Ася Энтова Уроки Ханны Арендт
Знает ли многоуважаемый читатель кто такие “евреи исключения” и какое влияние они оказали не только на евреейскую, но и на мировую историю? В чем заключается отличие национализма от шовинизма? Диктатуры от тоталитаризма? Фашизма от нацизма? Если не знаете, то не огорчайтесь - ведь у нас даже ООН только недавно начала отличать сионизм от расизма. Если вы хотите разобраться в этих актуальнейших и сегодня вопросах и читать предпочитаете по-русски, то Вам стоит прочитать книгу Ханны Арендт “Истоки тоталитаризма”.
Ханна Арендт, философ и историк, ученица известного немецкого философа Карла Ясперса родилась в Германии в 1906 году в ассимилированной еврейской семье. После прихода Гитлера к власти она переехала в Париж, а в 1941 году бежала в США. Там она получила звание профессора Чикагского университета, затем работала в Новой Школе социальных исследований в Нью-Йорке. Книгу “Истоки тоталитаризма” она написала сразу после окончания Второй Мировой войны. На русский язык она переведена только сейчас, но, несмотря на пятидесятилетнее опоздание, эта книга удивительно актуальна для нас - огромный тираж разошелся мгновенно. Этот труд объемом в 660 страниц читается как хороший исторический роман, где история одной семьи прослеживается на протяжении двух веков на фоне бурных исторических событий и в соседстве с вполне историческими персонажами. Роль такой семьи в книге Арендт выполняет европейское еврейство. Арендт подробно исследует роль евреев и антисемитизма в европейской истории начиная с конца 18-века и до конца Второй Мировой войны. Свое исследование она иллюстрирует не только интереснейшими историческими фактами, но и красочными цитатами из самых знаменитых европейских писателей: Бальзака и Киплинга, Пруста и Кафки, Достоевского и Томаса Манна. Ее описание страданий людей, лишенных гражданства не уступают по выразительности романам Ремарка на эту тему. В книге фигурируют такие яркие личности как Наполеон и Дизраэли, Робеспьер и Лоуренс Аравийский , Ротшильд и Маркс, цитаты из Ленина соседствуют с цитатами из Бруно Бетельгейма, а имя Де Сада упоминается рядом с Дарвиным.
Такое всеохватывающее исследование позволяет осознать насколько вся мировая история последних двух веков характеризуется судьбой еврейского народа. Попробуем же определить наше сегодняшнее место в ней.
Оторванность ассимилированных евреев от остальных евреев. Еврейство, как личная психологическая проблема ассимилированного еврея.
Первая часть книги называется “Антисемитизм”. В ней Арендт исследует деятельность евреев в Западной и Восточной Европе, Америке, Южной Африке и других европейских колониях. Арендт интересует деятельность евреев во всех слоях общества. Она прослеживает путь от придворных евреев - финансистов при княжеских дворах Европы XVIII века до общеевропейских финансовых концернов (вроде дома Ротшильда) оказывающих финансовые и политические услуги складывающимся в XIX веке в Европе национальным государствам. По аналогии с этими придворными евреями, которым давались исключительные привилегии вплоть до дворянских титулов, Арендт называет и секулярных евреев, проникающих в высшее светское общество, “евреями исключения”. Казалось бы, установление гражданского равенства и секуляризация общества с одной стороны, и ассимиляция евреев с другой, должны были бы привести к интеграции евреев в обществе, к тому, чтобы евреи стали, например, “немецкими гражданами иудейского происхождения”. Однако Арендт обнаруживает отсутствие интеграции евреев в нееврейском обществе.
Она пишет: “Богатые “евреи исключения“ воспринимали себя как исключение из обычной судьбы еврейского народа и признавались правительствами как исключительно полезные люди. Европейски образованные “евреи исключения“ воспринимали себя как исключение из еврейского народа и как исключительных людей, и таковыми их признавало общество. ... Приспособившись к обществу, евреи должны были четко отмежеваться от “евреев вообще” и столь же четко давать понять, что они являются евреями. Ни при каких обстоятельствах им не позволялось просто растворится в среде своих соседей. Они могли делать вид, что являются “людьми на улице и евреями дома”. В действительности это вело их к ощущению своего отличия от людей на улице, поскольку они были евреями, и отличия от других евреев дома, поскольку они не были похожи на обычных евреев. Другими словами, иудаизм стал психологическим качеством, а еврейский вопрос стал сложной личной проблемой для каждого конкретного еврея.” [стр.113, 115-116] (Здесь и далее цитаты из книги Ханна Арендт “Истоки тоталитаризма”, Москва, ЦентрКом, 1996 ).
От себя добавим, что российские евреи “черты оседлости” прошли тот же путь сто лет спустя. Наверняка каждый из нас сталкивался с точкой зрения, что обычное религиозное определение еврейства - это средневековое мракобесие, а на самом деле еврейство - это личное психологическое свойство каждого еврея.
Отделенность ассимилированных евреев от окружающих их народов.
Ханна Арендт опровергает привычную нам точку зрения, что ассимиляция в 19 веке сблизила евреев с другими европейскими народами. Арендт утверждает, что в новейшую историю евреи, напротив, были еще более отделены от других народов, чем ранее. Гармония общности и противостояния религиозного еврейства и других народов для секулярных евреев разрушилась. Религиозный еврей по крайней мере знал, что его народ избран и страдает не ЗА какие-то заслуги или провинности, но ДЛЯ осуществления определенной миссии, для утверждения монотеизма. “И будете Мне народом священников”, -написано в Торе [Исход 19:6]. Секулярный еврей был лишен ориентиров в этом вопросе.
Ассимилированный еврей отделил еврейскую избранность от мессианской надежды. “Евреи исключения” освободили себя от своих обязанностей по отношению к Богу , и поэтому они трансформировали идею избранности ДЛЯ чего-то в избранность ЗА собственные заслуги. Они начали считать, что евреи лучше, умнее и более приспособлены для выживания, чем другие люди. Отбросив традиционную иудейскую цель, ассимилированные евреи искали себе новую задачу, сравнимую по грандиозности с традиционной. Мессианскую надежду исправления человечества они превратили в желание построить всеобщий рай на земле. Частичное решение отдельных проблем отдельного народа их не увлекало. Их рай, оставаясь еврейским по своему внутреннему характеру, уже не был привязан к историческим или национальным традициям евреев или народов, среди которого они жили. Поэтому, они были еще дальше от реальности, чем их отцы, мечтавшие о возвращении в Сион. Арендт пишет: “Именно тщеславие “евреев исключения”, бывших слишком “просвещенными” для веры в Бога и достаточно суеверными, чтобы верить в себя, разрушило прочные связи благочестивой надежды, соединявшие Израиль с остальным человечеством.” [стр.126-127]
Урок первый: определение шовинизма как личного высокомерия.
Арендт утверждает, что секуляризация евреев породила самый настоящий шовинизм. Здесь Арендт дает нам первый урок определений - определение шовинизма. Шовинизм - это априорное, часто мистическое , ощущение превосходства человека, принадлежащего одной группе, над остальными людьми. Национальный шовинизм - это превосходство КАЖДОГО, допустим, еврея над любым неевреем только по факту рождения, а не потому, что он принадлежит к своей национальной культуре, знает свою национальную историю, язык и т.д. Это мифы о том, что евреи - всегда умнее, а русские - всегда добрее и т.п. Шовинизм не обязательно связывается с национальностью. Сегодня самым распространенным является термин “мужской шовинизм”. Арендт утверждает, что большинство “евреев исключения” были шовинистами, а не националистами. Они не признавали свою национальную общность с “евреями вообще”, они не хотели и не пытались использовать достигнутые ими огромную финансовую власть и политическое влияние для достижения своих национальных политических интересов. Заключение союза с сильной властью, которая может оградить от толпы - такова была их стратегия со времен Римской империи и до сего дня.
Арендт пишет: “Следует помнить о том, что отсутствие политического навыка и политической рассудительности было обусловлено самой природой еврейской истории - истории народа без правительства, без страны и без языка. Еврейский народ избегал в течении двух тысячелетий всякого политического действия. В результате политическая история еврейского народа стала более зависимой от непредвиденных, случайных факторов, нежели история других народов, так что евреи играли то одну роль, то другую и не принимали на себя ответственность ни за одну из них.” [стр.41-42]
Заметим, что этот вывод Арендт вполне актуален и сегодня. Израильтяне смотрят сверху вниз на галутных евреев и не всегда ощущают свою общность с ними. При всех огромных достижениях “в труде и обороне” наше молодое государство исхитряется постоянно попадать впросак в политике. Выбирая на роль единственного сильного покровителя то Советскую Россию, то Америку, Израиль связывает себя по рукам и ногам. При этом он восстанавливает против себя все остальные силы, а иногда даже входит в противоречие с национальными устремлениями евреев других стран. Чего стоил, хотя бы, отказ от борьбы за советское еврейство из-за лояльности социалистичнескому блоку в самые страшные для советских евреев годы. Сегодня безусловная преданность США подвергает опасности наши жизненные интересы (“Отдадим все, что просят, в крайнем случае Америка защитит”). Такая стратегия не позволяет играть на противоречии интересов России, Западной Европы и Америки, что и является основой любой политики независимого государства.
Урок второй : определение национализма как объединяющего начала.
Следующая часть книги, названная “Империализм”, посвящена распаду национальных европейских государств в начале ХХ века. Понятие национального государства, пишет Арендт, утвердилось в Европе когда Французская революция соединила Декларацию прав человека с требованиями национального суверенитета. Понятие национализма не существовало в Европе в эпоху феодализма пока каждый человек имел жестко закрепленное место в обществе: раб обязан быть преданным своему хозяину, вассал - сюзерену, христианский король - Богу или Его представителю на земле. С распадом этих вертикальных связей и секуляризацией возрастает роль горизонтальных связей с людьми своего народа, своей культуры, своего государства. Арендт определяет национализм как чувство общности со своим народом и преданности его интересам. “Национализм становился ценнейшим средством для скрепления друг с другом централизованного государства и атомизированного общества и фактически оказывался единственной работающей, живой связью между индивидами в национальном государстве.” [стр.318]
Заметим, что для секулярного еврейства национализм, то есть чувство солидарности со всеми евреями, с неотвратимостью приводил к идее создания национального государства, то есть к сионизму.
Путаница в определениях расизма. Расизм - идеология империалистической экспансии.
Ханна Арендт опровергает распространенное заблуждение о том, что расизизм вырастает из национализма. Напротив, расизм явиляется врагом национализма и был одной из причин разрушения национальных государств.
Подмеченный еще марксизмом, изучавшимся нами в школе и в институте, экспансионистский характер капитала заставил классика предположить скорую гибель капиталистического государства. Арендт отмечает, что экспансионистские тенденции буржуазии привели к колониальной политике. “Экспансионизм - это все”, - цитирует она финансиста Сесила Родса, - “Я аннексировал бы планеты, если бы мог”.
Границы национального государства становились тесными для капитала. Капиталу нужна была империя и, поэтому, понадобилась другая, не национальная, а имперская идеология. И тогда на смену национализму пришел расизм. Арендт подробно исследует путаницу, существующую в определениях национализма и расизма. Эта путаница возникла не случайно. Действительно, экспансионистские колониальные движения возникли в национальных капиталистических государствах, которые были совершенно не приспособлены для каких либо завоеваний. Расистская идеология взорвала их изнутри. В данном случае говорить о преемственности национализма и расизма все равно, что считать убийцу законным наследником убитого.
Арендт подчеркивает, что: “То, что расизм является главным идеологическим оружием империализма, настолько очевидно, что многие ученые, как бы боясь вступить на путь провозглашения банальных истин, предпочитают ложно трактовать расизм как своего рода преувеличенный национализм. Вне поля зрения обычно оказываются ценные работы ученных, особенно французских, доказывающих совершено особую природу расизма и его тенденцию к разрушению национального политического тела”.[стр.232]
В бывшей советской империи такая путаница и вовсе была преднамеренной, так как национализм мог конкурировать с господствовавшей идеологией. Позитивное объединяющее чувство принято было называть патриотизмом и подчеркивать, что оно распространяется на всю империю или, что то же самое, на одного человека, ее олицетворяющего. Искренне воспринятый лозунг: "За Родину, за Сталина" был более национален, чем все вместе взятое заказное искусство “национальное по форме и социалистическое по содержанию”.
Урок третий - определение расизма. Два вида расизма: расизм технического превосходства и расизм зависти.
Теперь, когда мы выяснили причину путаницы, установим, что же такое расизм. Расизм отрицает равенство людей, ранее вытекавшее из иудео-христианского осознания человека как “образа и подобия Бога”[Бытие 1:26] , а после секуляризации объявленного “естественным” Декларацией прав человека. Вместо этого расизм провозглашает сверхъестественное превосходство одной расы или группы народов над всеми остальными людьми.
Нам известен расизм в двух его проявлениях. Первый - это классический расизм заморских колоний, расизм белого хозяина и черного раба. Этот расизм проявился в заморских колониях Англии и Франции, где человек технологически развитой европейской культуры столкнулся с племенами, живущими на примитивном техническом уровне. “Белые люди решили, что они сами больше чем просто люди и избраны Богом служить богами для черных”. [стр.273-274] Это был расизм “превосходства” и идеологически он оправдывался заботой о “низшей расе”. (Вспомним “бремя белого человека”, воспетое Киплингом или “Трудно быть богом” Стругацких).
Второй вид расизма, напротив, родился из сознания обделенности государств, не имеющих заморских колоний. Он объединял народы центральной и восточной Европы, чья национальность еще не выкристаллизовалась и которые не обладали единством типа “народ - территория - государство”. Российская империя, обладающая огромными азиатскими колониями, по техническому уровню была несравнима с ведущими европейскими странами. Германские княжества, недавно объединившиеся, но уже разоруженные по Версальскому договору, были разделены со своими этническими собратьями из Австро-Венгрии. В России и Германии, страдавших комплексом неполноценности, почти одновременно родились мифы о “загадочной русской душе” и “мистически - романтической” немецкой. Расизм “зависти” опирался не на конкретный опыт, как расизм “превосходства”, а на мистические теории превосходства одной группы людей (славян или германцев) и на псевдонаучные построения. (Здесь Арендт упоминает Достоевского с его “всечеловеком” и “народ-богоносцем” и Блоковских “Скифов”. Для нас пусть послужит уроком то, что, хотя впоследствии русский тоталитаризм превратил в свое идеологическое оружие классовую, а не расовую теорию, сегодня красно-коричневые используют идеи Достоевского и славянофилов так же, как коммунисты использовали идеи Маркса.)
Определив, что такое расизм, Арендт объясняет, почему первым врагом расизма оказались евреи: “Ненависть расистов к евреям проистекала из того суеверного страха-подозрения: а вдруг в самом деле евреи, а не они - тот народ, кого избрал Бог, кому успех гарантирован Божественным провидением. Так избранность перестала быть мифом о конечном осуществлении идеалов всечеловечества и превратилась в миф о его конечном разрушении как цели еврейства“. [стр.312]
Роль интеллигенции в поддержке расизма. Недостаток чувства реальности и извращенное самоотречение у интеллектуальной элиты.
Колониальный расизм представлял интерес постольку, поскольку сулил огромные прибыли и этим привлекал к себе дельцов. “Расизм зависти” сулил не материальную выгоду плантатора от его черных рабов или метрополии от ее колонии, но моральную выгоду полного превосходства, всепонимания и прикосновенности ко всем делам человеческим. Его поддерживали не представители делового мира, как у заморского расизма, а толпа, которую вели интеллектуалы определенного сорта. Арендт объясняет почему интеллектуальная элита сотрудничала с тоталитарными движениями и немало способствовала их приходу к власти. “Весь мир насилья мы разрушим”, - вот что притягивало этих бунтарей-интеллектуалов, ненавидевших самодовольное существование обывателя в устойчивых рамках буржуазного общества. ( Вспомним Блоковское “Двенадцать”).
Рассмотрим эту проблему применительно к сегодняшнему дню. Законопослушный обыватель ХIХ века, настаивающий на своем праве не замечать ничего, что не имеет непосредственного отношения к его карману, филистер и консерватор, такой обыватель не пережил тоталитарных режимов XX века. “Советское общество, создавшее тип филистерства, основанного на революционной фразеологии, не совсем заблуждалось, когда полагало, что показывает путь остальному миру”, - пишет русский лингвист и культуролог Сергей Аверинцев. Он отмечает, что нынешний обыватель унаследовал все отличительные признаки интеллектуала-бунтаря: “сексуальная революция + левая идеология + феминизм + литературно-журнальная агрессивность совпали с филистерством и стали просто ему тождественны”.
Хорошим примером нам может служить движение “Шалом ахшав”, претендующее на интеллектуальное бунтарство, но поддерживаемое большой частью культурно-политического израильского истеблишмента. Движение порождено обывательским желанием “пусть мир рухнет, но чтоб мне чай пить”, то есть сидеть в кафе Тель Авива и слыть интеллектуалами, а не патрулировать в Шомроне и Иудее и слыть агрессорами. “Представители элиты совсем не возражали заплатить ценой разрушения цивилизации забавы ради видеть как те, кто был исключен из нее, силой прокладывают путь в это общество”, - это свойство леворадикальной интеллигенции, о котором пишет Арендт, помогло нацизму и коммунизму прийти к власти. Сегодня оно же заставляет “Шалом Ахшав” брататься с террористами и подталкивать собственное государство к катастрофе, “обнаруживая у элиты недостаток чувства реальности вкупе с извращенным самоотречением” [стр.441,445], описываемое Арендт 50 лет назад.
Расизм разрушает национальные государства. Тоталитаризм, как совмещение тоталитарной власти с тоталитарной идеологией.
Итак, после Первой мировой войны “Расизм зависти” из обычной идеологии превратился в удобное идеологическое оружие и породил нацизм. Другая теория - классовая - породила коммунизм , эти две тоталитарных идеологии XX века.
Здесь Арендт дает нам очередной урок: отличие фашизма от нацизма. Арендт пишет, что фашизм в Испании был обычной диктатурой. Поэтому Франко, например, мог позволить “своим” евреям остаться в живых. Нацизм же (как и коммунизм) является совершено новым феноменом - тоталитарной идеологией.Расизм и марксизм являлись не более чем теориями среди множества других более или менее удачных теорий устройства общества. Напротив, нацизм и коммунизм претендуют на всеобъемлющее, тоталное описание мира. О тоталитаризме, как совмещении тоталитарной власти с тоталитарной идеологией Ханна Арендт пишет в третьей части своей книги.
Тоталитарная идеология, как принципиально новый вид идеологии.
К сожалению, большая часть наших читателей по опыту знает, что такое тоталитаризм и хорошо представляет, что такое власть террора. Целая категория совершенно лояльных граждан без всякой причины объявляется “врагами народа” или “врагами нации”. Они безжалостно уничтожаются, пусть даже это противоречит прямой экономической выгоде власти. Тоталитарная идеология отличается от любой другой тем, что берется одна теория - классовая, как у коммунистов, или расовая, как у нацистов, и из нее выводится все: философия, история, политика и, даже, своеобразная теология. Идея различия рас или классового устройства общества вполне легитимны, до тех пор пока они относятся к отдельному срезу жизни. Маркс и Ницше не отвечают за преступления коммунистов и нацистов, а Достоевский за нынешних черносотенцев. Классовый подход не плохо поработал в экономике, а исследования подтвердили различие способностей разных рас: негры лучше бегают, а евреи лучше решают математические задачи. Тоталитарная идеология строится по образцу науки. Она принимает одну из идей за аксиому и, пользуясь формальной логикой, делает всеобъемлющие выводы. Вместо сравнения выводов с действительностью тоталитаризм подгоняет действительность под идеологию. Поэтому тоталитаризм всегда существует в атмосфере чудовищной лжи. Он пытается навязать эту новую “действительность” всему миру под видом объективно действующих законов. Это та самая “неотвратимость законов истории“ о которой нам твердили на уроках коммунизма.
Диалог с тоталитаризмом невозможен. Если диктатор может принять в расчет соображения о своей выгоде, личной безопасности и т.д., то вождь тоталитарного государства сам подчинен идее, и единственная его цель - подчинить этой идее весь мир. Никакая меньшая цель его не удовлетворит. Не важно , что вожди относятся к идеологии цинично и, после прихода к власти, идеология может видоизмениться до неузнаваемости. Главное, что она одна, и один вождь, Сталин или Гитлер, олицетворяет ее.
Последствия распада тоталитарных режимов. Восстановление национальной идеологии и национальных государств.
То же, что придавало силу тоталитарным идеологиям - слабая связь с действительностью - явилось и причиной гибели тоталитарных режимов. Сегодня, после распада коммунистической системы, мы можем сказать, что пророчество Маркса о гибели капитализма и национальных государств осуществилось лишь частично. “Дикого капитализма”, о котором писал Маркс 150 лет назад, в цивилизованных странах давно уже нет. Экономисты шутят, что он сохранился сегодня только в России. Но экономику Западной Европы и Америки мы по-прежнему называем капиталистической. Государственное регулирование и социальные программы научились смягчать ее периодические кризисы.
Подобное случилось и с национальными государствами. Они не умерли, но выросли в числе после распада империй. Экономическая интеграция делает возможным сосуществование больших и малых национальных государств. Национальные меньшинства больше не желают ассимилироваться, а требуют и добиваются параллельной системы образования на родном языке. В технологически развитых странах культура сама является производительной силой. Глубина изучения своей национальной культуры стимулирует повышение общего образования и это положительно влияет на экономическое благосостояние. В эпоху массовых коммуникаций встает проблема не стирания национальных и культурных различий, но диалог культур.
Расизм в современном мире. Идеология современных арабских панисламских движений.
Осмыслим уроки Арендт в нашей национальной ситуации. Нацизм или коммунизм, запятнавшие себя сотрудничеством с тоталитаризмом, если и могут кого-то привлечь сегодня, то лишь такой музейный экспонат, как Тамар Гужански. “Расизм превосходства” заклеймен и осужден. В Америке свирепствует “исправляющая дискриминация”, при которой неграм отдается предпочтения перед белыми. Запад подкармливает голодающих Африки так, чтобы, не дай Бог, не задеть ничьих национальных амбиций. А вот “расизм зависти” продолжает существовать, например, в арабских странах, в которых до сих пор с интересом читают “Протоколы сионских мудрецов”. Арабы разных стран еще не осознают себя отдельными народами, но это уже не один народ. Панарабизм и коммунизм потерпели поражение, а вот движения панисламского арабского возрождения, вроде Аль-Каеды, ХАМАСА и др. (которые не вполне точно называют фундаменталистскими) набирают силу. Как правило, они возглавляются людьми ,получившими западное образование, но, по тем или иным причинам, не вписавшимся в Западную цивилизацию. Некоторые из них провозглашают превосходство арабской нации, чего нет в классическом исламе. Они трактуют джихад как уничтожение, а не обращение всех неверных. Они стремятся не к решению практических проблем населения, но к удовлетворению национальных амбиций. Их цель не ограничена Ближним Востоком, их террор добирается до Европы и Америки. Бывший советский диссидент Щаранский сказал, что с арабскими представителями нужно разговаривать как с КГБ и не потому, что они арабы или мусульмане, а потому, что таково их общественное устройство.
Мы знаем к чему привели тоталитарные движения 50 лет назад. За последние 50 лет средства массового уничтожения сильно усовершенствовались. Может быть хотя бы с опозданием в 50 лет мы сможем сделать нужные выводы из уроков Ханны Арендт.
"Новости недели", 20.08.1999
Другие статьи Аси Энтовой
|
