Ася Энтова

Ультраортодокс от Культуры

О книге М.О.Гершензона «Cудьбы еврейского народа»

Михаил Осипович Гершензон, историк, философ, литературовед и культуролог родился в 1869 году в Кишиневе. Как ассимилированный еврей он стремился получить высшее образование. Сделать это в России было практически невозможно для еврея, и он поехал получать высшее образование в Берлин, чтобы потом вернуться в Московский университет и заниматься там античной историей. Позднее он становится знаменитым историком русской литературы, а после революции – первым председателем Всероссийского союза писателей и председателем литературной секции Академии художественных наук.

Среди его многочисленных трудов о российской и мировой культуре особняком стоит работа «Cудьбы еврейского народа », опубликованная в 1922 году. Казалось бы, какое дело ассимилированному еврею, избравшему своим духовным домом всемирную культуру, а физическим местом жительства Германию и Советскую Россию, до сионизма и судьбы еврейского народа? Либерал, подчеркивающий свободу разумной личности, он и в названии написал не судьба народа, а судьбы, во множественном числе, как будто имел в виду именно судьбы отдельных его представителей.

В этой своей работе Гершензон резко критикует набирающую тогда силы идеологию светского сионизма. Читая ее, невозможно не заметить сходства позиции столичного эмансипированного и глубоко образованного человека «мировой культуры» Гершензона с позицией какого-нибудь провинциального глубоко традиционного еврея начала прошлого века, не знающего и не желающего знать ничего, кроме Торы и ее толкований. Более того, в этой позиции содержится глубоко правильная критика базисных проблем светского сионизма, проблем, которые многим (но до сих пор не большинству) стали очевидными только спустя сто лет. Но если критика верна, и если оправдываются некоторые из предсказанных тенденций (что не столько евреи станут «более нормальными», сколько все остальные народы станут больше походить на евреев), то отсюда еще не следует, что сама позиция не является глубоко уязвимой. Многие придерживаются этой позиции и сегодня: «Для чего нужен Израиль, если я могу гораздо лучше жить и учить Тору/математику/мировую культуру (нужное подчеркнуть) в галуте?» Подчеркиваю, эта позиция направлена не на то, чтобы улучшить что-то в Израиле, а на абсолютизацию только одной, хоть и важной черты еврейства – на абсолютизацию знания, в ущерб всем остальным проявлениям жизни человека и народа.

Немецкая философия в восприятии российских мыслителей

Нельзя сказать, что Гершензон отрицал само понятие народа. В девятнадцатом веке нации осознавались через призму романтической немецкой философии (например, Гердера), воспевавшей народ как «метафизический дух», осуществляющий себя в истории. Именно так воспринимал нацию и Гершензон, получивший образование в Германии. Для него нация - «умопостигаемая индивидуальность, имеющая единую волю и свое особенное предназначение в мире … Существует стихийная воля нации, и воля эта в своем неудержимом стремлении отлагает наружу как бы известковые образования — причудливые, cтpoгo-зaкoнoмepныe формы народного быта и народной судьбы. Haциoнaльнocть - начало формообразующее, морфологическое» ¹.

Но главным действующим лицом в истории для Гершензона (и в этом он так же следует за немецким неоромантизмом) является не народ, а личность бунтаря-одиночки, через которую естественным путем находят выход все национальные стремления. «He нация, как утверждает сионизм, есть пoдлиннo-peaльнoe в истории, а личность, потому что только личность творит существенно и только ей до известной степени предоставлена свобода выбора. Haциoнaльнoe начало действует автоматически и не развивается самочинно… Этa философия истории не связывает личность, а оставляет ее свободной».

И здесь Гершензона опирается на немецкую философию, но уже не романтиков, в великого философа истории, отца диалектики Гегеля, представлявшего историю, как развитие Абсолютного Духа². «Для Гегеля история есть как бы сплошное обнаружение Духа»³, - пишет собеседник, друг и яростный политический противник Гершензона Бердяев, и добавляет, что гегелевская «философия духа синтезирует греческий интеллектуалистический универсализм с пониманием духа как свободы и динамики, что внесено в историю христианством»⁴. То-есть Гегель как бы заменяет еврейского единого Создателя, творящего историю как временной процесс для достижения некоторой определенной цели, греческим космическим разумом, философствующим вне времени и пространства. «Для Гегеля сам Бог был лишь философствующий ум, который только в совершенной философии достигает и своего собственного абсолютного совершенства»⁵ - пишет другой современник Гершензона, известный философ Соловьев. Этот Абсолютный Дух осуществляет историческое развитие при помощи духа национального (для Гегеля – духа немецкого народа).

А вот как вслед за Гегелем смотрел на нацию Гершензон: «He сущность исторического процесса она определяет, но только индивидуальные формы его существования и внешнего проявления. И даже не самые формы определяет оно, потому что формы человеческого бытия тождественны по всей Земле: национальность определяет только форму форм, то есть видовое своеобразие форм».

Это уже ближе к знакомому нам с детства марксистско-ленинскому (а в основе своей тоже гегельянскому) лозунгу: «национальное по форме, социалистическое по содержанию». А что есть эта форма форм, если не культура, которая всегда жестко исторична и национальна?

Абсолютный Дух – Дух Культуры

По мнению Гершензона Дух находится вне сферы рациональных возможностей человека. Дух (в качестве исторических событий, национальной активности и др.) выражает себя в истории через человека, а сам человек не в силах управлять историей. Абсолютный Дух осуществляет себя, строя и разрушая нации и народы. Культура – это след, который он оставляет, драгоценная шкура, достающаяся охотнику от вечно ускользающей змеи: «Культура неизбежна…Но верховная власть принадлежит иррациональному началу».

Культура, ее история во всех подробностях времени и места для Гершензона является храмом Духа. Поэтому людей, считающих, что здесь, в ее храме, в святая святых, они могут вести себя как дома или на заводе, перестраивая все по своим потребностям, он упрекает в неоправданном рационализме:

«Пepвый, самый характерный признак сионизма - это безверие, его необузданный рационализм, мнящий себя призванным и способным управлять стихией…сионизм не вывел своего идеала из философского анализа еврейской истории; он не вынес его также из глубины просвещенного сознания как oбъeктивнo-дoлжнoe; он соорудил его из трех дурных предпосылок; из ошибочного представления, что судьба народов определяется их собственными сознательными решениями; из произвольного утверждения о ненормальности еврейской судьбы; и из ложного догмата о тeppитopиaльнo-гocyдapcтвeннoм объединении наций как средстве eдинocпacaющeм» (подчеркнуто мною, А.Э.)

Именно эти три «дурные предпосылки» стали основой основ теоретиков национальной идеи через 50 лет: национализм середины 20 века уже связывался, во-первых, с сознательной волей самого народа, во-вторых, с его стремлением к собственному государству, и, наконец, в третьих, евреи так же добились внешней «нормализации» в собственном государстве. Но сегодня, спустя еще 50 лет, эти «очевидные истины» или «произвольные заблуждения» опять подвергаются сомнению: и еврейское государство никак не становится «нормальным», а в «нормальных» нациях уменьшаются возможности государства и увеличивается диаспора. Да и сам «дух нации» не поддается рациональному управлению, а ведет себя как вырвавшийся из бутылки джин.

XX век - век тотальных идеологий

Двадцатый век получил название «века идеологий», в сравнении с предыдущим временем религии и философии. Гершензон обвиняет идеологии в измене абсолютной и объективной философской истине. Интересно проследить его обвинения в адрес идеологии сионизма, которые иногда почти дословно совпадают с нападками на сионизм со стороны традиционно-религиозных евреев.

Когда к концу 19 века стала оформляться четкая светская идеология сионизма, это явилось причиной противодействия сионизму со стороны верующих евреев. Лишь немногие из них считали недопустимым коллективное возвращение в Эрец Исраэль до прихода Мессии. К началу 20 века большинство религиозных евреев не только одобряли личное переселение в Землю обетованную, как выполнение заповеди, не прерывавшееся на протяжении двух тысячелетий галута, но и считали нужным способствовать массовому еврейскому переселению и обустройству Ишува (еврейской общины) в Палестине⁶. Они готовы были активно сотрудничать в различных движениях с евреями не соблюдающими заповеди (в конце концов в большой степени это дело личное), но они не были готовы принимать участие в служению идолу идеологии, сделанному хоть и не из дерева и камня, но так же созданным от начала и до конца человеком. Именно тотальность и агрессивность идеологии сионизма, как новой светской веры, конкурирующей с традиционной религией, отвращала от нее евреев. Можно помогать бедным и бороться за улучшение их положения, но нельзя обожествлять идеи Маркса или Ленина. Можно бороться за свободу индивидуума, но нельзя обожествлять Демократию. Можно и нужно было, по мнению большинства раввинов, помогать евреям, страдающим в галуте, переселяться в Эрец Исраэль, обрабатывать ее землю, налаживать хозяйство, добиваться независимости общины и признания ее на международной арене – но нельзя обожествлять Сионизм, Социализм, Национализм или другие «измы» 20-го века. Именно идеология, поклоняющаяся Избранной Нации, как самоцели и отрицающая Того, Кто ее избрал⁷, оттолкнули массы религиозных евреев от сотрудничества со Всемирным Сионистским движением.

Противопоставление богов Нации и Культуры

Как и религиозные евреи, атеист Гершензон упрекает лидеров сионизма в том, что в их идеологии «национальность сделалась началом самодовлеющим и почти господствующим». Но если раввины противились тому, что нация в идеологии сионизма заняла место Всевышнего, то по мнению Гершензона для сионизма (как и для других национальных движений) нация непомерно разрослась и незаслуженно «была признана особенной ценностью в числе других культурных ценностей». Нация грозила занять место бога Культуры.

Как и раввины, Гершензон восклицает: «Этомy-тo кровожадному молоху поклонился сионизм и сказал: «ты пожирал моих cынoвeй, но вижу, ты - подлинно есть бог. Будь же и моим богом; хочу служить тебе».

Как и раввины, он предупреждает, что «одобрение инородцев - опасный соблазн», и что «сионизм есть отречение от идеи избранничества и в этом смысле — измена историческому еврейству».

По «раву» Гершензону еврейский народ «избрал» и наделил особенностью тот самый незримый бог Культуры, который диктует все исторические и культурные различия:

«До сих пор еврейству была присуща, как всякому народу, лишь имманентная исключительность, то есть исключительность своеобразной религии, своеобразных народов и тому подобное».

Гершензон заходит даже дальше раввинов, противившихся идеологии сионизма, но поддерживавших практические действия по переселению евреев в Палестину. Как, например, Сатмарские хасиды, он против любой активной национальной деятельности, не обусловленной явным велением «сверху», вроде прихода Мессии: «Нaциoнaльный элемент вне вашей власти. Ee судьбой распоряжаемся не мы…». Он упрекает сионистов в том, что они сами избрали «Избранный народ»: «Ваша исключительность сознательна и активна, она помимо вашей воли будет стремиться выработать целесообразный план внешней обороны, потому что Молох, признанный богом, тотчас требует себе культа, сообразно с его природой».

Он, высоко ценящий каждое неповторимое культурное воплощение, будь то греческая или римская античность, итальянское возрождение или золотой век русской поэзии, возражает против грубого и внутренне-противоречивого универсализма сионистской идеологии. И сегодня многие и светские и религиозные представители национального лагеря готовы полностью подписаться под его обвинениями: «сионизм мыслит дальнейшее существование еврейского народа не в тех своеобразных формах, какие могут выложиться наружу из недр его духа, а в формах банальных и общеизвестных». И далее: «Сионизм есть отречение от идеи избранничества и в этом смысле - измена историческому еврейству». Замените здесь слово «история» на «Всевышний» или «Тора» и с этой фразой согласится каждый религиозный сионист, поддерживающий практику строительства еврейского государства, но отрицающий его устаревшую светскую социалистическую идеологию.

«Kaжeтcя, будто кaкaя-тo личная воля осуществляет здесь дальновидный план, цель которого нам неизвестна », - пишет Гершензон о судьбе еврейства. Для него «личная воля» - это образ. Религиозный человек указал бы прямо чья это воля, но бог Истории и Культуры не привык к персонификации.

Намеренная бездомность евреев – граждан вселенной

Сионизм возник в первую очередь как поиск практического решения в условиях когда традиции разрушаются, а ассимиляция представляется проблематичной. Другое решение этой проблемы давали универсалистские идеологии, вроде социализма, или поклонения мировой культуре⁸.

Говоря о судьбе евреев, Гершензон как бы противоречит сам себе: «Евpeйcкий народ, как и всякий, из глубины своего духа творил свою внешнюю участь, и в этом смысле это скитальчество так же нормально, как и его древняя оседлость. Он сам захотел рассеяться и потому дал себя изгнать и остался рассеянным доныне».

Он утверждает, что народ находится в изгнании, потому что сам хочет быть изгнанным, то есть, как бы сам творит свою историю. Но почему тогда народ не может с некого момента начать творить ее по-другому? Да, каждый народ - творец своей истории, считает Гершензон, но только не сознательно, не так сразу, одним махом под предводительством неучей, нахватавшихся чужих «измов». Вот если бы сиoнизм «вывeл свой идеал из философского анализа еврейской истории» и «вынес его из глубины просвещенного сознания как oбъeктивнo-дoлжнoe», в общем, если бы сионизм вывел свою идею освобождения – Геулы из святых книг (но не из Торы и Талмуда, как раввины, а из святых книг Культуры), если бы поставил на святое место не Народ и не Социализм, а Личность и Культуру… А ведь почти в том же упрекал политическую идеологию сионизма Ахад Гаам, принадлежащий к крылу «культурного», а не «поселенческого» сионизма.

«Еврейство антикультурно» - пишет Гершензон, имея в виду всякую локальную, ограниченную местом и временем форму культуры. Так же, как для ортодоксов, все народы имеют своего ангела-хранителя, и только избранный народ управляется непосредственно Всевышним, так и для Гершензона еврейский народ управляется богом Культуры непосредственно, без каких либо ограниченных и устойчивых форм: государства, территории, языка и других других cтандартных национальных признаков. Евреи чутко реагируют на волю Абсолютного Духа, а не остаются в стороне от прогресса, как другие стабильные, не обремененные избранничеством нации. «Сброшенные шкурки» культур, осуществившихся в истории, эти опосредованные воплощения Духа, Гершензон ценит лишь как безличный объект изучения, как всеобщий Храм служения, но не как родной и уютный дом. Он не готов всерьез променять свое нагое неощутимое «негативное» еврейство на чужие, пусть даже пышные национальные одежды позитивного самоопределения. Некоторые из них можно примерять время от времени, но не всерьез и надолго: «Мы не тяготились пышными ризами (культуры) до тех пор, пока они были целы и красивы на нас и удобно облегали тело; когда же, в эти годы, они изорвались и повисли клочьями, хочется вовсе сорвать их и отбросить прочь… Дух должен быть абсолютно свободен потому что он есть движение, только движение, а свобода и движение одно».

И чтоб мы не заподозрили, что этот абсолютный дух может хоть в чем-то походить на традиционную идею Всевышнего, Гершензон подчеркивает:

«Topa, национальное чувство евреев - последние, мощные плотины. Ты прилеплен к Торе? — оторвись; твой дух должен стать столь же бездомным, как твое тело. Tы был некогда во плоти гражданином Xaнaaнcкoгo царства, теперь ты гражданин вселенной; ты был в духе подданным Торы и гражданином еврейства, — будь ничьим подданным, гражданином духовной человечности».

Стремление к «ничейности», к гражданству «вселенной» или «духовной человечности» - характерная черта эмансипированных евреев, слишком гордых для того чтобы стремиться ассимилироваться в другой национальности. Если моя национальная принадлежность не проявляется ни в чем кроме того, что мне не дано о ней забыть, то путь ее не будет и у других. Так безземельная голытьба радостно шла в колхоз, где все общее, так «безродные космополиты», соратники Гершензона, радостно бросились строить «новый советский народ» из старых русского, украинского, грузинского. «Ризы культуры изорвались и повисли клочьями» - это он о древнееврейском царстве или о царской России? Одно - уже давно лишь музейный экспонат, другое не стоит и восстанавливать. Накануне революции, в октябре 1917 года у Гершензона состоялся спор с Бердяевым, приведший к полному разрыву дружеских отношений⁹. Бердяев написал Гершензону, что если тот одобряет большевизм, то между ними не идейная, а нравственная пропасть.

Бердяев в своих статьях в журнале «Народоправство» писал о том, что старая русская монархия жила ложью и предательством, что она не столько была свергнута, сколько разложилась сама. Но еще более опасался Бердяев большевиков: «Социализм может быть национальным, но в России он сделался оружием сил, враждебных нашей расе. Социализм, интернационализм – не русские слова». Бердяев хотел починить изорванные «ризы» русской культуры, Гершензон – отбросить их прочь, как устаревшие и имеющие для него только эстетически-музейную, а не родственную ценность.

Универсалистская идеология не обязательно должна носить общепризнанный характер. Так, например, у Ханны Арендт ее вынужденная бездомность превратилась в сознательную теорию превосходства «парии». Не дожидаясь необходимости, пария по своему желанию отделяет себя от любого организованного сообщества, и этим, по мнению Арендт, возвышается над стремящимся к интеграции обывателем – «парвеню» и над всем обществом¹⁰. Ханна Арендт мечтала о сообществе, основанном не на кровном родстве и общности судеб, а на волевом усилии интеллекта. Вынужденная бежать со своей культурной родины – Германии, она больше ни в одной другой реальной стране не хотела видеть свой дом (возможно, подсознательно боясь нового разочарования), а только в «небесном граде» «всеобщей человечности». В первые годы молодого еврейского государства она резко критиковала его за то, что оно не стало сборищем парий, но именно национальным очагом, и поэтому ставило интересы своего народа выше всеобщих, в частности, выше интересов своих врагов - палестинских арабов¹¹.

Сбывшиеся пророчества

«Bepнo не без причины еврейство отрывалось от всех якорей», - пишет Гершензон об утрате евреями веры, привычных общинных связей и положительной национальной идентификации – «Paзyвepeниe началось не только для еврейства…и эта зараза будет шириться между людьми. Я думаю, все человечество идет одним путем». Гершензон был прав - сегодня из-за процессов глобализации многие народы ощущают угрозу своей национальной жизни, идентичности размываются, сообщества становятся «воображаемыми»¹². Так и некоторые ультраортодоксы полагают, что после прихода Мессии не евреи станут как все, но все остальные люди станут евреями.

Гершензон был абсолютно прав и в том, что Молох светской сионисткой идеологии не заменит традиции и не продержится долго: «Была безотчетная вера в осмысленность жизни: бесценный вклад; ее не заменяет ни вера по Марксу и Гегелю, ни даже вера по Бергсону и Джемсу; …трубные звуки в Судный день и прежде всего, суббота - их вовеки не заменят театр и кинематограф, международная елка и обмирщенное воскресение». Не заменят их и универсализм и либерализм, которым модно сегодня приносить многочисленные жертвы. Не заменят потому, что «свобода никогда не бывает целью сама по себе. Последовательное освобождение еврейского духа без сомнения сопровождалось в кaкoй-то глубине, недосягаемой для взора, положительным творчеством, для которого оно было только средством; но плоды этого творчества незримы».

История рассудила Гершензона и идеологию сионизма: они оба оказались и правы и не правы одновременно. Правы - в своих попытках в одном случае осмыслить, в другом – резко изменить историческую ситуацию, виновны - в абсолютизации временного и в поклонении человеческому разуму. И Гегелевский Абсолютный Дух истории и идеология классического светско-социалистического сионизма уже отошли в область истории, а еврейское государство живет, и еврейский народ не становится «нормальным», таким же, как все. И сегодня еще некоторые евреи тщетно пробуют нацепить на себя то обрывки универсальных «измов», то лохмотья чужих «культурных риз», стремясь променять, по выражению Гершензона, свою высшую свободу на чечевичную похлебку «нормальности». И идет, идет где-то в глубине еврейского народа какое-то незримое творчество, о котором он писал, случайное или неотвратимое, несущее избавление или муки – нам не дано пока это узнать.

-----------------------------------------

¹ Здесь и далее курсивом даны цитаты из книги М.О.Гершензон «Cудьбы еврейского народа », Москва, "Захаров", 2001. Части: «Cудьбы еврейского народа », Петербург-Берлин, «Эпоха»,1922г., «Переписка из двух углов», Петроград, «Алконост», 1921

² «Именно дух, его разумная и необходимая воля, руководил и руководит хором мировых событий» - Гегель Г. «Логика».

³ Бердяев Н.А. «Истина и откровение», Глава 5. «Человек и история».

⁴ Бердяев Н.А. «Дух и реальность», 377.

⁵ Соловьев В. С. "Гегель".

⁶ Напомним только о некоторых религиозных сионистских организациях: созданная в конце 19 века организация «Ховевей Цион», и в начале 20 века - «Мизрахи» и «Агудат Исраэль».

⁷ В советском сионистском движении нашего времени это дословно воплощалась в лозунге: «Отпусти народ мой», в котором отбрасывалось продолжение цитаты «чтоб служил он Мне» (Тора, «Шмот», 5:1), отчего смысл первой части фразы в корне менялся.

⁸ Это же чувство «бездомности», которое притягивало евреев к коммунизму, влекло их к любым наднациональным образованиям, например, империям. Со времен Вавилона и Александра Македонского и вплоть до Британской империи и Европейского Сообщества они превозносили империю, как прогрессивный путь всего человечества.

⁹ См. заключительную главу «Сердце и идея» в указанной книге Гершензона.

¹⁰ «Пария, лишенный человеческих прав, оказывается единственным полноценным носителем всеобщей человечности». См. статью Ваймана «Воображаемое сообщество», «Вести – Окна» 20.01.2005

¹¹ Сегодня эту позицию так сформулировал российский социолог Леонид Гозман: «Я хочу надеяться, что когда-нибудь национальность, как и религия, станет для человека предметом личного выбора, не нуждающегося, как и вера, ни в доказательствах, ни в чьем-либо разрешении. Свобода национальной идентичности не менее важна, чем свобода слова и совести И поэтому я крайне негативно отношусь к той части израильского законодательства, согласно которому еврейство связывается с вопросами веры и уж тем более – крови.» - Гозман Л. «Личный выбор. Что значит быть евреем в России», журнал «Театр», №7, 1992 .

Ну положим сегодня никто не мешает самому Гозману считать себя хоть евреем, хоть чукчей, но причем здесь израильское законодательство? Гражданину вселенной корзина абсорбции ни к чему.

¹² «Воображаемые сообщества» - так называется книга Бендикта Андерсона - известного исследователя идеологии современных национальных государств.

"Вести", 12.04.2007

Другие статьи Аси Энтовой

Hosting by