Aleph

ЭКСПЕРИМЕНТ

Трус - это человек, который обещает себе,
что в следующий раз он не подчинится.

Этологов долго занимал вопрос: как, по каким признакам выбирается вожак стаи. Разные были гипотезы: самый большой, самый сильный, самый умный, самый сексуально активный ... и ни одна не подтвердилась. Но вот, выяснилась в этих тестах удивительная вещь: Вожак всегда думает о других. Он насторожен, когда остальные крепко спят и не теряет бдительности, когда другие поглощены едой. Своим благополучием стая обязана самоотверженности вождя.

Необходимое качество руководителя - способность принять ответственность на себя. Вождь должен быть способен, как Генрих IV, заявить: "Париж стоит обедни" или написать, как Королев: "Луна твердая" или не дрогнув, как Тэчер, послать флот на защиту английских поселенцев на отдаленных Фолклендских островах.

Начальник Генерального штаба, не должен как Рабин, на неделю впадать в прострацию с началом военных действий или выставлять, как Барак, сержанта ответственным за шестичасовое бездействие армии на горе Эйваль.

С Шароном мы дошли до Бейрута, но с тех пор нам не везет с правительством. При Рабине бежали из Газы, с Бараком откатились до Иерусалима.

Из Ливана мы бежали предав союзников, бросив компьютеры и дорогое оборудование, подарив врагу военную технику и снаряжение.

Потом, так же ночью, под пулями, мы бежали с гробницы Йосефа, после того, как оставили там умирать без помощи раненного солдата.

Теперь мы готовимся бежать из Иерусалима, оставив на разграбление Храм, забыв, что

Есть вещи поважнее, чем мир.

Мы стали нацией трусов. Мы запретили партию Меира Кахане. Мы пытаемся сторговаться с бандитами. Мы отвечаем пустыми угрозами на террор и выдаем трусость за сдержанность.

Когда Хизбалла похищает наших солдат - средь бела дня, как коршун цыплят, - мы сдерживаемся. После этого Хизбалла заманивает и похищает нашего гражданина - и мы мужественно сдерживаемся еще сильнее.

Есть в клинике такой метод: одна группа больных получает реальное лекарство, а другая - пустышку, только имитирующую лечение.

Мы попали в контрольную группу. Вместо правительства у нас пустующие кресла, вместо решительных мер нам предлагают пустые обещания.

Экспериментатор отлично знает, что нас ждет - пустое место на кладбище, но ему интересны детали агонии.

Столичный район Гило превращен в учебный полигон "Танзима". Дороги страны стали тиром для арабских бандитов - это просто новый повод для сдержанности. Пресса захлебывается от комплиментов к стойкости и выдержке нашего премьера.

Полицаи в Рамалле линчуют израильских резервистов - вот здесь мы уже не выдерживаем. Вертолеты обстреливают пустую полицейскую будку - предупредив за три часа, чтобы успели подъехать корреспонденты.

Левые превратили Израиль в катафалк, с неслыханным цинизмом называя похоронную процессию "мирным процессом".

Барак отвечает очередным потешным ультиматумом, очередным несбыточным обещанием: "в следующий раз мы им показим"; отвечает постройкой "Великой Еврейской стены" и новой объездной дорогой.

Еще немного, и нам придется ездить в объезд Израиля. Впрочем, при таком правительстве, и само это название очень скоро исчезнет с географических карт.

По древнему поверью, в ночь на 1 мая ведьмы собирались на шабаш на вершине горы Брокен. Прогресс не обошел стороной и их. Шабаши теперь устраиваются перед телекамерами. Круглый год - сезон.

Это началось в 92. Помню: лицемерные разглагольствования Рабина: "Я не хочу, чтобы наши ребята умирали в Газе". И свою мысль: "тогда их будут убивать в Тель-Авиве". Рабин спешил. Спешил ликвидировать поселения, отдать Голаны. С присущим ему хамством отзывался о "пропеллерах". Спешил по пути Осло, к "границам Освенцима". И террор гнался за ним по пятам. Газа пришла в Тель-Авив, на Дизенгоф, под заклинания левых: "мирный процесс не остановить", под вой сирен санитарных машин, под грохот взрывов.

Пять
Четыре
Три
Два
Один

Start !

Я хорошо помню 95 год.

Выходя утром из дома, не знал куда попаду раньше - на работу или же сразу на Небо. Я помню эту жуткую, буквально, могильную тишину в враз опустевших автобусах - и только голос диктора, перечисляющего имена и возраст жертв очередного теракта. Тогда и возник этот гнусный термин - "жертвы мира".

И эти жуткие подробности войны, которую левые с особым цинизмом называют "мирным процессом": вывороченный из стены бронированный сейф банкомата, обгоревшие остовы автобусов, труп молодой девушки в хаки - взрывной волной с него содрало скальп. Бродячие голодные кошки, в зубах растаскивающие с места катастрофы еще дымящиеся теплой кровью куски мяса. Человеческого мяса. Добровольцы в кипах, собирающие с веток деревьев и крыш домов в пластиковые пакеты остатки того, что еще несколько десятков минут назад было людьми.

Правительство Израиля ввело в обращение новую валюту - еврейской кровью теперь оплачиваются Нобелевские премии мира.

Подходи, недорого: Арафат, Рабин, Перес.

Клинтон и Барак тоже стоят в очереди - нацедите еще.

И настойчивая мысль - кто-то должен за все это ответить.

Stop !

Один
Два
Три
Четыре
Пять

Из нас все больше стараются вытравить эту память. С каждым годом все больше денег тратится на устройство этих пикников на крови. Нашей крови.

Нам показывают свечки перед портретами - мы стали нацией идолопоклонников. Нам показывают безутешную вдову - ее личное горе должно заслонить трагедию всего народа. Нам показывают войну - и называют ее "мирный процесс". Мы стали нацией идиотов.

Дороги превратились в западни. Святыни - в засады. Столицу страны обстреливают ежедневно. Барак возлагает ответственность на Арафата.

Нет, нам нужен другой премьер - способный взять ее на себя.

Мертвых с погоста не носят.

Хватит спиритических сеансов. Пора отправить на покой Старого Zombie и перестать выдавать запах мертвечины за "Дух Осло".

Looser поспешил отмежеваться от своего недавнего сговора с Арафатом, за которым последовал теракт в центре столицы Израиля. Теперь он хнычет: "мы так не договаривались". Может быть он думает, что этим уже аннулировал и результат этих договоренностей ? - Убитые встали и пошли, раненые исцелились, а "мирный процесс" засиял с новой силой ?

Нам без конца объясняют, как неизмеримо трудно Бараку проявлять сдержанность.

Я верю. Трудно быть трусом.