|
Ася Энтова Юли Тамир о классовой борьбе под прикрытием национализма
Последние политические
перестановки идеологических лагерей перемешали левых и правых, национальный и
универсалистский лагеря. Появляется большое искушение отказаться от анализа идеологических
разногласий,выставив лозунг
"Политика-дело грязное" и "Конец идеологии - каждый борется за
себя лично". Однако этот подход непродуктивен, а упорное пятнадцатилетнее продолжение
процесса Осло, не смотря на его последствия в виде все увеличивающийся террора,
требует адекватного анализа. Почему левое меньшинство провело его в жизнь,
несмотря на значительное нарушение
демократических норм1,
а правые политики его не прекратили и даже продолжают? Проект Осло
преподносился под вывеской универсализма и открытости "Нового Ближнего
Востока" и противопоставлялся национальной ограниченности. Действительно
ли этот проект отражает глобалистские тенденции, которые затрагивают Израиль, как развитую
страну или за лозунгами мира и открытости прячутся другие соображения?
До сих пор самое
распространенное объяснение процесса Осло не как политической ошибки, а как
сознательной стратегии, формулировалось как "территории в обмен на власть", то
есть в обмен на власть в Иудее, Самарии и Газе Арафат обещал поддержку израильскими
арабами на выборах левых и левоэкстремистских партий, теряющих еврейский
электорат. Действительно ли левые рассчитывали на мир, или за сохранение власти
они были готовы заплатить любую цену? Каковы мотивы продолжения процесса Осло,
представленные в декларациях "Женева" и "Кинерет"? Ответ на
этот вопрос можно попытаться обнаружить в статье одного из видных идеологов левого
лагеря, бывшего члена движения "Шалом
Ахшав" и соавтора "декларации Кинерет" Юли Тамир. Тамир - доктор
политической философии, преподаватель Тель-Авивского университета. Ее мнение и
раньше оказывало заметное влияние на общественный дискурс, а сегодня Тамир
распространяет его как министр образования от Рабочей партии.
"Почему
иногда мы склонны считать себя обособленными индивидами, гражданами мира, а в
другие – имеющими глубокие корни членами сообщества судьбы?"– спрашивает
Юли Тамир в своей статье "Класс и нация"2.
Позиция гражданина, утверждает Тамир, зависит не от моральной оценки и не от результата
сравнения двух различных ценностных иерархий, а от оценки собственных интересов,
интересов своего класса. Однако в политических дискуссиях, по мнению Тамир, эти
интересы не принято обсуждать. В дискуссиях звучат, как правило, не мотивы
поступков, а оправдания уже сделанного выбора, а Тамир в своей статье касается
именно мотивов выбора.
Неомарксистский метод
выявления экономических мотивов и обсуждение "классовых интересов"
как одной из движущих социальных сил до сих пор привлекает многих. Но разделение
на классы, представлявшее сложную проблему
и век назад, сегодня еще более спорно. Разброс
признаков "эксплуататорского класса" простирается от возможности группы
определять общественный дискурс (по Фуко) и до антиколониалистического или
антиглобалистского зачисления в эксплуататоры всех западных развитых стран, грабящих
неразвитый "юг" и
"восток".
Какие классы рассматривает
Тамир? Безусловно, это не старые марксистские классы, связанные с уровнем
дохода и собственностью на средства производства.
"Перемены в способах производства
разрушают традиционные иерархии и формы социальной стратификации", - признает
Тамир и связывает классовое деление не с традиционным, а с "человеческим
капиталом", с компетентностью. - "Никогда компетентность не
пользовалась таким спросом, как сегодня". Она признает, что в
постиндустриальных государствах развились новые формы занятости (например, а
сфере высоких технологий), не связанные ни с большими инвестициями, ни с
эксплуатацией. Трудно назвать состоятельными эксплуататорами двух студентов,
создавших только при помощи компьютера и собственной изобретательности развитую
интернетовскую сеть, оцененную в миллионы долларов.
В эпоху глобализации важным фактором является
мобильность. Тамир различает классы по "возможности использовать
человеческий капитал для улучшения благосостояния и защиты от риска… Класс –
это социальная группа со сходными
рисками и возможностями, образовательными и профессиональными перспективами и
возможностями продвижения. К высшим классам относятся люди, обладающие
мобильностью, к нижним – такой мобильностью не обладающие". Тамир
признает, что иногда такое "классовое" деление коррелирует с
принадлежностью к другим группам, если на социальную судьбу может влиять членство
в этнической или религиозной подгруппе. Например, в Израиле существует очень большая корреляция между
высоким социо-экономическим положением и принадлежностью
к группе светских ашкеназов (то есть выходцев из европейских стран), давно
живущих в стране и придерживающихся левых (а до 70-х годов левосоциалистических)
взглядов – так называемая потомственная левая элита (ахусалим)3.
Далее в терминах теории игр Тамир обсуждает
выигрыш и проигрыш, который приносит верхнему классу та или иная стратегии. При
этом она подчеркивает, что не всегда отдельные люди и группы правильно понимают
свои классовые интересы и выбирают верную стратегию. Так, например, она
приводит пример, как преуспевающие немецкие евреи в 30-годы по уровню
образования и мобильности причисляли себя к мобильному верхнему классу и
исповедовали открытость и универсализм, не осознав, что их интересы (и в первую
очередь жизнь) может защитить только партикулярное национальное
государство.
Национальное государство
предыдущих веков, пишет Тамир, предложило и подчиненному и правящему классу
гораздо большие выгоды, чем могла бы им обеспечить международная классовая солидарность.
Национализм способствовал появлению современных экономик, гомогенизировал
культуру и язык, обеспечивая мобильность внутри страны, провозгласил равенство
всех граждан, независимо от их социо-экономического статуса. Маркс считал
национализм выгодным только для буржуазии, монополизующей рынки страны и
маскирующей идеологией единства классовую эксплуатацию. Впрочем, это верно и
для правящей группы при социализме, удерживающей свою власть благодаря
закрытости страны и риторике о национальных интересах4.
Низшим классам национализм предоставлял неоценимые услуги в виде ощущения
безопасности и стабильности в эпоху перемен и модернизации. "То, что
Маркс считал недостатком в промежуточных объединениях людей в этнические,
религиозные и национальные группы, стоящие между человеком и человечеством, на
деле было их достоинством" – пишет Тамир. Если элита в национальном
государстве получала новые экономико-политические возможности, то и любой
простой гражданин имел непосредственнее выгоды от "государства всеобщего
благосостояния", а главное, он получал, по ее словам: "наиболее
желанное благо – человеческое достоинство". Для евреев вопрос
существования национальногогосударства зачастую
означал не только право на достойную жизнь, а вообще право на жизнь.
Тамир считает, что рабочий
класс правильно понял свою выгоду и в 20 веке сделал ставку на объединение
классов в национальном государстве, а не на классовую борьбу. Впрочем, Маркс
ошибся в частном, а не в главном. По мнению Тамир, классовая борьба еще
впереди, она станет уделом 21 века потому, что глобализация ослабляет общность
национальных интересов.
Глобализм привел к эрозии
национального государства, оно больше не является автономным и закрытым
сообществом. От глобализма больше выигрывают в первую очередь мобильные
и образованные "верхи", в то время
как низы вынуждены конкурировать с дешевой иностранной рабочей силой и
расхлебывать остальные проблемы, связанные с открытостью. "Элиты стали
гражданами мира", - пишет Тамир. Они отходят от своих народов и
объединяются между собой и даже разговаривают на общем вненациональном языке.
Но соседство европейских и азиатских бизнесменов в гостиницах международного
класса не похоже на соседство с нелегальными иммигрантами в бедных районах, а
мультикультурализм элитных школ отличается от уличной встречи двух
"разнокультурных" подростковых групп. "Национальные связи- это
реликт прошлого, который обладает все меньшей социально-экономической ценностью",
- пишет Тамир – "В мире проницаемых границ социальная стабильность
больше не гарантированна". Тамир утверждает, что верхний мобильный
класс получает при глобализации все новые возможности, не зависящие от общей обстановки
в стране проживания, и поэтому он все менее заинтересован в социальном
сплочении и национальном благосостоянии. В то же время, нижнему классу приходится
делиться "всеобщим благосостоянием" с пришельцами в то время как
доход, перераспределяемый государством, уменьшается с переводом кампаний в
оффшорные зоны. "'Имущие' имеют все меньше оснований делиться, а
'неимущие' оказываются незащищенными".
По мнению Тамир,
единственное, что может ослабить
обострение классовой борьбы и вернуть космополитические элиты в лоно
национальной семьи – это угроза войны. Мобильным "верхам" выгоден мир
и открытость, а "низам" - закрытость и внешнее противостояние, способствующие
возврату ощущения национального братства. Поэтому немобильные низы прибегают к
"оборонительно-регрессивному национализму, включающему средства
социального и политического насилия". "Когда члены мобильных
классов стремятся игнорировать или решить конфликт, то их обвиняют в отсутствии
патриотизма. Классовый конфликт переводится на язык национализма".
Тамир выражает предположение,
что повышение риска для жизни, вызванного международным терроризмом (например, теракт
11 сентября в Америке), может подвигнуть высшие классы вернуться к национальной
солидарности и взаимовыгодному объединяющему национализму.
Тамир в своей статье
утверждает, что "низы" стремятся к межнациональным конфликтам,
пересматривая этим тезис Маркса о том, что войну развязывают правящие классы.
Можно ли это утверждение отнести к израильским правым?
На первый взгляд оно коррелирует с
миротворческой риторикой израильских левых, среди которых гораздо более
представлены верхние социальные слои. Однако вспомним тезис Тамир о тайных
мотивах и явных оправданиях. Кого у нас можно отнести к мобильному классу, а
кому выгодна угроза войны?
Попробуем применить
общетеоретические рассуждения Тамир для анализа конкретной ситуации в Израиле,
учитывая специфику израильского политико-экономического устройства, сохраняющего
кастовость и социалистическо-государственное перераспределение для большой
части ВНП.Проявления глобализма в
развитых странах отличается от его последствий в странах несвободных или с не
полностью свободной экономикой. Вывоз европейских
капиталов в более прибыльные зоны отличается от трат саудовской верхушкой доходов
от нефти в европейских столицах. В странах с
полусвободной экономикой, вроде России, элита по отношению к глобализму
находится в двойственном положении. С одной стороны, как более мобильная и
образованная (чаще во втором и третьем поколениях), она может извлечь из открытости
больше выгод5, с другой, открытость
размывает ее классовые привилегии. В некотором смысле именно с глобализмом
связан крах социализма, так как он предлагал не только гораздо более
эффективную экономику, но и пересекающий границы информационный поток,
обнажающий скрытое социальное неравенство, не находящее себе оправдания в
социалистической идеологии.
Если рассмотреть вопрос о
том, как в Израиле высшие классы относятся к глобализации, то стоит условно разделить
их на две группы. С одной стороны высший класс включает традиционные социалистические
элиты, осевшие в различных государственных и полугосударственных структурах и привыкшие
получать доходы в основном от дележки общественного пирога. Эта потомственная элита
включает высший состав госслужащих, армейские и судебный высший состав,
существенную часть прессы, часть академических структур (в основном связанную с
гуманитарными науками), руководителей полугосударственных монополий и других
"красных директоров". Эти структуры воспроизводятся по принципу
"друг приводит друга", в них отсутствуют объективные и четкие
критерии, и успешная карьера требует весьма специфических навыков. По-видимому,
это не совсем то "умение приспособиться к ситуации", о котором пишет
Тамир. С другой стороны, по мере отхода от социалистических принципов в
экономике, израильская элита пополняется бизнесменами или специалистами,
добившимися успеха в открытой конкуренции и распоряжающиеся частными, а не
государственными финансами. В отличие от традиционной элиты, они в своем продвижении могут рассчитывать
скорее на свой собственный человеческий и
финансовый капитал, чем на династические заслуги и аппаратные связи6.
Если в Америке или Европе традиция свободной конкуренции более-менее поддерживает
конкурентоспособность элит и их открытость талантам со стороны, то в Израиле
это относится только ко второй группе, обладающей конкурентоспособностью и
мобильностью. Поэтому глобализация, в той мере, в какой она привносит конкуренцию,
открытость и требование компетентности, еще менее привлекательна для
"красных директоров" и партфункционеров, чем для пожилых
необразованных жителей периферии.
Необразованным провинциалам, как марксовым пролетариям, нечего терять,
кроме пособий, которые скорее вырастут именно при освобождении экономики, в то
время как потеря привилегий элитой может быть весьма болезненна.
Верно, что от глобализации,
как правило, выигрывают образованные люди, но и здесь есть своя специфика.
Большая часть учебных заведений в Израиле государственные, со всеми вытекающими
отсюда достоинствами, недостатками и описанной выше спецификой конкуренции.
Помимо преподавания, даже обладающие средними
способностями академические специалисты по точным и естественным наукам
получают при глобализации новые привлекательные возможности в
высокотехнологичном международном бизнесе. А вот новые возможности специалистов
по общественным наукам, еслитолько они
не теоретики мирового класса, ограничиваются разве что подработкой в таких
международных организациях как "Центр
мира" или фонд "За права гражданина"7,
где требуютсяопределенная политическая
ориентация.
Глобализация повышает
требования компетентности и среди политиков. Сотрясающие
сегодня Израиль политические скандалы,
связанные с обвинением в коррупции и некомпетентности, свидетельствуют скорее
не о резком ухудшении качества функционеров, а об усилившейся
конкуренции и изменении норм.
Процесс Осло, первоначально
получивший название "мирного", не принес никаких выгод мобильной и конкурентоспособной
элите. Кроме перевода нескольких прежде убыточных текстильных предприятий в
Иорданию, ни на какие другие бизнесы процесс не повлиял. Что действительно
требуется для успешного развития – это безопасность
и стабильность, а процесс Осло именно этого и
лишил Израиль.
Если этот процесс не принес
мира, то почему он продолжается долгих 15 лет? Если исходить из анализа Тамир,
то потомственная неконкурентоспособная элита была заинтересована именно в ограниченном
конфликте, а не в мире. Постоянная угроза безопасности отодвигает либерализацию
экономики, реорганизацию раздутых государственных штатов и служит основанием
для государственного изъятия и перераспределения большей части национального
дохода. Многие миллиарды, растрачиваемые на пассивную оборону вроде
"забора безопасности" или "супер-умных ракет" для отстрела
отдельных террористов, изымаются из карманов налогоплательщиков и вычитаются из
сокращающихся социальных пособий, после чего большая часть этих средств оседает
в карманах строительных и других подрядчиков, связанных с государственными заказами.
Для того, чтобы избежать
эффективных способов достижения безопасности (таких как прекращение снабжения
террористов, последовательная политика прекращения Осло и аннексии
принадлежащих Израилю территорий или, в крайнем случае, победоносная войны с
более слабым противником) в ход идут соображения о высшей морали, ссылки на возможное
внешнее давление, националистическая апелляция к демографической арабской
угрозе и утверждение об отсутствии альтернатив. Вечно нависшая угроза позволяет
государственной элите канализировать общественное недовольство, требовать
"единства перед лицом врага" и успешно продолжать выгодную ей
политику перераспределения госсредств.
Таким образом, даже если с
самого начала традиционная государственная элита не видела в договоре Осло
принцип "территории в обмен на власть", то со временем он все больше
стал напоминать именно этот лозунг.
Выводы
Приняв схему Тамир
об обострении классовой борьбы в ответ на
глобализацию, и проанализировав ситуацию в Израиле, мы полностью разделяем ее
выводы о том, что немобильный и неконкурентоспособный класс способен в ответ на
угрозу своим привилегиям раздуть конфликт прикрываясь идеями национализма. Так
в Израиле традиционные левые элиты, опасаясь привносимых глобализмом открытости
и свободной конкуренции, использовали в своих классовых интересах террористов
ООП, объявив их национальным палестинским движением и навязав их власть арабскому
населению Земли Израиля. Мы разделяем опасения Юлии Тамир по поводу того, что
противники глобализации используют в своих классовых интересах средства
социального и политического насилия. Мы, вслед за Тамир, возлагаем надежду на
то, что общий риск для жизни, возрастающий вследствие террора, приведет к
национальному объединению, к правильной оценке национальных интересов и к
ослаблению классовой борьбы, прикрывающейся национализмом.
1
«...Мы ведь все
приняли Осло, несмотря на то, что это соглашение родилось не демократическим
образом. Контакты были тайными, не было их обсуждения в СМИ,
обществу лгали. В этом вопросе то, что
говорили правые, было верно... Только в последний момент соглашение представили
как уже состоявшийся факт, вроде сделки – принимайте или отказывайтесь. Тяжелые
нарушения демократии были и в самом этом процессе. И тем не менее мы приняли его с огромным
воодушевлением, и с моей точки зрения это правильно.»
Интервью Юли Тамир Ари Шавиту,
«ГААРЕЦ»,13.8.99
2
В русском
переводе статья опубликована в журнале "Логос" №2 (53) 2006,
стр.40-56
3
"Ахусаль" –
термин проф.Баруха Кимерлинга, принятый в Израиле по аналогии с американским
сокращением WASP . Составлен
из первых букв ивритских слов: ашкеназ, светский, давно живущих в стране, социалист,
национально (то есть сионистски) ориентированный.
4
Не смотря на интернационалистскую риторику,
социалистические правители так же использовали национальные чувства (как
правило, российского народа-гегемона), чтобы защитить свою монополию власти. И
хотя при социализме"общественный
пирог", который делила властная верхушка, был обычно менее пышный, но зато
для его успешного потребленияне
требовались организаторские (в терминах Маркса - эксплуататорские)
способности.
5
В некотором смысле в России для
олигархическо-коммунистической элиты исполнился старый советский анекдот про
мечту "воровать у нас, а тратить на Западе".
6
Как подчеркивает Тамир, динамика для нового
понятия класса может быть важней нынешнего социального положения. Так, например,
управляющий Банком Израиля Стенли Фишер, хотя формально получает деньги от
государства, но по мобильности и способностям принадлежит к группе
самостоятельных специалистов. В то же время Амир Перец, так же не принадлежащий
к традиционной элите и получивший пост министра благодаря собственным заслугам
в профсоюзной и политической борьбе, не обладает производительными навыками,
ценящимися на рынке специалистов, и поэтому должен быть отнесен скорее к группе
государственной элиты.
7
Например, сама философ Юлия Тамир до своей
политической карьеры в партии Авода побывала на достаточно высоких должностях в
таких учреждениях, как "центр Мира" имени Рабина, Иерусалимский Фонд
и «Ассоциация за права гражданина».
"Вести", 22.2.2007
|
| |
Статьи
Фотографии
Ссылки
Наши авторы
Музы не молчат
Библиотека
Архив
Наши линки
Для печати
Наш e-mail
|
|