Моше ФейглинДеревенский дурачок
Вождь, который никого не ведет, обнаруживает себя за пределами лагеря
Самое страшное в том, что произошло – не изгнание евреев, и не разрушенные еврейские города. Да, это первый полномасштабный погром в современной истории, устроенный евреями евреям, под щелканье фотоаппаратов всего мира. Да, это самое большое осквернение Имени Творца за всю историю государства. Да, это страшная личная трагедия для тысяч людей, изгнанных из собственного дома. Но не это самая главная точка кризиса, постигшего религиозных сионистов. То, что действительно поразило до глубины души каждого верящего еврея – это потеря собственной базовой легитимации.
Этот "чувствительный и решительный" погром попрал все основные законы демократии, отменил элементарные права человека – человеческое достоинство, личную свободу, право на приобретение и владение имуществом, равенство перед законом… Этот погром не только уничтожил еврейское присутствие на части Земли Обетованной, он показал, что в нашей стране есть целый слой людей, не имеющих права на существование. Ни на какой другой сектор израильского общества не мог бы обрушиться этот погром. Только поселенцы, которых уже не считают равноправными гражданами страны, могли стать жертвами этого злодеяния.
В израильской прессе тех дней было больше статей о судьбе кошек из оставленных поселений, чем о судьбе самих поселенцев. Нам стало очевидно, что мы превратились в нечто меньшее, чем человек. Недочеловек, проблема, которой на определенном этапе нужно найти "окончательное решение". По-немецки это называется "унтерменш".
Вот в чем настоящий кризис.
Мы так хотим быть израильтянами. Так хотим быть самыми ярыми сионистами. Самыми самоотверженными в поселенческом движении. Самыми-самыми в армии. Мы, которые так стараемся показать, как много от нас пользы, и что мы везде первые, хорошие, воспитанные и – чур, чур меня! – ни в коем случае не склонные к насилию – мы вдруг обнаруживаем себя не просто отодвинутыми в сторону, а выведенными за пределы человеческого общества…
Как это с нами произошло?
Дело не только в том, что солдатам в течение полутора лет промывали мозги.
Мы склонны обвинить средства массовой информации и мир израильской культуры, которые в течение тридцати лет атаковали нас и очерняли нас в глазах общества.
Это действительно так. Нет сомнения, что с нами совершили коллективное убийство, духовный погром, который растянулся на три десятилетия и подготовил погром физический.
Однако если мы ограничимся направлением обвиняющего перста на прессу, это будет подобно обвинению микроба в заражении. Мы предоставили наковальню, которая дала возможность этому молоту наносить удары. Мы обеспечили условия для распространения заражения. Этот погром не мог бы состояться без неосознанного сотрудничества со стороны жертв.
Мы сегодня оказались лишенными всех прав, по той простой причине, что мы на самом деле никогда и не пытались заявить о своем непоколебимом праве на существование!
Мы думали, что стоит только основать поселения, и этим мы уже исправим действительность. Мы думали, что мы заселим Себастию и Гуш-Катиф, и арабская проблема испарится. Что мы поселимся в Хевроне, и еврейский народ тут же вспомнит свою тысячелетнюю историю; что как только поселимся в Бейт-Эле, как у еврейского народа автоматически исчезнет проблема национальной самоидентификации. Мы никогда не брали на себя труд предложить нашу альтернативу во всех сферах жизни, альтернативу верующих людей. И уж конечно мы не брали на себя ответственность и не выдвигали своих кандидатов в руководство народом и страной. Наоборот, "руководство" у нас считалось неприличным словом. Мы такие чистые, что спешим занимать все новые и новые холмы, а в такую грязь, как политика, мы не лезем.
Было время, когда народ ждал от нас действенной инициативы, когда ожидалось, что наша политика принесет плоды. Многие писатели и общественные деятели недвусмысленно высказывали эти ожидания. Но мы, вместо того чтобы указывать дорогу и вести корабль, превратились в балласт, как капитан, который заснул в своей каюте. Это и стало нашей гланой проблемой, которую израильская пресса поспешила усугубить. Это превратило нас в мишень для репрессий.
Если ты берешь высоту, у тебя есть две возможности. Либо ты кричишь: "За мной!" и действительно ведешь народ вперед, либо ты превращаешься в ненормального, которого вначале не принимают всерьез, а под конец бывают вынуждены "чувствительно и решительно" упечь в сумасшедший дом. Мы изначально отказались от попытки придти к руководству страной. Мы сами поднялись на высотки, и удовольствовались этим. И сегодня на нас надевают смирительные рубашки сумасшедших – людей, не имеющих прав человека, из-за того, что мы не являемся интегральной частью общества.
Возможно, предстоящие бои нам удастся провести более удачно. Но в конце концов, если мы не решимся повести за собой других, то лишь продолжим демонстрировать нашу отчужденость, продолжим играть роль деревенского дурачка, и в соответствии с этой ролью будут вести себя с нами.
12.10.2005
Перевод Ш. Бродской
Другие статьи о выселении Гуш Катифа
|
