, а многих, и индивидуальных, и коллективных, поскольку созрела нация, несменяемый и неумирающий носитель идеи Б-га и связи с Ним. Кстати, только в иудаизме индивидуальность и соборность (Кнессет Исраэль) являются взаимодополняющими двумя сторонами одной медали, а не вечно воюющими врагами, поскольку обе порождены Единым. Песах - коллективный союз евреев с Б-гом, так же как обрезание - индивидуальный. Поэтому необрезанный не мог есть пасхальную жертву. Праотцы знали и выполняли многое из Торы, дата дарования которой привязана, кстати, к Песаху через отсчет омера (снопа). Почти вся Тора посвящена социальным, общественным и национальным проблемам, задачам и заповедям не менее, чем индивидуальным. Человек Торы приведен в рамки закона не только в частной жизни, но он берет на себя и нелегкий груз социальной ответственности, без которой большая часть заповедей остается просто неактуальной. К сожалению, слишком долгий опыт распыленности в изгнании приучил нас к индивидуальным заповедям как к единственно актуальным, и переориентировка к тому, чтобы научиться заново быть полноценной нацией, да ещё и носителем высшей идеи - очень и очень нелегка. Может быть, поэтому именно ассимилированные евреи, перенимающие понятия народов, оказались более восприимчивыми к идее еврейской государственности, чем религиозные, утратившие собственную соборную традицию. Однако еврейское государство без еврейской идеи - пустой и преходящий звук, поэтому возрождение заповедей еврейской соборности - самая актуальная задача современности.

Если считать от тишрея, нисан оказывается седьмым месяцем, а седьмым от нисана оказывается тишрей. Оба месяца особенно праздничные, и традиция приписывает им спор за первенство. Эти месяцы выражают два полюса еврейской жизни, которые напоминают полярность души индивидуума. Все мы в чем-то похожи друг на друга, поэтому мы способны составить общество. Однако, с другой стороны, каждый из нас глубоко индивидуален, непохож ни на кого другого, ни лицом, ни качествами, ни судьбой, ни предназначением. Мы не взаимозаменяемые винтики, каждый из нас уникален.

Две системы еврейских праздников - весенне-летняя (Песах и Шавуот) и осенняя (Рош - Ашана, Йом Кипур и Сукот) обладают тем же извечным противостоянием, в глубине которого взаимное дополнение. Рош-Ашана - это день рождения человека и окружающего его завершенного мира. Йом Кипур, день суда и воздаяния за хорошие или плохие поступки, - это также универсальная идея, понятная каждому человеку. И, в заключение, пророк Захария предсказывает, что после последней войны (Гога и Магога) уцелевшие в ней будут приводить делегации своих народов праздновать Сукот вместе с евреями в Израиле. Семьдесят быков - особая жертва семи дней Сукот - приносилась во искупление грехов семидесяти народов, первоначального этнического разделения человечества. И напротив этого универсального полюса души еврейского народа предстает полюс уникальности, Песах - Шавуот, полюс Исхода из среды других народов, чтобы приобрести ни с чем не сравнимую Тору, мост между небом и землей.

Точно так же другие народы выбирают либо солнечный календарь, либо лунный, и только у нас действует солнечно-лунный календарь, сохраняющий в течение тысячелетий в каждой еврейской дате и тот же самый сезон солнечного года, и ту же самую фазу луны, влияние которой на все живое бесспорно.

19. Море и добыча

Перед уходом из Египта евреи попросили у египтян дары, которые переводятся на другие языки неверно, вызывая путаницу. В древнем иврите “шоэль ми-” означает “просит у  (кого-то) навсегда”. Если же употребляется другой предлог: “шоэль мэим”, - это означает "одалживает на время".

Лучшее доказательство этого - Книга Судей 8:24. Там Гидеон именно первоупомянутым выражением Книги Шмот просит у воинов вместо предложенного царства подарить ему трофейные серьги врагов, из которых он выплавляет священнический нагрудник. Из текста совершенно ясно, что ни о каком возврате, ни о каком “одалживании на время” речи не шло. Это понимание тонкостей древнего языка совершенно меняет картину. Евреи просят у египтян дар навсегда, компенсацию (более чем частичную) за тяжкое рабство поколений, за убийства и издевательства. Египтяне этой компенсацией спасают себя от смерти от рук Б-га. Ни о каком одалживании и связанном с ним обмане там не говорится.

Десятая казнь в Пасхальную ночь ломает каменное сердце фараона и египтян. Как и обещал Б-г, больше не надо убеждать врага отпустить евреев, но он сам требует от них уйти - всем вместе и со всем имуществом (“иначе все мы погибнем!”). Б-г ведет свой народ не по столбовой приморской дороге, а южнее. Дело в том, что царьки Кнаана в это время были вассалами фараона. Египет контролировал этот мировой стратегический и торговый центр, связующее звено между двумя древнейшими цивилизациями: Месопотамией и Египтом. Поэтому стратегический и торговый путь по побережью из Египта в Кнаан был усеян египетскими гарнизонами. Рабы не привыкли воевать, а угроза войны не с кем-нибудь, а со своим господином вообще парализует их психологически. Ведь они привыкли бояться одного только его взгляда! Поэтому Г-сподь выводит Свой народ альтернативным путем, через пустыню, чтобы угроза психологически невозможной войны не вернула евреев в Египет.

Однако у Б-га незавершенный счет с жестокосердным фараоном и его народом. Не менее необходимо выкорчевать из сердца евреев ощущение беглого раба, спрятавшегося от своего хозяина. Без этого нет возвышенной связи с Хозяином подлинным, с Владыкой вселенной. И Б-г повелевает евреям вернуться из пустыни и встать станом на западном берегу Тростникового моря. Красное ли это море или одно из ныне горьких озер Суэцкого канала - вопрос археологический, но не принципиальный. Во время десятой казни Б-г разрушил статуи египетских богов и покарал стоящие за ними темные духовные силы. Только одна статуя не пострадала: египетского божка по имени Бааль-Цфон, который “отвечал” за то, чтобы ни один раб не мог убежать из Египта. И вот Г-сподь не только сохраняет этого божка, но и возвращает к его подножию у моря беглых рабов-евреев, которые якобы заблудились в пустыне и забрели по кругу в исходную точку.

Вывод фараона очевиден: наконец-то сила и сфера компетенции этого странного и из ряда вон выходящего Б-га евреев исчерпалась, Бааль-Цфон победил Его, и теперь можно отомстить этим жалким рабам за все те казни, которые пришлось пережить из-за них. Фараон повелевает отборным частям своего войска приготовить боевые колесницы, чтобы напасть на евреев. Его офицеры охвачены ужасом, не решаются воевать с Г-сподом после десяти казней. С них этого хватит, и страх перед Б-гом уже начинает перевешивать в их темных душах страх перед фараоном. Страх, но не праведность. Фараон понимает это. Он открывает накопленные Йосефом сокровища, демонстрирует их перед офицерами и говорит им: берите все, грузите в колесницы, все это ваше, только гонитесь за евреями! Соблазн слишком велик, и “бронетанковые” части Египта, утяжеленные сокровищами, выстраиваются в погоне. Фараон зовет вслед за ними свой народ с вилами, кольями и топорами, чтобы массовым зверством, грабежом, насилием и убийством в лучших традициях будущих погромов завершить расправу. Так должен замкнуться круг возвращения старого надежного порядка. Евреи, увидев себя в ловушке между морем и врагами, в панике обвиняют в происходящем своего руководителя Моше. Но Б-г обещает им Спасение. Огненный столб перемещается, разделяя два стана. Всю ночь дул сильный восточный ветер, гнал воду, обнажая дно. Столб освещает путь евреям, окружая мраком египтян, и те не могут настигнуть добычу. Когда же окоем открывается, перед египтянами предстает дорога в море, по которой уходят евреи. Если те воспользовались странным “природным” явлением, разверзанием моря от сильного ветра, то почему бы и египтянам не сделать то же самое? Так то, что казалось вначале ловушкой для евреев, оказывается западней для их врагов. Войско тонет, фараона выбрасывает на западный берег, где ему приходиться рассказать своему готовому к погрому народу о чудесах на море. Евреи же выходят на другой берег, и туда же море выбрасывает трупы их недавних мучителей и те сокровища, которыми они были подкуплены гнаться за сынами непредсказуемого Г-спода.

Фараон боролся с евреями не только силой, но и хитростью. Как мера за меру, получил он не только десять силовых казней, но и был заманен вместе с войском в морскую ловушку. “Ты не только не самый сильный, но и не самый хитрый” - было сказано ему языком деяний. Евреи же видят своих поработителей разгромленными и мертвыми. Беглецы теперь - свободные и богатые люди, у которых есть возможность изжить в себе низменную психологию раба. Смогут ли они воспользоваться великим шансом? Это требует больших ежечасных усилий крутого внутреннего подъема. Выбор есть, но он нелегок. Усилия время от времени предпринимаются, как это было в истории с Песахом, но основная трудность - удержаться на головокружительной высоте и не скатиться вниз. Испытание постоянством труднее краткосрочного усилия. Как время от времени не соскальзывать в привычное и обжитое болото души? Наша свобода проверяется тем, в какой мере мы способны преодолеть когда-то навязанные нам стереотипы и привычки рабского прошлого. Эта-то амплитуда между вершинами озарения и глубинами грязного болота характеризует поколение пустыни, переходное поколение, мост из прошлого в будущее.

А сейчас, в седьмой день Песаха, евреи, перешедшие непреодолимую водную преграду посуху, поют пророческий гимн Б-гу, Песню моря, которая заканчивается видением Храма, предстоящего через полтысячелетия. Захваченные же на берегу сокровища они вскоре будут жертвовать на строительство временного переносного Храма, которому суждено быть в центре их бытия в пустыне, а потом в Шило, временном духовном центре Страны.

20. Марш к Синаю

С самого начала пути мы видим развитие тех осложнений, которые, в конце концов, погубят поколение и отодвинут на 40 лет овладение Страной. Пока народ ставит перед Моше простой и логичный вопрос: “Что нам пить?” - Б-г обеспечивает евреев водой. Когда же они дополняют естественные просьбы необузданными жалобами с пожеланием собственной смерти, с мечтами о возвращении в египетский концлагерь, к привычному котлу, начинает накапливаться гнев свыше, который разражается все более суровыми наказаниями. Нелепые пожелания начинают осуществляться. Плач без причины получает в ответ реальную основу, создает собственную причину редуктивным путем.

Тем не менее, Б-г вначале использует ропот евреев для их же воспитания. Он показывает им, что и вне плодородной долины Нила, в мертвой пустыне, нет Ему препятствия кормить и поить свой народ. Ропот является тут необходимым фоном. Когда человеку нечего пить и есть, а вокруг пески и скалы, он начинает с ужасом понимать, что естественный путь исчерпан. И именно тогда перед истомленным взором открываются сверхъестественные врата неба, и только через них может получить он все необходимое: воду, манн, перепелов. Если бы евреи оказались способными учениками, им не пришлось бы посещать эту школу целых сорок лет…

Не только основная идея веры во Вс-вышнего внедряется тут в сознание, но и социальная организация, распределение полученных ресурсов без того, чтобы сила и ловкость одного ставили бы другого в тяжкую зависимость. Основным средством воспитания была неземная пища: “манн”. Её невозможно было объяснить чем-то естественным: никто никогда такого не видел и не ел. У этой еды были чудесные свойства, часть которых изложены в письменной Торе. Её невозможно было оставлять на завтра (а как не оставить, что завтра-то будем кушать?), кроме пятницы. В этот день недели выпадала двойная порция, и, вопреки печальному опыту всех остальных дней, на этот раз нужно было оставлять её и на завтра, и только в Субботнюю ночь она не портилась. В Субботу же манн не выпадал вообще. Так законы Субботы преподавались не только заповедями, но и еженедельным чудом внутри чуда. Это обучало не только правильному поведению в Субботу, но и центральной значимости Субботы в жизни евреев, в их главной жизненной функции - связи с Б-гом. Суббота - частица грядущего мира, рая, в здешней бренной жизни. Кто соблюдает её, укореняется там заранее. Нарушающий же её обрывает свои вечные корни. Поэтому на вопрос еврея, с чего ему начать свое приближение к Вс-вышнему, ответ очевиден: с Субботы, с её благодатного покоя, с её отрыва от бренных забот, с погружения души в чистые воды молитв, Субботних песнопений, освящения (кидуш), благословенных трапез, Торы. Кто сумеет насладиться этим, поднимет свою душу над суетой сует, приблизит её к благодатному райскому свету, начало которого в Субботних свечах.

Иностранные цивилизации создали изобилие суррогатов, которые с точки зрения темных сил предназначены отвлечь и увести еврея от Субботы, от Б-га. Эти суррогаты сами становятся идолами, обманными светилами несчастий и проклятия. Праведный преодолеет их на пути к подлинному свету, с которым не сравнится ничто, а нечестивый уловлен будет ими, и не вкусит подлинного блага, променяет вечность на чечевичную похлебку.

Рефидим стал последним испытанием, преградой и тяжелым уроком евреям перед Синаем. Был повод: отсутствие воды. Но воду можно смиренно просить у Вс-вышнего, а можно и нагло требовать, как будто не мы Его рабы, а наоборот…

Тяжело тому, кто привык подчиняться плетке надсмотрщика, вести себя как человек без неё… Бунты рабов срывались именно на этом пункте.

Все усилия и Б-га, и Моше направлены на психологическое перевоспитание евреев. Само требование Вс-вышнего доказывает, что его выполнение было возможным. Однако реализация этой возможности требовала больших, а главное постоянных внутренних усилий, причем без плетки, рабы же не рвались их прилагать… Поэтому подъемы сменялись падениями вплоть до смены поколения.

Не менее интересно проанализировать социальное падение в Рефидим. Евреи просили воду и раньше, но словами “Что нам пить?” Теперь же связка быстро распадается. Народ собирается побить Моше камнями с криком о том, что избавивший их пророк умерщвляет жаждой “меня, и моих сыновей, и мой скот”.

Когда евреи каждый сам за себя, как народ “распыленный и разделенный” (по словам Амана), приходит Амалек, чтобы преподать индивидуалистам суровый урок еврейской солидарности. Если Вы не хотите жить как народ, вместе, вы умрете как народ, вместе!

Разделение и ассимиляция не спасут вас, а наоборот. Ваша миссия быть нацией, а бегущий от своего предназначения попадет в ловушку…

Случайна ли тяжелая шкала Рефидим перед дарованием Торы? Не сектантское посвящение отдельных избранных происходило там, а получение вечной и непреложной Национальной Конституции. Разъединенные не могли получить её, как треснувший сосуд не может быть вместилищем воды.

Есть, наверное, и ещё одна причина, по которой перед каждым великим даром человек или народ проходит через несчастье. Это купель искупления, очищения, без которого невозможно соприкосновение со святыней. Война с Амалеком - первая в истории война еврейского народа, и она же, по-видимому, будет и последней. Не за “территории” воевал Амалек и не за несуществующие ресурсы пустыни. Он пришел издалека, чтобы сражаться с Б-гом. Из-за невозможности добраться до Отца напал он на Его сынов.

Пока нацисты грабили евреев и сгоняли их в лагеря и гетто, ещё можно было говорить о каких-то рациональных объяснениях: зависть, ресурсы, должности. Но после того как те уже были превращены в лишенных всего бесправных и голодных, но полезных рабов, кому было выгодно их уничтожать? Да ещё и тратить на это драгоценные транспортные средства, снимать войска с критического фронта! Логика Амалека - война против

Вс-вышнего. Пока не стерто Его присутствие на земле, зверье не может чувствовать себя правым и уверенным - ни тогда, ни теперь.

С характером этой самой еврейской из всех войн связан и характер мобилизации: Моше предписывает Егошуа бин Нуну отобрать в армию самых праведных и благочестивых людей, потому что сам Вс-вышний присутствует в еврейском боевом стане, чтобы даровать победу. Если там будут совершаться мерзости, Б-г отвернется от евреев и предаст их в руки врагов. Так не только меч и колесница, но и в первую очередь праведность и молитва становятся главным еврейским оружием. Недаром о еврейских победах почти всегда (кроме одного исключения) говорится: “устами меча” (лефи херев), а о нееврейских - “мечом” (бэхерев). Только праведная молитва уст, притягивающая милосердие Б-га, делает успешным еврейский меч, а не те или иные естественные факторы, как у других народов. И не только тогда спасало нас милосердие свыше. Разве устояло бы само по себе наше крошечное государство, которое можно было переплюнуть, с его начальным полумиллионным населением без армии и ресурсов, в море врагов и их армий? И только тогда, когда мы начинали воображать себя непобедимыми в земном ракурсе, настигали нас тяжелейшие и опаснейшие беды вроде начала войны Судного Дня. Нередко победы давались нам из милости, без заслуг праведности, авансом, но теперь, похоже, без обеспечения “кредитоспособности” с нашей стороны Спонсор не проявит неограниченной щедрости…

21. Встреча

И вот, после всех трудностей и преград, народ Израиля стоит у вершины своей и общечеловеческой истории, перед горой Синай. Но перед судьбоносной Встречей со

Вс-вышним происходит также немаловажная семейная встреча Моше. Поражение Амалека принесло весть Итро о том, что евреи во главе с его зятем пришли к Синаю. Итро взял свою дочь, жену Моше, и их сыновей. По дороге в Египет Моше расстался с ними, чтобы не подвергать их опасности, связанной с ожидаемым гневом фараона.

Итро не знает, как отнесется к нему его недавний пастух, ставший Б-жественным вождем нации. Но Моше принимает тестя с открытыми объятиями, без церемоний. Более того, он без гордыни и отталкивания усваивает замечания и советы Итро по поводу организации руководства народом. Моше пытался все делать сам, чтобы воля Б-га не искажалась через недостаточный уровень передаточного звена, но Итро убедил его, что без такого звена не обойтись, нужно только по возможности уменьшить искажения отбором лучших кадров. Так впервые в истории человечества к власти пришло руководство, отобранное не по силе, не по позициям, не по связям, не по знатности, не по богатству, а по своим благородным качествам. В этом смысле бунт Кораха выглядит естественной земной реакцией на

Б-жественно-историческую аномалию. Когда через полторы тысячи лет Высший еврейский суд назначает своим главой безвестного новичка из Вавилона, Гилеля, за его глубокие знания, вместо того чтобы, как принято, нейтрализовать опасного “выскочку” и конкурента, трудно не опознать в этой аномалии отголосок все той же революции Итро-Моше. Недаром недельная глава о даровании Торы названа именем Итро. Что было бы с Торой после смерти Моше без мудрых советов тестя?

Так встреча двух великих людей подготавливает плодотворную почву для Встречи Б-га с народом. Но и народ надо привести к этому, и внутренне, и внешне. Моше ходит между вершиной горы Синай и её подножием, и через него осуществляется пока ещё непрямой диалог Небесного Жениха и земной невесты, общины Израиля. Две веские и многозначимые фразы концентрируют в себе грядущие соглашения: “А Вы будете мне царством священников и святым народом” - свыше, и “Выполним и услышим”- снизу. Народ назван там словом “гой”, однокоренным с телом и организмом. В этом суть израильского подхода: освятить материальный быт, жизнь тела, пронизать их запредельным светом, а не заниматься бесплодной войной и непримиримым противопоставлением материального и духовного. Не умерщвление материального начала, а его введение в предписанные Б-гом рамки, выполнение заповедей именно через материальные действия - освящают жизнь и мир.

Царство священников можно понимать как отношения внутри народа. Отсюда предпочтение колена Леви у Моше в его благословении (в отличие от благословения Яакова, где доминирует Егуда). Отсюда отказ Гидеона от царской короны (неслыханный в мировой истории) и сопротивление царству со стороны левита Шмуэля. Отсюда и власть в период Второго Храма, когда царствовали священники, потомки Аарона, Хашмонеи. Но можно понять это и как священническую миссию евреев по отношению к другим народам, по крайней мере, в Мессианские времена, и тогда династия Давида - закономерная квинтэссенция этой миссии.

Евреи же, со своей стороны, предваряя исполнение услышанию, т.е. пониманию всего смысла исполняемого, поднялись на недосягаемую высоту, недоступную тем, кто не в состоянии вырваться из плена бесплодного теоретизирования в мир реализации заповедей, который и раскрывает сердцу их сокровения.

И вот наступает великий миг. Народ у подножия Синая подготовлен, освящен, предостережен. Разверзаются небеса, и Слава Г-сподня в огне, громе и звуке шофара спускается на вершину, горящую до сердца небес. Весь народ в потрясающем групповом эффекте озаряется даром пророчества, видит голоса, удостаивается слышать Глас Б-жий, вещающий десять великих велений, которые подобны могучим стволам разветвляющихся деревьев. Все души когда-либо живших и ещё не рожденных евреев и прозелитов вместе с воплощенным народом внимают откровению, приобщаются к мощному брачному союзу Неба и Земли, в котором великая любовь дополняется пылающей ревностью. Печать этого события несмываема, неизгладима из истории человечества и его сердца - еврейского народа. Терновый куст, озаривший Моше, вспыхивает теперь на весь мир.

В этот миг нет для нас смерти, нет зла, исчезла печать змея, и только трепетный ужас великого озарения напоминает о нашем несовершенстве, заставляет невольно отпрянуть. Как выдержать такое переполняющее величие? Только один Моше в состоянии устремиться ему навстречу, принять его вплотную.

22. Скрижали

Сразу после получения устным образом десяти заповедей поступают указания о способе продолжения возвышенной связи. Речь идет об особых правилах строительства жертвенника и подъема к нему. Более подробно эта тема развивается в третьей книге Торы, а пока - уникальное событие на Синае, беспрецедентная связь, которая в этом мире не может быть нормой, получает русло продолжения. Когда же с гибелью Иерусалимского Храма замкнулся и этот путь, обязательные жертвы были заменены обязательными же молитвами. И по сей день эта тень тени Синая оставляет бессмертным народ, какими бы адскими и безнадежными ни выглядели обстоятельства… Недаром запрещается заносить железо над камнями жертвенника: оно было создано для смерти, а жертвенник - для жизни человека и народа в обоих мирах.

Но самое интересное - начало следующей после “Итро” главы “Мишпатим”. С небесной вершины Синая переносит оно нас в самую глубокую яму, в которой может оказаться человеческий статус: в рабство. Потрясает и сама резкость перехода и то дивное отличие, которое внесла Тора в понятия мира. “Раб - говорящее орудие”, по словам Аристотеля. Вся мировая цивилизация того времени была построена на самом массовом и беспощадном рабстве. И вдруг появляется противоестественное учение евреев, объявляющее именно эту незыблемую основу всей экономической и культурной жизни - противоречащей и воле

Б-га, и предназначению человека. Не случайно Вс-вышний сначала вывел евреев из рабства, и лишь после очищения от него дал народу Тору. Разве раб плоти и крови, чужой или даже своей, способен быть служителем Тв-рца? Нельзя быть слугой двух господ! Рабство всему низшему должно быть изжито, и только тогда открывается путь к Высшему. Слова “Харут” (начертан, выгравирован) и “Херут” (свобода) почти одинаковы. Мудрецы использовали эту игру слов: “не читай: выгравировано на скрижалях, а читай: свобода на скрижалях, потому что свободен только тот, кто занимается Торой”. Раб Б-жий - высший титул в Книге Книг, но разве можно сопоставить все то, что мы “даем” Б-гу, с тем, что Он обеспечивает нам? В связи с охраняющими раба законами Торы замечали мудрецы, что кто приобрел себе раба, тот, по сути, приобрел себе господина. Ох, как это верно не только в горизонтальной плоскости… Все наше служение Б-гу - это всего лишь скромное проявление благодарности Тому, кому мы обязаны абсолютно всем… А неблагодарным и это не нужно, так же как сами они не нужны Б-гу. Полная взаимность…

Скрижалей, полученных Моше, было две: одна хранила заповеди между человеком и

Вс-вышним, другая - между человеком и ближним. Вот он, резкий переход от высшего, что есть в мире, от Синайского Откровения, к рабу в главе “Мишпатим”. Подлинная любовь к

Б-гу проверяется не только обращенными к Нему заповедями почитания Его или Субботы, но и реализацией этой любви в дольнем мире. Так же как Амалек, будучи не в состоянии бить самого Б-га, напал на его земных сынов, так и наши символические способы почитания Вс-вышнего проверяются на подлинность нашим реальным отношениям к Его образу и подобию на земле, к человеку, особенно когда низкий социально-экономический статус последнего подталкивает нас пренебрегать им, презирать его или того хуже: грубо использовать, попирать. Тут-то и обнаруживается подлинная цена нашей любви! Разве простит нам любимый человек, если мы на его глазах разорвем и растопчем его фотографию?

С другой стороны, без Б-га, без отражения в человеке Его образа и подобия, и сам человек, в конце концов, становится не более важным, чем муха, и это проявляется не раз на протяжении истории. Такова неразрывная связь двух скрижалей.

Но и между двумя парами скрижалей происходит интересное развитие. Первая всецело принадлежит Б-гу, и в качестве таковой не принимается миром, разбивается. Вторую пару приказано Моше изготовить самому, и уже на этой человеческих рук основе вновь начертал Вс-вышний разбитое совершенство. Вот теперь-то оно принимается людьми! И само передающее звено преображается. Моше превращается в “иш Эло-им (мужа Б-жия)”, и лицо его навсегда воссияло Б-жественным светом. Приобщение к Б-жьему делу, соучастие в нем наложило на него неизгладимую печать. Так и развитие устной Торы внедряет её в народ через внутреннюю самоподготовку, через приобщение к её созиданию.

Невозможно обойти выделенность первой и последней заповеди десятисловия. Все остальные повеления относятся к нашему миру деяний, они говорят нам “делай” или “не делай”. И только их рамки, первая и последняя заповедь, запредельны, духовны, вне действия.

“Я Г-сподь” - что повелевается тут делать или не делать? Это основа сознания, порождающего правильные деяния! Но и конец не менее интересен: “не возжелай…”. Не воруй, не прелюбодействуй - сказано раньше, а теперь даже вне мира деяний - не хоти этого! И начало, и конец мира - вне материи, вне деяний. Этот мир - лишь промежуточное звено. Начало всего - в признании Б-га. А через ступеньки земного воспитания должны мы перейти к тому, чтобы и не желать того, что нежеланно Ему.

23. Телец

Именно между двумя парами скрижалей происходит великое падение, слом, авария золотого тельца, подобная во всем “ломке сосудов” в процессе созидания высших миров. Как наверху, так внизу. Пока не завершилась история, пока не открылся Машиах, пока действует в человеке яд змея, дурное начало, народ не может удержаться на головокружительной Б-жественной высоте. И глубина падения нередко пропорциональна высоте взлета. Вслед за Синайским откровением Моше поднимается к Б-гу за Торой. Сорок суток отсутствует он, не ест, не пьет и не видит народа. Моше по повелению Вс-вышнего уединяется с Ним. Народ ошибается в подсчете и решает, что Моше больше не вернется. Что делать без него?

Когда высшее начало молчит, тон начинает задавать низшее. Вместе с евреями, воспользовавшись случаем избавиться от египетского порабощения, вышли из Египта разные племена. По-видимому, это были язычники семитского происхождения. Они-то знали, чем заполнить возникший вакуум. Хур противостоит всплеску возвращающегося язычества, и его убивает бушующая толпа. Аарон понимает, что он на очереди. Народ, убивающий в один день своего руководителя и своего первосвященника, не удостоится прощения. И Аарон начинает тактику оттягивания, чтобы дождаться возвращения Моше до бесповоротных событий. Он просит у народа серьги, которые в ушах их жен и детей. Какая женщина легко расстанется с любимыми украшениями?

Но потребность в служении, пусть извращенном, перевешивает все. Золото выложено перед Аароном, он вынужден бросить его в огонь, и из него выплавляется телец. Евреи усматривают в нем подножье Б-га, одно из лиц Крувим, несущих колесницу Славы

Г-спода. Для язычников же это египетский бог Апис. Так или иначе, Аарон продолжает тактику проволочек, провозглашая: “Праздник Г-споду (не Апису!) завтра”. Завтра вернется Моше, и все встанет на свои места! Но жажда служения такова, что народ не ленится. Он встает спозаранку, до возвращения Моше, и начинает жертвоприношения, пир и пляски вокруг тельца. “Вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской” - провозглашают нееврейские инициаторы идола. Евреи, в противоположность этому, дважды в день провозглашают исповедание веры: “Слушай, Израиль, Г-сподь - наш Б-г, Г-сподь един”. Понятно, в каком из двух случаев провозглашающий причисляет себя к Израилю, а в каком - отрицает свою принадлежность…

В разгар плясок Б-г прерывает конфиденциальную встречу с Моше сообщением об ужасных событиях. Моше спешит вниз со скрижалями в руках, однако, увидев страшную картину, он разбивает дар небес. Почему он это сделал? И почему Б-г не осудил его за это? По-видимому, скрижали, дело рук Б-га, спущенное на землю чудо, могло в том состоянии народа само стать объектом языческого поклонения вместо тельца или параллельно ему! Лучше разбить орудие возвышенной связи, чем осквернить его язычеством.

Материальные объекты, связующие материализованные души с нематериальным Б-гом, необходимы людям в их земном воплощении, иначе они найдут себе языческие заменители, как это произошло с тельцом. Но и предписанные после него материальные посредники (Ковчег Завета, Скиния, Храм), при всей их необходимости, могут при низком уровне народа восприниматься как национальный амулет, как нечто служебное по отношению к нам, а не как предъявляющее высшие требования…

И тогда элемент язычества прокрадывается к святыне и ведет к катастрофе… Ведь основа язычества - это создание богов по нашему образу и подобию, что является перевернутым миром, флагом деградации.

Б-г предлагает Моше кардинальное решение: произвести от самого вождя альтернативный народ вместо поклонившихся тельцу, а этот убрать из поднебесной. Моше не поддается соблазну. Он принял на себя миссию не с легкостью и не сразу, но после принятия ничто не может отвратить его от неё. У него нет никаких личных амбиций, а только серьезнейшая ответственность, которую он не сбросит со своих плеч.

Моше знает, что делать. Бунтовщики, готовые смести любого, трепещут перед ним. Колено левитов не поклонилось идолу. Они и в Египте хранили верность Завету. Моше превращает их в судей. Ворота - символ Суда (он заседал в специальной выемке у ворот между двойными стенами городов). Там, где есть праведный земной Суд, можно отвратить Суд Небесный, грозящий народу полным уничтожением.

Весь день заседают суды левитов. Они приговаривают около трех тысяч человек к смерти за идолопоклонство. Б-г дополняет земной суд эпидемией, поскольку не всякая реальная вина может быть доказана перед земным судом. Только неоспоримое идолопоклонство, а не неправильная форма служения Б-гу подверглась наказанию, поэтому лишь небольшая часть народа погибла. Параллельно Моше умоляет Б-га простить народ, и организованный им праведный суд на земле подкрепляет возможность прощения. Ведь грех признан и наказан снизу!

У Моше и другие доводы. Египетские и ханаанские язычники увидят гибель народа и решат, что у Б-га не хватало сил довести евреев до Страны Кнаан, поэтому он уничтожил в пустыне свидетельство своего фиаско. Да не умалится Слава Г-спода в Его мире!

Но главным козырем сделал Моше самого себя. Ведь Б-г поклялся Аврааму, Ицхаку и Иакову отдать их потомству Страну. Единственная возможность выполнить эту клятву без существующего народа - это создание альтернативного народа от Моше, который тоже потомок праотцев. Моше отказывается от этой роли наотрез. Он требует, в случае отказа

Б-га простить народ, стереть и его самого из всех миров, блокируя тем самым возможность альтернативы! Этим великим самопожертвованием спасает Моше народ, и Б-г растягивает свой справедливый гнев на все поколения, взыскивая с каждого из них тяжелую, но не смертельную для народа в целом часть наказания. К каждой каре, которую мы заслуживаем, прилагается, таким образом, и доля наказания за тельца.

24. Отдаление и ключи милосердия

Моше постится и молится 40 дней, выпрашивая прощение народу. Ещё по сорок дней постится он ради получения первой и второй пары скрижалей. Всего - 120 дней поста - и 120 лет жизни. По году за день… Выражение “день год кормит” приобретает тут совершенно неожиданный смысл, понятный еврею, по-настоящему соблюдающему Судный день…

Заслугами Моше народ получает прощение и не погибает, но его статус меняется подобно изменению статуса Адама после грехопадения.

Как разбитый сосуд, он не в состоянии быть вместилищем святыни до своего исправления. Чтобы остаться в контакте с Б-гом, Моше располагается вне стана. Только теперь народ по-настоящему оценивает его и проявляет к нему надлежащее уважение. По-видимому, требуется не только внутренняя (не всегда бросающаяся в глаза), но и внешняя дистанция, чтобы по-настоящему оценить человека. Весь наш спуск в нижний мир, а также в Египет (его квинтэссенцию), в поле деятельности зла - это единственная возможность не принимать как должное, а правильно оценить то, что мы потеряли… И в ходе поисков мы должны приобрести его вновь, причем прилагаемые усилия предназначены сделать приобретенное по-настоящему нашим, кровным, заработанным. Это уже не то, что легко получено - и легко теряется.

А пока - народ в трауре, в “изгнании” от Б-жественного присутствия. Б-г объясняет Моше необходимость такого “изгнания” тем, что жестоковыйный народ способен накликать на себя такой гнев обитающего в его среде Г-спода, что Тот может эту среду уничтожить… Лучше пусть ангел-посланник ведет вас, а не Я сам! Это и есть то “сокрытие лица”, в котором мы пребываем в этом мире, и которое в свое время было разорвано Синайским откровением.

Моше не смиряется с приговором. Он не только убеждает Б-га вернуться к Своему народу, несмотря на его жестоковыйность, но и предъявляет своего рода ультиматум: а если не Ты поведешь нас, то не выводи нас отсюда вовсе! Все народы ведут их ангелы-хранители, посредники, зачем же создавать ещё один такой же народ, как все? Весь смысл нашего существования - в нашей уникальности, в прямой связи с Б-гом, а не в подражании посредственности!

Вожделенная ныне “нормальность” абсолютно неприемлема для Моше, потому что в нем воплотилась уникальность еврейской души, её возвышенный корень. И Б-г не может не согласиться со своим избранником…

Однако опасность, о которой говорит Вс-вышний, вполне реальна. Мы знаем это слишком хорошо из своей недавней истории. Святость подобна огню, который может согревать, но может и испепелить при небрежном обращении. Когда имеешь дело с пламенем, необходим огнетушитель, на всякий случай… Зная характер народа, Моше выпрашивает у Б-га ключи к высшему милосердию, чтобы пускать в ход этот “огнетушитель” в крайних ситуациях, когда народу угрожает гибель. Это “тринадцать качеств”, известных в еврейской традиции, мольба о прощении, которая вышла из уст Г-спода и много раз повторяется в наших молитвах: “Г-сподь, Г-сподь, Б-г жалостливый и милующий, долготерпеливый и многомилосердный, хранящий милость тысячам (поколений), прощающий грех и преступление и очищающий…” Не этот ли ключ сохранил нас в живых, наперекор всем грехопадениям и изгнаниям? Сохранил, хотя соседние народы пропадали и исчезали в несравненно лучших условиях…

В ходе дарования этих ключей Б-г прикрывает глаза Моше, чтобы тот не увидел Его лица, потому что не может человек, оставаясь живым, видеть Его лицо. Понятно, что не о несуществующей здесь материи идет речь. “Спереди” - означает направление движения, тенденцию, намерение.

Мы же в состоянии, за исключением редких моментов озарения, постигать Б-га лишь задним числом, “сзади”, по его следам, проявившимся в мире. Прямое постижение сути Б-га недоступно нам в этом мире сокрытия (“олам” и “нээлам” - однокоренные слова в священном языке). При жизни открыто нам постижение деяний, проявлений, следов

Вс-вышнего, славой которого полно мироздание. Но это лишь косвенное видение “сзади”. Если же его нам хватило для признания и служения, если мы в состоянии перевернуть свою темную и косную плотскую суть и сделаем её чистым слугой Пресвятого, то этот мир превращается для нас в лук радуги, выстреливающий нами прямо во внутреннюю суть

Б-га! Через спуск в тетиву нижнего мира достигаем мы таких высот, такого соединения с

Г-сподом, которые не снились нам до этого, в состоянии первоначального совершенства.

Это спуск в целях сверхподъема, однако он в руках нашего выбора, и нет страховки до последнего момента выстрела. Из околобожественного света - через спуск в нижний материальный мир - переворачивая в себе его суть, получаем мы возможность вернуться уже не на внешнюю орбиту, а к внутренней состыковке с Началом начал. Отдаление оказывается неоценимым благом, если правильно им воспользоваться.

25. Святилище

У евреев нет дня неопалимой купины (горящего куста). Никакое откровение, полученное той или иной личностью, не может быть доказано. А вдруг это галлюцинация или выдумка? Не превращать же каждый бред в основание религии! Превращение посоха в змею также не является основанием иудаизма. Мало ли кто какие фокусы умеет делать!

Тут проходит водораздел между евреями и всеми религиями. В этом смысле иудаизм - не вера, а знание. Никогда и нигде больше не открывался Б-г целому народу! Никогда и нигде это откровение не сопровождалось невероятными деяниями исторического масштаба, которые невозможно подделать, заколдовать или сфальсифицировать. Только Хозяин Истории, бессмертный, вездесущий и всесильный, мог совершить то, что происходило и происходит сегодня с еврейским народом. Огромная часть обычаев иудаизма - это церемонии памяти о беспрецедентных событиях национальной истории, которые положили чудесное начало народу. Эта непреложная и лишенная разногласий традиция миллионов по поводу их коллективного прошлого, а не частной галлюцинации, подкрепляется единым во всех временах и изгнаниях документом (Торой) и готовностью этих самых миллионов (не раз доказанной) идти из поколения в поколение на великие самоограничения и жертвы в подтверждение этой живой традиции. Кто согласится так стеснить себя и своих детей в память каких-то событий, (не слепой веры!) которые на самом деле не происходили с его народом, с его предками? А если и согласится ради каких-то непостижимых соображений, как договорятся миллионы врать обо всем одинаково?

Даже среди двух лжесвидетелей непременно обнаружатся разногласия в важных деталях, как бы они ни договаривались заранее. Именно поэтому два свидетеля - это тот минимум, который требуется религиозному еврейскому суду. А тут - миллионы…

История с тельцом вскрыла потребность людей, живущих во плоти, в материализованном связующем звене между ними и запредельным Б-гом. И Г-сподь повелевает Моше не дожидаться завоевания Страны. Неудовлетворенная потребность в служении может сорвать его, поэтому ещё у горы Синай строится великолепный походный (переносной) Храм по точным указаниям свыше. Позднее его сменит стационарное Святилище на Храмовой горе в Иерусалиме. Поздним поколениям трудно понять тот величайший подъем души, который сопровождал службу жертвоприношений, и тот ряд явных чудес, которыми эта служба сопровождалась. Все это кажется давно канувшим в прошлое. Однако у евреев это прошлое оставило нечто живое и действующее в их быту: обязательные ежедневные молитвы, которыми были заменены обязательные ежедневные жертвоприношения, невозможные после разрушения Храма. Мудрецы учили нас, что именно этим мы живем и сохраняемся в невозможных условиях тысячелетиями наперекор законам природы. Как возможно такое, что евреи Саны и Сан-Франциско остались одним народом? Ведь их разделяет два с половиной тысячелетия не только полной изоляции друг от друга, но и противоположных внешних влияний разных рас, климатических зон, религий, культур, социально-экономических устройств… Десятки тысяч километров расстояния и световые годы общественных различий не поколебали сохранности их единства! Как такое может быть? Как эти люди верят в одну и ту же Тору (которая тоже не изменилась!), празднуют тот же Песах, строят те же сукот? Где, кто и когда слышал о подобном? И где, кто и когда слышал о возвращении народа из всех этих невероятных изгнаний на эту землю, которую они утратили когда-то, несметное число лет назад? Это прообраз возвращения древнего рая, оставленного первыми людьми, к их далеким потомкам в конце истории…

Но, что делать, и евреи начали под влиянием светской тенденции европейской эмансипации отказываться от того, что было фундаментом их чудесного бытия. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Лучше приспособимся к благам этого мира, чем будем ценой таких жертв надеяться на мир грядущий…

Абсолютное большинство евреев Европы предприняло между двумя мировыми войнами дерзкий эксперимент добровольного отказа от Завета. Последствия оказались страшными. Жертвы животных изначально были заменой человека (Ицхак). Обязательные молитвы заменили эти жертвы. Принципиальный и коллективный отказ от них превратил свастику в покатившееся назад колесо истории. Шесть миллионов человеческих жертвоприношений, поголовное и зверское истребление еврейства Европы стало немедленным жутким результатом, которого не знала вся предыдущая история. Нацисты захватили и Северную Африку, где было немало евреев. Однако те признавали Тору и старались соблюдать её заповеди. Мало кто задумывается, почему планы истребления не сработали там, тогда как в Европе машина смерти начинала работать в первые же дни немецкой оккупации…

После длительной подготовки Скиния задействована. Это третий концентрический круг, после человечества и расположенного внутри него еврейского народа, вершина мироздания, пуповина, связующая Небо и Землю. По этой пуповине спускается огонь Свыше и принимает жертвоприношение. Народ падает ниц перед явным присутствием Б-га в его среде. Два старших сына Аарона возгораются желанием добавить к предписанному служению что-то свое, особое. И, как в любой точной технологии, происходит авария и на третьем уровне, люди опять не удерживаются на вершине, и огонь Б-жий поражает двух священников. То, что казалось тому поколению последним Избавлением, оказывается только началом долгого и трудного исторического Пути.

26.Марш к Стране

Тора получена для её реализации, которая возможна только после состыковки избранного народа с Обетованной землей. Все попытки исполнения заповедей за границей - это лишь частичная тренировка, чтобы не забыть. Подлинное и полное Служение с Субботним годом, Юбилеем, царством, высшим религиозным судом и Храмом возможно только в Стране. Без неё от иудаизма остается бледная тень, и не случайно Великое Изгнание стало естественным фоном наших самозванных “наследников”…

Исход из Египта, получение Торы и завоевание Страны - это три звена одной неразрывной цепи, три этапа единого процесса. Речь шла не об увеселительной прогулке, которая может вызывать те или иные требования, условия, претензии и нарекания, а о реализации всего смысла существования нации. Страна Израиля - это не наше право, которое можно уступить, рисуясь великодушным, а наша святая обязанность, отказываясь от которой мы превращаемся в дезертиров! Эта Страна - престол выполнения Торы, а не полигон социально-политических экспериментов и утопий. Для них есть достаточно места в Сибири… После потопа Б-г прервал связь между плодородием земли и идентификацией, поведением живущих на ней  - везде, кроме Страны Израиля, уникальной земли для уникального народа.

Поэтому отказ от нее под теми или иными благовидными предлогами (были геополитические, демографические и военные проблемы - вполне реальные и серьезные) вызвал такой же яростный гнев Б-га, как и идолопоклонство. Более того, именно грех разведчиков, а не золотой телец погубил целое поколение пустыни, приговоренное к 40 годам вымирания на пути в никуда.

Никакого оправдания не было. Вс-вышний заранее позаботился обо всем: войско фараона разгромлено, евреи освобождены, Тора получена, Святилище построено, манн выпадает регулярно, и даже грех тельца прощен. Только поднимайся в Страну и реализуй смысл своей истории, всей своей жизни! Увы, слом нередко происходит именно у самой цели, особенно если она требует от человека, от народа освятиться и стать достойным её…

Когда желание не слишком сильно, все начинается с отсрочек. Чуждый огонь восьмого нисана привел к гибели двух старших сыновей Аарона. Те левиты, которые выносили их тела из Святилища, осквернились и не могли очиститься от нечистоты мертвого до Песаха, не могли участвовать в празднике. Они стали требовать от Моше повторной возможности, и она была предоставлена с месячной отсрочкой, причем на все поколения. Так только во второй месяц второго года после Исхода из Египта начинают двигаться евреи от Синайской горы к Стране. Многие из них восприняли начало дороги как бегство от Торы, а не как средство её реализации. Поэтому любые трудности пути, действительные или мнимые, изначально казались им нестерпимыми. Ропот языческого сброда, присоединившегося к уходящим из Египта евреям, легко воспринимался и ими. Конечный пункт - клевета на Страну в целях отказа от своего предназначения - проявляется в эмбриональном выражении с самого начала.

Жалобы на трудности пути и последующее наказание, ограниченное молитвой Моше, были лишь вступлением. Человек или народ не может остаться совсем без цели, и там, где высшее предназначение не принимается, начинаются болезненные поиски мелких интересов и прихотей. Самый низкий общий знаменатель - еда. Начинаются жалобы на манн и требование мяса. У людей был свой скот, но они вспоминают то, что ели в Египте даром. У этого слова тут двойной подтекст. С одной стороны, даром кормят тех, кто ничего не зарабатывает, т.е. рабов. С другой, нельзя было резать скот перед Скинией просто так, чтобы наесться. Его надо было приносить в жертву, а для этого требовалось очиститься, возвыситься и лишь потом приобщиться к священной трапезе вместе со священниками, а косвенно, через жертвенник, и с самим Б-гом! Прилагать такие внутренние усилия к собственному освящению - это уже не дармовщина, а вознесение телесной потребности до духовного уровня. Вот оно, древнее начало смерти, смысл грехопадения: отделение телесного от духовного, т.е. в конечном счете - тела от души!

И тут в первый и последний раз происходит слом у самого Моше. Он требует у Б-га собственной смерти, поскольку разорвалась его связь с народом, и данная ему миссия повисла в воздухе. У Моше есть Тора, но народ требует мяса. Разве я родил этот народ? - вопрошает он у Тв-рца. Не могу я один нести его, как нянька, у меня не хватает сил! Где я возьму мяса на весь огромный народ?

Б-г отвечает Моше на все вопросы. Тебе действительно трудно одному. Собери семьдесят старейшин к Скинии, и Я отделю на них от твоего духа, чтобы они несли бремя этого народа вместе с тобой. Скажи народу, чтобы освятился, потому что Я дам им мясо (чудесным образом), и они будут есть его целый месяц, пока не начнет выходить у них из носа и не станет им отвратительным.

Даже Моше верится в это с трудом. Откуда возьмется в пустыне столько мяса, чтобы кормить им целый месяц миллионы людей? Но для Б-га нет невозможного. Он посылает ветер, который сбрасывает на район стана неисчислимую стаю перепелов. Вожделение утолено, но одержимые им погибают с мясом в зубах. Невозможное свершилось, однако разве не гораздо большей загадкой является количественный ответ на вопрос качественного порядка?
Главной проблемой Моше были не источники мяса, а пропасть между ним и народом, между предложением Торы и спросом на обжорство. Как заполняется этот качественный разрыв ещё семьюдесятью пророками?

Похоже, что Б-г намекает Моше на обратную сублимацию. У народа была еда (манн), и не отсюда вышло вожделение. Материальные потребности вообще ограничены по своей природе, поскольку сама материя порождена сокращением (цимцум) Б-жественного света, горнего изобилия. Разве оденешь на себя несколько костюмов сразу? Разве съешь десять порций подряд?

Откуда же берется это необузданное материальное вожделение? Когда засоряются каналы получения духовного изобилия, открываются компенсирующие потребности снизу, но они уже неадекватны характеру потребляемого товара, они требуют несуществующей материальной бесконечности! Поэтому Б-г и решает якобы материальную проблему -  сверху, через изобилие пророчества, которое должно насытить подлинный источник бесконечной потребности.

Физическое обжорство - это всего лишь его вырождение, низшее проявление духовной неудовлетворенности! Любая мирская одержимость евреев - это обескрыленный порыв их обкорнанной святости…

Двое получают пророчество, не явившись к Скинии. Более того, они предсказывают гибель поколения и неудачу самого Моше в его стремлении вступить в Страну. Еѓошуа усматривает в этом подрыв духа народа и требует взять обоих под стражу. И тут проявляется все величие Моше. Он не только не ищет в своей миссии никакой личной выгоды, ни денег, ни любовниц, ни должностей своим детям, но даже собственный престиж безразличен вождю. Ему не нужно выглядеть более великим, чем другие. Неужели ты ревнуешь за меня? - спрашивает он Еѓошуа. О, если бы Б-г сделал весь народ такими же пророками, как я! Он не хочет красоваться на фоне духовного убожества, а жаждет подтянуть всех до своего высочайшего уровня, высочайшего именно через небывалую скромность.

27. Крах поколения

Два параллельных движения происходят одновременно. Одно - явное: продвижение народа к границам Страны. Другое - скрытое: развитие болезни дурного языка и её перемещение из низших слоев народа в высшие, пока атаке не подвергается сам Моше со стороны наиболее близких ему людей. Так организм поколения поражается в своих жизненно важных органах и начинает распадаться как раз у Рубикона, на границе Страны.

Вроде бы невинное “колыхание воздуха” оказывается духовной чумой. Человеческая речь, высший дар Б-га, превращается в первородный грех, в шипение змеи, разрушающее единство мирозданья, разъединяющие его элементы на враждующие начала. Здесь и превращение Б-жественного мира в языческую разруху, и неблагодарность, ответ злом на добро, проклятием на благословение. Этим пресекаются, блокируются каналы небесного рога изобилия, и рай превращается в ад, в полную мрака междоусобную войну. Сорок лет потребовалось Создателю, чтобы излечить эту раковую болезнь. Бессмысленная смерть поколения пустыни стала ценой исцеления.

Благодаря старшей сестре, Мирьям, Моше появился на свет. Она предсказала в нем Избавителя, она спасала его у Нила. И теперь она заботится о нём и его жене, хочет вернуть их друг к другу, как когда-то, перед зачатием Моше, вернула друг другу их родителей. Почему же Моше отделился от супруги? Смерть - мать нечистоты, пресекающей связь человека с Б-гом. Чистое не может быть в прямом контакте с нечистым; Источник жизни не может стать сообщающимся сосудом с мертвечиной. Мертвец, а также труп животного или смерть яйцеклетки в женском организме являются источниками разных степеней нечистоты. Элемент смерти присутствует и в половом контакте: живые клетки семени погибают, и в лучшем случае участвует в зачатии только одна из них. Поэтому и тут человек оказывается нечист до окончания светового дня. Вечером он может окунуться в микву и очиститься, а до этого ему нельзя иметь контакт со святыней.

Моше слишком хорошо знал свой народ, чтобы оставить его наедине с Б-гом даже на один день. Кто знает, какого еще тельца они учудят? Прямой контакт со святыней, как это было на Синае, где чудеса окружали евреев со всех сторон, мог в таком случае попросту испепелить их, а при временной нейтрализации Моше не было бы в нужную минуту спасительного щита его заступничества. Поэтому Моше отказался от интимного контакта с женой, чтобы оставаться всегда на своем посту, в полной готовности ежеминутно посредничать между Б-гом и жестоковыйным народом, спасая его от высшего гнева.

Мирьям не понимала этого, а Моше по скромности не мог объяснить ей всей роковой важности своего воздержания, всей разницы между разными уровнями их контактов со

Вс-вышним. Ведь и пророки бывают разные. Моше удостоился контакта с Б-гом наяву, а не во сне, постоянно, а не спорадически, в ясном сознании, а не в ужасе, шоке и обмороке. Колоссальность и потрясающая ясность пророчеств Моше не имеют себе равных. Мирьям же позволила себе упрекнуть Моше словами о том, что она и Аарон тоже пророки, но ведь это не требует от них полного отдаления от супругов! Зачем же Моше так поступает с Ципорой?

При всех заслугах и добрых намерениях Мирьям, Б-г карает её проказой, наказанием за дурной язык! И тут проявляется главное качество Аарона, человека мира между людьми, за что он и удостоился заложить род священников, примирителей между людьми и Б-гом, возносящих искупительные жертвы: Аарон умоляет Моше простить их грех и глупость и выпросить прощение у Б-га их сестре. Моше короткой и мощной молитвой добивается для Мирьям исцеления. Однако это преткновение лучших людей нации открывает ворота атаке князей колен на Землю Обетованную, а косвенно - и на Обетовавшего её… Цепная реакция дурного языка достигает критической точки…

Более поздняя отправка разведчиков в Иерихон при Еѓошуа косвенно намекает на всё то, что было неверно спланировано в первый раз. Еѓошуа посылает только двоих. Большая делегация не соответствует характеру задачи и может вызвать разногласия и расколы. Еѓошуа посылает людей тайно, т.е. они обязаны доложить результаты только ему, не смущая народ. Еѓошуа посылает неизвестных людей (инкогнито), а не именитых князей, у которых свои политические интересы, способные вступить в конфликт с поставленной задачей и подорвать её. Еѓошуа дает простейшее однозначное задание из трех слов, которое невозможно истолковать превратно. Разница со сложнейшим многоплановым поручением первых разведчиков разительна…

Разумеется, Еѓошуа было легче в двух аспектах. Он в этом деле не был первопроходцем, поэтому у него появилась возможность учиться на ошибках прошлого. Перед Моше стояла колоссальная, революционная задача идеологического порядка. Из забитых и испорченных рабов ему необходимо было формировать избранный народ. Еѓошуа же получил в наследие выкованную и выкристаллизовавшуюся нацию после вымирания рабского поколения. Моше, у которого не было низких и просто не относящихся к делу соображений, трудно было подозревать такое и в других…

Два честных разведчика - Калев и Еѓошуа (из колен Егуды и Йосефа-Эфраима) - это прообраз двух Помазанников - сына Йосефа и сына Давида. Десять же отпавших отображают поломку сосудов-сфер-качеств, отпочковавшихся от Единого и потерпевших крушение в поиске отдельной от Него самореализации. Корень зла, язычество, поиск отдельных богов начинается с ощущения своей собственной самости, отдельности и от нашего высшего корня, и от окружающего творения. В своем крайнем выражении это отражается в системе западного дуализма “субъект-объект”, которая является разрушительной для обоих разделенных составляющих, противопоставленных друг другу и отрезанных от Вс-вышнего.

В споре между двумя и десятью народ принимает сторону большинства. Страну Святости невозможно завоевать - кричат они, - враги сильнее нас, Б-г привел нас сюда, чтобы погубить, назначим нового руководителя и вернемся в Египет! Это было девятого ава. Народ рыдал без причины, а потому получил причину плакать в этот самый день во всех поколениях, особенно в первом, которое само обрекло себя на смерть в пустыне, в пустыне своего духа, которая материализовалась.

Одно народ понял правильно: эта Страна - только для великанов. И если мы не великаны тела, и не хотим быть великанами духа, нам нечего делать в Стране! А без реализации своего предназначения, возможного только в ней, нам нечего делать и в мире вообще…

28.Бунт эмигрантов

Главу “Корах” предваряет короткий рассказ о собирателе хвороста в Субботу. Чтобы предотвратить тяжкие нарушения Закона или, по меньшей мере, представить перед глазами потенциального нарушителя последнее напоминание о нем, Б-г предписывает евреям делать особые кисти на углах одежды с голубой нитью в них, секрет изготовления которой был во время Великого Изгнания утрачен. Голубая нелиняющая краска изготовлялась из особого морского моллюска и была очень дорогой.

Корах же, двоюродный брат Моше и Аарона, бывший министр финансов фараона, являлся легендарным магнатом. Он выкрасил в голубой цвет четырехугольную одежду целиком, взял её и обратился к Моше с издевательским вопросом: неужели и эта целиком голубая накидка нуждается в особой голубой нити в кисточках?

Два подтекста сквозило в этом вопросе. Во-первых, твои законы нелогичны, т.е. ты их выдумал сам, а не получил от Б-га. Во-вторых, кому нужен ты, Моше, вообразивший себя особой голубой нитью неба, если народ, подобно этой голубой накидке, целиком свят и является вместилищем Г-спода?

Демагогия уравниловки требовалась Кораху, чтобы свергнуть Моше и Аарона, а потом занять их место. На первом этапе - “все равны”. На следующем же - “но есть такие, которые равнее других”… Однако лозунг второго этапа надо до поры до времени держать в секрете, иначе смысл переворота разрушится…

Однако какая первопричина ввергла народ в пучину интриганства и борьбы за власть? Ведь его тогдашние руководители были избраны самим Вс-вышним! Кто мог быть лучше Моше и Аарона? Настоящие вожди требуются нации в судьбоносные периоды его истории. Серые же будни поднимают наверх посредственность. Пока народ шёл на завоевание Страны, авторитет Моше был неоспорим. Когда же действующее поколение было приговорено к 40 годам вымирания в пустыне, оно превратилось из целеустремленной нации в сборище эмигрантов, бессмысленность существования которых порождает интриги и бури в стакане воды. Корах сумел объединить две несовместные группировки оппозиции: обделенных первенством потомков первородца Реувена и обделенных священством левитов, сменивших первенцев в Служении Вс-вышнему. Свергнем Моше и Аарона, а там разберемся. Можно только представить себе, какая борьба группировок развернулась бы в дальнейшем, если бы переворот Кораха увенчался успехом…

Бунтовщик рассчитывал на безразличие Б-га к приговоренному поколению, на Его отдаление от обреченных. Какая Ему разница, кто из временщиков захватит роль юденрата гибнущей общины, кто станет вожаком исчезающих мамонтов? А пока - ловите миг удачи! Одно Корах рассчитал безошибочно: без чудесного вмешательства свыше ничто не могло остановить умело подготовленную контрреволюцию позиций, связей, демагогии и капитала. Кто ещё правит в мире без явного вмешательства Б-га? Однако Г-сподь вмешался. Зрело новое, неиспорченное поколение, которое именно Моше должен был довести до Страны, довоспитать, доплавить, долепить… Община левитов Кораха, пытаясь стать священниками и воскурить благовония, погибает от огня. Вожди бунта по слову Моше поглощаются землей живьем, а из преисподней доносятся их голоса: “Моше - истина, и его Тора - истина!” Воистину, лучше поздно, чем никогда…

Однако разгоряченная атмосфера бунта не угасает. Те, кто ещё недавно разбегался от жутких голосов своих главарей из-под земли, снова собираются против Моше и Аарона с абсурдным обвинением: вы погубили общину Г-сподню! Моше и Аарон только что, в начале истории с Корахом, отмолили у Б-га народ просьбой не гневаться на всю общину за грех подстрекателя… Моше, быстрый в пророческом видении, кричит Аарону срочно взять воскурение и бежать к народу ради спасения его от возмущения свыше. В народе началось поражение мором, и Аарон со священным воскурением побежал и встал между живыми и мертвыми, останавливая эпидемию собой…

Чтобы пресечь дальнейшие бунты, Б-г повелевает князьям колен оставить в Скинии их посохи. Утром оказалось, что все они остались без изменений, кроме посоха Аарона, который расцвел. Трудно придумать более ясное доказательство Б-жественного избрания.

Колоссальная энергия внутреннего саморазрушительного бунта происходит по прямой из отказа от Страны, от предназначения, что означает, в конечном счете - от Торы и Б-га. В еврейском народе все эти факторы - не внешняя атрибутика, а внутренняя суть, отказ от которой закономерно приводит к полному распаду, и его уже не могут остановить никакие наказания и катастрофы, а только возвращение к Истоку.

Центральная стадия распада - перевернутый мир, где черное - это белое, а белое - черное, где вина это правота, а правота - вина, где зло - это добро, а добро - зло. Так было в Содоме перед его закономерной гибелью. Так было с распадом СССР. В нашей недельной главе эту роль играют Датан и Авирам, два злодея, изначально противостоящие Моше внутри народа. Именно они, разрушители и губители поколения, бросают Моше в лицо страшное обвинение: почему мы должны идти к тебе? Что хорошего ты нам сделал? Ты не привел нас в землю, текущую молоком и медом, а вывел из таковой, чтобы мы умирали в пустыне! А теперь еще и будешь колоть нам глаза, и господствовать над нами? Не пойдем! Самое интересное, что все эти обвинения гораздо логичнее отнести к Тв-рцу по поводу нашего пребывания в этом нижнем мире после изгнания из рая… Легче всего обвинить в последствиях собственного выбора кого-то другого. Поэтому законченный ад их душ немедленно реализуется вовне через разверзание земли под их ногами. Лжи не на чем стоять.

Египет как земля обетованная впервые появляется в восприятии Лота, а оно привело его в Содом, в мир перевернутых понятий, мир светопреставления. И эта перевернутость, и неблагодарность, и адекватное наказание восходят по прямой линии к Датану и Авираму, неизменным оппозиционерам Моше и его чистой истины. Моше всю свою жизнь провел в состоянии самопожертвования, не требуя ничего для себя. Датан же и Авирам топтали великие дары и за эти “заслуги” требовали себе новых даров. Моше чувствовал себя всю жизнь обязанным давать. Они же считали себя имеющими право получать. Такой симбиоз не мог продолжаться вечно, и история с Корахом взорвала его.

29. Законы, суждения и Билам

Все заповеди делятся на две большие категории - законы (хуким) и суждения (мишпатим). К суждениям типа “не воруй” мы могли бы придти и сами, напрягши собственный ум. Разве есть общество, где воровство не запрещено? Однако заповеди этим не исчерпываются. Словами “это закон Торы” начинается повествование о сложных и необъяснимых правилах по поводу красной (целиком рыжей) коровы, у которой проверяли на цвет каждый волосок. Пеплом этой коровы, растворенным в воде, очищались от соприкосновения с мертвецом, с конечным результатом отделения телесного от духовного, в котором и есть суть греха. Даже величайший в истории мудрец, царь Шломо (Соломон), пасовал перед этой загадкой.

Почему же Б-г не счел нужным ограничить свои повеления только сферой суждений, понятных человеческому разуму? Почему нужно было требовать от нас заниматься и непонятным? Пример этому - принятое у евреев омовение рук перед едой, после туалета, обязательное купание перед Субботой. У христиан в средневековой Европе были прямо противоположные понятия. Умывание считалось грехом, ублажением грешного тела. Про “праведность” одной из королев рассказывали, что она купалась два раза в жизни: после рождения и после смерти. Когда же косившая Европу чума останавливалась у ворот гетто, объяснение могло быть только одно: эта страшная болезнь - результат еврейского колдовства, поэтому на них самих оно не действует! Как можно было тогда остановить чумные погромы? Как в эпоху до микроскопа можно было объяснить людям, что странные и необъяснимые тогда обычаи евреев не только очищают их душу, но и спасают их тело от страшных болезней?

Если бы от нас требовалось следовать только суждениям, самые умные оказывались бы и самыми праведными. Но ведь естественные умственные способности - врожденные, хотя их и можно в значительной степени развивать. Это все равно, что давать человеку награду за цвет глаз…

Поэтому суждения дополняются законами, и тут как раз у умника возникает соблазн отбросить необъяснимое, а простодушный может достигнуть необычайных вершин, скрупулезно соблюдая его…

Если же мы от разума перейдем к дару пророчества, то сумеем дать первоначальное объяснение таинственной загадке Билама, пророка-чужака, пророка-врага, которому вместо проклятий были навязаны благословения: не за дар человек получает награду, а за то, как он этим даром воспользуется! Дар сам по себе - не награда, а орудие. Билам произнес великие пророчества об Израиле, но вскоре после этого погиб от еврейского меча. Почему? Вначале Б-г говорит Биламу не идти к Балаку, потом позволяет ему идти, затем посылает ангела с угрожающе обнаженным мечом ему на перехват… Зачем? Да и вся картина истории Билама, вся недельная глава “Балак” резко контрастирует с остальным текстом. Всегда в центре картины - евреи, а остальное - внешний фон. Тут картина и её рамка меняются местами, угол зрения смещается на 180 градусов! Здесь антисемитизм, вечная тень вечного народа, оказывается в центре, а евреи незримо присутствуют где-то на горизонте…

Балак и Билам - два архетипа, на которых строится антисемитизм, два его полюса: материальный и духовный. У евреев нет никакого намерения задевать Моав. Они даже удлиняют свой нелегкий путь через пустыню, чтобы обойти Моав стороной.

Однако Балак не верит родственным чувствам евреев по отношению к потомкам Лота и их мирным намерениям. Причина проста: он мерит других своей меркой за неимением иной. Если бы я был сильнее их, я бы напал на них и ограбил. Они же сильнее меня, значит… надо нейтрализовать их заранее! Силы у меня не хватает, найму Билама, чтобы он проклял и погубил их словом!

Авраам неоднократно спасал Лота, рискуя собственной жизнью. Лот ничем не отблагодарил его. “Благодарность” же потомков Лота по отношению к потомкам Авраама проявляется сейчас во всей красе…

Именно поэтому два происходящих от Лота народа отвергаются Б-гом навек. Нельзя принимать из них в еврейский народ, запрещается вступать с ними в брак, нельзя даже желать для них ничего хорошего. Позднее мы увидим, как Боаз исключил из этого правила женщин, принимая Рут. А произошедший от них Давид запутался на всю оставшуюся жизнь с той минуты, как послал делегацию утешителей к осиротевшему наследнику престола в Раббат-Амон…

Билам, несомненно, движим выгодой. Балак обещал ему большую награду. Но текстуально несомненное внутреннее стремление Билама проклясть еврейский народ выходит за узкие рамки “зарплаты”. Иная жажда горит в нём не менее сильно. До сих пор он был уникальной знаменитостью, имеющей единственную в своем роде связь с Г-сподом, поэтому его проклятия или благословения сбывались! Слава и деньги шли рука об руку… И вдруг выходит на историческую арену целый народ, изобилующий пророчеством, как гранат зернами, причем никто из них не догадался зарабатывать на этом деньги… Эти опасные конкуренты подорвут и бизнес, и славу Билама, разрушат его монополию, его незыблемый до сих пор пьедестал… Проклясть, погубить! Зависть, дурной глаз, абсолютно полярные качествам Моше, истребили Билама, свалили его в ту яму, которую он готовил другим.

Первая делегация Балака к Биламу уходит ни с чем. Б-г запрещает Биламу проклинать еврейский народ. Балак же думает, что Билам набивает себе цену, и посылает к нему более важную делегацию с обещаниями ещё более высокой награды. Вместо того, чтобы вернуть ее с порога, Билам надеется изменить решение Г-спода. В иудаизме есть правило: по тому пути, по которому ты очень стараешься идти, тебя, в конце концов, ведут помимо твоей воли. Так было с фараоном, который сначала сам ожесточал свое сердце, но, в конце концов, с ним стал это делать сам Б-г, и он уже не мог свернуть со своего гибельного пути. Нечто подобное происходит и с Биламом. Б-г решает использовать его жажду проклятия, чтобы именно через эту авторитетную фигуру сообщить внешнему, нередко враждебному миру, что Израиль благословен. А чтобы Билам не мог, не смел изменить ни единого слова благословения, посылается ангел с обнаженным “дамокловым” мечом, предупреждающий его об этом под страхом смерти…

Билам открывает будущее, о котором не говорил даже Моше. Он вещает о Машиахе, о последнем избавлении, о загробном мире и о мире грядущем с их наградой праведным… Он предрекает гибель врагам Израиля… Все он может, но только не изменить самого себя, поэтому он говорит о себе как о падающем ясновидце…

Когда Балак в гневе хочет прогнать того, кто перевернул вверх ногами его заказ, Билам проявляет свою подлинную суть. Он дает Балаку дьявольский совет, как погубить евреев. Невозможно справиться с их Б-гом, значит надо поссорить Его с ними. Пожертвуйте своими самыми красивыми девушками, пусть они соблазняют евреев в их стане и, используя самый могучий инстинкт, ставят условием службу идолу, Бааль-Пеору. Их Б-г больше всего ненавидит идолопоклонство и разврат, Он сам погубит их! Билам был близок к выполнению черного замысла. Князь колена Шимона, Зимри, клюнувший на приманку, и Мидьянская принцесса Козби нагло вошли в шатер на глазах у всех и занялись там развратом. Их обоих уничтожил ревнитель святости Пинхас, но большинство (24.000 человек) колена Шимона погибло…

Современным аналогом Билама мне представляется наука. И у неё колоссальные достижения, но и огромный эгоизм, эгоцентризм. Она жаждет истины только до той границы, где таковая утверждает её господство, её монополию. Все запредельное - табу… Даже Б-га ученый нередко готов признать лишь в качестве своего подобия, а не наоборот…

Наука, подобно Биламу, могла бы стать величайшей служительницей Б-га, да скромности не хватает. Господином хочу быть, а не слугой! Поэтому некоторые критические открытия не популяризируются. Упомяну только два из них. Красное смещение галактик привело к выводу о внезапном возникновении мира из ничего, из точки. Расчеты плотности материи во вселенной доказывают, что она никогда не сожмется обратно, а разлетается навеки в никуда… Мы живем в одноразовом мире!

Не менее интересна загадка жизни. Почему никто никогда не обнаружил новый, ранее не существовавший вид животных? Как без этого можно говорить об эволюции, якобы создавшей все разнообразие жизни? Почему даже генная инженерия не вывела новый вид? Да потому, что наука уже знает о границах принципиальной изменяемости видов. Они не выходят за рамки породообразования. Попытки генетиков перешагнуть через эти границы неизменно приводили к вымиранию подопытных.

Нет, господа, мы вовсе не от обезьяны…

30. Ревнитель

Мы уже видели, какое влияние оказывают личные качества людей на их поступки в истории. Балак не верил тому, что сильный еврейский народ обходит его страну стороной, потому что сам он в такой ситуации непременно напал бы на более слабого. Корах не мог поверить, что Моше не добавляет к указаниям Б-га отсебятину, которая соблюдет его личные и семейные интересы, дополнительно к заданию свыше, потому что сам Корах поступил бы именно так. По сути, он восстал против своих же качеств, которые спроецировал на Моше. Подобное явление - норма в истории антисемитизма, но и на внутреннем поприще оно играет свою разрушительную роль. Провал посланной Моше разведки также связан с тем, что вождь народа неспособен был заподозрить в других те отрицательные намерения и качества, которых не было в нем самом.

Историю Кораха легко увязать с советом Итро создать судебную иерархию. Моше не нашел весь букет добрых качеств, о котором говорил его тесть, и удовлетворился “доблестными людьми”. Они же из-за своего несовершенства подозревали в таковом и Моше. Ошибочная мысль вызвала превратные действия и гибель.

Понимание собственного несовершенства и отказ от его проецирования на избранных праведников способны спасти от смерти!

Ревность и зависть в иврите - одно слово, но их источники могут быть совершенно разными, даже противоположными. Можно ненавидеть другого за то, что он грубо попирает законы Б-га, а можно и за то, что преуспел в своем деянии он, а не я. Внешне это выглядит одинаково, и только Читающий человеческое сердце знает истинные побудительные причины! Даже наш праотец Яаков не различал, не усматривал разницы между Шимоном и Леви. Оба - ревнители, у обоих есть склонность к жестокости, оба люди крайностей. Как же случилось, что пути ревнителей разошлись настолько, что столкнулись между собой, и Пинхас из элиты колена Леви пронзил Зимри, князя колена Шимона?

В “Криат Шма” вслед за исповеданием веры есть строка: “Возлюби Г-спода Б-га твоего всем сердцем своим…” Слово “сердце” иногда обозначается в иврите как “лев”, иногда как “левав” - с двойным “бет”, как здесь. Двойная буква символизирует две стороны сердца - светлую и темную. Сердце и физически разделено на две половины - артериальную и венозную, очищенную и загрязненную. Как служить Ему светлой стороной сердца - понятно. Но как можно делать это темной стороной? Шимон и Леви пытались найти этот трудный путь. Леви преуспел, а Шимон провалился. По-видимому, их исходная мотивация была разной. И хирург, и разбойник режут человека ножом. От обоих требуется мера жестокости. Они лишь используют её в разных целях: один во благо, другой во зло. Оказывается, и не очень светлую черту можно подчинить благу! Таков Леви. Служба жертвоприношений во искупление человеческих грехов, строгий, но справедливый суд ради предотвращения общественных джунглей и направления душ к вечному благу - вот суть его служения.

По-видимому, именно эта святая ревность по Б-жественной справедливости направила его меч на Шхем. А у Шимона побудительным мотивом была скорее земная ревность, которая сродни зависти. Поэтому, когда по подлому совету Билама соседние народы послали своих красивых девушек в еврейский стан соблазнять народ Вс-вышнего сексом, обусловленным идолопоклонством, именно колено Шимона, праотец которого громил Шхем, попалось на эту удочку! Против чего воевал, на том и споткнулся сам…

Глава колена, чтобы оправдать своих и предотвратить намеченный суд над ними, взял принцессу Мидьяна и не тайно, как принято, а нагло и открыто подвел её к Моше и сказал: что, Моше, твоя мидьянитянка (Ципора) дозволена, а моя - нет? Моше, когда обвиняли в чем-либо его лично, терялся от скромности. Он мог отстаивать идею, но не себя. Ципора приняла Б-га, сделала обрезание своему сыну, а условием соития Зимри было служение Бааль-Пеору! Зимри на глазах у всех повел язычницу в свой шатер, и все общество плакало, не зная, что делать.

И тогда встал Пинхас, внук Аарона. Неужели вы забыли, - сказал он, - что ревнители поражают того, кто совокупляется с язычницей? Все от растерянности действительно забыли! И ответил ему Моше: если ты один из всего общества вспомнил это правило Устной Торы, значит ты и есть тот самый отмеченный Свыше чистый ревнитель! Пинхас взял копье и, рискуя жизнью, вошел в шатер князя, где пронзил их обоих. Это деяние и последующая молитва Пинхаса остановили посланную Б-гом эпидемию, выкосившую больше половины колена Шимона. Опять земное правосудие остановило небесную кару. Пинхас за свой подвиг чистого ревнителя по Б-гу удостоился особого союза с Ним. Через почти полтысячелетия после этого события Пинхас присутствовал, живой и здоровый, на церемонии открытия Храма Шломо! И большую часть прошедшей эпохи служил он Первосвященником Израиля. Пинхас был первенцем, и его судьба показывает, каких запредельных высот достигает сочетание первородства со святостью.

Традиция утверждает, что Пинхас - это пророк Элиягу, взятый в период Израильского царства в Шомроне живым на небо. Он придет возвестить нам о приходе Машиаха, да приблизятся его дни! Чистый ревнитель, все помыслы которого устремлены на утверждение Царства Небес, заслужил великую судьбу, уникальную миссию. По чистоте помыслов он подобен Моше. И когда Б-г поручает вождю начать войну отмщения против Мидьяна, главнокомандующим армии колен, по тысяче от каждого, Моше назначает Пинхаса. Он мстит врагам, убивает их царей и колдуна Билама, злоумышлявшего против евреев. Никакие чары не могли устоять перед его святостью. А поскольку этот враг пытался воевать с евреями их же оружием - голосом (“Голос - голос Яакова, а руки - руки Эсава”), словом, то и Пинхас поражает врагов их  естественным оружием - мечом, а не “устами меча” (“бэхарэв”, а не “лефи хэрэв”).

Поражает на первый взгляд то, что Б-г не требует войны против Моава, царь которого, Балак, затеял всю эту историю. Ответ, по-видимому, состоит в том, что Г-сподь судит не только по прошлому, но и по будущему. От Мидьяна уже отделилось здоровое зерно, род Итро, а в Моаве рождение Рут - всё ещё дело будущего…

31. Войны Моше

Высшая душа человека “вдувается” Б-гом в его тело. Это силовое выражение не случайно. Ведь речь идет о соединении достаточно чуждых друг другу начал. Душа противится спуску в нижний мир, и её приходится заталкивать туда силой. В этом состоянии она подобна стреле, натягивающей тетиву. Вопрос в том, что произойдет с ней дальше. Сдастся ли она на произвол тела, ассимилируется ли в нём, меняя свое возвышенное происхождение на чечевичную похлебку преходящих выгод, или же, наоборот, ассимилирует тело, подчиняя его высшему началу. В первом случае напряжение тетивы ослабевает, и человек как целое теряет способность взлета. Во втором же - напряжение тетивы достигает максимума, и чем мрачнее окружающие обстоятельства, тем с большей мощью выстреливается человек ввысь. Предельные случаи - Ханох (седьмое поколение от Адама через Шета), взятый живым на небо и ставший верховным ангелом Мататроном, и Элиягу, унесенный в теле огненной колесницей на небо. Он же придет - в скорости в наши дни! - возвещать мессианское царство седьмого тысячелетия, которое, так же как и Субботу, мы встретим раньше их астрономического времени.

Тело, изменившее свою суть, становится колоссальной добавкой к ассимилировавшей его душе, необычайно усиливая мощь выстрела и высоту подъема. Однако случай Моше уникален. Ханох ходил с Б-гом по земле, отвергнувшей Вс-вышнего, потому и поднялся с телом в высшие миры. Элиягу пытался всеми силами повести за собой Израильское царство, но не преуспел, был вытолкнут им и вернется в дни конца времен, когда пути назад не будет.

Моше же вывел народ из Египта, тащил его за собой, но привел на порог Страны немногих из старого поколения вместе с Калевом и Еѓошуа. Могилы всех остальных остались в пустыне. Человек, настолько преданный своей задаче, не мог перейти Иордан. Он должен был умереть вместе с ведомым им поколением, чтобы своими заслугами нейтрализовать их грехи и довести их до цели после воскрешения из мертвых! Он, больше всех заслуживший телесное бессмертие, должен был на время поступиться этим благом, чтобы позднее одарить им других…

Моше стремился в Страну, чтобы “увидеть эту добрую гору и Ливан”, т.е. чтобы построить на Храмовой горе (Мория) вечный Храм из ливанских кедров. Увы, Храму было суждено быть построенным с задержкой почти в полтысячелетия, и он не оказался вечным. Если бы Б-г излил на уклонившихся в идолопоклонство и прочие грехи всю меру своего гнева, от народа бы ничего не осталось. Поэтому значительная часть возмущения свыше обрушилась на дерево и камень Храма, а народ уцелел… Потому не Моше с его непреодолимыми заслугами должен был его строить…

Величие Моше в том и состоит, что он вел физические войны на одном уровне с духовными. Не личная воинственность вела его, а цель. Когда цель казалась недостижимой, Моше десятки лет спокойно пас скот и даже отказывался от предложенного свыше посланничества.

“Война” с фараоном была, по сути, борьбой между душой мира и его отделившимся телом. Та часть тела, которая присоединилась к душе, перешла море, преодолела смерть, противоположная же часть погибла, утонула, пропала. “Олам” - мир, “нээлам” - скрылся. “Тэва” - природа, “нитба” - утонул. Тайны мироздания заложены в Священном языке, где даже “ухо (озэн)” и “равновесие (изун)” - однокоренные слова, как будто функция и место вестибулярного аппарата были известны изначально.

Второй войной было сражение с Амалеком, с воплотившимся мировым злом. В этой войне нет компромисса, но окончательная победа в ней придет только во времена Машиаха.

В главе “Хукат” о красной корове происходит незаметный перед лицом вечности переход от первых лет сорокалетия к их последним годам, от начала миссии Моше к её концу. Сыны великого семейства завершают свое поколение, умирая по старшинству. Первой уходит в мир иной Мирьям, и сразу пропадает вода. Начало пути в пустыне как бы накладывается на его конец, и народ начинает с тем же ожесточением требовать воду у Моше. Моше, как в повторяющемся фильме, снова гневается, бьет по скале, и… вместе с водой получает наказание: вода же (Иордан) становится пределом его пути. Спасенный из воды, спасший через воду - погибает из-за воды же и у воды… В чем вина Моше? Я слышал интересное толкование от раввина своего квартала. Евреи, вышедшие из Египта, привыкли к тому, что надсмотрщики фараона воцаряют среди них дисциплину ударами. Поэтому и удар по скале был понятным и воспринимаемым намеком. Однако поколение сменилось, и через 38 лет перед Моше стоят подданные и воспитанники Б-га, а не фараона. Не плеть, а Слово движет ими. Поэтому подчинение скалы не ударам, а Слову Вс-вышнего было бы лучшим обличением поколения, лучшим освящением Имени Г-спода! Если ты не в состоянии объясняться на языке нового поколения, присоединяйся к уходящему!

И все-таки непрерывная “война” между Моше и его народом - это отражение вечной борьбы между душой и телом. Даже когда душа побеждает и подчиняет себе тело, это не приходит без непростых и нелегких схваток…

После смерти Аарона, который не поправил Моше в истории с водой, исчезают облака Славы, скрывавшие народ от врагов. Царь Арада нападает на Израиль и получает по заслугам. Нападение на сынов Б-жьих равносильно нападению на их Отца, и месть врагу - это Б-жья война, в которой мы уподобляемся ангелам-истребителям.

Б-г запрещает евреям затевать войны со своими родственниками Эдомом, Моавом и Амоном. Несогласие Эдома и Моава позволить евреям пройти через их территорию с миром вызывает необходимость долгого и тяжелого обхода этих земель с юга и востока. Во время этого перехода возвращается злословие народа, и оно наказывается ядовитыми шипящими змеями - мера за меру.

Но яд отменяется взглядом на медного змея на шесте, поставленном Моше во искупление и после раскаяния народа, по слову Б-га. Еврейские буквы являются также цифрами. Змея (нун, хет, шин) и Машиах (мем, шин, йуд, хет) равны в числовом выражении. Деяния Машиаха отменят, уравновесят яд древнего змея, изгнавшего человека из рая, и ожидание его прихода помогает и сейчас.

Евреи выходят к потоку Арнон, впадающему с востока в Мертвое море. Они просят у царя-вторженца, Сихона, пройти через его страну к Иордану без войны. Тот же рвется в бой. Он и его народ принадлежат к ханаанским племенам, и Б-г повелевает Моше воевать. Израиль побеждает и захватывает страну между Иорданом и восточной пустыней, между Арноном и потоком Ябок, впадающим в Иордан с востока в районе Гильадских гор. Страна славится пастбищами, и изобилующие скотом племена Реувена и Гада просят поселиться в ней. Моше противится, и только обещание двух колен стать военным авангардом Израиля при переходе через Иордан умиротворяют его.

Путь в страну через Иордан открыт, но Моше поворачивает к северу и завоевывает царство Ога до горы Хермон. Почему? По той же причине, по которой он просил мирно миновать землю Сихона и спорил с двумя коленами, поселившимися в ней. Кнаан простирается от Ябока к северу Заиорданья. Там обнаружил Яаков двойной стан ангелов - Страны и изгнания (Маханаим). Там ангел Эсава боролся с праотцем. Страна Кнаан - это восточное Средиземноморье, которое на юге доходит до Мертвого моря и Иордана, а к северу от Ябока расширяется к востоку. Поскольку два колена, Реувена и Гада, поселились на землях, не совсем относящихся к Кнаану, не хватило населения освоить север страны, Ливан, и это историческое упущение мстит нам на протяжении всех эпох, включая современную. Иудаизм - учение единства, в том числе духовного с физическим, и это включает духовную жизнь народа вместе с его территориальным размещением. Ливан - это безопасность, высокогорный щит с севера и вода, которых нам так не хватает.

Моше был приговорен не переходить Иордан, и он завоевал все к востоку от него.

32. Завещание

Теперь Моше уже не опасается датановско-авирамовской реакции: “По какому праву ты читаешь нам мораль? Что хорошего ты нам сделал?” Заиорданье завоевано, народ уже начал вкушать добрые плоды Земли Обетованной. Моше должен умереть к востоку от Иордана, и вся последняя книга Пятикнижия - это его завещание народу.

Когда Б-г сообщает Моше окончательный приговор, только одна просьба в устах отца пророков: пусть не будет народ Израиля, как стадо без пастуха - назначь мне преемника! А когда Вс-вышний требует от Моше организовать войну священной мести Мидьяну и после этого умереть, ни на одну минуту не откладывает Моше исполнение этого повеления! Перед лицом смерти он еще более величествен, чем в жизни.

Многие считают, что книга Дварим построена по схеме десяти заповедей, каждая из которых разветвляется и детализируется. Убийство делится на умышленное, неумышленное и нераскрытое, каждое со своими особыми подробно разработанными законами. Воровство - на кражу человека, кражу крупной скотины, мелкой скотины, до и после заклания или продажи и пр. Мы не можем углубиться здесь во все мудрые закоулки Б-жественных законов. Шестьдесят трактатов Талмуда посвящены подробностям еврейского законодательства, отличного от всего, что знал Древний Восток, а нередко и не только древний, и не только восток…

Революцией еврейского законодательства стало полное размежевание между проблемами имущества и проблемами человеческой жизни. С одной стороны, никакой имущественный иск не мог здесь компенсироваться человеческой жизнью. Ни за какое чисто имущественное преступление человеку не полагалась смертная казнь. На него налагались имущественные же санкции, а если платить было нечем, его самого продавали в рабство со всеми жесткими ограничениями такового в еврейском законодательстве, включая освобождение на седьмой год!

С другой стороны, умышленное убийство или кража человека не подлежали никакой имущественной компенсации. Кровь безвинно убитого можно было смыть только кровью его намеренного убийцы! Именно развитая и справедливая система судопроизводства делала излишним самосуд, а милосердные законы социального обеспечения позволяли даже бедному просуществовать без воровства. Еврей не имел права сжать свое поле до конца. Край поля он обязан был оставить бедным. Он не имел права подбирать упавшие в процессе жатвы колоски - это была собственность бедных, тех самых, которых при Сталине отправляли за подбирание брошенных на поле колосков в концлагеря… Виноград, созревший не в кучных гроздьях, оставлялся бедным. Недособранные плоды оставались им же. В юбилейный год проданное ранее поле возвращалось продавшему его роду, и это предотвращало возникновение латифундий, концентрацию средств производства в руках кучки всесильных магнатов и превращение всех остальных в бесправных рабов или наемников. Помощь бедным вообще считалась обязанностью еврея. Этому служила и десятина, и просто милостыня. Так мы оставались народом свободных людей, служащих

Вс-вышнему Царю, а не рабовладельцу.

Но не только законами занимается последняя книга Торы. Это книга вечной памяти о Б-жественном провидении, которое не оставляло народ сорок лет, от Египта с его казнями и до входа в Страну. Память и культивирование памяти в последующих поколениях является той основой, на которой строится здание заповедей и их исполнение.

Но самой мощной стороной этой книги является пророчество, достигающее в ней ранее (и позднее) неведомых вершин. Предстоящие судьбы народов - дело темное. Кто мог представить себе двадцать лет назад, что республики СССР через считанные годы станут независимыми? Мощь пророчества измеряется двумя факторами: масштабами времени и естественной невероятностью предсказанных событий. В обоих измерениях пророчества Моше являются абсолютными чемпионами. Есть и ещё одно измерение: ясность пророчества. Туманные изречения пифий или нелегко понимаемые аллегорические образы чужды его духу. Он говорит абсолютно ясным языком самые невероятные вещи, которые сбываются через тысячи лет! Целые поколения цивилизаций сменились за эти эпохи, но пророчество Моше возвышается над ними на нерушимом пьедестале.

Моше говорит о далеком тогда будущем еврейского народа. Он предвидит грехопадения и наказания, одно из которых немыслимо, и в случае осуществления должно по законам природы погубить народ: рассеяние между всеми народами от края до края земли. А затем вместо неизбежного в таком случае исчезновения Моше предрекает сохранение и даже обратное собирание народа из всех народов земли в ту Страну, которой он когда-то владел, причем речь идет о повторном овладении ею! Где, когда, с кем происходили такие события, граничащие с бессмертием и воскрешением из мертвых? Только одному народу было предсказано такое, и только с ним оно случилось. Все пространство и время Истории стали свидетелями истинности Торы! Счастливо наше поколение, что именно оно стало объектом и субъектом этого беспрецедентного чуда. Сумеет ли оно не упустить свое счастье, реализовать его в возрождении возвышенной связи со Вс-вышним, в превращении себя в Его партнера?

Шаги Машиаха слышатся у нашей двери. Откроем же её ему навстречу…

33. Фон книги Еѓошуа

На протяжении большей части книги Еѓошуа сохраняются три единства периода Моше: один стан, один вождь, одна цель. После завоевания и раздела Страны ситуация меняется в корне, что приводит к совершенно иной атмосфере в книге Судей.

Книга Еѓошуа повествует о переходном периоде от прямого руководства народа Б-гом через окружающие его со всех сторон явные чудеса - к естественному косвенному руководству, опосредованному через законы природы. Народ, как подрастающий юноша, постепенно приучается к самостоятельности, после обретения которой он должен придти к зрелому сознательному сотрудничеству с Отцом вместо первоначальной детской зависимости абсолютно во всем.

Ханаанское население Страны, вытеснившее семитов, расселилось естественным путем, с севера на юг, от изобилия жизненных ресурсов, связанных в первую очередь с благодатной водой, к их засушливому оскудению. Первенец Кнаана, Цидон, поселился в Ливане (Цидон=Сайда), недалеко от Бейрута (в оригинале “Бээрот”- колодцы). Ливан изобилует водой. Там же, на побережье, водились морские моллюски, из которых добывали нелиняющую пурпурную и голубую краску, цена которой на рынках была весьма высока. На белеющих от снегов горах Ливана (отсюда его название - “белёсый”) росли вековые кедры и кипарисы, лучший материал для строительства дворцов, храмов, кораблей. Цидоняне были лучшими инженерами и мореплавателями. Они научили греков азбуке (которая в значительной степени повторяет еврейско-финикийскую), ремеслам, наукам и искусствам. Позднее цидоняне основали в Северной Африке свою знаменитую колонию Карфаген, полководец которой Ганнибал (Хани-Бааль) вел с Римом жестокие войны за мировое господство.

Другие племена хананеев, например хетты, создавали мощную империю далеко за пределами Страны (в Малой Азии), но заботились и о своем присутствии в этой важнейшей торговой и стратегической точке тогдашнего мира. Две великие первые цивилизации глубокой древности конкурировали, торговали и воевали между собой: Египет и Месопотамия. Горлышком бутылки, узким связующим звеном между ними была только Страна Кнаан, пуп земли.

Когда наши праотцы были в Египте, эта самая могучая империя тогдашнего времени добилась гегемонии над Кнааном, и в районе его северных окраин вела ожесточенные войны с империей хеттов. Города-государства (полисы) Страны во главе с их царьками были вассалами фараона и обязаны были обеспечивать беспрепятственную торговлю Египта с Месопотамией (Междуречьем).

В Кнаане, в отличие от них, не было естественного стимула к империальному развитию, поскольку дождь не требовал никакого управления. Речные же цивилизации соединяемых им регионов подталкивались самой природой к созданию мощных держав. Великие реки - Нил, Ефрат, Тигр, - несли не только жизнь, но и смерть. Недаром древнейшее сказание о потопе обнаружено в Месопотамии. Ирригационные сооружения, дамбы и плотины, контролирующие жизненно важные, но и смертоносные реки, эффективны только на долгом протяжении их течения, поэтому сама жизнь требовала политического объединения населения их берегов.

Но самым главным вопросом является не геополитика, а добро и зло, взаимоотношения с

Б-гом. Не случайно в союзе между рассеченными животными Г-сподь обещал Аврааму эту Землю только через четыре поколения от предстоящего изгнания, потому что ещё не достиг “совершенства” грех эмореев. Тогда, при Аврааме, это была тенденция развития, а при Еѓошуа созрели её плоды, раковая опухоль, требующая хирургического вмешательства. Даже египетские путешественники того времени с ужасом описывали нравы, господствующие в Стране Кнаан. Их рассказы поверхностны, поскольку касаются только отношения к путникам (т.е. к ним самим). Тора излагает ту же тему в глубину, изнутри. Кнаан был проклят изначально Ноахом за то, что оскопил своего дедушку, когда тот лежал пьяным в шатре. Не случайно у Ноаха не было больше детей после потопа: Кнаан хотел, чтобы ему и его потомкам досталось побольше места, причем именно в этой благословенной Стране. Не понимал он только того, что проклятые методы подорвут самую основу его цели, потому ханаанское население не только Кнаана, но и других регионов, не зная этого, ходило над пропастью своего зла, которая, в конце концов, поглотила их повсеместно. Тора обвиняет хананеев в смертных грехах, от всех видов разврата, вплоть до скотоложества (не случайно Авраам строго запретил Ицхаку брать жену из дочерей Кнаана!), и до сжигания собственных детей в жертву своим мерзостным идолам…

Есть определенный уровень злодейства, за которым человек или народ полностью поглощаются им, и единственным шансом на изменение к лучшему остается искоренение, чтобы переселение душ в другую среду вывело их на иную тенденцию. Иногда скальпель хирурга - последний шанс… Таковы потоп и гибель Содома, прообраза хананеев.

Искоренение законченного злодейства, так же как поощрение праведности - это соучастие человека в Б-жьем деле, поэтому Элиягу-пророк собственноручно зарезал сотни жрецов Бааля, не передоверяя эту миссию никому. ТАНАХ полон примеров, отрицающих идею всепрощения. Более того, попытки реализации этой идеи с неизбежностью ведут к полному воцарению зла на земле, поэтому её носители с естественной легкостью оказывались в противоположной крайности, создавая “святую” инквизицию. Там, где нет разработанного и упорядочненного, уравновешенного Закона, царствуют дикие крайности и произвол опричнины. Всепрощение оборачивается хаосом и воплощенным злом. Гибель Содома истребляет зло в ограниченном объеме, предотвращая его перерастание во всемирные масштабы с последующим неизбежным потопом.

Еврейские племена расселились в обратном направлении - с юга на север. Царское колено Егуда жило между Бээр-Шевой и Иерусалимом, на светлом, хотя и засушливом, солнечном юге, который является правой стороной (лицевая сторона - “кэдем” - это восток, а задняя сторона - запад. Соответственно север - левая сторона, источник опасности). Чем дальше на север, тем менее важные племена поселяются там.

Противоположные векторы расселения привели к тому, что у евреев было изначальное преимущество на юге и в горах (где не могли действовать железные колесницы - тогдашние танки врага), а у хананеев - на севере и в долинах. Впоследствии картина усложнилась появлением народов моря, новой волны плиштим, сменяющих ханаанскую угрозу.

А пока разгромленный Б-гом Египет не мог помочь своим ханаанским вассалам, и Еѓошуа приступает к войне.

Он начинает с короткого послания врагам: “кто хочет примириться (отказаться от мерзостей идолопоклонства) - пусть примирится. Кто хочет уйти (из Страны) - пусть уходит. А кто хочет воевать (с Израилем) - пусть воюет”. Как актуально и сегодня это послание! Как просится оно быть примененным и сегодня, когда поклонники дьявольского культа смерти бесчинствуют в Стране и за её пределами, полагаясь на всепрощенческую политику своих жертв…

Те, кто видят в несущем смерть женщинам и детям самоубийстве высшую “святость” и мечтают о “райской” оргии как о награде за неё, заслуживают подхода Еѓошуа, который не случайно стал самой ненавистной исторической фигурой для коллаборационистов, ненавидящих собственную идентификацию…

34. Ханаанские войны

Моше занимался, в основном, внутренними проблемами народа, его формированием. Ему приходилось преодолевать ожесточенное сопротивление изнутри привычек и понятий прошлого. На протяжении смены поколений Моше сформировал народ заново. Его руководство было в первую очередь духовным, идеологическим, воспитательным.

Еѓошуа получил от своего великого предшественника выкованную и закаленную нацию, которая ясно осознает свои цели и задачи. Поэтому его миссия акцентирована на преодоление внешних преград между народом Б-га и Его Страной.

Стиль руководства Еѓошуа - это лаконичное и деловое военное командование. К каждому замку есть свой ключ, любой вид задачи требует иного руководства, другого типа личности лидера. В первой ключевой фразе Книги Еѓошуа он именуется слугой Моше, сам же Моше называется рабом Г-сподним. Немало лет войн и раздела страны потребуется, чтобы и Еѓошуа удостоился того же самого титула.

Так же, как важно обнаружить ахиллесову пяту врага, необходимо выяснить и собственное слабое место, чтобы заблаговременно нейтрализовать его. Этим слабым звеном были колена Реувена и Гада, уже получившие свои родовые наделы. Им лично больше воевать не за что! Их пример может ослабить и других, и Еѓошуа после повеления Б-га перевести народ через Иордан первым делом выясняет отношения с ними, напоминая их уговор с Моше быть боевым авангардом израильтян к западу от Иордана. Он не только получает от них подтверждение своего обещания, но и Б-жественное благословение “крепись и мужайся”, и даже требование умертвить любого, кто нарушит слово Еѓошуа. Завоевывать Страну, а не раздавать её врагам, можно именно с таким народом!

Еѓошуа отправляет в Иерихо, через Иордан, двух разведчиков. Те поселяются в гостинице Рахав, расположенной между двойными стенами города. В этом опасном в случае войны месте поселялись небогатые люди, поскольку участки там были дешевыми, в отличие от центра города, и можно было использовать в качестве части постройки уже готовые мощные крепостные стены. Разведка полиса бдительна, миссия раскрыта, и к Рахав являются стражи арестовать лазутчиков. Та направляет воинов по ложному следу, а разведчиков прячет. Потом она объясняет им смысл своих действий. Оказывается, в этом нечистом городе, готовом до конца сражаться против Б-га за поклонение своим мерзким идолам, проживает чистая душа, беззаветно верящая в Г-спода. Она знает, что Б-г отдал всю эту землю Израилю, и что только Он один господствует на небе вверху и на земле внизу. Рахав произносит вещие слова из молитвы, составленной Еѓошуа (“Алейну лешабеах”) и из Песни Моря. У этой женщины явный пророческий дар, который не смогла заглушить та клоака, в которой она обитает. Рахав ставит условием разведчикам спасти её родню от уготованного Иерихону разгрома, после чего решительно и мудро выручает их из западни.

Благая весть разведчиков о страхе, охватившем врагов Г-спода, становится началом движения к Иордану. По слову Г-спода священники, несущие Ковчег Завета впереди народа, останавливаются в воде у берега, и течение Иордана, переполненного в этот период из-за таяния снегов Хермона, пресекается возле селения Адам. От водной стены, вставшей в этом месте, все воды вниз по течению стекают естественным образом в Мертвое море. Чудо и естественный путь соседствуют в этой книге, располагаются друг напротив друга.

Народ может широким фронтом перейти остановившуюся реку. Люди располагаются в Гильгале, между Иерихоном и Иорданом. Те евреи, которые рождались по пути в пустыне, не были обрезаны. Иордан перейден 10 нисана, в день взятия пасхального ягненка в Египте, с сорокалетним перерывом.

Снова нужно готовиться к Песаху, как тогда, но необрезанный не имеет права есть от пасхальной жертвы! Еѓошуа совершает массовое обрезание тех, кто моложе 40 лет, и народ празднует по всем правилам свой Союз с Б-гом. Лишь после этого поступают точные указания от Вс-вышнего, как завоевать неприступный вражеский город. Действия евреев очень напоминают те, что совершаются в синагоге в Суккот: там обходят возвышение с Торой по одному разу в течение шести дней, а на седьмой день обходят его семь раз. На следующий день танцуют с “добычей” - Торой в руках. Это Симхат Тора, радость Торы. Аналогией является отсчет дней от Песаха до Шавуот ( Пятидесятницы ), дня дарования Торы, и отсчет лет до юбилейного пятидесятого года – семь раз по семь. Пятьдесят лет сознательной жизни отводятся человеку от двадцати лет (совершеннолетие в глазах Б-га) до семидесяти, периода старости и смерти. “Дни жизни нашей - семьдесят лет” - писал Моше в своем псалме. Каждый год мы совершаем круг изучения всех глав Торы, но полное ее понимание - за пределами земного, материального…

Такие же круги вокруг Иерихона завершаются трубными звуками, и неприступные стены рушатся, город взят! Все в нём подлежит заклятию, нельзя ничего брать себе, и только металлы, очищаясь в огне, идут в сокровищницу Походного Храма. Первые плоды –

Г-споду…

Народ выполняет обещание разведчиков и оставляет в живых всю немалую родню Рахав. Они переходят в еврейство и после этого присоединяются к стану. По преданию, Еѓошуа женился на спасительнице разведчиков, и от них происходили пророки и цари.

И вдруг на фоне всех этих чудес и побед случается небольшое, но поражение в Гае. Всем ясно: Б-г отвернулся от Израиля! Что теперь будет? Еѓошуа разрывает на себе одежду, молится перед Вс-вышним и получает ответ: Иерихонское заклятие нарушено, кто-то из народа взял себе запретную добычу, и пока заклятое не будет исторгнуто из среды народа, не видать ему победы… Еѓошуа проводит народ перед Ковчегом Завета, и оттуда указывается на виновного. Заклятая добыча найдена, нарушитель убит, и лишь после этого разгромлен город Гай. Военные хитрости становятся частью тактики Еѓошуа, но его стратегия - соблюдение заповедей, обеспечивающее победу.

Гивоняне разыгрывают пришельцев “издалека” и добиваются договора с Израилем. Честный мир можно было заключать до начала Ханаанской войны, а не после первых поражений! Сдавшиеся могут стать опаснейшими врагами, как только подвернется удобный случай, что не новость у нас и сегодня. Однако когда их обман обнаружен, невозможно отменить клятву Г-сподом глав народа, и гивоняне остаются в союзе с Израилем. Это вызывает гнев ханаанского царя Иерусалима, в области которого случилась измена. Он собирает коалицию пяти царей юга Страны от Иерусалима до Хеврона. Пять армий осаждают Гивон, чтобы уничтожить его, а потоми напасть на Еѓошуа. Гивоняне шлют посланников в еврейский стан в Гильгаль, умоляя спасти их. Еѓошуа мог бы воспользоваться случаем и долго “готовиться” к войне, мстя гивонянам за обман не своими, а ханаанскими руками. Но не таковы нравы Израиля, когда он идёт стезей Г-спода. У нас нет “прецедента Курейш”, предписывающего нарушать данные врагам клятвы и соглашения, превращая обман в главное оружие “правоверных”…

Еѓошуа моментально совершает ночной марш-бросок, падая на врагов, как гром с ясного неба. В ходе преследования происходят великие чудеса. Каменный град падает на ханаанские армии с неба, убивая больше врагов, чем меч. Когда Еѓошуа видит, что не успеет завершить разгром врага до темноты, он требует от солнца остановиться, и Б-г, единственный раз в истории, совершает подобное чудо. Время “растягивается”, и Еѓошуа достигает полной победы над врагом засветло.

Почти весь юг страны, нынешняя Иудея, оказывается в руках Израиля. Пересчитывая вернувшихся воинов, Еѓошуа убеждается, что ни один из них не пострадал! Пять армий врага разбиты - без потерь…

Весть о разгроме юга заставляет сильный ханаанский север страны объединиться против Еѓошуа и выставить армию мощной коалиции под руководством царя Хацора. Б-г сообщает об этом вождю евреев, обещает ему победу, и израильская армия не ждет врага, а совершает тут же бросок в Галилею. Внезапный удар обращает врагов в паническое бегство, и Еѓошуа преследует их по Ливанской долине, а также в сторону моря до великого Цидона. Хацор взят и сожжен. Народ Израиля овладел основной частью страны.

35. Опустевший сосуд

Зияющая пустота созданного сионистской революцией сосуда втягивает в себя змей и скорпионов всех видов и оттенков. Именно этот “кризис победы” начинает намечаться в конце Книги Еѓошуа и разражается полной мерой в Книге Судей, книге падения. И если победа сионизма изначально была победой формы (государство) без содержания, вследствие чего последующий идеологический, а теперь и физический распад можно было предвидеть заранее, то с победой Еѓошуа дело обстояло гораздо сложнее. Ведь это была победа содержания, создавшего себе первоначальную форму! Где же здесь семя разрушения?

Действительно, в случае периода Судей был затяжной кризис, был период распада, но он закончился переформированием и великим подъемом Книги Шмуэля. Этот процесс напоминает сгнивание зерна в земле в ходе его прорастания. Зерно - живое начало, земля - неживое. Как они могут соединиться? И, тем не менее, оба предназначены друг другу, и, в конце концов, в ходе постепенного укоренения, прорастания и созревания “сгнившее” было зерно становится целым колосом! Спуск был в целях подъема.

Когда Б-г вдувает душу в тело, та сопротивляется, не хочет соединяться с чуждым ей материальным началом. Для духовной сути души это страшная деградация, снижение, ограничение, тюрьма, если не похороны, подобные захоронению зерна в земле. Но, преодолевая сопротивление материального, подчиняя его себе, душа увлекает тело за собой и приобретает вместе с ним такую инерцию взлета, которая намного перехлестывает её первоначальный уровень до погружения в материю. В этом смысл воскрешения из мертвых! Эти аналогии необходимы для понимания процесса соединения живого народа, движимого Б-жьим духом, с землей. Не случайно разведчики Моше пытались предотвратить вступление народа в Страну. Чем нам плохо сейчас? - рассуждали они. - С неба падает манн, колодец поит нас водой, сам Моше обучает нас Торе, и Облака Славы защищают нас со всех сторон. Зачем из этого рая уходить туда, где надо пахать землю, заботиться о пропитании, воевать, погружаться в тысячу и одну заботу: ведь деградация гарантирована! По иной аналогии это напоминает ребенка, который не хочет взрослеть, не хочет выходить из благодатного дома родителей в трудный и суровый мир борьбы. Это неразрешимая дилемма для тех, кто выдумал некое “право на счастье”, кто воображает себе мир рудником удовольствий. Мы же посланы во вселенную на работу, на службу её Создателю, причем для нашего же блага, чтобы потом заслуженно получить награду и не стыдиться “дармовщины”. Так обстоит дело и на личностном, и на национальном уровне. Заслуга изначально предполагает выбор, а уж как мы им воспользуемся - зависит от нас. Роботам зарплата не положена. А работнику, который ломает станки, вместо того, чтобы изготовить на них дорогие изделия, полагается наказание.

Чем труднее и сложнее, тем ответственнее должность, тем выше её оплата. У евреев хватало трудностей. Само погружение в серый материальный быт с вершин Синая было нелегким. Евреи не владели искусством земледелия в орошаемой дождями, а не Нилом, стране Кнаан. Им первоначально достались трудные участки гор и засушливого юга. Они разрабатывали нелегкую технологию собирания вод зимних дождей в специально подготовленные ямы и террасирования гор. Манна больше не было, колодца Мирьям - тоже. Исчезли три единства периода Моше и Еѓошуа: единый стан, единый вождь, единая цель. Народ расселен по всем просторам Страны, и местничество поднимает голову. Больше нет ни единого руководства, ни единых интересов. Каждый занят своим “бизнесом”, пропитанием своей семьи, что связано с разъединяющей конкуренцией. Трудные заботы материального устройства оттесняют на задний план духовные потребности. Правила и законы Б-га начинают забываться. В этот возникающий вакуум начинает вторгаться полнокровное языческое начало хананеев и других народов. В Стране осталось немало ханаанских анклавов, а на севере они вообще составляют большинство. Хананеи - мастера агрономии и инженерного дела, ремесленники, торговцы и мореплаватели. Они - естественный источник технологической информации для евреев, а технология язычников была пронизана их служением идолам. Техническое начало не было отделено от сакрального. Природа не терпит пустоты, и возникающий духовный вакуум евреев моментально заполняется чуждыми влияниями. Пока жил Еѓошуа, пока оставались старейшины, видевшие своими глазами великие чудеса ханаанских войн, эта плотина сдерживала напор. После же их смерти языческие культы извне прорывают плотину и внедряются в быт израильтян. Трудно быть не как все, трудно настолько отличаться от всех окружающих народов, и энтропия берет верх.

И тогда Б-г вмешивается в историю. Он посылает в наказание за идолопоклонство порабощение тем народам, богам которых поклонялись евреи. Идолы не помогали притесняемым, и им поневоле приходилось вспомнить спасшего их от египтян Г-спода и возопить к Нему. Б-г посылал им избавителя, но после выручившего их судьи все начиналось сначала. Этот цикл - грехопадение, наказание, вопль и спасение - как будто вернул нас в замкнутый круг времени, который прорвал Авраам. Но на самом деле речь шла не о круге, а о спиральном движении вниз, в материю, в сокрытие лица Вс-вышнего, в грехопадение.

Так продолжалось, пока не начал пробиваться сквозь толщу материи росток Шмуэля. Не просто материя, а Святая Земля приняла живое национальное зерно, и из его распада начало пробиваться начало святости, пока ни достигло уровня царств и Храма.

36. Витки вниз

После смерти Еѓошуа Израиль обращается к Б-гу с вопросом: кто возглавит нас для продолжения ханаанских войн? Огненные буквы на драгоценных камнях нагрудника первосвященника складываются в ответ: Еѓуда возглавит. Речь идет не о человеке, а о колене Израиля, которое предназначено стать царским.

Однако спуск в разделяющую материю, в её ограничивающий характер уже превратил местничество в атмосферу общества. Еѓуда, которому принципиально уже отдана вся страна, только иди и бери, заключает сепаратное соглашение с коленом Шимона, расположенным в иудейском анклаве: ты помоги мне на моем участке, а я помогу тебе на твоем, и на этом исчерпывается в тот период всё единство Израиля! На юге у еврейских племен преимущество, зачем же нам лезть в трясину проблем севера? Моя хата с краю! Такое начало закладывает фундамент дальнейшей цепи событий. На протяжении всей Книги Судей, изобилующей войнами, только в одной из них участвуют все колена. Речь идет о братоубийственной гражданской войне в конце этой книги. И снова, подчеркивая связь начала и конца, вопрошает Израиль: кто поведет нас? Кто возглавит? И не без Б-жественного сарказма поступает ответ свыше: Еѓуда возглавит. Кто не готов был возглавить народ против врагов, возглавляет его на братоубийство! Невольные аналогии с актуалией напрашиваются сами.

А пока евреи побеждают город Безек.
Тамошний ханаанский царь захватил в плен семьдесят других царьков, отрубил им большие пальцы рук и ног, чтобы вывести их из боевого состояния, и держал их у себя под столом в качестве собирателей объедков. Колено Еѓуды поступило с ним таким же образом. Царь Безека оправдал это, поняв, что Б-г отплатил ему мера за меру. Однако наши мудрецы осудили евреев за это деяние, справедливо видя в нем начало подражания язычникам.

Союзы, политические и брачные, с окружающими народами и остатками хананеев (на севере это далеко не остатки) не заставляют себя ждать, а вслед за ними - и идолопоклонство, в котором Б-г усматривает блуд, супружескую измену Синайскому брачному договору.

Вначале Б-г посылает поработителя издалека, из-за Ефрата, до которого евреи далеко не дошли. Царь Арама, Кушан Ришатаим, семь лет взымает с Израиля дань. Когда евреи возопили к Г-споду, Он посылает им избавителя, Отниэля, племянника Калева, победителя великанов Хеврона. Отниэль получил от своего великого дяди и тестя не только материальное, но и духовное наследство, т.е. так необходимые иссохшей народной ниве воды Торы. Он восстановил массу религиозных правил, забытых в его поколении. С их помощью он судит народ. Дух Г-спода побудил его сражаться, победить Кушана Ришатаим и на сорок лет освободить страну от врагов.

Но судья из колена Еѓуды умер, и народ стал грешить хуже прежнего. Тогда в Иерихоне, ключевом городе страны, располагается царь Моава Эглон со своими союзниками. Это уже сосед, который не только взымает дань, но и подвергает прямой оккупации часть страны по обоим берегам Иордана. Восемнадцать лет господствует он над Израилем. Вопль народа побуждает Б-га послать избавителя из колена Биньямина, Эѓуда бен Геру. Поскольку предыдущий судья был движим духом Б-жьим, о ходе тогдашней войны ничего не рассказывается. Теперь же, в ходе дальнейшего снижения, Эѓуд действует с необычайным искусством, дерзостью и мудростью, но это уже человеческие качества, проявление которых требует подробностей. Эѓуд принадлежит к израильской знати, поставляющей дань поработителю. Постепенно он входит в доверие, выясняет порядки, входы и выходы при дворе, и готовит дерзкую операцию. В воинственном колене Биньямина существовала традиция привязывать свою правую руку, чтобы научиться владеть левой, как правой, и быть неожиданным в бою. Эѓуд готовит короткий меч и прячет его на правом бедре, а не на левом, как принято у правшей. Израильская делегация подносит врагу дань, после чего её отпускают. От Гильгаля, где уже стоят идолы Моавитян, Эѓуд поворачивает обратно и сообщает Эглону, что у него есть к царю тайное слово. Опасаясь заговора в своем окружении, подобно всем тиранам, Эглон хочет выслушать секретное донесение без свидетелей и отсылает наружу вельмож и телохранителей. Эѓуд остается наедине с врагом, трон которого перед ним на возвышении. Эѓуду нужно для осуществления плана, чтобы Эглон поднялся с трона. “Слово Б-га у меня к тебе, царь!” - говорит он ему. И этот жирный и тучный язычник поднимается во весь рост из уважения к Г-споду. Эѓуд достает левой рукой, которая считалась небоевой, неопасной, свой короткий меч и тут же вонзает его врагу снизу в живот. Под этим углом он поражает легкие, и тогда раненый не в состоянии кричать: давление воздуха освобождается снизу, а не через горло. Эѓуд не вынимает меч, и эта естественная пробка не позволяет крови вытечь из раны. Огромные же жировые складки Эглона покрывают рукоятку, пряча её под собой. Вышедшие в агонии зловонные выделения дополняют картину “естественной смерти”. Эѓуд закрывает за собою дверь и убегает на гору Эфраима, где трубит в рог и призывает к восстанию. Боевое колено Еѓошуа мчится за ним.

В стане Моава с опозданием обнаруживают смерть царя, но никто не подозревает убийства. Готовятся к похоронам, к трауру, а Эѓуд в это время захватывает переправы через Иордан, чтобы враги не могли убежать, и оттуда, с тыла, нападает на них. Иерихон захвачен вновь, ожиревшие за 18 лет безделья и обжорства воины Моава перебиты, страна опять освобождена от ига.

Но Эѓуд, в конце концов, умирает, и через 80 лет после его победы наступает следующий виток. На арену истории выходят островитяне, критяне, сардинцы и пр. Они начинают задевать берега Средиземного моря, завоевывать и грабить тех, кто послабее, наниматься в наемники к тем, кто сильнее, поселяться в прибрежных областях. Греческая легенда об Андромеде рассказывает, к примеру, о побережье Яффо. Симбиоз воинственных народов моря и богатого ханаанского севера порождает новое порабощение - уже не со стороны далеких или близких соседей, а изнутри, со стороны хананеев, нанявших себе заморское войско. Остатки династии разгромленного ранее Хацора, главы всех царств севера, поддерживают своей экономической мощью военную промышленность вторженцев-наемников. 900 железных колесниц их военначальника Сисры покоряют евреев воле ханаанского царя Явина. Все перевернулось, история пошла вспять. Кажется даже, что само завоевание Еѓошуа рухнуло! Из-за местничества, отсутствия центральной власти, отстаивающей общеизраильские несиюминутные интересы, любая враждебная сила может беспрепятственно утверждать в стране свою стопу, и вот результат. 20 лет ига Явина-Сисры перекликаются с нынешним арафато-европейским игом Осло. Нынешнему ханаанскому царьку мы тоже платим тяжелую дань: и деньгами, и кровью, и разорением. И снова звучит то же древнее определение: палестинцы, филистимляне, плиштим (вторженцы). Анархия даже под маской демократии остается все тем же разрушительным хаосом, мутной водой, в которой каждый, кому не лень, может половить рыбку. Любые иностранные влияния и любая местная коллаборационистская агентура - на коне…

Когда силы мужей подводят, Б-г посылает спасение через женщин, олицетворяющих сторону милосердия, поскольку не по нелицеприятному суду полагалось нам избавление. Это давняя традиция в еврейском народе. Два “безженских” тысячелетия мировой истории хаоса и жестокости обрываются на Саре и Ривке, которые отличаются высокой активностью и даже поправляют своих мужей в ключевые моменты выбора между Ишмаэлем и Ицхаком, между Эсавом и Яаковом. Заслугами праведных женщин мы вышли из Египта. И вот снова в самой низкой точке истории, когда хананеи господствуют над Израилем, над народом Еѓошуа, направляет Г-сподь женщину-пророчицу и судью Двору поднять восстание против врага. Посылаемый ею полководец Барак боится идти на войну без неё, без живого Б-жественного залога успеха. Двора соглашается, но обещает за это Бараку, что его высшая слава достанется опять-таки женщине. Еврейское войско занимает гору Тавор, ключевую точку над плодородной долиной Изреэль, где проходят международные торговые пути. Возможно, эта гора была ещё и священной для хананеев. Сисра в ярости гонит свои 900 колесниц в сторону евреев по сухому руслу Кишона. А Г-сподь в неурочное время посылает дождь в его верховьях, и могучие “танки” врага тонут в грязи. Евреи воюют со спешенными пришельцами, побеждают их, и только Сисра убегает и прячется в шатре потомков Итро, у Яэль. Эта отважная жена усыпляет вражеского полководца, а потом пробивает ему висок колом для шатра. Бараку достается только труп вражеского героя, убитого женщиной, как и предсказала Двора. В своей известной песне пророчица упрекает и даже проклинает те группировки народа, которые не пошли на войну, благословляя добровольцев, мудрецов и героев. Пропета общенациональная миссия.

Песня в ТАНАХе - переломный момент в истории. Не только железные колесницы, которых так боялись евреи до сих пор, оказались бесполезными перед лицом Б-га. Хананеи сходят окончательно с исторической арены страны, и её центральная часть навсегда превращается из Кнаана в Страну Израиля.

37. Феномен Гидеона

Как было принято в ту эпоху, после смены действующего поколения народ снова впадает в идолопоклонство. В этом нет ничего удивительного, подобно тому, как все подстраиваются под господствующую моду. Поразительно другое: как Г-сподь не дал малому одинокому светильнику погаснуть окончательно на всех четырех ветрах истории, как возрождал его горение из поколения в поколение, снова и снова. Это почерк Царя Истории, а не человеческого гения, ограниченного местом, временем и обстоятельствами. И не такова ли и вечно “модная” Книга Книг этого Царя Царей? Как она могла не только не выйти из тиража, обихода и понимания, но и вдохновлять людей лучше любой другой от начала времен и до их конца?

Ситуация тогда казалась гораздо более отчаянной, чем теперь. Менее одного процента народа поклонялась Б-гу, все остальные - истуканам. Физическое состояние полностью соответствовало духовному: дикие племена пустыни - мидьянитяне, амалекитяне и ишмаэлиты (арабы) налетали на страну, как саранча, скармливали своим стадам созревающие поля евреев, отбирали их скот, а сами жители прятались в норах и пещерах, в бедности, голоде и страхе. И снова Г-сподь приходит на помощь, совершая невозможное.

Ангел под видом человека является к Гидеону, когда тот спешит обмолотить немного пшеницы в давильне винограда, в низине, а не на холме, чтобы облако половы не выдало его врагам.

- Г-сподь с тобой, доблестный герой! - поприветствовал Гидеона “путник”. И вместо того, чтобы стандартно ответить на обычное в те времена приветствие, Гидеон разражается целой тирадой, выдающей его потаенные мысли, скрытую боль. Разве

Г-сподь с нами? - вопрошает он в ответ, - если бы это было так, мы бы не дожили до такого! Старики рассказывали нам, какими чудесами спас Он нас из Египта. А теперь отвернулся Г-сподь от нас и отдал в руки Мидьяна!

Не случайно послал Б-г своего ангела именно по этому адресу. Кто еще способен был в одичавшей от варварского язычества и бед среде так глубоко переживать отрыв от Него, так понимать подлинную первопричину несчастья, а не его непосредственные технические детали, видеть не только те ветки, на которых зреют ядовитые плоды, но и их глубоко скрытый корень! Именно такой человек и достоин, и способен повернуть с Б-жьей помощью колесо истории, вернуть утерянную корону Израиля. Пример Гидеона демонстрирует, насколько глубоко в еврейской душе, даже в наихудшей ситуации, тлеет и не гаснет под пеплом язычества Б-жественная искра, способная внезапно разгореться в сметающий наносное язычество пожар. Как бы глубоко еврей ни погрузился в чужую культуру, она всегда останется для него внешней одеждой, под которой ждет своего часа подлинная еврейская суть. Еврей может никогда не выпустить её наружу, и тогда он проживет свою жизнь даром, впустую, путая чужую одежду с самим собой…

Это подобно пожизненному летаргическому сну или выбранному собственноручно спектаклю вместо подлинной жизни, вместо реализации своего предназначения… И ещё это подобно царю, который испугался ответственности и скрывается от неё под одеждой простолюдина…

Гидеон же, наоборот, героическим усилием по требованию Б-га сбрасывает с себя все чужое и даже приносит его в жертву Г-споду. Вначале, когда обнажается тоска Гидеона по Б-гу, Он обращается к герою и требует от него: иди и этой своей силой спаси Израиль от Мидьяна!

  - Чем я спасу Израиль? - недоумевает Гидеон. Он не видит в себе ничего особенного, подобно Моше, не осознает своих сил.

- Тем, что Я буду с тобой! - отвечает и ему Б-г, который всегда открывается тем, кто тоскует по Нему, кто всем сердцем ищет Его. Именно то, что без Б-га ты ощущаешь невосполнимую зияющую брешь в душе и народе, и является источником твоей силы, корнем соединения со Всемогущим. Когда же человек переполнен собой, Б-гу не остается в нём места. Так “недостаток” (нехватка) превращается в избыток силы, а избыток - в дефицит…

Гидеон хочет угостить дивного вестника, но тот вместо трапезы совершает чудесное жертвоприношение, в ходе которого от прикосновения посоха огонь выходит из скалы и пожирает подношение. Ангел тут же исчезает с глаз Гидеона, и тогда тот понимает, с кем он говорил. Гидеон боится, что это означает наступление его смертного часа, но Б-г успокаивает его.

В ту же ночь Г-сподь требует от Гидеона окончательно преодолеть в себе страх и перед истуканами язычников, и перед гневом впавшего в грех народа. Он должен разрушить жертвенник Баалю, который стоит у его же отца, срубить кумирное дерево и на дровах от него вознести в жертву Б-гу на Его новом жертвеннике выкормленного Баалю быка. Обычно всё посвященное идолопоклонству заклято, является запретным даже в мирских, а тем более в религиозных целях. Но здесь все те силы, которые были посвящены язычеству, сублимируются особым образом в высшее служение!

Гидеон совершает все это, но тайно, ночью. Утром жители его города (евреи!) начинают расследование “святотатства” и добиваются казни виновного. Отец спасает Гидеона, требуя, чтобы не люди, а сам Бааль, если он бог, покарал своего врага. Этого, разумеется, не происходит. Отсюда второе имя Гидеона, Ерубааль, Враг Бааля. После этого испытания дух Г-сподень осеняет Гидеона, и он провозглашает мобилизацию против несметных полчищ врага, вторгшихся в житницу страны, долину Изреэль. После победы внутренней над духовным врагом евреев предстоит сражение против врага физического. Гидеон все ещё не осознает, что второе обусловлено первым. Он воспитан в духе язычества, и ему требуется дальнейшее воспитание рукой Вс-вышнего, чтобы решиться перейти Рубикон. Он просит два противоположных чуда с росой и получает их, чтобы убедиться окончательно в своем посланничестве. Моше получил знамения, чтобы убеждать ими других, Гидеон же - для самого себя!

Испытания Б-гом Гидеона и наоборот чередуются между собой. Вс-вышний обращается к герою с требованием отослать домой всех боящихся, чтобы резко уменьшить численность израильской армии, иначе она припишет дарованную Б-гом победу себе. Из тридцати двух тысяч воинов остаются только десять тысяч. Но и это число слишком велико для явно Б-жественной победы.

Господь повелевает привести армию к воде и отобрать себе воинов по той позе, в которой они пьют. Большинство наклонялось ртом к воде, и лишь триста человек черпали воду в ладони и пили с них.

-  Этими тремястами Я спасу Израиль! - провозглашает ему Б-г. По-видимому, поза на четвереньках лицом к земле была обычной формой поклонения Баалю, привычной почти для всех, и лишь триста не поклонялись ему, а потому пили принятым у нас способом. И число, и воинские качества отобранных оказались несущественными. Важным было только духовное свойство ненарушенной связи со Вс-вышним!

Несомненно, забракованные разнесли по Израилю дурную молву о “спятившем” Гидеоне, который решил воевать с несметными полчищами врагов горсткой вооруженных верой в Б-га. Так сокрушительное поражение Мидьяна стало столь же великим крахом язычества перед лицом Всесильного. Только верность Ему гарантировала победу.

Однако Гидеону страшно выйти с этой горсткой в бой. С вершины Гивъат Аморе он видит в долине лагерь Мидьяна, несметный, как саранча. Ночью Б-г поручает Гидеону подобраться к стану и послушать, о чем говорят их часовые. Один из них рассказывает другому сон, а второй толкует его: это ничто иное, как муж Израильский, Гидеон, в руки которого отдал Б-г лагерь Мидьяна! Теперь герой уяснил, что Вс-вышний уже внушил врагам весть о предстоящем поражении.

Гидеон окружает стан врага цепочкой трехсот воинов. Вот они разбивают среди ночи кувшины, внезапно обнажая скрытые в них горящие факелы, трубят в рога и кричат: “За Г-спода и за Гидеона!” Проснувшийся лагерь заметался в панике, воины стали поражать друг друга и обратились в бегство. Гидеон перекрывает Иордан, так что лишь малая часть убегает. Он умелой “дипломатией” избегает гражданской войны с коленом Эфраима, переправляется на восточный берег и преследует врага в его пустыне, добивая его там. По дороге домой он наказывает те два города, которые раньше отказались помочь его маленькой усталой армии хлебом.

Впервые за весь период Судей народ видит перед собой общенационального руководителя, которого интересует не “здесь и сейчас”, а долгосрочные общеизраильские цели. Это было так необычно тогда, что народ единодушно предлагает Гидеону царство. “Гамлет”, “Король Лир” и вся история человечества построена на том, что люди готовы ради власти на всё. Гидеон же отказывается под необычайным предлогом: Б-г будет править вами, а не я! Этот заключительный аккорд потрясает больше всего в необычайной истории Врага Бааля.

38. Разбойник - сын героя

Это напоминает Эсава, сына Ицхака.

Личная история праотцев повторяется на национальном уровне. Гидеон вместо предложенной ему царской власти просит трофейные серьги врагов и переплавляет их в эфод (нагрудник первосвященника, орудие связи со Вс-вышним). Жажду этой связи, служения в те времена трудно было обуздать. Её колоссальная духовная энергия нередко прорывалась наружу то в извращенном виде идолопоклонства, то в соперничающих с Шило центрах поклонения (бамот). Изготовление эфода означало нечто подобное. Гидеон отказался от земного царства, но не от некого соперничества с общепризнанным центром Царства Небесного. В мирских сферах это трансформировалось в скрытое соперничество между его многочисленными сыновьями и в массовое братоубийство.

Именно сын от шхемской наложницы (люди Шхема были в каком-то симбиозе с евреями, уровень которого сегодня трудно точно определить), чувствуя свою неполноценность, возжелал компенсировать её абсолютной властью. Со смертью Гидеона народ вернулся к грубому идолопоклонству, которое на этом этапе подорвало и отношение к человеку, образу отвергнутого Б-га. Можно ли уважать подобие того, кого отбрасываешь? Если и да, то ненадолго, и здесь этот промежуточный период исчерпался, как, пожалуй, и в наше время.

Сын наложницы сомнительного происхождения меняет своё имя на Авимелех (“мой отец - царь”, что является провозглашением намерений). Он приходит в Шхем к своим родственникам по матери и через них убеждает местную знать поддержать его в претензиях на власть. Здесь проблематичность его происхождения является как раз козырем. Что вам лучше, чтобы вами правили семьдесят сыновей Гидеона от разных жен, или сын вашей сестры?

Люди Шхема поддерживают его и дают ему на установление своей власти немалую сумму из пожертвований идолу. Грязные деньги направляются на грязную же цель. Идолопоклонство и кровопролитие идут рука об руку. Отвергая единого Б-га на небесах, Авимелех добивается внеконкурентной власти на земле. Он нанимает людей пустых и буйных, и с этой разбойничьей армией или шайкой нападает на своих братьев и устраивает им резню. Только один младший брат смог спрятаться и уцелеть. Когда жители Шхема коронуют Авимелеха, этот уцелевший поднимается на гору Гризим и кричит им оттуда свою притчу-проклятие за вероломство и за ответ злом на то добро, которое принес Стране его отец Гидеон. Проклятие Йотама, произнесенное именем Г-спода, сбывается полностью. Йотам в своей притче объявляет властолюбие признаком никчемности, отсутствия всяких достоинств, которое и компенсируется властью над другими.

Считанные годы возмещает Авимелех своим господством собственный комплекс неполноценности. Черная кошка пробегает между ним и жителями Шхема. Те начинают сами взымать налоги с проходящих купцов, устраивая засады на горах. Гааль, сын раба, начинает подстрекать город против царя. Он пользуется демагогией самого Авимелеха против него же. Авимелех - сын наложницы (рабыни). Гааль - сын раба и по мужской линии. Авимелех начинал свою карьеру как сын Гидеона и шхемской наложницы. Гааль по обеим линиям шхемского происхождения, и он разжигает гордость жителей города, ссылаясь на древность династии Хамора со времен праотцев. Кто такие эти выскочки, Гидеон и его сын, чтобы столь знатные люди, как мы, служили им? Та самая струнка, на которой играл Авимелех, оборачивается против него. Человек, страдающий комплексом неполноценности, не знает сдержанности. Разгорается беспощадная гражданская война между Авимелехом и его войском с одной стороны, и жителями Шхема и окрестностей - с другой. Того, кто устроил жестокую бойню собственным ни в чем не повинным братьям, не волнует жизнь бунтующих подданных. Резня следует за резней. Авимелех оказывается гением разрушения. Он распахивает и засевает солью руины Шхема, губит своих недавних граждан, запершихся от него в крепостях и башнях. Когда он подступает к очередному укреплению, чтобы обложить его хворостом и сжечь всех спасающихся в нем, женщина бросает с башни обломок жернова ему на голову.

Череп тирана размозжен, и он требует от оруженосца немедленно добить его, чтобы никто не сказал, что женщина убила “героя”. Даже в минуту смерти не раскаяние занимает его, не дальнейшая судьба его души на Высшем Суде, а только дутая гордыня и слава.

Так печально, в стиле Каина, заканчивается первая попытка установить царство в Израиле. Ужасная гражданская война стала предостережением о том, чем заканчивается установление у евреев “обычной”, “нормальной” власти, “как у всех народов”. География события на шхемско-ханаанских окраинах израильского этноса подчеркивает смертельную опасность иностранных влияний на евреев, по крайней мере, в сфере духа и содержания власти. Шхем изначально, со времен праотца Яакова, становится местом насилия и раздора. Тень гражданской войны не покидает со дней Авимелеха еврейскую историю.

Так же, как соединение души с телом является тем более проблематичным, чем выше эта душа, так и соединение еврейского духа с земной властью далеко не простое. Уместится ли бесконечность в ограниченном сосуде? Это возможно только в том случае, если сосуд открыт вверх, на соединение с высшими мирами. Если же он перевернут, заземлен, этот дух разрывает его изнутри, не умещается в нём. Любой строй, от коммунизма до демократии (с кавычками или без), превращается у наших атеистов из той или иной ограниченной земной системы в псевдорелигию, враждующую с подлинным принятием Б-га, потому что она хочет занять Его место. На ограниченный же объем земного сосуда псевдорелигия действует как взрывчатка, потому что она требует от него невозможного, “идеала”, бесконечности. Неизбежным результатом является то, что произошло между Авимелехом и Шхемом. Перевернутый к земле сосуд еврейской власти нежизнеспособен, обречен. Он закономерно разрушает собственную основу. Корень наших роковых проблем следует искать не в перипетиях политики, а в самих основах, в векторе направленности государства. Только он определит, строим ли мы вечную базу духа или страну-самоубийцу.

Нет ли и доли вины Гидеона в том, что он отказался от власти, оставив арену истории в руках гораздо более низких и темных сил? Б-г будет править нами непосредственно только в мире Грядущем, а не сейчас.

39. Ещё одна жертва комплекса

История Ифтаха частично дублирует рассказ об Авимелехе. Оба - сомнительного происхождения по женской линии, что ставит под вопрос их принадлежность к знатному роду. Оба компенсируют свою неполноценность, овладевая силовыми структурами. И все-таки история Ифтаха менее разрушительна, поскольку его поколение поняло “намеки” истории, раскаялось, отбросило чужих богов и стало служить Г-споду. Потому и провидение свыше несколько улучшило данный вариант витка по сравнению с предыдущим.

Тем не менее, остается немало параллелей с историей Авимелеха. Самая главная и самая страшная из них - гражданская война. Не Ифтах был инициатором её, но, тем не менее, Гидеон в аналогичной ситуации сумел сдержанностью и мудрой реакцией погасить её огонь в зародыше. Вторая параллель - разрушение собственной семьи, у Авимелеха - по злому умыслу, у Ифтаха - по опрометчивости.

Однако у Ифтаха в основе его истории, в её ядре присутствует положительная миссия избавления Израиля от врагов, остальное - наслоения, вызванные особенностями его характера и обстоятельств.

Ифтах был сыном Гильада от блудницы. Когда подросли сыновья от законной жены, они прогнали Ифтаха из родового поместья. Ифтах собрал отряд и овладел землей Тов, которая к востоку, в окружающих Израиль пустынях. Такова личная прелюдия героя, которая накладывается на коллективную прелюдию Израиля, оказавшегося в клещах между плиштим, укрепляющимся на юго-западном побережье, и амонитянами, которые не только тревожат Заиорданье, но и вторгаются в земли Эфраима, Биньямина и Егуды до самой Газы. Страна Гильад в особой беде, как соседка сильного, опасного и жестокого врага.

Старейшины Гильада ищут руководителя, который возглавит народ в трудной войне. Они посылают делегацию к известному своими военными способностями Ифтаху в страну Тов. Тот упрекает старейшин за то, что они возненавидели и прогнали его, а теперь, когда им плохо, пришли к нему. Прогоняли-то его братья, но тот факт, что старейшины не воспротивились, как бы присоединяет их к этому поступку. Поэтому они обещают ему в качестве компенсации главенство над всем Гильадом в случае победы над амонитянами.

Ифтах начинает свою миссию с переговоров. Нам сегодня этот пункт кажется центральным по своей актуальности, и таковым он, по-видимому, и является изначально. Ифтах через послов спрашивает царя Амона, почему он воюет против Израиля? Тот отвечает, что Израиль при выходе из Египта захватил их страну от Арнона до Ябока и от Иордана до ничейной пустыни. Верните нам нашу землю, и тогда будет мир!

В наше замечательное время желто-красная пресса сразу бы раздула кампанию против поселенцев Заиорданья, из-за которых погибают солдаты. Премьер-министр опубликовал бы план депортации (разумеется, своих, а не врагов), ШАБАК стал бы разыскивать по телевидению(!) “планирующих покушение”, а маститые профессора доказывали бы с пеной у рта, что Заиорданье вовсе не наша территория, и что Гаагский суд обязан вернуть её законным владельцам. А амонитяне потирали бы руки, разрабатывая дальнейшие этапы ликвидации Израиля.

Однако Ифтах, который не был ни профессором, ни великим мудрецом, даже в те непростые времена оказался человеком другой закваски. Он не поддакивал врагу, не искал с ним компромисса, хотя таковой действительно был возможен: Амон был невыдуманным народом и государством, и речь действительно могла идти о той или иной границе с соседом, а не только о поэтапной самоликвидации. Ифтах не объявил эту действительно неханаанскую территорию оккупированной, т.е. не проиграл войну морально ещё до её физического начала. Он ответил царю Амона исторической лекцией о том, что на выходе из Египта Израиль не воевал ни с Амоном, ни с Моавом, а обходил их земли стороной. Страна между Арноном и Ябоком была тогда в руках ханаанского царя Сихона, он вышел на войну с Израилем, чтобы не пропустить его к Иордану, и потерпел поражение. Почему царь того времени Балак не спорил и не воевал с Израилем? Почему вы вспоминаете о якобы “вашей” территории только через триста лет израильского поселения на ней?

Разумеется, у царя Амона не оказалось доводов ответить Ифтаху. Это не поколебало его аннексионистские планы, но моральная победа, предшествующая физической, осталась за Ифтахом. Тот не стал строить трассу забора и думать, с какой стороны враг устроит диверсию, а сам, охваченный духом Г-спода, напал на Амон с неожиданной стороны, и Б-г даровал Своему народу полную победу.

С нами это выглядит несколько иначе, потому что трудно помочь тем, кто усматривает в победе - поражение, а в поражении - победу… Таким может помочь только психиатр, да и то не всякий. Так решил Ифтах проблему воинственного соседа. Что же касается внутреннего ханаанского врага, Тора ещё до завоевания страны предупреждает: “А если не унаследуете жителей этой Страны перед собой, то те из них, которых вы оставите, станут колючками в ваших глазах и шипами в ваших боках и будут смертельно враждовать с вами за ту землю, на которой вы живете. И тогда то, что я собирался сделать им, Я сделаю вам”. (Бэмидар, 33:55-56). Вот она, не-Ословская мудрость…

Ифтах, отправляясь на войну, дал Б-гу необдуманный обет принести Ему в жертву первое, что выйдет из ворот при победном возвращении домой. Ифтах победил, но встречала его у ворот единственная любимая дочь… Есть две версии происшедшего с ней после этого. Мне кажется текстуально более обоснованной версия о том, что девушка была посвящена Б-гу и не могла принадлежать мужу, т.е. вынуждена была остаться “старой девой”.

Опрометчивые обеты мог отменять Первосвященник, которым тогда был Пинхас. Для этого должна была состояться встреча между ним и Ифтахом. Предание говорит, что она была сорвана соображениями престижа: кто более важен, кто должен придти к кому, и судьба этой девушки оказалась между двумя музыкальными стульями…

Комплекс неполноценности диктовал Ифтаху болезненный гонор не только в этом роковом вопросе, прервавшем его род. После победы над врагом к нему явилось войско колена Эфраима, движимое тем же комплексом. Когда-то оно было кланом завоевателя страны Еѓошуа, а теперь прозябало на заднем плане. Ты почему не позвал нас на войну? - вопрошал Эфраим, - Да мы за это сожжем твой дом вместе с тобой! Когда-то Гидеон сумел лестной похвалой утихомирить их гонор, но теперь нашла коса на камень. Разражается гражданская война между Гильадом и Эфраимом, и на переправах через Иордан режут 42 тысячи потерпевших поражение потомков Эфраима. Если раньше проблема была в безразличии колен друг к другу, в политике “моя хата с краю”, то теперь гражданские войны между ними начинают вспыхивать с пугающей легкостью, жестокостью и без всяких серьезных оснований. Этапы распада прогрессируют, устремляя нас к следующему пункту: внутриплеменному разложению, которое прослеживается на заднем плане истории Шимшона.

40. Герой-единоличник

Величайший физический герой еврейской истории, Шимшон, символизирует следующий этап распада общественных связей. Теперь уже и внутриплеменная солидарность утрачивает силу, и война ведется только на основании личных счетов и обид. При всей Б-жественной мощи Шимшона, в этом кроется залог его национальной неудачи.

На историческую арену Страны выходят народы моря, плиштим. Они пытаются захватить и разграбить Египет, но терпят поражение. Фараон решает поставить себе на службу огромное количество пленных, многие из которых шли в Египет вместе с семьями. Он поселяет их на форпостах пограничной зоны Кнаана, чтобы они вернули Страну, стратегическое значение которой неоценимо, под косвенный контроль Египта. Воинственность и боевая техника греков с островов моря поддерживается теперь мощью сверхдержавы, и только в период царства Давида удалось укротить этого страшного врага, который сотни лет с небольшими перерывами держал Страну под своим жестким контролем.

Колено Шимшона, Дан, оказалось в наиболее бедственном положении. Хананеи, а потом плиштим оттеснили его в горы, и оно стало единственным безнадельным коленом, живущем в “стане Дана” на клочке земли возле Бейт-Шемеша. Шимшон, по-видимому, именно из-за безземелья спускается к плиштим на заработки, а после него семейства этого племени отправляются искать территорию на крайнем севере Страны.

К великому сожалению, войны Шимшона были связаны лишь с его личными приключениями. Он ни на йоту не улучшил даже ситуацию племени Дан, не говоря уже о других коленах. Лишь косвенно, через страх врагов перед героем, ослабло их давление на Израиль, но и это лишь на время.

Два великих назира (назорея) от утробы матери было в Израиле: Шимшон и Шмуэль. Их можно сравнить с двумя парами скрижалей. Первая целиком была спущена свыше (как повеление ангела матери Шимшона) Вторая была создана при человеческом соучастии (как добровольный обет матери Шмуэля), и она реализовалась в максимальной мере. Таково исправление лопнувших сосудов.

Чтобы понять характер Шимшона, нужно осмыслить суть назорейства. Слово “назир” означает “воздерживающийся”, и его внутренний смысл сводится к отмене греха первого человека. Назир брал на себя на определенный срок обязательство не есть и не пить ничего, связанного с виноградом, не стричься и соблюдать уровень ритуальной чистоты (неоскверненности ничем, имеющим отношение к мертвечине), равный уровню первосвященника. В этих законах, призванных сохранить неприкосновенность внутреннего и внешнего совершенства, особый вопрос касается винограда. Именно изделие из этого плода - вино - подлежит особому благословению: “борэ при агафен”. В благословении на любые другие плоды  наименование конкретного плода не упоминается. В списке плодов, которыми славится подобная раю Земля Израиля, Тора на первом месте упоминает виноград. Некоторые комментаторы считают, что именно это растение является легендарным древом познания добра и зла, из-за преждевременного вкушения плода которого люди были изгнаны из рая. И действительно, вино - единственное “фруктовое” изделие, имеющее отношение не только к тем или иным вкусовым или питательным качествам, но и к проблеме добра и зла. Если бы первые люди дождались дозволенного часа, чтобы освятить над вином Субботу, они достигли бы высшего добра. Слияние со святыми мирами, примирение между ними и дольним миром, гармония между людьми в семье - все это было бы в их руках.

Поспешность и использование этого плода не по назначению приводит к пьянству, к нейтрализации высшего дара Б-га человеку: моральной оценки и разума. Человек опускается ниже свиньи, проявляя черную неблагодарность по отношению к Б-гу и топча его бесценный дар.

Назир как бы возвращается к состоянию человека до грехопадения, до вкушения плода познания добра и зла, в наивное состояние догреховной Б-жественной мощи и целостности. Отсюда и сказочная сила Шимшона, и его избыточное простодушие, погубившее его подобно первому человеку.

Для того чтобы направить эту чудесную силу по назначению, было уже недостаточно порабощения Израиля и бедственного безземелья Дана. На этом уровне распада национального организма только личный конфликт способен был привести в действие его мощь. И Вс-вышний использует влюбчивость героя, чтобы столкнуть его с врагами. Поэтому тот не внимает уговорам родителей найти себе пару из дочерей Израиля, а требует взять ему жену из дочерей необрезанных плиштим, заявляя, что именно иностранка “пряма (правильна) в моих глазах”. Чем грешишь, через то и наказываешься. В конце концов, именно глаз он лишается от рук плиштим…

А пока Шимшон с родителями идет свататься к чужеземной невесте. Когда они подошли к окружающим город виноградникам, их пути расходятся. Родители идут напрямик, а Шимшон обходит виноградник стороной, чтобы бессознательно не соблазниться запретным для него плодом, сладкой и обольстительной ягодой. Но соблазн подстерегал его с неожиданной стороны. Навстречу Шимшону рычит молодой лев. Дух Б-жий овладевает героем, и он голыми руками разрывает страшного зверя.

Шимшон победил живого льва, но мертвый лев победил Шимшона! Герой с родителями вновь идет к невесте, чтобы сыграть свадьбу. И снова их пути расходятся, и Шимшон идет взглянуть по дороге на труп льва. В нём за прошедшее время завелись пчелы, которые заполнили соты медом. Пчелиный мед был в то время редчайшим лакомством, поскольку ульи ещё не были изобретены. Мед соблазняет, но он находится в оскверняющем трупе, контакт с которым герою запрещен! По видимому, Шимшон нашёл идеологическую лазейку: мед настолько чист, что является исключением из правил, он не оскверняется! Дозволенными являются только молоко чистых животных (жвачных - парнокопытных), икра чистых рыб (обладающих чешуей и плавниками), яйца чистых птиц (не хищных и не трупоядных). Только мед, приносимый несъедобным, нечистым насекомым, чист и дозволен. Значит и труп льва не может осквернить его! (на самом деле пчела - не источник меда, а лишь его переносчик с чистого цветка; живое же нечистое насекомое не оскверняет).

Недаром Шимшон загадал такую загадку своим шаферам на свадьбе. Там наверняка возникал вопрос о причине мезальянса. Загадка Шимшона содержала его завуалированный ответ на этот тяжелый вопрос: мёд из трупа был аналогом филистимской девушки! Оба были для Шимшона запретными, но столь вожделенными, что он нашел лазейку одним оправдать “дозволенность” другой…

Однако новобрачная вымогательством разгадки и её передачей соперникам должна была бы доказать Шимшону обратное. Но он по простодушию попадает еще дважды в тот же капкан, и на третий раз, у Далилы, мышеловка захлопывается…

Шимшон через свои любовные похождения втягивается в конфликт с плиштим, и его сила находит то применение, для которого она была предназначена. И только сознание Шимшона дремлет. Он не замечает не только ловушек, но и национальной беды, национальной цели. Поэтому все его победы приносят лишь временное облегчение. Это бесцельная личная месть. Правда, Шимшон готов рисковать собой, но избежать войны с коленом Еѓуды.

Кроме того, не только страх врагов, но и воодушевление своих личным примером остается после его героической гибели. Плиштим утратили ореол непобедимости. Даже в неосознанном состоянии Шимшон выполнял волю Вс-вышнего, участвовал в Его великих планах. В этом коренное отличие еврейского героя от параллельного ему греческого Геракла, которое ещё более бросается в глаза на фоне внешнего сходства образа и фабулы.

Смерть Шимшона раскрывает вообще смысл смерти несовершенного человека. “Умри, душа моя, с плиштим!” Во мраке нижнего мира, в слепоте, ценой смерти тела приобретает человек заново связь с Б-гом и победу над смертельным врагом, доведшим его до изгнания из рая в ад. А накануне этого именно в телесной слепоте обретает он духовное прозрение.

41. Распад последних связей

Две последние истории Книги Судей никаких судей не упоминают. По-видимому, в обстановке полного развала общества их влияние сходит на нет. Зато именно там появляется повторяющийся рефрен: “Тогда не было царя в Израиле, и каждый делал то, что считал правильным”. Это - афористическое выражение не только нарастающей анархии, но и возникшей тяги к её исправлению: Израилю нужен царь, помазанник

Б-жий, Машиах!

Люди стремятся обычно приспособиться к существующему порядку, и только когда почва начинает разверзаться у них под ногами, ищут альтернативу. На этом этапе рушатся связи самые близкие, распадается ядро общества - семья. И параллельно стираются грани и различия между служением Б-гу и идолопоклонством, все извращается и перемешивается подобно предпотопному состоянию.

У матери Михи пропадает 1100 шекелей серебра. Та проклинает вора, сын слышит и говорит ей: не надо, не проклинай, это я взял твои деньги. Мать заменяет проклятия благословением, но и старается хитростью вытащить у домашнего вора свое имущество. Она говорит сыну, что дала обет посвятить эти деньги ему же, построить ему божницу со статуей для служения… Г-споду! Сын на этих условиях возвращает украденное у матери серебро, та отдает в переплавку на “святые” нужды лишь часть возвращенного, львиную долю оставляя себе. Миха делает “священником” кого-то из своих сыновей, грубо нарушая сразу три тяжких запрета: “служение” через изображения (элемент идолопоклонства), создание дополнительного к Шило “храма” и назначение “священниками” кого-то не из рода Аарона, и даже не из колена Леви.

А тут как раз прохожий левит (не священник), ищущий поле применения своих сил, заворачивает в дом Михи, и тот уговаривает его остаться. Хозяин обещает левиту плату и все необходимое, относится к нему как к собственному сыну, и левит соглашается взять на себя “священство” в его божнице. Миха счастлив: теперь у него “священником” служит не простой еврей, а левит!

Так бы и продолжалось это домашнее “служение” поколениями, если бы не отрыжка национальной, а точнее племенной неудачи Шимшона. Разведчики из семейств Дана отправляются искать землю своему обделенному племени. По дороге на языческий север Страны они заворачивают в дом Михи, знакомятся с левитом и выясняют условия его “службы” там. Они вопрошают у левита, будет ли успешен их путь, и получают положительный ответ. И действительно, разведчики обнаруживают на севере ханаанский город Лаиш, в котором живут цидоняне, удаленные территориально от метрополии, и нет у них никаких союзов с окрестными жителями. Город расположен у истоков Иордана, в живописном и изобильном месте. Жители города беспечны, не заботятся о безопасности и не готовы к войне.

Узнав о легкой добыче, несколько сот воинов Дана вооружаются и отправляются к Лаишу. По дороге, по совету разведчиков, они заворачивают к дому Михи, забирают все содержимое его божницы и уговаривают левита присоединиться к ним, чтобы стать “священником” и отцом целому племени, а не одной семье. Рассчитав свою выгоду, левит соглашается, предавая своего благодетеля. Миха с домочадцами гонится за ними, кричит, требует, но силы слишком неравные, и он возвращается ни с чем. Дан завоевывает Лаиш, переименовывает его именем своего колена и кланяется михиной статуе, добавляя ко всем грехам её прежнего хозяина ещё и грабеж. “Священный” телец стоит в Дане вплоть до Ассирийского изгнания. Поклонение образу не осчастливило никого.

Дан не случайно возглавлял арьергард Израиля по пути из Египта. Предание гласит, что пережитки язычества были наиболее сильны именно у него. И он же - авангард изгнания…

Когда общественные связи человека разрушаются вплоть до самого внутреннего ядра, с неизбежностью наступает Содом, антиобщественное общество, социальный ад. Уже нет необходимости во внешних силах зла, чтобы поставить точки над “и”. Теперь и внутренних сил разложения и распада более чем достаточно. Они больше не прячутся в шкафу, а вырываются на стогны града Гивъа в колене Биньямина. Жители города - величайшие мастера войны, умеющие без промаха попадать из пращи в волос, а потому - кто с нами справится, кто нам судья?

И здесь есть фон распада семейных связей. И тут присутствует левит, предназначение которого вести за собой других по пути Торы, но он относится к своей наложнице, как к собаке, что вызывает разрушение семьи. Попытка восстановить её заканчивается в Гивъа, где озверевшая содомская толпа хочет изнасиловать левита - гостя одного из жителей, но, в конце концов, удовлетворяется сексуальным растерзанием его вытолкнутой наружу наложницы.

Левит разрезает тело замученной на части и рассылает их по всем коленам Израиля. Огромная армия одиннадцати колен подступает к Биньямину, требуя выдать негодяев.

Следует отказ, и одиннадцать колен начинают против него войну на полное истребление. Воинственное ополчение Биньямина дважды опрокидывает строй всех остальных колен, поражая десятки тысяч израильтян. Только на третий раз, после плача, поста и жертвоприношений Г-споду, следует победа. Последние шестьсот воинов Биньямина, против которого применяются классические ловушки ханаанских войн, обороняются на отвесном уступе. Все остальное колено уничтожено. И тут израильтян охватывает раскаяние. Что мы делаем? Как заполнится брешь гибели одного из 12 колен? Израильтяне решают пощадить остатки биньяминова ополчения, но все уже поклялись не давать своих дочерей Биньямину в жены: как же продолжится его род? После проверки обнаруживается, что жители одного из городов нарушили страшное заклятие и не вышли на войну. Город истребляется, а его девушек отдают в жены уцелевшим воинам Биньямина. А тем, кому жены не хватило, разрешают похищать в жены девушек из хороводов в Шило.

Эта страшная война многому научила народ. Он обнаруживает своего самого страшного врага: идолопоклонство и отмену заповедей, что ведет его в бездну гибели и самоуничтожения. Народ вдруг обнаруживает свою силу: почти полумиллионная армия выставлена на братоубийственную войну, единственную после Еѓошуа, в которой приняли участие все колена. Какой внешний враг мог бы с такой армией совладать? Вывод объединения, царства, напрашивается сам собой. Это и конец внутренней анархии, губящей народ, и непреодолимая сила вовне. Распад национального зерна заканчивается. Начинается серия назревших внутренних переворотов, Книга Шмуэля, и росток праведности пробивается из святой Земли Израиля ввысь.

42. Жемчужина Писания

На самом дне падения в Книге Судей, как контраст и противоположность, как росток новой тенденции, выплывает на поверхность авраамов элемент милосердия. Народ Израиля решает помиловать гибнущее колено Биньямина. Пройдут поколения, и Г-сподь возвратит Израилю мера за меру. Уже не Биньямин, а весь Израиль приговорен к полному уничтожению, и именно через потомков пощаженных им биньяминитов приходит великое спасение. Мордехай и Эстер незримо вырастают из первой пощады, частичной и ограниченной, и приводят ко второй, всеобъемлющей, безграничной, ответно исходящей от самого Б-га.

Связующим звеном между Судьями и Книгой Шмуэля можно считать Свиток Рут. Как и Эстер, она женщина, и это самая женская книга ТАНАХа. Милосердие, хэсэд, является красной нитью этого свитка, произрастающей из самых глубин женской сущности. Свиток Рут - это совершенство простоты, поэзия прозы, идиллия картин древнееврейского быта, Суббота будней Книги Судей, после которой Шмуэль помазал Давида, правнука Рут и праотца Машиаха.

Рут в своих узких и все более сужающихся семейных рамках проявляет высшую меру милосердия, открывая Вс-вышнему ответную возможность излить милосердие во вселенских масштабах на весь народ Израиля, к которому вопреки непреодолимым преградам причалила эта великая женщина. Она - исправление не только Длилы, погубившей Шимшона, но и первой женщины, совершившей первородный грех и введшей в него своего мужа, Адама. Обратный процесс, в конечном счете, порождает обратный результат, приход Машиаха, избавление, исправление мира.

Структура этого свитка подобна построению других историй ТАНАХа и еврейской жизни: спуск в целях подъема. И разве спуск человечества вообще в этот нижний материальный мир не является основой той же экзистенциальной структуры? Просто не все её правильно понимают и используют, утрачивая тем самым свой уникальный жизненный шанс. Как у героини Песни Песней, Б-г стучится в нашу рутину. Откроем ли мы ему дверь? Рут открыла. В коротком вступлении рассказывается о семье из Бейт-Лехема (“дом хлеба”) иудейского, которая из-за голода отправляется пожить в Моав. Предание добавляет, что голод был не прямой, а косвенной причиной. Семья была богатой и знатной, и её отец опасался не самого голода, а необходимости помогать нуждающимся. Он хотел сохранить свое имущество, а потому перебрался с семьей в такое место, где не было принято подавать бедным. За эту “блестящую” мысль он удостаивается смерти. Пальма первенства переходит к двум его сыновьям, к оставшимся в семье мужчинам. Им предоставляется ещё 10 лет на исправление поступка отца. Они же не только не возвращаются, но оседают в чужой стране и женятся на моавитских женщинах. В наказание оба умирают бездетными. Теперь от разорившейся семьи остаются только женщины: Нооми и две её невестки. И Нооми, наконец, принимает верное решение. Вопреки позору разорения и нового родства, она готова нищенкой вернуться в родной город, где её знали госпожой.

Невестки, вкусившие нечто необычайно прекрасное в принявшей их семье, идут вслед за Нооми в необеспеченную неизвестность. Та уговаривает их вернуться. Ей нечего предложить этим молодым женщинам: у неё нет и не будет больше сыновей, поэтому нет надежды на левиратный брак. Нооми отсылает невесток к их родителям, найти себе новых мужей. Одна из них с плачем соглашается, другая же отказывается. Она принимает на себя ответственность за старуху-свекровь, готова к любым невзгодам и клянется, что только смерть разлучит их. И к этому своему подвижничеству Рут добавляет нечто большее: “Твой народ - мой народ, и твой Б-г - мой Б-г”.

Ко второй скрижали добавляется первая.

Интересен порядок этой декларации. Рут понимает, что подлинное служение Б-гу возможно лишь через избранный Им Израиль, поэтому она предваряет народ Б-гу в качестве столбового пути к Нему.

Однако личный путь Рут кажется абсолютным тупиком. Не только обнищавшая свекровь является “бесполезной обузой” на её шее, но и сама Рут одним лишь своим присутствием отталкивает от Нооми женщин Бейт-Лехема. Ведь ее невестка - из отвергнутых потомков неблагодарного Лота. Самим своим существованием они обязаны Аврааму, рисковавшему ради строптивого племянника-материалиста собственной жизнью (в войне против четырех царей) и собственной душой (в споре с Б-гом). Они же вместо проявления элементарной благодарности наняли Билама проклясть и погубить народ Авраама, своего спасителя! Поэтому в Торе появляется заповедь никогда не принимать их в еврейский народ, в Общину Г-сподню, и вообще никогда не желать им ничего хорошего. Мера за меру.

Две женщины оказываются без куска хлеба. И тогда Рут идет собирать колоски на каком-нибудь поле, с которого её не прогонят как дочь отверженного Моава. Окружающие испытывают к ней противоречивые чувства: ведь она проявляет как раз те качества, которые отвергают моавитяне!

И вот на то поле, на котором Рут собирает упавшие у жнецов колоски в соответствии с законами Торы, приходит хозяин Боаз, доблестный муж из Бейт-Лехема. Он сразу обращает внимание на скромную и старательную молодую женщину. Слуга объясняет ему, кто она. Боаз приветствует её и приглашает во время трапезы есть и пить из того, что предназначено его работникам. Рут поражена его радушием. Почему ты признаешь меня? Ведь я чужестранка! - вопрошает она, имея в виду нечто гораздо более проблематичное - моавитянка.

И тогда Боаз, прославленный судья, старейшина народа, в пространной речи перечисляет добрые качества Рут и ясно дает ей понять, что он признает её переход в еврейство вопреки общепринятому тогда мнению. Рут кланяется ему до земли. Боаз повелевает своим жнецам не обижать её и специально оставлять в поле побольше колосков для неё и её престарелой свекрови.

Тут формируется завязка возможного решения. Нооми, которой Рут принесла с поля много еды, благословляет хозяина и выясняет, кто же он, славный кормилец остатков их семьи. Узнав имя благодетеля, она восславляет Г-спода, не оставившего своей милостью ни живых, ни мертвых.

Оказывается, Боаз - их родственник по линии мужа, т.е. потенциальный избавитель и его поля, и бездетной молодой вдовы. Законы левиретного брака действовали автоматически, причем инициатором их реализации должна была быть женщина, которая заботилась о переселении души безвременно умершего мужа в того ребенка, который родится от этого брака, в целях исправления его предыдущей трагически оборвавшейся жизни.

Именно поэтому, когда Боаз выясняет, кто именно и зачем пришел к нему ночью на гумно, он резко меняет тон и провозглашает, что эта последняя милость Рут больше первой. Вначале она заботилась о живой свекрови, которая хоть спасибо может сказать, теперь же - о бессловесном мертвом, ради которого она отказывается от нормального устройства своей дальнейшей жизни с одним из молодых парней, предпочитая избавителя - глубокого старика, который ей явно не естественная пара.

Боаз не может сразу взять Рут себе в жены, поскольку имеется более близкий родственник. И он предлагает ему перед судом избавить (выкупить) имущество гибнущего семейства, но заодно взять в жены Рут-моавитянку. Избавитель отказывается, поскольку он понимает слова Торы как запрет приводить в еврейский народ моавитян обоего пола, Боаз же толкует эти слова только по отношению к мужчинам, т.к. только в их обязанности входило в те времена встречать и угощать путников на больших и опасных дорогах, по пути из Египта в Ханаан.

Так в разгар хаоса периода судей, в благодатной тени частной семейной жизни, да ещё и под большим знаком вопроса зарождается эмбрион будущего царства.

Б-г верен своей традиции держать главную линию, ось истории, под покровом частного и подверженного сомнению, чтобы темные силы боролись пока против ложных направлений атаки, которые им кажутся главными.

Даже имена в свитке Рут являются скорее кличками. Элимелех - Элай Амелуха - ко мне (к моему роду) привяжется царство. Махлон - больной (а потом выздоровевший через левират Рут). Кильён - пропавший, муж Орпы (отвернувшейся). Нооми - приятная, поскольку её деяния были приятны Б-гу. Боаз - бо оз - в нем отвага, поскольку он решился истолковать Тору иначе, и оказался прав. “Рут” в числовом выражении (гиматрия) - это 606 - число заповедей, которые она добавила к своим первоначальным семи (7+606=613 заповедей Торы).

43. Миссия Эльканы

Книга Шмуэля начинается как эпопея ненавязанных, волонтерских обязательств по отношению к Б-гу со стороны Эльканы и его жены Ханы, причем это уже не чисто личные отношения, но исходящие из общественных связей и дарующие Ему новое имя, новое качество: Г-сподь Воинств (Цеваот). Элькана и Хана видят себя как часть общества, и при всей проблематичности последнего они умеют личным примером повести народ за собой, без демагогии и без стремления к власти. Всё здесь добровольно и бескорыстно, это революция духа, которая незаметно развивается снизу.

А пока произошла гораздо более заметная, но и значительно менее существенная революция власти сверху. Ещё в конце Книги Судей, во время гражданской войны против Биньямина, нет судьи, и вместо него функционирует первосвященник Пинхас, сын Эльазара, внук Аарона, ревнитель, удостоившийся сказочно долгой жизни. С одной стороны, и в начале Книги Шмуэля сохраняется эта перемена, власть первосвященника вместо судьи. С другой, сам Пинхас уже смещен. Его обвинили в недостаточном воспитании народа, в результате чего тот докатился до морального разложения и кровопролитных гражданских войн. Вместо сына Эльазара правит теперь потомок Итамара - Эли. Но он стар, поэтому практические функции священства, жертвоприношения в "осевшем" Храме Шило совершают его сыновья, Хофни и Пинхас. Мы встречаем Эли всегда в одном месте и в одной позе: восседающим на своем кресле у входа в Святилище. Неподвижность, самодостаточность не ведут к добру. “Под лежачий камень вода не течет”. Эли, по-видимому, считает, что он занял круговую оборону последней искры пребывания

Вс-вышнего в мире, которая проявляется только в служении священников в Святилище Шило. Все остальное - хаос и разложение. Всех остальных надо держать на приличной дистанции и не подпускать слишком близко к последнему оплоту Б-га на земле.

Такое превозношение над народом Б-жьим приводит в следующем поколении к идее вседозволенности: все эти “разложившиеся израильтяне” существуют только для того, чтобы кормить и обслуживать нас, священников, единственно приближенных к Б-гу людей. Пренебрежение народом Вс-вышнего переходит и на его жертвоприношения. Сыновья Эли заняты в первую очередь самоублажением. Они не удовлетворяются теми частями жертв, которые положены священникам по закону, но отбирают силой у израильтян и те части, которые принадлежат приносящему жертву. Более того, они бросают у жертвенника внутренний жир животных, который надо в первую очередь воскурить Б-гу, и спешат испечь себе отобранное у израильтян мясо. Моя утроба превыше всего. Более того, они соблазняют женщин, осаждающих Святилище в ожидании пирующих в свое удовольствие священников…

Идея о том, что священники спасут народ от разложения, провалилась. Народ достоин своего правительства, и физического, и духовного. Состояние священников, как и судей, это зеркало состояния народа. Их отгораживание приводит только к незаслуженным и самозванным привилегиям под предлогом сохранения искры Б-жьей. За оградой творится то же самое разложение, как в зазеркалье. Дым от жертвенника подымается к небу, внешние формы служения в той или иной мере сохраняются, но во всем этом не только нет души, но и имеет место бессовестная эксплуатация святыни в личных нечистых целях. Поэтому народ отдаляется от Шило.

В конце Книги Судей появляется длинное описание местонахождения Святыни. Это можно объяснить только тем, что дорога туда была почти забыта. И тут появляется, как в последних историях Книги Судей, левит, который на этот раз не плывет вниз по течению, а поднимается навстречу ему, увлекая за собой других. Элькана происходит от сыновей Кораха, которые раскаялись в последнюю минуту, когда земля разверзлась под ногами. Силой своего раскаяния они повисли в воздухе, пока земля не сомкнулась снова. Таков и их потомок Элькана. Он умеет висеть над разверзшимся адом конца эпохи Судей и не падать в него. Более того, он вытаскивает за собой из бездны других. Элькана сделал миссией своей жизни возвращение личное и национальное - к Б-гу, которое выражается в ревностном систематическом паломничестве к Святилищу в Шило, вопреки всем существующим там проблемам.

На каждый праздник отправляется туда Элькана со своей большой семьей и обозом провизии и жертвенных животных. Он выбирает каждый раз другие окольные дороги, останавливается в израильских городах, и жители расспрашивают путников, кто они и куда идут. Как куда? - вопрошает в ответ Элькана - ведь приближается праздник паломничества! Израильтяне, услышав такие слова, начинали плакать. В глубине их огрубевших душ просыпалась искра тоски по почти забытому Б-гу. Зачем Вы плачете, - удивлялся Элькана, - присоединяйтесь к нам, пойдем вместе! Так постепенно, на протяжении всей своей жизни, возвращал он народ к его корню.

Не миновали Элькану и личные проблемы, которые он решал совсем иным путем, чем левит окончания Книги Судей. Его жена Хана была бесплодной. После десяти лет совместной жизни она попросила мужа не разводиться с ней, а взять вторую жену, чтобы через неё выполнить заповедь. И, действительно, вторая жена, Пнина, родила десятерых, но использовала это достижение для того, чтобы дразнить Хану. Это обычное превозношение мелкой души над ближними, особенно над теми, в ком она чувствует духовное превосходство.

Элькана, чтобы восстановить уважение и мир в семье, построил для двух жен два дома на удаленных друг от друга холмах. Отсюда название места: Раматаим, два возвышения. Однако когда Элькана исполнял миссию своей жизни, отправляясь со всем своим кланом в Шило, исчезало размежевание сил, и Пнина изливала накопленный яд. Элькана пытался приструнить её, но та хитро оправдывалась. Дорогой мой муж, - говорила она, - я делаю это из самых благородных побуждений. Ты так любишь Хану, что она просто не испытывает потребности в чем-либо другом, включая детей. Я дразню её, чтобы пробудить в ней эту потребность. Только после этого она от всего сердца помолится Б-гу о детях! Элькана не мог проверить её мотивы, но Г-сподь покарал их открыто и самым серьезным образом.

44. Рождение Пророка

На паломничестве в Шило заканчивается “размежевание сил” между Ханой и Пниной, и последняя изо всех сил досаждает первой, кичась своей многодетностью на фоне бесплодия “соперницы”. Хана плачет от её издёвок, ощущает себя глубоко несчастной и не ест свою двойную порцию, поднесенную любящим мужем.

Но не только свою личную беду переживает Хана. Она чувствует в ней частный случай общего отдаления от Б-га, и потому молится у входа в Святилище не к Г-споду, а о

Г-споде! Она обращается к назревшему новому качеству Б-га, величая Его Г-сподом Воинств. Не только, или, может быть, не столько о своей личной проблеме молится она. Хана хочет ребенка, который сумеет сблизить, соединить Б-га и Израиль, вернуть их друг другу через построение Его царства на земле вместо разъединяющего хаоса окончания эпохи Судей. Она хочет увенчать миссию жизни своего мужа короной совершенства и постоянства. Её обет Б-гу - сделать дарованного Им сына назиром от рождения до смерти (т.е. чистым подобно первосвященнику) и отдать его в Святилище Шило, посвятить его

Г-споду. Не награду, а орудие высшего служения Б-гу просит она у Него.

Прошлый назир от утробы матери, Шимшон, родился от бесплодной женщины через повеление свыше. Здесь же речь идет о добровольном обете, о даре Г-споду самого дорогого, что Он может дать женщине. Понятно, что этот уровень гораздо выше. Его результат - колоссальная духовная сила рожденного, которая предназначена исправить провал чудесной физической силы Шимшона, не достигшей желанной цели. Только скачок уровня приводит к успеху!

Не только содержание, но и форма молитвы Ханы совершенно необычна. Именно у неё мы научились внешней атрибутике “восемнадцати благословений”, сердца любой ежедневной молитвы.

Эли, Первосвященник, восседает, как обычно, на своем неизменном кресле у входа в Святилище, чувствуя себя незыблемым стражем последней искры присутствия Б-га на земле. Странная форма долгой и беззвучной молитвы привлекает его внимание. Он вопрошает Г-спода об этой женщине, которая, будучи женой Эльканы, не могла не быть ему известной. На драгоценных камнях нагрудника загораются в ответ четыре буквы, которые можно сложить по-разному. Эли, ограждающий страж, воспринимает худшее толкование: пьяная! И он начинает отчитывать праведницу за её мнимое пьянство. Та говорит ему, что не брала в рот спиртного, а её необычное обращение к Б-гу вызвано тяжелой проблемой. И тогда Эли сообщает Хане решение Б-га: Он даст тебе то, что ты просишь!

Хана возвращается умиротворенная. Через год она рождает сына, Шмуэля, вслед за которым у неё появляются на свет ещё четыре ребенка. Но и зловредную притеснительницу не забыл Б-г. Рождение каждого ребенка у Ханы сопровождается смертью двух детей Пнины. Так раскрывает Г-сподь подлинные молитвы её куража…

И вот у ставшей несчастной насмешницы осталось только двое детей, а Хана снова беременна! И тогда стала соперница умолять её спасти обреченных… Хана помолилась за них Б-гу, и на этот раз рождение её очередного ребенка не приводит к двойной смерти на противоположном холме. Спасенные в духовном плане становятся как бы детьми Ханы. И не за это ли величие души стал её сын Шмуэль столь славным? Тоска по Г-споду соединилась в душе Ханы с великим прощением между людьми. Лучшие черты Леи и Рахель, суть двух скрижалей, соединились в ней, взрастив достойный плод.

Отлучив сына от груди, Хана выполняет обет: приводит своего малыша в Шило, чтобы оставить его там навсегда. Элькана и его семья никогда не приходили к Дому Б-га с пустыми руками. И сейчас не только любимого сына привели они в Шило, но и жертвенных быков. Они ждут на подходах к жертвеннику, однако сыновья Эли все не приходят: они, как видно, заняты обычными самоублажениями. И тогда маленький Шмуэль, уже успевший вкусить начала Торы, сказал сопровождающим: воскурить жертвоприношение могут только священники, потомки Аарона, однако, подготовить его к этому, правильно зарезать, имеет право любой знающий израильтянин, поэтому не нужно ждать у моря погоды, можно начинать самим! Дерзкий убой жертвенного животного “простыми” евреями вопреки всем введенным Эли оградам вызвал панику у священников, и те сразу же выросли, как из-под земли, допросили “нарушителя” и привели малолетнего вундеркинда пред ясны очи первосвященника. Тот, чувствуя в странном малыше угрозу своей безоговорочной власти, постановил, что ему полагается смерть от Неба, поскольку осмелился перечить общепризнанному авторитету. Хана вымолила ему жизнь, напоминая о том, что это именно тот особый мальчик, которого даровал Израилю Г-сподь по свидетельству самого же Эли. И все-таки Шмуэль прожил всего 52 года. Он состарился и умер очень рано даже по нашим меркам…

А пока малыш остается прислуживать при Святилище как левит перед священниками. Все чувствуют в нем что-то необычное. Он любимец и Б-га, и людей. Так изнутри господствующего дома Эли зреет достойная смена духовной власти.

Когда мальчик подрос, кто-то позвал его среди ночи. Юноша бросился к Эли: Ты звал меня, господин? - Нет, тебе показалось, иди спать, - сказал первосвященник. Но странный зов повторяется снова и снова. Лишь на третий раз понял престарелый владыка Шило, Кто зовет подростка. Следующий раз отвечай: “Говори, Г-споди, потому что слышит тебя раб Твой!” - напутствовал он юного Шмуэля. Откровение в те времена отдаления было настолько редким явлением, что никто не в состоянии был отождествить услышанный глас со Вс-вышним…

И меньше всего - сам Шмуэль. Когда его зовут в четвертый раз, он опускает из предложенного Эли ответа ключевое слово - обращение… И, тем не менее, Б-г открывает ему мрачное будущее рода Эли: отстранение от Первосвященства, умирание мужей молодыми и, как первую ласточку, гибель двух сыновей Эли в один день.

Эли сразу догадался, по поводу кого хотел Г-сподь открыться чистому отроку. Наутро он заклинает робеющего Шмуэля сообщить ему всю правду. Не без давления и колебаний выкладывает ему юноша страшное откровение. Эли оправдывает приговор, но не предпринимает усилий к раскаянию и исправлению ситуации. Старая элита обречена. Она уже не в состоянии измениться. Она окостенела. А из-под неё пробивается чудесный росток забытого было живого пророчества.

Слава Шмуэля растет. Все, что открывает ему Г-сподь, доносит он людям, не добавляя и не убавляя ни слова. Его пророчество верно и надежно. Впервые за долгие столетия хаоса народу Израиля есть на кого и на что положиться. Б-гу остается только устранить старую окостеневшую в коррупции и самоизоляции олигархию, чтобы дать возможность этому ростку превратиться в тенистое дерево, в оплот почти отчаявшегося народа. Назревает новый этап: власть великого пророка, которую можно сравнить только с властью Моше, но на этот раз уже после трудного и противоречивого периода укоренения народа в Стране, в последнем наследии рая, где сама земля реагирует своими плодами или их отсутствием на деяния людей.

45. Кризис поражения

Народ вроде бы уже формально поворачивается к Б-гу, бывает в Шило, приносит жертвы. Но на его состоянии не может не сказаться порочное мировоззрение элиты, усматривающей в служении некую обязательную формальность, и только. В результате, как обычно, средство превращается в самоцель, а орудия служения - в фетиши. Связь с Б-гом переворачивается с ног на голову, становится неким извращенным подобием языческой магии: через определенные обряды (и только!) мы обязываем Б-га к соответствующим деяниям. Нажал на кнопку - получил чашку кофе! Как будто бы Вс-вышний - наш “слуга”, а не наоборот, как будто Он “обязан” нам, а не мы - Ему. Такой подход оставляет народ на самом низком уровне формальной связи и отдаляет его от идеи самосовершенствования, приведения себя в соответствие со святостью Г-спода, чтобы наполнить служение подлинным содержанием. Из этого околоязыческого фетишизма нет иного выхода, кроме болезненных ударов и поражений, которые взорвут духовную и физическую скорлупу (мировоззрение и элиту) и докажут ложность подхода. Одно только теоретическое убеждение, к сожалению, никогда не оказывалось достаточно эффективным.

Проблематичным может быть не только неверие, но и неразумная вера! Можно выполнять заповеди из страха наказания в этом мире, а можно из ожидания награды в мире грядущем, а можно и из чистой и бескорыстной любви к Тв-рцу. Внешне во всех трех случаях человек совершает одни и те же действия, но при этом речь идет о совершенно разных уровнях и заслугах! Можно спасти тонущего ребенка, чтобы тебя не арестовали за преступную халатность, можно - в надежде на награду от его родителей, а можно и из чистого стремления спасти человеческую жизнь, без всяких мыслей о выгоде. Действие - то же самое, смысл же его - совершенно разный. В эпоху подъема к вершинам Царства и Храма Б-г уже не может удовлетвориться фетишистским уровнем сыновей Эли, в соответствии с которым внешние орудия святости “неизбежно” ведут к победе без потребности трудного самоосвящения изнутри. Проникшийся этими фетишистскими настроениями народ не понимает, как могут господствовать над ним идолопоклонники. Если мы уже ходим в Шило, Г-сподь обязан дать нам победу над ними! И народ выходит на войну против плиштим. В первом бою он терпит частичное поражение и задается вопросом: почему Б-г не дал нам победу? Ответ в народных глазах прост и ясен: потому что мы не принесли Ковчег Завета из Шило. Если Ковчег выйдет перед нами, мы, не можем не победить! Когда плиштим по трубным звукам в еврейском стане узнают о прибытии Ковчега, их охватывает страх, который является точным зеркальным отражением ликования евреев. И те, и другие видят в Ковчеге талисман!

Г-сподь же преподает и тем, и другим тяжелый урок. Первыми всегда оказываются евреи. Они терпят сокрушительное поражение, остатки их армии разбегаются по домам, Хофни и Пинхас, сыновья Эли, принесшие Ковчег, погибают в один день по слову Б-га Шмуэлю, а сама святыня взята в плен. Только один человек из Биньямина (по преданию, Шауль) бежит не к себе домой, а в Шило, принести горькую весть и предупредить жителей о неизбежном нападении на духовную столицу со стороны победоносной армии врагов. Евреи в невероятном горе и трауре. Даже ближайшие родственники погибших усматривают главную трагедию в пленении Ковчега. Эли, узнав о случившемся, падает со своего неизменного кресла назад и погибает. Шило подвергается разгрому, и духовный центр народа перемещается в город Шмуэля, Раму. Шмуэль, в противоположность Эли, не восседает на своем кресле у входа в ограждаемое им Святилище, а совершает ежегодный обход городов Израиля, приносит жертвы, повсеместно обучает и судит народ, постоянно идет к нему, чтобы приблизить его к Б-гу, поднять его духовный уровень над укоренившимся и получившим столь тяжелый удар фетишизмом. Его отец, Элькана, физически вел людей к Б-жьему центру, а Шмуэль возвышает их души навстречу Вс-вышнему.

Ковчег же Завета забран в страну плиштим. Те ставят добычу перед статуей своего божка Дагона в его капище. Ты, мол, победил Б-га евреев, Он - твой пленный! Наутро они видят жуткое для них зрелище: статуя их верховного бога повергнута ниц перед Ковчегом! Плиштим устанавливают идола обратно на его место. На следующее утро ситуация ещё хуже: истукан не только повержен перед Ковчегом, но у него ещё и отрублены голова и кисти рук и брошены на порог капища… Победа плиштим была пирровой. Среди них свирепствует смертельный мор, уцелевшие от которого жестоко страдают, от мала до велика, от неслыханных геморроев. Мыши поедают их урожай, а то и их самих… Плиштим переносят ковчег из одного конца пятиградия в другой, пытаясь спастись от казней, но те лишь ужесточаются, превосходя порог их терпения.

По совету своих мудрецов и волхвов они решают не дожидаться печальной участи Египта, а освободить Ковчег. С одной стороны, они преподносят Б-гу при этом повинный дар, изображающий их казни: пять золотых геморроев, и пять золотых мышей в шкатулке от своего пятиградия. С другой, они все ещё не уверены, не случайность ли поразила их. Поэтому они кладут Ковчег и шкатулку с повинными дарами на новую телегу, запрягают в неё не знавших ярма коров, а их телят запирают дома, чтобы проверить не к ним ли направятся коровы естественным путем. Но те, вопреки всему, устремляются прямиком к границе евреев, в сторону Бейт-Шемеша, доказывая запрягшим их людям, что не рука случая поразила их города.

Жнущие пшеницу жители Бейт-Шемеша видят возвращающийся Ковчег, кланяются, радуются, и продолжают жать… Потом многие из народа начинают разглядывать святыню, как некий экспонат в музее. И тогда Б-г совершает большой мор и в Израиле. Где вы были, когда Мой Ковчег находился в плену? Ведь плиштим, со страшными геморроями, не могли воевать! Почему вы даже не пытались освободить святыню? Неужели Ваша пропавшая курица, из-за которой вы обыщите все окрестности, важнее? И почему и теперь вы “проглатываете” святыню глазами, уставившись на неё дерзко, как на обнаженную?

Здесь устанавливаются две противоположные границы. С одной стороны, нельзя видеть в орудиях святости некий внешний талисман, который “обязан” помогать тебе без твоего освящения изнутри. Ведь и плиштим думали, что Г-сподь у них “в плену”! Лестница, ведущая к Небу, сама по себе не Б-г!

Но, с другой стороны, нельзя и пренебрегать ею, унижать её. Она ведь твое связующее звено со Вс-вышним, на которое переходит часть Его святости! Пользоваться этим орудием надо с трепетом, подготавливая себя навстречу Тому, к Кому ты поднимаешься по Его ступеням. Ступени Храма и ступени Высших Сфер, Тора, мезуза, тефилин и цицит - все они относятся к этой категории.

Единство Б-га и Его творения - основа основ верного подхода к жизни, противоположного разрушительному размежеванию и отчуждению язычества.

46. Дихотомия Царства

Кто может устоять перед святостью Вс-вышнего? - вопрошают израильтяне после этих тяжелых уроков. Они ещё не готовы к этому, не созрели. Ковчег переносят в Кирьят Яарим, хранят его там, а пока Шмуэль продолжает свою повседневную миссию воспитания народа, приобщения его к высшей истине.

И его долгий упорный труд приносит свои плоды: евреи истосковались по Г-споду и жаждут вернуться к Нему. Шмуэль поощряет их ускорить свое созревание отбрасыванием всех остатков идолопоклонства. Речь уже не идет о поверхностных военных решениях, за которыми стоит лишь видимость духовности. Правда, Шмуэль добивается и “военной” победы. Когда израильтяне собираются в Мицпу, на них движется грозная армия плиштим. Народ умоляет Шмуэля о спасении. Шмуэль возносит чистую жертву всесожжения, и Б-г отвечает на его молитву. Грозные голоса пугают армию врага, та бежит, а израильтяне преследуют и громят её. Власть плиштим поколеблена, но не рухнула. Они лишь на время прекращают свои нашествия, ограничиваясь сбором дани через наместников. Евреи, из-за своей тогдашней пассивности, упустили великую возможность полного разгрома плиштим во время казней над ними за пленение Ковчега. Но и Б-г, по-видимому, не спешил устранять этого тяжелого супостата. Более того, Он укрепил жестокое царство Амона, и оно тревожило не только Заиорданье, но и угрожало своими набегами всей стране. Г-сподь реализовывал в национальном масштабе загадку Шимшона: “из грозного вышло сладкое”. Именно тяжкое давление извне подтолкнуло израильтян добиваться у Шмуэля помазания царя! Ранняя старость Шмуэля и коррупция его сыновей-наследников побудили возмужавший народ не довольствоваться больше замкнутыми кругами периода Судей, а разорвать их царством.

Шмуэль воспринимает это требование как личную измену ему и его семейству. Сколько я сделал для них, а они пренебрегают мной! - возмущается он перед Б-гом. Но Г-сподь повелевает ему выполнить требование народа. Ведь уж Он-то сделал для евреев побольше Шмуэля, и все-таки многократные идолопоклоннические измены народа не отпугнули

Вс-вышнего! Вопреки всему, Он хранил верность Израилю…

У Шмуэля, в отличие от Моше, явно имели место и лично-семейные амбиции, однако ими одними не объяснишь эмбивалентное отношение к царству на протяжении столь долгого периода. Не только Шмуэль опасался, что власть земного царя (а не Б-га) - грех. Притча - проклятие Йотама относится к этой проблеме подобным же образом. Отец Йотама, Гидеон, отказался от предложенного ему народом царства по тем же чисто идеологическим соображениям и в ущерб очевидным личным выгодам. Задолго до них прямую власть Б-га представлял отец пророков, Моше. В книге Дварим (Второзаконие), в недельной главе Шофтим (Судьи) фигурирует стих: “Когда придешь в Страну, которую Г-сподь Б-г твой дает тебе, и унаследуешь её, и будешь жить в ней и скажешь: поставлю-ка я над собой царя, как все народы, которые вокруг меня, - непременно поставь над собой царя, которого изберет Г-сподь Б-г твой…”(17:14-15). Далее идут ограничения царских прерогатив, самое существенное из которых следующее: “и напишет себе копию этой Торы в книге перед священниками и левитами. И будет она с ним и будет он читать её все дни своей жизни, чтобы научиться страшиться Г-спода Б-га своего, хранить все слова этой Торы и все эти законы выполнять. Чтобы не возвысилось его сердце над его братьями и не отклоняться от заповеди ни направо, ни налево, дабы он продлил дни свои над своим царством - он и его сыновья в среде Израиля” (17:19-20).

Не страшно, если внешняя форма власти будет напоминать структуры других царств - “как все народы”! Главное, чтобы этот сосуд наполнился великим содержанием заповедей Торы, стал орудием её исполнения, дабы царство земное оказалось приближением Царства Небесного!

Почему же тогда сам Моше умалил в своем благословении коленам Израиля роль племени Егуда, вознеся вместо него колено Леви? Достаточно сравнить параллельные благословения Яакова и Моше, чтобы убедиться в этом (окончания первой и пятой книг Торы). Не проявляется ли в этом то самое эмбивалентное отношение к вопросу царства?

Любые человеческие рамки и системы - науки, искусства, экономика и пр. тяготеют к тому, чтобы стать самодовлеющими, замкнутыми, отгородившимися от Тв-рца: творцы с маленькой буквы возвеличивают себя “устранением” Того, Кто с большой… Но самое страшное искушение, самый захватывающий наркотик - это абсолютная власть над себе подобными. Не превратится ли она в идола, в самоцель? Сможет ли человек, даже великий и достойный, справиться с собой, подчинить себя Высшему Закону, стать Его рабом, сосредоточив в своих руках все бразды правления? Как говорят в правилах дорожного движения, “не уверен - не обгоняй”…

Заповедь дана евреям, и именно у них вопрос стоит с запредельной остротой. Наш сегодняшний опыт доказывает, что еврейское государство без содержания Торы в кратчайший исторический период переключается на задачу самоуничтожения… Еврейская власть без высшего смысла просто отказывается существовать! Именно поэтому альтернатива власти идолопоклонников должна быть настоящей, подлинной. Простая замена имен правителей с иностранных на еврейские - не решает проблему, но иногда создает базу, ступеньку подготовки решения. Чтобы дух Б-жий вошел в человека или царство, ему требуется уже готовое тело, в которое предстоит войти. Этот-то трудный и противоречивый подготовительный, переходный период и олицетворяет Шауль, само имя которого означает “одолженный”, т.е. переходный, непостоянный. И Шмуэля однажды нарекла его мать “одолженным” Б-гу в Шило…

Таинственная связь сплетена изначально между этими двумя фигурами, сильнейшее притяжение - отталкивание, роковое раздвоение как будто одной личности. Даже буквы их имен тождественны, за исключением дополнительной “мем” у Шмуэля, которая в цифровом выражении означает “сорок”, годы царствования помазанного им позже Давида… Трудным было Шмуэлю это помазание. Первый раз он по требованию Б-га сумел переломить себя и в личном, и в идеологическом плане, но потом необходимость смены династии была уже выше его сил и раньше времени свела его в могилу… Даже такая колоссальная личность не сумела угнаться за темпом требуемых Г-сподом мессианских преобразований, когда пробил их час.

Шмуэль завершает огромный виток от Моше через укоренение в Стране, воплощение идеи. Царство венчает его завершение, но и тут первый блин оказывается комом. Два царя-помазанника, Шауль и Давид, являются потомками двух праматерей народа - Рахели и Леи, олицетворяющих две скрижали, межчеловеческую и Б-жественную. Б-жественное изначально и вечно, человеческое же преходящее, оно выполняет свою бренную функцию и затем, без впускания в себя духа Б-жьего, исчезает. Б-жественное же, воплощенное Давидом, непреходяще. Самый проблематичный пункт - стыковка между двумя царствами, земным и небесным, между Шаулем и Давидом, а в наше время - между Машиахом - сыном Йосефа и Машиахом - сыном Давида. От нашего уровня, состояния и поведения зависит, насколько катастрофичным окажется переход от одного к другому…

Один момент из увещевания Шмуэлем народа достоин особого внимания. Если останетесь с Б-гом - будет хорошо и вам, и вашему царю, а если нет - рука Г-спода будет на вас и на отцах ваших!

Эту таинственную фразу ненароком пояснил мне случайный собеседник, рассказав вкратце свою историю. Он отошел было от соблюдения заповедей, пошел “по течению”. И тогда раз за разом стал сниться ему его умерший дедушка, раввин из Ливии. Внук не обращал на сны никакого внимания, считая их глупостями. Однако на третий раз величественный старец сказал ему во сне: Я больше не приду к тебе, но знай, что ты делаешь плохо не только себе, но и мне в том мире, где я нахожусь! Это так подействовало на парня, что тот вернулся к Торе…

Своим добрым поведением мы оправдываем отцов в мире душ, вознося их ввысь. Обратным же образом жизни - обвиняем своих воспитателей и тащим их души вниз… Живые чтением Кадиша и уроками устной Торы помогают душам ближних там, а те являются нашими заступниками перед престолом Вс-вышнего. Такова еврейская связь между миром живых и миром мертвых - без запретного вызывания душ.

47. От Шауля к Давиду

Царство Шауля является двойной загадкой. Даже в отношении его продолжительности нет общего мнения. Воцарение же Шауля происходило как бы несколько раз. Почему? Когда Шмуэль впервые помазал Шауля на царство, он сделал это втайне даже от его слуги! Каким образом столь представительная функция может быть секретной?

Первый данный Б-гом царь был из той породы, которая больше всего подходила народу, соответствовала его представлениям и потребностям: высокий (от плеч выше всего народа), представительный, красивый, скромный, доблестный и преданный воин. Он был выходцем из глубины народа и связан с ним неразрывной пуповиной. В этом были и его сила, и его слабость, эмбрион его грядущего провала. Еврейский царь не может стоять только во главе силовых структур, он обязан быть на голову выше народа и в духовном плане, вести народ за Б-гом, а не использовать службу лишь в представительских целях. И опять, как при сотворении человека, нужно было сначала построить тело царства, и лишь потом вдохнуть в него избыточную душу. Это неодинаковые задачи, которые требуют посланников разного уровня.

Перед Шмуэлем и помазанным им Шаулем стояла немыслимая задача: превратить порабощенный плиштим народ, которому запрещалось даже обрабатывать боевой металл, в независимое царство, которое разгромит своих могучих поработителей! Но ведь одно уже помазание царя над рабами будет с неизбежностью расценено как бунт и повлечет за собой жестокую карательную экспедицию, которая удушит новорожденное царство в зародыше… У плиштим блестящая военная выучка, привычка господствовать, первоклассное вооружение, тысячи боевых колесниц, а у порабощенных евреев - ничего. Как разорвать заколдованный круг?

Шмуэль первоначально помазывает царя тайно, потом показывает его народу, собранному как бы для религиозной церемонии. Многие относятся к таким играм пренебрежительно: этот спасет нас? После явления царя народу новоявленный “правитель” возвращается домой - пахать свое поле… Немногие идут за ним. Так продолжается виртуальное “царство” до трагических событий в Заиорданье. Город Явеш Гильад осаждает жестокий амонийский царь Нахаш (змей). Отчаявшиеся жители готовы покориться ему и платить дань, но Нахаш требует их согласия на выкалывание каждому жителю правого глаза. Не столько о дани, сколько об издевательствах и позоре Израиля мечтает свирепый дикарь. Он настолько уверен в своем превосходстве над распадающимся израильским этносом, что не мешает жителям испытать свое счастье просьбой  помощи и спасения вовне. Кто им поможет? К западу от Иордана евреев давят плиштим, к востоку - Амон…

И, действительно, евреи только рыдают в бессилии, когда посланники Явеш Гильада сообщают им, что ожидает их город без немедленного спасения. Шауль ведет домой быков с поля, слышит рыдания народа и вопрошает, что случилось. Услышав страшную весть, опереточный “царь” вдруг преображается. На него снисходит дух Избравшего его на царство. Шауль рубит своих быков на части, рассылает куски по всем коленам Израиля (подобно левиту с замученной наложницей в конце книги Судей) и добавляет к этому наглядному пособию угрозу: так сделаю с быками любого, кто не выйдет со мной на войну!

И опять, как тогда, народ мобилизуется в массовом порядке. Все происходит так быстро, что плиштим не успевают вмешаться. Да и зачем? Если евреев побьют - так им и надо, не суйтесь. Если же наши практически безоружные вассалы разгромят заиорданского врага, то это тем более добавит вес нам, их господам!

Шауль сваливается на врагов, как снег среди лета и громит их наголову. Победоносное ополчение возвращается через Иордан и ещё раз воцаряет Шауля в Гильгале. Это не только историческое место стана Егошуа, но и линия политической границы: в случае чего можно будет сбежать от плиштим на восток, за реку…

После этого мы наблюдаем странную картину. В маленькой стране Биньямина располагаются два еврейских отряда: один с Шаулем, другой с его сыном Йонатаном, а между ними - наместник плиштим, собирающий дань! При этом сохраняются запреты на обработку металла у евреев, и настоящим боевым оружием оснащены только два человека: Шауль и Йонатан… Таким образом, начало царства Шауля является вассальным, а еврейские отряды - вспомогательные, подчиненные “палестинской” администрации…

Может быть, так и продолжалось бы долгое время, если бы Г-сподь не подвиг горячее и чистое сердце Йонатана восстать и убить вражеского наместника. Шауль в ответ убегает со своим отрядом в Гильгаль, провозглашая мобилизацию. Опять - к границе. Однако Шмуэль ранее намекал ему, что он окажется там, и должен будет ждать пророка семь дней. Но как ждать, когда железные отряды плиштим вторглись в центр страны, ищут опального вассала, народ прячется от них в норы и пещеры, а самое главное - с таким трудом мобилизованное небольшое ополчение не может выдержать бесполезное ожидание у границы и начинает таять…

Шауль, привязанный пуповиной к народу, а не к Б-гу, не может больше медлить. Если воля пророка и воля народа расходятся, Шауль, человек земли, пойдет за народом. Царь в нетерпении приносит жертву вместо замешкавшегося пророка, и сразу же после этого появляется Шмуэль, который усматривает в поспешности Шауля знак того, что Б-г не утверждает его на царство.

Не человеческими глазами смотрит на события Вс-вышний. У слабых и почти безоружных еврейских отрядов нет шанса против закованных в железо грозных армий врага. Именно исчезновение Шауля приводит их в некое замешательство. Они топчутся по стране Биньямина и не знают, что делать. Где этот бунтовщик, куда он скрылся? В конце концов, ударные отряды врага расходятся по Стране, оставляя в центре лишь второсортный гарнизон. И тут опять Йонатан берет инициативу в свои руки . Его оруженосец готов идти вместе с ним на подвиг, вдвоем против целого гарнизона.

Они показываются на глаза вражеских солдат, ожидая их реакции. Враги радуются: евреи начинают выползать из своих нор, сдаваться! Идите к нам, говорят они Йонатану и оруженосцу. Это было для принца сигналом: враг беспечен, уверен в себе и сдаче евреев. Йонатан с помощником карабкаются к гарнизону в гору, цепляясь руками за кусты и камни. Кто в таком невыгодном положении и таком малом числе будет думать о сражении? Но Йонатан убежден: не числом побеждает Б-г. В этом он подобен Давиду. Вместо сдачи два еврея набрасываются на гарнизон. Хорошо вооруженный Йонатан старается хотя бы задеть мечом побольше врагов, а идущий по его стопам оруженосец добивает их. Гарнизон бежит, слух о поражении распространяется, у врага паника, их отряды с перепугу бьют друг друга. Вспомогательные еврейские боевые единицы переходят на сторону своих, а разбежавшееся было ополчение теперь поражает врага по всей Стране.

Шауль опять совершает опрометчивый поступок: проклинает всякого, кто поест до темноты, до окончания преследования врага. Йонатан, не знавший об этом, попробовал текущий по земле мед… Постигнет ли Йонатана участь Шимшона? Обессилевший народ набрасывается на добычу, режет скот из обозов врага и ест мясо, не дожидаясь его освобождения от крови, что является серьезным грехом… Шауль пресекает это.

Только теперь царство Шауля становится независимым, настоящим. Шауль с успехом воюет со всеми врагами Израиля. И тогда Б-г возлагает на него важную обязанность еврейского царя: стереть память злодейского Амалека из поднебесной. Нельзя оставлять в живых там ни человека, ни скот. Шаулю же хочется похвастаться пленным царем Агагом. Он мирится с тем, что народ оставляет себе лучший скот. На обличения присланного Б-гом Шмуэля он отвечает увертками. И тогда Г-сподь требует от пророка помазать другого царя вместо не оправдавшего ожиданий Шауля…

48. Две чаши весов

Зачем нужно было Б-гу помазать Давида при действующем царе? Ведь это создало клубок противоречий, опасностей, вражды. В личном плане настало тяжелое испытание и для Шауля, и для Давида. Путь еврейского царя не усеян розами. Ему нужно либо выдержать нелегкие экзамены Провидения, подготовку к ответственейшей должности, либо провалиться на этой проверке и быть устраненным. Особая острота испытания сводилась к тому, что не может быть двух параллельных царей под одной короной, и оба подобны двум чашам весов: если одна из них поднимается, вторая с неизбежностью опускается, причем ниже уровня почвы…

В государственном же плане нельзя было допустить полного вакуума в период междуцарствия, чтобы не погубить слабый ещё росток еврейского суверенитета. Поэтому Б-г ведет Давида вверх по иерархии царства, чтобы не только духовно, но и в плане искусства государственного руководства и военного командования подготовить его еще до гибели Шауля.

И хотя Шауль получает от Шмуэля явное предсказание о замене его более достойным кандидатом, все же повеление Вс-вышнего помазать одного из сыновей Ишая захватывает пророка врасплох. Одно дело - отвлеченная теория, другое - конкретная практика, когда от Шмуэля требуется собственноручно демонтировать то, что он сам взлелеял, переступая через свои интересы и убеждения.

Я же знал, что этим кончится, - скорее всего, думал пророк, - я же противился царству. Ты заставил меня построить его, а теперь моими же руками хочешь разрушить то, что я возводил с таким трудом и зубовным скрежетом?.. К колоссальной моральной проблеме добавляется ещё и элементарная физическая опасность: помазание альтернативного кандидата - это очевидный бунт, наказание за который - смертная казнь. У Шмуэля уже не было иллюзий. При всей своей укоренившейся связи с Шаулем, душой царства которого был великий пророк, он прекрасно понимал, насколько предался некогда скромный муж наркотику власти.

Однако Б-г повелевает ему помазать кандидата тайно, намекая на то, что Шмуэлю это не впервой…

В ещё более щекотливом положении оказался с самого своего рождения Давид. Родня ошибочно считала его незаконнорожденным в еврейском понимании, мамзером, и чуралась его. Отталкиваемый всеми изгой был отправлен в пустыню, пасти скот. Не только чтобы защитить его от происков темных сил, окутал его Г-сподь покрывалом мнимой отверженности. Внешняя изоляция создавала идеальные условия для интенсивного внутреннего развития этой великой души, которой была оставлена только одна отдушина: ввысь… Не так ли и еврейский народ отбрасывается всеми для того, чтобы без лишних помех установились его особо интимные отношения со Вс-вышним? И в обоих случаях - “камень, отвергнутый строителями, стал краеугольным”…

Шмуэль является в Бейт-Лехем под видом религиозной церемонии. Он останавливается в доме Ишая и там открывает тайну своего прихода. Одного за другим проводит перед ним отец семейства семерых своих сыновей. Шмуэль восхищается ими, предвкушая достойное помазание. Но Г-сподь расплачивается с ним за излишнюю гордость, когда он ответил Шаулю при первой встрече: “Я провидец!” Без Г-спода эта способность подводит… Ты смотришь на величественный вид, а Я - в сердце, объясняет ему Вс-вышний. Все семеро отвергнуты. Присутствующие в замешательстве, но Б-г не может ошибаться. Должен быть ещё один сын! Так выясняется и то, что Давид вовсе не незаконнорожденный, и правильность приема в еврейство моовитянки Рут и женитьбы на ней Боаза. Все сомнения нужны были лишь для того, чтобы до поры до времени хранить Давида в их благодатной, хотя и трудной для него тени…

Давида срочно вызывают из пустыни, от стада. Обожженный солнцем, разгоряченный поспешным возвращением, он, по преданию, кажется Шмуэлю воплощением Эсава: красный, рыжеволосый человек поля! Неужели Ты изберешь на престол убийцу? - Вопрошает Шмуэль Г-спода. Не волнуйся, он будет убивать тех, кого надо, следует ответ. Так помазан потомок Леи, предназначавшейся Эсаву, и начинается окончательная реализация похищенного и выкупленного у него благословения…

Однако сегодняшний конфуз и весь накопившийся клубок противоречий толкают Шмуэля на поспешный формальный акт, без благословения, без напутствия, без объятия и поцелуя. Разница между помазаниями Шауля и Давида разительна. Шмуэль уходит, но и дома, в полном отрыве от опостылевшего Б-гу царя, он продолжает упорно молиться за него, продлевая его век и сокращая свой…

И, тем не менее, дух Б-жий снисходит на Давида и оставляет Шауля. Черные приступы меланхолии и бешенства время от времени охватывают царя, и для его успокоения к нему приводят Давида, который играет и поет перед ним небесные мелодии своих Псалмов. Такова первая встреча двух царств. Но не Б-жественное искусство Давида заставляет Шауля заподозрить в нём соперника. Тяжелые войны с плиштим продолжаются, и Ишай посылает Давида с гостинцами для старших братьев-солдат и их командиров.

С двух сторон долины Эла стоят еврейское и филистимское войско. Сорок дней подряд спускается в долину великан Голиат, требует единоборца и позорит боевой израильский строй, из которого никто не решается выйти навстречу трехметровому закованному в броню чудовищу. Сорок дней (число сорок в ТАНАХе символическое, знак переходного периода) продолжался позор, пока не пришел Давид. Им же двигало не личное и даже не национальное, а Б-жественное сознание. Почему Вы все его боитесь? - недоумевал отрок, - ведь это не более чем большое животное! Кто он такой, чтобы позорить воинство Б-га живого? Только Давид, выросший в пустыне наедине с Г-сподом, мог видеть мир сквозь такую призму. Удивительного юношу привели к царю. Как можешь ты победить этого великана, героя войны? - недоумевал Шауль. Так же, как я побеждал в пустыне льва и медведя, отвечал Давид. Чем он отличается от них?

Дух Б-жий подвиг Давида победить страшного врага. Это явилось прелюдией разгрома впавшей в панику армии плиштим. Но тут проявилась вся глубина наркомании власти, в которую впал Шауль. Он сразу стал догадываться, что Давид достойнее его, что именно он - избранник Б-га, идущий ему на смену! А значит, опасного соперника надо извести… Как будто бы человек, даже царь, в состоянии тягаться со Вс-вышним…

Шауль принимает героя на службу, продвигает его по лестнице военной иерархии, но его подлинная цель - подвести Давида под меч плиштим. “Пал смертью храбрых”, и дело с концом. Однако из самых невыполнимых операций молодой генерал возвращается невредимым и с победой. Б-г явно хранит его, усиливая страх и ненависть царя. Однако Шауль обещал тому, кто сразит Голиата, свою дочь в жены. Он использует и это как ловушку для Давида. Обещанная Давиду старшая дочь Мерав вдруг отдана другому, и Шауль посылает своих слуг поймать Давида на горячем слове против обманувшей его коронованной особы, чтобы умертвить его за “бунт”. Параллельно царю становится известно, что его вторая дочь Михаль влюблена в Давида, и он обещает её герою вместо старшей. И опять слуги венценосца льстят герою, чтобы подловить его на горделивом высказывании.

Однако Б-жественное сознание Давида невозмутимо в своей человеческой скромности. Кто я такой, чтобы породниться с царем, я, бедный и ничтожный? Шауль решает выдать Михаль за Давида, чтобы в более интимной ситуации герой раскрылся и попался в капкан. Однако Михаль предпочитает любимого мужа и спасает его от козней своего отца. До конца предан Давиду наследный принц Йонатан. Он готов уступить избраннику Б-га трон отца и стать его первым помощником. Йонатан выручает Давида от замыслов царя и предупреждает его о нависшей угрозе.

Давид убегает, прячется в пещерах пустыни, а Шауль охотится за ним, как за дичью. Дважды отдает Г-сподь преследователя в руки его жертвы. “Да не будет моя рука на помазаннике Г-спода!” - отвергает Давид великое искушение. Вокруг него собирается отряд из нескольких сот человек, которые охраняют запущенную южную границу от разбойничьих племен пустыни. В конце концов, Давид вынужден искать убежище у царя плиштим. Герой обманывает его рассказами о походах против своего народа, и тот уверен в верности Давида, которому некуда больше деваться…

49. Корона

Две истории решают исход духовного поединка нисходящей и восходящей звезд. Шауль устраивает резню священников Г-спода по наговору и беспочвенному подозрению, не оставляя в живых ни души, ни младенца, ни скотины. Какая разительная разница с заповеданной ему войной против Амалека! Уцелевший ребенок убегает со священным нагрудником (хошеном) к Давиду, и теперь Б-г не отвечает убийце своих священников даже в самые критические для царства минуты…

Давид же испытывается негодяем Навалем, который не только не хочет отблагодарить Давида и его отряд за охрану стад от грабителей пустыни, но еще и жестоко оскорбляет своего благодетеля. В приступе гнева красно-рыжий предводитель с отрядом из четырехсот человек идет громить поместье Наваля и резать всех, кто попадется под руку… Текстуальный намек связывает этот поход с Эсавом, который во главе четырехсот человек двигался навстречу Якову…

С моральной точки зрения Давид абсолютно прав. Но по суду он не может взыскать плату с человека, с которым он не договаривался заранее о работе и её оплате. Как помазанник, он тоже не имеет права покарать оскорбителя, поскольку корону носит пока другой человек! От кровопролития спасает Давида жена Наваля, мудрая и благородная женщина, которая позже, овдовев, стала женой героя.

Плиштим собирают свои армии для решающей битвы с Израилем. Давид сначала привлекается царем Гата к этому походу, но перед битвой тот отправляет его обратно в город Циклаг, на юг, из-за подозрения других тиранов (у плиштим царствовали 5 тиранов-градоначальников, один из которых - царь Гата), что известный израильский герой в решающую минуту изменит им и нанесет удар с тыла.

Вернувшийся отряд обнаруживает, что в их отсутствие амалекитяне воспользовавшись ситуацией, разграбили и сожгли город и увели в плен их семьи… Воины в таком отчаянии, что хотят побить Давида камнями. У них уже нет сил рыдать. Однако Давид укрепляется в Г-споде. Он знает, что есть к кому обратиться. Огненные буквы на драгоценных камнях хошена обещают ему успех. И действительно, он настигает врага, когда тот меньше всего ожидает этого, пируя по поводу удачливого грабежа. Амалекитяне разгромлены, семьи евреев спасены, ни один не пропал. Давид возвращается с большой добычей, часть которой раздает народу в Иудее.

Шауль же, видя превосходящую силу врага, вторгшегося вглубь страны, впадает в отчаянье. Б-г не отвечает ему ни через пророков, ни через хошен, носителей которого царь жестоко истребил. И тогда он прибегает к услугам уцелевшей от его же рук колдуньи, вызывательницы душ умерших… Только один человек мог бы выручить его, но он уже мертв… И переодетый Шауль просит у колдуньи вызвать дух Шмуэля, обещая, что не выдаст ведьму царю… Шмуэль предрекает страшное поражение, гибель Шауля и его сыновей. “Завтра ты со мной!”

При всем потрясении и ужасе царь улавливает нотку спасения в последних словах духа пророка. “Со мной” - т.е. в раю! Смерть должна стать искуплением! И Шауль из последних сил идет ей навстречу…

Шауль заслужил свою участь, но Йонатан, благородный рыцарь Давида, превративший царство из вассального в независимое своими героическими действиями и готовый добровольно уступить его другу? Ведь если бы сын Йосефа и сын Давида соединились вместе, все катастрофы предмессианского периода были бы предотвращены! Йонатан - связующее звено между царствами, ключ к решению проблемы!

Нет, не за свои грехи погиб этот рыцарь. Проклятие Шауля тому, кто поест до вечера, было лишь внешним поводом, указующим на внешнюю же причину: народ недостоин легкого избавления! Не раз и не два предавали Давида его же соплеменники. Не случайно приходилось ему убегать даже из пустынных пещер то в Моав, то к плиштим. Наше собственное состояние и поведение определяют меру страданий, которую нам доведется испить между двумя ступенями царства… Разве все те, кто жаждет извести Машиаха ещё до его прихода, достойны в этом их состоянии вкусить его свет? Человеку нередко требуется по-настоящему выстрадать изменение своего внутреннего мира, своего настроя и направленности. А иногда, если порочная внутренняя структура духа усугубляется ещё и тяжкими, трудно искупаемыми деяниями, только телесная смерть оказывается выходом из того тупика, в который человек сам себя загнал, противясь Высшей Воле, Высшему Разуму, Высшей, неизвращенной морали. Не удостоились мы Йонатана, доброго моста в грядущий мир…

Шауль и Йонатан погибают в неравном бою. Армия разбита. Плиштим прибивают тело царя к стене города Бейт-Шеан. Они снова хозяева страны. Недолго длилась, с их точки зрения, независимость мятежного вассала.

Авнер, военачальник Шауля, с одним из сыновей царя скрывается за Иорданом, но позднее пересекает его в обратную сторону. По-видимому, плиштим возвращают ситуацию к вассальному царству, но на этот раз оно расщеплено. Давид воцаряется в Хевроне над коленом Егуды, остальные колена во главе с Биньямином поддерживают остатки династии Шауля. Особого выбора у них нет: ведь земля Биньямина отделяет Иудею от остального Израиля.

Начинается гражданская война между двумя царями. Плиштим не вмешиваются: они считают, по-видимому, обоих своими вассалами, которых междоусобица сделает ещё более зависимыми. Только объединенное еврейское царство пугает их.

Б-г посылает армии Давида победы. Династия Шауля слабеет. В конце концов, после бытовой ссоры с сыном Шауля военначальник Авнер решает передать всё царство Давиду, однако Авнер погибает от мстительной руки полководца Давида Йоава за то, что убил в бою преследовавшего Авнера брата Йоава Авишая. Заговорщики убивают сына Шауля. Реакция Давида на события показывает народу величие и благородство помазанника. Убийц сына Шауля и амалекитянина, который похвалялся тем, что добил царя, Давид беспощадно умерщвляет. Он - впервые в истории - не истребляет предшествующую династию, а карает её убийц, которые думали выслужиться перед ним. Он устраивает Авнеру царские похороны, в день которых постится. С Йоавом он пока не может совладать, но передает суд над ним Б-гу, резко осуждая и проклиная его за убийство не на войне. Давид смотрит на окружающих не плотским взглядом личного интереса, личной вражды и войн, а как бы глазами Вс-вышнего, оценивающего их объективную роль в истории Израиля… Народ видит, понимает и воцаряет Давида над всем Израилем.

Первым делом новый царь завоевывает тогдашний город евусеев, Иерусалим, и превращает его во всеизраильскую столицу между Иудеей и остальными коленами. Давид и Иерусалим неотделимы друг от друга навек. Тут же плиштим нападают на объединившееся царство. В долине Рефаим проявляет Давид то качество, которого не хватало Шаулю: выдержку и верность Б-жьему слову. Только когда послышится как бы шум шагов на вершинах деревьев, позволил Г-сподь начинать битву, ибо это Он идет на помощь Израилю. Плиштим уже рядом, вот-вот всех перережут, но Давид запрещает извлекать меч. Лишь в последнюю секунду слышится звук шагов на деревьях…

По-видимому, эту Иерусалимскую битву поминает Гомер в Илиаде: “После войною ходил на Солимов, народ знаменитый. В битве ужаснее сей, как поведал он, не был с врагами”.

Осевшие в Стране греко-сардинские племена разгромлены, евреи окончательно завоевывают независимость. Давид жестоко мстит Моаву за предательское убийство родителей его царем - дальним родственником через Рут.

Йоав захватывает Эдом на юге.

Царство Израиля начинает становиться центральным фактором региона. Но вершины могущества оно достигнет позже, и опять через личное падение, грех Давида и его преодоление.

50. Храм

Давиду кажется, что он на  вершине своей  славы,  в  апогее  могущества. В отличие от  Моше, он обязан  заботиться и о династических делах: укоренить свои  связи с разными  регионами еще  недавно  разобщенной  страны  через  браки, прямые  семейные  связи. Кроме того, он  должен  позаботиться о достойном  наследнике  на  Израильский  трон, который  будет обладать редким сочетанием высших  качеств.

При  этом  малейшее опьянение  абсолютной властью и её насущными  потребностями с неизбежностью приведет в  действие цепную  реакцию падения, при  всем  трагизме которого умение  выйти  из  него создает прецедент  на  поколения  для  династии   и  народа, а также стелет  дорогу  вверх,  далеко  за  пределы прошлого апогея.

Все, как обычно,  начинается  с малого. В соседнем государстве Амон (нынешняя столица Иордании) умирает царь, с которым у Давида складывались хорошие отношения. Тот  принимает нормальное  человеческое  решение послать  делегацию  соболезнования к  сыну  умершего, забывая  маленькое  предписание  Торы по поводу потомков Лота: “Не желай  им ничего хорошего никогда”. Крохотное  расхождение между человеческим и Б-жественным сознанием на  престоле  Израиля приводит в действие  колоссальные  механизмы мирового  масштаба.  Не так ли  и в нашей  трагической национальной истории постоянно проявляется совсем другой  уровень требований, чем  по отношению  к другим  народам? Да и человек от  собственного  сына требует  гораздо  большего,  чем  от  чужого  ребенка…

Наследник престола в Рабат-Амоне под  влиянием  своих  советников решает, что Давид  послал  замаскированных  под  утешителей  шпионов,  чтобы разведать  столицу  в целях её  завоевания. Он  с позором прогоняет  израильскую  делегацию, остригши  каждому  из  посланников полбороды и  разорвав на них  одежду, чтобы показалась  нагота. В те  времена ни у кого не было  сомнения, что  речь  идет  о неизбежной  войне. Амон  нанимает  войска арамейских  царств Месопотамии, превращая  войну  в мировую по тогдашним  масштабам цивилизации.

И тут Давид  совершает  следующую  ошибку. Он уже навоевался, настрадался, наскитался. Ему по-человечески  хочется отдохнуть в своей великолепной новой столице. Он  не  выходит  во  главе  армии,  как  подобает  еврейскому  царю, отомстить за позор  Израиля! Война  же  затягивается.  Прекрасно укрепленная  столица  врага  не  поддается  осаде. А в израильской столице остаются в основном  женщины  и дети.  Все  достойные  мужчины  ушли  на  войну…

Давид  прохаживается по плоской крыше  своего  дворца. Такая  крыша  нередко  символизирует  гордыню и  чувство  всесилия  царей  земли…

Как видно, что-то от этого прилипло и к Давиду.  Но у этого  еврейского  царя основой гордости  является  не сила, а праведность. И именно её подвергает Г-сподь великому искушению. С высоты своего  положения он  замечает юную  особу,  входящую  в свой очищающий  водоем, за якобы ограждающими  заборами. Её обнаженная  краса ослепляет  царя, парализует  его  моральные  устои. Нечеловеческая страсть овладевает  всем  его  существом. Он  чувствует  в ней  свою  суженную,  от  которой только  и может  родиться  достойный  наследник  престола,  его  продолжение  и завершение.

Невозможно  также игнорировать общий фон  царств  того  времени. Не  случайно Авраам и Ицхак вынуждены были объявлять себя  “братьями”  собственных  жен. Одно  из  выражений  власти тогдашних  деспотов  сводилось  к  захвату  всех  красивых  женщин подвластного  региона. Если же на пути сластолюбца стоял  муж красавицы (запрет на чужую жену был ясен и королям), препятствие попросту превентивно убивали. Других  родственников  ублажали  дарами. Давид  и тут  плыл против общего всеувлекающего  течения.  Когда же оно однажды  сочеталось со столь же непреодолимым внутренним вожделением,  не оступиться оказалось  почти  невозможно…

И  Давид  посылает  разведать, кто  именно насквозь  ранил  его  сердце.  Прелестница  оказалась  внучкой  его  советника Ахитофеля и формальной  женой одного  из  героев  его  армии,  осаждающей Рабат-Амон,  Урии Хеттеянина.  Паралич морального  суждения, причиненный  непреодолимой страстью, сосредоточил  мысли  царя  на  технике  дозволения. Она  же  была  удивительно  проста. Воины Давида, чтобы не оставлять  своих  жен соломеными вдовами, если  мужья  окажутся  пропавшими  без  вести,  оставляли им, уходя на  войну,  разводное  письмо. Возвращаясь  с миром, они  забирали  это  письмо, т.е. оно оставалось невостребованным. Однако письмо есть, а значит женщина разведена, свободна с точки зрения формального  закона!  Кроме того, Урия не еврей, а хеттеянин. Принимать же  прозелитов во  времена  Давида  и Шломо  не было  дозволено, поскольку тогдашнее  величие  Израиля  могло  побудить к переходу  в еврейство  из  соображений  выгоды.  Значит, еврейство  Урии недействительно, как и его  брак, который, кстати, физически так и не был реализован… И Давид позволяет себе  овладеть Бат-Шевой. Текст не выдает какого-нибудь активного проявления её  роли в данном  событии, кроме того обстоятельства, что  позднее она  сообщает  царю о  своей беременности.  Во мраке её  чрева зреет  плод,  который  через  несколько  месяцев сделает явным тайное  деяние  Давида!

И тот  решает пригласить Урию с поля боя якобы  для донесения  о ходе  войны. Дома он сойдется с женой, и тайный плод  Давида окажется как бы принадлежащим Урии… Концы в воду…

Однако Урия, по-видимому, пронюхал о происшедшей тайной встрече. Он не сотрудничает  с планом  Давида, а остается ночевать в палатке на улице как бы из  солидарности с живущими в палатках  воинами и с Йоавом, которого он  при царе  дерзко  величает  своим  господином. Это уже  проявление  бунта, за который  царь  имеет  право  казнить. Однако не будет  ли рожденный  Бат-Шевой  ребенок слишком  циничным  объяснением  казни?

Давид  запутывается  все  больше  в собственной  паутине. Он  шлет  с Урией тайное указание Йоаву  направить Урию  в самое  опасное  место  и не посылать  подмогу, пока тот  не погибнет от  меча амонитян. После его смерти и траура Давид официально  женится на Бат-Шеве, и теперь его грядущий плод  узаконен самым официальным  образом. Если бы эта история произошла с царем любого народа, в ней можно  было бы поставить  точку. Но с таким поведением Своего любимого сына Б-г примириться не может. Он  не ждет  посмертного  суда, а посылает к царю Своего пророка. Притча об овечке бедняка обходит всю формальную легалистику Давида, бьет в самое  сердце  проблемы, в её  моральную  основу, в воспоминания  самого  Давида, как еще совсем  недавно Шауль пытался подставить  своего  верного  героя  под  меч врагов, как подлавливал его на несдержанном  слове,  как давал ему  в жены и отбирал  обратно  своих  дочерей… Ты, этот человек! - провозглашает  пророк по поводу своей притчи, герой которой побудил гнев и ярость Давида. Стрела Б-га обошла все  заграждения,  все щиты и кольчуги формалистики и поразила царя в самое сердце  ещё острее,  чем  нагая  прелесть Бат-Шевы.  Давид  осознает всю  глубину  своего  греха,  раскаивается  в нём  до  конца. Он  принимает  как должное  суровый приговор Г-спода.  Как раненый лев,  сражается он  с врагами  Израиля  и покоряет  арамейские  царства до Ефрата и Тигра.  Его  дети погибают в междоусобицах  или  от болезней, открывая путь к трону для Шломо, единственно  достойного возвести Храм,  превратить Израиль в мировую империю мудрости,  справедливости и великолепия. Раскаяние и принятие приговора  превращает  сердце Давида в Г-сподень престол, очищает его от остатков  гордыни изгнанием из  Иерусалима рукой  собственного  сына, готовностью в любую  минуту умереть по воле Б-га, принимаемым с любовью позором…

Теперь все победы, все  величие,  всю  сказочную  добычу посвящает  царь  только Г-споду,  предназначает  только для  Его Храма, о котором упоенный удачами  народ забыл и думать. И когда  началась  эпидемия,  Давид  увидел ангела-истребителя на  Храмовой горе Мория.  Забвение  самого  святого  в мире  места, пуповины, связующей землю с небом, где приносился  в жертву Ицхак, мстило  за себя,  но  через  эту  месть открывалось  царю.

Давид  выкупает Храмовую  гору у евусеев. Он  готов сразу же строить постоянное  Святилище, но  Б-г  останавливает  его. Только  его  сын  Шломо, юный и не знавший войн,  царь  достигнутого  покоя,  успеет  от  начала до  конца возвести самое  святое и великолепное  сооружение за  всю  историю, а также  привести в соответствие с ним весь  народ,  всю  Страну,  все  человечество.

Тот  высший перст, который когда-то на  Синае, в пустыне,  коснулся одного  народа на  краткий миг,  теперь  приобрел  в нижнем  мире свой престол постоянства, эманации, глобальности. Из  грозного  вышло  сладкое,  вечность  прорвалась  сквозь  пелену преходящего.

Да  удостоятся глаза  наши узреть Третий Храм во всем его непревзойденном Б-жественном  великолепии,  святости и славе, амен.

Послесловие: антисемитизм

Наше  исследование не будет  полным, если  мы не отнесемся к указанному в заголовке явлению. Однако, изучая его изнутри,  мы окажемся дезориентированными: вместе  с местом  и временем меняется и мотивировка, иногда на 180 градусов. На протяжении тысячелетий  евреев обвиняли  и в том, что они  богатые, и в том, что они  бедные. Их преследовали и в качестве безбожников, и как религиозных фанатиков, упрекали то в самоизоляции, то в проникновении во все сферы  общества. Они  были  виноваты то в том, что  являются особой и монолитной расой, то в отсутствии  какой-либо расовой и культурной  специфики и т. д. и т. п. По сути, ненависть к этому  народу была  единственной подлинной  реалией, а поводы для неё поставляли  любые  обстоятельства и моды. “Ты виноват уж тем, что хочется мне  кушать!”

В Б-жественном  плане эта  ненависть служила той вечной оградой, которая  не позволяла  народу раствориться, исчезнуть, особенно  в рассеянии. Диаспора  превращала  евреев в легкую добычу,  в удобного  козла отпущения - в  человеческом  восприятии. Но и сегодня обнаруживается единство  противоположностей: евреев  ненавидели то  за отсутствие у них  земли  и государства, то за их  наличие! Лозунг  “евреи убирайтесь в Палестину!” - с  величайшей  легкостью сменился  лозунгом  борьбы с  “сионистской оккупацией” Страны Израиля. Мы  были  уже  и народом  “трусов, бегущих от войны”, и  “агрессорами, ищущими войны”.

Поэтому нет  никакого  смысла  изучать поводы  для  ненависти. Нужно  искать её внелозунговую причину. Почему, когда  людям  плохо, они  с такой легкостью и убежденностью  указывают  в  нашу  сторону и утверждают:  “евреи  виноваты!”?  Земная детерминистская связь (или её отсутствие) между тяжелым  положением и действием  евреев или  даже  простым  наличием таковых в данной среде - редко поведает  нам что-нибудь конкретное.

Эта связь скорее  мистическая. Когда евреи выполняют  свое предназначение  на земле, служат  Вс-вышнему всей  душой  и ведут  порядочные  отношения  с ближними, не только им самим, но и всему  миру живется  хорошо. Если же нет - то и им,  и остальным  плохо. “Благословятся в тебе все племена земные”, “И будь благословением” - сказано в Торе  об  Аврааме  и его  потомстве. То есть, обвиняя евреев в том,  что  другим  плохо,  антисемиты  подспудно признают  избранность  еврейского  народа и его особую  функцию приведения Б-жественного благословения на  землю! Если в кране нет  воды,  значит  засорилась, испортилась  подводящая  её  труба!

Но  есть в антисемитизме и иной  момент,  элемент  зависти, соперничества. В принципе все  человечество изначально  было  создано,  чтобы  служить  Б-гу, быть в связи  с Ним. Именно провал  человечества  в целом (потоп, вавилонская башня) создал  необходимость  избрания, выделения  более  узкой  группы,  которая  выполнит то, что  требовалось от всех. Мера  и уровень этого выполнения в данном случае не играют  роли, достаточно ощущения иной ступени близости к Вс-вышнему, связи с Ним и уровня возложенной ответственности, чтобы  почувствовать себя  как  провалившийся  абитуриент рядом с принятым! Отсюда - бунт самоутверждения  через попытку низвержения  “фаворита”.

Однако гораздо более честным было бы избрание одного из  двух  путей: либо примирения со своим провалом и соблюдения  семи элементарных  заповедей, либо  записи на повторный вступительный  экзамен. Таковой  существует. Еврейство - не замкнутый клан,  как  принято  думать. Как  раз  наоборот,  невозможно по-настоящему присоединиться ни к одному  другому  народу,  в  котором ты  не родился. Народ формируется общностью пройденного исторического  пути,  его  совместным  переживанием.

Ты не можешь  войти в чужое прошлое! Еврейство же - это в первую очередь предназначение, а оно открыто для  каждого  желающего. Поэтому  евреем  можно  не только  родиться,  но  и стать, существует  упорядоченный процесс перехода  в  еврейство, гиюр.  До прихода  Машиаха -  дорога  в еврейство открыта,  после  этого - конкурс  заканчивается.

Потрясающим является  тот  факт,  что  в мире есть только  две  вечные,  неизменные  идеи: еврейская  и антисемитская! Все  остальное приходит  и  уходит,  рождается  и умирает,  сменяется  чем-то  другим.  По сути, это неизменные  свет  и тень. В основе  еврейства заложена позитивная  идея. В антисемитизме же нет ничего,  кроме негатива,  “анти”.

Что объединяет  языческого, христианского и атеистического антисемитов? Только общая  вражда! Вечная  ненависть к вечному  народу - это Его вневременная  тень, Его  задняя  сторона, которую  способны  видеть  даже  те,  для  кого  недоступно  Его  лицо, Его  суть,  Его  свет.  Уж тень-то  вечности доступна  каждому!

Но  не лучше ли  самому  удостоиться света,  чем  пожизненно  прозябать в отбрасываемой кем-то  тени, вечно  ловить кого-то  за  хвост? Это и есть тот великий  выбор, ответственность за который мы  несем  в обоих  мирах.