Михаэль Бронштейн

Tель-авивский интеллектуал: Автопортрет

Что-то случилось с израильскими интеллектуалами в январе 1991 года. Они в одночасье превратились в настоящих патриотов. Профессор Моше Циммерман вместо того, чтобы сравнивать детей Хеврона с Гитлерюгендом, извлек из своей памяти совсем иные аналогии: "деология пацифизма ведет в Освенцим" или "Государство, в котором не было пацифистского движения (нацистская Германия), использовало миролюбие своих соперников для завоеваний и репрессий."

Все эти цитаты взяты из книги профессора Шломо Занда, преподающего курс новейшей истории на отделении всемирной истории в Тель-Авивском университете. Но не следует заблуждаться: проф. Занд иронизирует над проф. Циммерманом. Сам Шломо Занд принадлежал к группе, которая была против вйны с Саддатом.

Но к чему нам жаловаться на своих интеллектуалов, если даже на их духовной родине, в США, в кои-то веки поняли, пусть и ненадолго, что Бегин был прав, и вся критика, обрушенная на него за бомбовый удар по иракскому ядерному реактору, была (и осталась) наглой лицемерной ложью. А ведь за 10 лет до этого Бегина осуждали не только американцы, но и наши собственные политические лидеры (в частности Шимон Перес), которым почти удалось сорвать этот дерзновенно смелый шаг.

Каждый читатель, открывающий книгу Занда, рискует утонуть в море заумных, но неточных формулировок. Здесь вы найдете интеллектуалов на любой вкус - и универсального, и органичного, и ассоциативного, и прочая, прочая, прочая.

Томас Хeксли однажды сказал, что интеллектуал - это человек, обнаруживший, что есть вещи более интересные, чем секс: он имел в виду каторжный умственный труд и странное удовольствие, доставляемое обнаружением истины, пусть даже относительной. Какое преувеличение! Ошибка кроется не в самом образе, а в явном несоответствии большинства современных интеллектуалов этому определению. Функция интеллектуала в современном обществе весьма сложна и делится на конкретные специальности. Кто-то порождает идеи из ничего, кто-то проверяет их в лаборатории, а кто-то, основываясь на уже проверенные теории, создает телевизоры и атомные бомбы. Таковы интеллектуалы, действующие в области естественных наук. В общественных науках все еще сложнее. Здесь действуют только люди и идеи. Если люди не примут идею, она канет в пучину забвения, если примут, она приобретет реальную силу - иногда созидательную, иногда - разрушительную. И даже это выяснится лишь спустя сто и более лет. Поэтому в этой области существует широкий простор для искусства убеждения и манипулирования общественным мнением. Существуют теории, утверждающие, что интеллектуалу позволено дурачить простой народ во имя благородной и возвышенной цели. Когда-то это называли макиавелизмом, теперь это называют франкфуртской школой, а иногда - архитектурой. Так и пишут: архитекторы ословских соглашений.

Торговля идеями в области культуры осуществляется с помощью символов. Вот откуда взялся набор новых определений, которыми Шломо Занд пользуется в своей книге: творцы культуры, глубокая культура, распространители культуры, создатели символов, распространители символов и т.п. Проще говоря, перед нами два уровня: создатели и штамповщики.

Можно заметить, что Занд, в сущности, говорит только об обществе интеллектуалов-штамповщиков, и его можно понять. Интеллектуалы-творцы малочислены и абсолютно не похожи на прочих людей. Они - уникальное явление в истории человечества, их мышление не поддается законам и ограничениям, их не приручишь и не исследуешь. Совсем не таковы штамповщики, составляющие наибольшую, хотя и не центральную часть исследуемой общественной прослойки.

Шломо Занд обращается исключительно к парижским интеллектуалам. Не понятно, как можно писать о европейских интеллектуалах ne подвергая глубокому анализу периоды Ницше и Фихте, интеллектуальные традиции Англии и Италии, и особую роль, отведенную историей польской шляхте и русской интеллигенции. По сути дела, все эти традиции обогащали друг друга. Парижская школа также оказала на них влияние, но она сама была гораздо менее восприимчива к их влиянию, так как ощущала себя аристократкой не только во французском обществе, но и на общеевропейском интеллектуальном фоне, и в этом ее слабость.

Французские, и в особенности парижские интеллектуалы добились прочного и привилегированного положения в обществе. Этот особый статус позволил им стать выше законов государства, что до них удавалось лишь дипломированным ученым в Китае или аристократам крови при старом режиме.

Это очень интересный момент, ведь именно интеллектуалы-штамповщики были основной движущей силой борьбы против аристократии. Когда во Франции вспыхнула Великая революция, дворянство добровольно отказалось от своих привилегий. На первый взгляд казалось, что свобода, равенство и братство уже достигнуты. Но у касты интеллектуалов были совсем иные цели. Они сами мечтали о привилегиях, желая стать новой аристократией. Ради этого они (впервые в современной истории!) ввергли страну в кровавую пучину государственного террора. Вышесказанное выражает не личное мнение автора книги, относящегося к французской революции с истинным почтением, а мнение Эдмонда Берка, британского интеллектуала-консерватора, заслужившего лютую ненависть Шломо Занда.

Берк не был антидемократом, но он протестовал против универсального подхода, проповедуемого французской школой, считая подобное учение лживым и опасным. Джонсон отрицал универсальные права гражданина, предпочитая говорить о правах англичан и французов в отдельности. И необходимо осознать всю глубину этого определения. Согласно консервативному мировоззрению, в каждом здоровом обществе существует баланс между правами и обязанностями, характерный только для данного государства, причем разные общества, представляющие собой различные образцы общественного устройства, могут учиться друг у друга, не теряя при этом своей культурной самобытности.

Универсальное мировоззрение мыслит совсем иначе. Провозглашая "права гражданина" как высший и абсолютный принцип, последователи подобного подхода сгребают без разбора в одну кучу права, характерные для различных стран и наций, пытаясь соединить их в нечто целое. При этом стирается само понятие гражданского долга, нарушается тонкий баланс между правом и обязанностью, что приводит общество к полному распаду. Заметим: распад национального общества не волнует универсалистов, так как:

1) Они мыслят вненациональными категориями.

2) Пока суд да дело, они успеют дорваться до власти.

3) Они надеются, что в худшем случае для них найдется убежище где-нибудь за границей.

Все вышесказанное относится к первой части книги, служащей лишь теоретической прелюдией к истории сионистского интеллектуала. По этой теме Занд создает свое собственное учение, повествует и складно, и ладно, но не оригинально. Действительность слишком сложна, и ее невозможно описать по заданным шаблонам.

По-моему, причиной этих фактических ошибок была инерция интеллектуального мышления, так как в них не было никакой необходимости. Цели проф.Занда не сводятся к простому искажению исторических фактов, они гораздо глубже и серьезней. Проф.Занд стремится коренным образом изменить все понятия, через которые народ Израиля воспринимает окружающую действительность. По его мнению необходимо очистить иврит от всех слов, несущих на себе отпечаток еврейской культурно-исторической традиции. Не алия, а иммиграция. Не Эрец Исраэль, а Палестина. Не галут, а родина "народа идиша".Не заселение Эрец Исраэль, а колонизация Палестины. Изменение понятий изменит отношение к фактам, и впредь не будет необходимости искажать их. Арабы, например, "коренные жители", а сионисты - новоприбывшие иноземцы. Каждый мошав или кибуц "сгоняет арабов с их земель, лишая их средств существования". Отныне совсем не интересен тот факт, что экономическое развитие, которое новоприбывшие обеспечили отсталой стране, привлекло туда арабов из Ирака и Египта. Для этого процесса не будет подходящего слова в новом политическом словаре. А значит, ему не будет места в сознании. В этом контексте стоит вспомнить, что писал основатель компартии Италии и умнейший человек, Антонио Грамши: "Независимый интеллектуал всегда будет представлять себя, как носителя абсолютных интересов, что является идеальной защитой для интересов правящих классов и своих собственных. Таким образом, создается культурная гегемония, столь важная для продолжения существования нынешнего общественного уклада."

На языке современных израильских интеллектуалов слово "универсальный" значит "хороший", а "национальный" значит "племенной", то есть "плохой". Подобное мировоззрение является важным (хотя и не единственным) обоснованием гегемонии левой элиты. "Всякий язык является не столько средством общения, сколько неотъемлемой частью идеологии". Тот, в чьих руках находится формирование языка, способен контролировать и создание идеологических постулатов, достигая тем самым фактической власти в государстве. До сих пор исключительным правом контролировать эту важнейшую сторону власти обладали интеллектуалы, придерживающиеся левой либеральной ориентации. Все понятия из лексикона консерваторов (или любой другой альтернативной идеологии) были отброшены на перефирию общественного сознания. Облик нашего государства полностью соответствует такому положению дел. Пока мы говорим о "Интифаде Эль-Акса", мы обречены на поражение. Введя в обиход (не только на местном, но и на мировом уровне) выражение "Война Осло", мы получим шанс победить на данном этапе израильско-арабского противостояния.

"Макор ришон"