Гилель Галкин

Новая реальность Израиля

12 августа, за два дня до вступления в силу соглашения о прекращении огня в Ливане, Ари Шавит, знаменитый израильский журналист, статьи которого печатаются в журнале «Нью Йоркер», опубликовал аналитическую статью в «Гаарец», выходящей на иврите либеральной ежедневной газете, где он регулярно помещает свои обзоры. Статья эта, содержащая гневную критику израильского правительства и армии, объявляла их ответственными за «военную неудачу», вызванную «несовершенной разведкой», «питающейся иллюзиями системой материально-технического снабжения», «плохой подготовкой к войне» и «скандально неповоротливым стратегическим мышлением», и возлагала вину за это фиаско на пост-сионистское мировоззрение израильских «элит». Эти элиты, по мнению Шавита,

"...с их непрекращающимися атаками, как прямыми, так и косвенными, на национализм, милитаризм и сионистский нарратив разъели изнутри основной ствол израильского существования и высосали его жизненную силу. [Они] полностью отошли от реальности. Капитал [то есть бизнес], масс-медиа и мир науки и высшего образования 1990-х годов и первого десятилетия 21 века ослепили Израиль и лишили его ранее присущего ему боевого духа. Любая национальная идея отвергалась, поскольку сфера индивидуальности стала священной. Любой дух кооперативности демонтировался в пользу индивидуальности. Сила стала идентифицироваться с фашизмом. Мужественность публично осуждалась. Стремление к абсолютной справедливости стали смешивать со стремлением к абсолютному удовольствию и сделали темой главного дискурса протест и изнеженность вместо преданности идее и добровольного служения. ".

Убаюкав Израиль опиумной мечтой о пост-сионистской сладкой жизни, полагает Шавит, израильские лидеры обнаружили, что их страна, проснувшись утром 12 июля - в тот день, когда Хизбалла спровоцировала военные действия, похитив двух израильских солдат и убив восьмерых, - оказалась в состоянии боксера, едва приходящего в себя после хорошего нокдауна. «Мы были отравлены», - писал Шавит, - «иллюзией нормальности». Это именно иллюзия, продолжал он, потому что

"...Государство Израиль – фундаментально ненормальное государство. Это еврейское государство в регионе, населенном арабами, и … это западная страна в регионе, населенном мусульманами, и … это демократическое государство в регионе фанатизма и деспотизма. Израиль существует в атмосфере постоянных трений со своим окружением. С одной стороны, ввиду ситуации, в которой он оказался, Израиль не может вести жизнь нормального европейского государства. С другой стороны, ввиду присущих ему ценностей и его структуры … Израиль не может не быть частью европейской нормальности".

И, говоря об этой фундаментальной дилемме, Шавит, не колеблясь, предлагает решение, или, скорее, рецепт:

"Нужно немедленно создать новый дискурс, который соответствовал бы новой ситуации. Без нового духа и нового языка нам не одержать победы. … Для Афин нет будущего, если в них не будет также хоть частица Спарты. Нет надежды для общества жизни, которое не знает, как организовать себя для противостояния смерти. … Мы возвращаемся, чтобы лицом к лицу столкнуться с нашей судьбой; возвращаемся к тому, что диктуется реальностью нашей жизни".

Статья Шавита, широко цитировавшаяся в Израиле и за границей, поразила ее читателей как особенно убийственная атака на израильский истеблишмент, потому что она пришла не со стороны националистически настроенных правых, а со стороны политического центра, к которому относит себя автор с момента его первого появления в израильской прессе в 1990-х годах. Война в Ливане, считает он теперь, была для Израиля серьезным поражением. Однако, как это бывает в жизни народов в случае военного поражения, оно также предоставляет возможность для обновления. Такое обновление, написал он двумя неделями позже, вернувшись на страницы «Гаарец» 28 августа, означает «восстановление военной мощи Израиля». Но это не нечто такое, что может быть осуществлено простым вливанием финансов в вооруженные силы. Наоборот: оно требует «этики», «правдивости», «скромности», «сущности», «веры» и «чувства ответственности», и оно включает в себя, пишет Шавит, не меньше, чем «великую задачу исправления Израиля». .

________________________

Для того, чтобы оценить, насколько серьезным было поражение Израиля в войне этого лета, надо подождать суда истории. Однако, из прошедшей войны может воспоследовать больше положительного, чем сейчас готовы признать ее критики.

И нельзя так уж однозначно обвинять в гибели сионизма все израильские «элиты». Часть этих элит, в частности, в масс-медиа и в университетах, действительно, многие годы занималась «деконструированием» сионистского «нарратива». Но другие части, особенно в армии и в правительстве, являются последними островками, где еще можно услышать риторику сионизма, давно исчезнувшую с израильской улицы. Более глубинные корни того, что сионизм перестал быть движущей силой израильской жизни, лежат в другом: в конце коллективистских идеологий в Европе и в Америке, делегитимации национализма в интеллектуальном дискурсе Запада, всемирном триумфе рыночной экономики, глобализации. Ожидать, что израильские элиты будут ограждены от влияния подобных тенденций, было бы неразумно.

Тем не менее, фактом остается то, что израильская армия и израильское правительство показали себя этим летом далеко не с лучшей стороны. Ни в одной другой войне Армия обороны Израиля не сделала так мало за такое большое время и с таким преимуществом в численности и огневой мощи, ни одно другое правительство Израиля не действовало с такой нерешительностью и не продемонстрировало такого замешательства. Если даже оставить в стороне постыдный вал скандалов, накативших после окончания войны – с начальником генерального штаба, которого обвинили в том, что он занялся продажей своих акций в промежутке времени между похищением двух солдат и началом открытых военных действий, с премьер-министром, связанным с коррупцией, с президентом, которому грозит обвинение в сексуальных домогательствах, и со многим другим – большинство израильтян, похоже, согласны с Шавитом, что ситуация на уровне национального руководства выглядит из рук вон плохо. Как могло такое руководство, очертя голову, броситься в драку, будучи так плохо к ней подготовленным?

И в самом деле – каким образом целая страна до такой степени впала в заблуждение по поводу своей общей ситуации? Год назад, после успешно проведенного летом 2005 года размежевания в Газе, израильтяне, вообще говоря, впервые за много лет более оптимистично смотрели в будущее, успокоенные снижением числа террористических атак, новым подъемом экономики и намеченным двумя премьер-министрами, Ариэлем Шароном и Эхудом Ольмертом, планом достичь детанта с палестинцами за счет одностороннего ухода с большей части Западного берега по модели, апробированной в Газе. В этом нескончаемом конфликте, упорно не поддающемся какому-либо решению вот уже в течение 50 лет, появилось, казалось бы, некое подобие света в конце туннеля, и именно благодаря тому, что это больше не зависело от доброй воли палестинцев или их намерений, а достигалось за счет отделения от них, инициированного самими израильтянами.

Теперь, годом позже, когда мудрость этого шага даже до начала войны в Ливане стала оспариваться ввиду победы Хамаса на выборах и продолжения обстрела Израиля «касамами» из той же Газы, политика односторонних шагов фактически скончалась. Учитывая обнаруженную в ходе войны мощную военную инфраструктуру, выстроенную Хизбаллой в южном Ливане после вывода оттуда израильских войск в 2000 году, ни одно израильское правительство не сможет рассматривать ситуацию, в которой Хамас или, если на то пошло, любая палестинская администрация получит в свое распоряжение Западный берег, освобожденный от присутствия израильских войск в одностороннем порядке. А исключение одностороннего ухода с Западного берега из повестки дня оставит правящую коалицию Эхуда Ольмерта, и так вынужденную с трудом защищать из рук вон плохое ведение войны премьер-министром, без ее главного пункта программы, что сделает ее существование бессмысленным.

Война предъявила экономике к оплате немалый счет. Успешное сопротивление Хизбаллы может только поощрить те силы радикального ислама, которые ставят перед собой цель уничтожения Израиля. Симпатия к Хизбалле, продемонстрированная многими израильскими арабами и их политиками, напоминает о коренных и все обостряющихся противоречиях между арабским меньшинством и еврейским большинством Израиля. Покровитель Хизбаллы и источник ее вооружений, Иран, может вскоре получить в свое распоряжение ядерное оружие. Небо над Израилем, казавшееся прошлой осенью безоблачным, вновь заволокло тучами.

________________________

Поэтому, обсуждая царящее в послевоенном Израиле уныние, следует понимать, что это не только реакция на «военную неудачу». Оно имеет в своей основе пересмотренную оценку будущего, которое внезапно, в смысле шансов на безопасное существование на Ближнем Востоке, стало выглядеть более мрачным, чем почти когда-либо с момента образования государства в 1948 году.

Действительно, после долгого периода жизни в тотальной осаде, проводимой всем арабским миром, Израиль уже в течение многих лет живет в условиях пусть холодного, но формального мира с двумя из своих четырех соседей. Но даже на пике той осады израильтяне предполагали, что по мере возмужания пост-колониального арабского мира он придет к признанию Израиля. Эта убежденность подкреплялась оглушительной победой Израиля в войне 1967 года и, несмотря на шок войны Судного Дня 1973 года, подтверждалась мирными договорами с Египтом в 1979 году, с Иорданией в 1995 году и соглашением Осло с ООП, подписанным в 1993 году – которое, обнажив свою подлинную суть и окончательно рухнув под аккомпанемент стрельбы и взрывов интифады 2000 года, сменилось верой в односторонние действия. В течение всего этого периода не было такого момента, в котором то или иное решение израильско-палестинского и арабо-израильского конфликта казалось невозможным.

Такой момент наступил сейчас. Сейчас, когда односторонние шаги также оказались химерой, Израиль обнаружил, что в его противостоянии с палестинцами он находится в мучительном тупике. Впервые за всю его историю невозможно даже представить себе, каким образом из этого тупика можно выйти. Если Израиль не может уйти с Западного берега в одностороннем порядке, он может сделать это только в результате переговоров и последующего соглашения со стабильным и ответственным палестинским правительством – но такого правительства и такого соглашения в ближайшем будущем не предвидится. Если Израиль остается на Западном берегу, он вынужден по-прежнему отказывать миллионам палестинцев в суверенитете, с каждым годом приближаясь к точке, после которой нет возврата, ввиду того, что рост еврейских поселений сделает будущий уход невозможным, и продолжая сражаться с палестинским террором, который, скорее всего, будет только усиливаться по мере того, как оружие, более смертоносное, чем «касамы» и бомбисты-самоубийцы, будет попадать в руки террористов.

Между тем, злобная ненависть к Израилю и неприкрытый антисемитизм приобрел в арабском и мусульманском мире характер пандемии. Набирает силу радикальный ислам. Он угрожает также и Египту и Иордании. То же самое наблюдается в Ираке, где война Запада идет совсем не по задуманному сценарию. Растет сила Ирана и его влияние. А на горизонте нависает угроза ядерного уничтожения от рук страны, чьи лидеры открыто говорят о массовом убийстве евреев.

Из этого вытекает, по убеждению Ари Шавита, необходимость каким-то образом разрешить эту «фундаментально ненормальную» ситуацию Израиля. Классический сионизм всегда верил в нормализацию положения евреев. Хотя он никогда не стремился превратить евреев в копии итальянцев, англичан или американцев, он мечтал о дне, когда окончание изгнания даст им возможность вести обычную жизнь в еврейском государстве, в своем доме, так же безопасно, как живут другие люди в своей стране. В этом смысле сионизм был смелой попыткой отправить на покой бремя еврейской истории. Он говорил людям, которые всегда были другими и которые платили за это высокую цену: «Хватит, достаточно!». Будучи вызывающим утверждением еврейской государственности, сионизм одновременно восставал против еврейской судьбы, которая отделяла евреев от всего остального человечества.

Призывая израильтян «повернуться лицом к своей судьбе» и вновь осознанно взвалить на свои плечи бремя еврейской непохожести, Ари Шавит, таким образом, сам делает глубоко пост-сионистское заявление. Он убежден, что если недавняя война против Хизбаллы и научила израильтян чему-нибудь, то этот урок заключается в том, что они должны культивировать в себе более высокий уровень взаимной ответственности, единства, морали и национальной цели, чем тот, который существует в «нормальных» обществах. В противном случае они потеряют свою силу, столь необходимую им для выживания в регионе, в котором возможности их врагов и их решимость растут изо дня в день. А для того, чтобы достигнуть такого уровня и постоянно поддерживать его, они обязаны иметь ясный метод анализа и понимания ситуации, в которой они находятся – как он выражается, «новый дискурс», который заменит классический сионизм, переставший соответствовать требованиям нового времени.

___________________

Разумеется, для многих израильтян нет никакой необходимости в «новом дискурсе». У них есть добротный и безотказный «старый дискурс», намного более старый, чем сионизм. Он называется иудаизмом.

Наблюдающееся в последнее время возрождение ортодоксии в Израиле, и его привлекательность для многих секулярных израильтян, является функцией не только современного кризиса секулярных ценностей, который привел к возвращению к традиционной религии во многих районах мира, но также и уникального положения Израиля. Когда израильтяне спрашивают себя, почему, несмотря на обещание сионизма евреям, что их враги с появлением еврейского государства исчезнут, у них сейчас образовался более широкий круг врагов, чем когда-либо, именно иудаизм дает наиболее вразумительный ответ. «В каждом поколении есть такие, кто восстает на нас, чтобы уничтожить нас», - говорит Пасхальная Агада, и вера в то, что это коренится в природе вещей, и что избранный Богом народ неизменно вызывает на себя гнев тех, кто оспаривает Его выбор, является идеей, глубоко присущей еврейской религиозной мысли. Религиозные евреи – возможно, единственные евреи, которых никогда не удивляет бессмертность антисемитизма.

В этой точке зрения есть твердая последовательность и определенное утешение. Ее не могут опровергнуть бедствия, ибо бедствия означают то, что евреи остаются верными своей роли. Она не позволяет впасть в уныние, когда умирает надежда на нормальную жизнь, ибо эта надежда представляет собой отход от завета евреев с Богом. И в ней есть лекарство, которое она может предложить израильскому обществу и которое не очень отличается, в некотором смысле, от лекарства, предлагаемого Ари Шавитом – отказ от индивидуализма и культура самореализации, возвращение к еврейской солидарности и преданности высоким идеалам.

В политическом беспорядке, в котором вот-вот окажется Израиль, религиозные партии и их союзники среди секулярных правых, вышедшие из размежевания в Газе в изрядно потрепанном состоянии, намерены укрепить свои позиции. Если в ответ на недовольство публики правительством Ольмерта, а также вследствие разброда в рядах его правительства состоятся новые выборы, возглавляемая Ольмертом партия Кадима, и ее коалиционный партнер, партия Труда, потеряют много мандатов. Если выборы не состоятся, Кадима – которая была сколочена на скорую руку Ариэлем Шароном после того, как он и его сторонники год назад вышли из Ликуда, и не обладает базой из рядовых членов и не имеет четкой организационной структуры – может просто растаять, в то время как достаточное число ее нынешних членов Кнессета вернутся обратно в Ликуд, что обеспечит ему возможность сформировать новую правоцентристскую коалицию.

Большинство сторонников Ликуда, как и другие избиратели на секулярном правом фланге, не рассматривают ситуацию в Израиле через призму религиозной ортодоксии. Тем не менее, поскольку они испытывают к соблюдению еврейских религиозных традиций больше симпатий, чем избиратели на левом фланге, они с большим пониманием воспринимают ортодоксальное видение реальности. Многие из них могли бы согласиться с идеей постоянно осажденного Израиля, идущего своей дорогой и следующего по своему собственному пути.

Однако, такая перспектива не стала бы способом переосмысливания положения Израиля в мире. Она стала бы способом выведения Израиля за пределы этого мира.

____________________

И этот мир является для Израиля не только источником мрака и уныния. В нем есть Америка, чья дружба с Израилем в годы администрации Буша достигла больших высот. И в нем есть не только Америка. Озабоченные своими проблемами, израильтяне не обратили должного внимания на реакцию международной общественности на войну, проходившую этим летом, которая драматически отличалась от реакции на предыдущие арабо-израильские войны.

Сравните ее, например, с тем, что произошло, когда Израиль провел свой упреждающий удар по Египту и Сирии в июне 1967 года. Тогда Совет Безопасности ООН в течение 24 часов единогласно принял предложенную совместно Соединенными Штатами и Советским Союзом резолюцию, которая требовала немедленного прекращения огня и отвода израильских войск без какой-либо компенсации. Или сравните ее с даже более похожей ситуацией в 1982 году, когда Израиль вторгся в Ливан, чтобы разгромить ООП. В тот же день Совет Безопасности снова единогласно потребовал, чтобы Израиль вывел свои войска «немедленно и безоговорочно». Не предъявлялось никаких требований ни к ООП, ни к Ливану, и не были приняты в расчет никакие интересы Израиля. (В конечном итоге, с молчаливого согласия Америки, Израиль игнорировал обе резолюции и продолжил военные действия).

По контрасту с этим, нынешним летом Совет Безопасности ждал целый месяц, прежде чем начать действовать, дав Израилю, несмотря на европейскую критику по поводу «непропорционального использования» силы, зеленый свет. И когда, в конце концов, была принята резолюция 1701, она обвинила Хизбаллу в провоцировании военных действий, поставила вывод израильских войск в зависимость от поведения противной стороны, и обязала воплотить в жизнь основные цели, преследуемые Израилем, включая демилитаризацию Хизбаллы и эмбарго на поставку ей оружия. На самом деле, даже задолго до этого, на встрече Восьмерки в России вина за начало войны была возложена на «экстремистов» Хизбаллы, и был высказан призыв не к прекращению огня, а всего лишь к «созданию условий для надежного и долгосрочного прекращения насилия» - то есть призыв, позволяющий Израилю продолжать военные действия до достижения его целей.

Различия эти впечатляют, особенно если учесть, что в 1967 году образ Израиля в мире котировался очень высоко, в то время как в 2006 году, за бросающимся в глаза исключением Америки, дело обстояло далеко не так. Страны Европейского Союза, плюс Россия, Япония и даже Китай сотрудничали с Соединенными Штатами в поддержке Израиля этим летом вовсе не для того, чтобы ублажить Вашингтон, с которым они, не колеблясь, расходились по другим вопросам, и не для того, чтобы идти в ногу с общественным мнением у себя дома. Они поступили так, как поступили, только потому, что считали, что это в их интересах.

Суть этих интересов ясна. Европу беспокоит Иран. Она обеспокоена джихадистской угрозой умеренным арабским режимам, с которыми она торгует и у которых покупает нефть. Она обеспокоена своим собственным мусульманским меньшинством. Хоть и позже, чем следовало, но она пришла к пониманию того, что радикальный ислам угрожает ей тоже. Как Израиль и Америка, она хотела увидеть разгром Хизбаллы, и как они, она была разочарована тем, что этого не произошло.

Конечно, Европа остается Европой. Она продолжает проявлять эмоции по поводу иранской ядерной программы, в то же время возражая против санкций, которые были бы вредны для бизнеса, и она хочет, чтобы прекращение огня в Ливане, которое она усиленно проталкивала, было воплощено в жизнь без того, чтобы могли пострадать ее солдаты. Убеждения без отваги – это фирменная особенность континента. И все же, в общем и целом, убеждения Европы летом 2006 года были на стороне Израиля.

________________

Израиль часто называли форпостом Западной цивилизации. Даже тогда, когда это рассматривалось как комплимент – что бывало далеко не всегда – евреи вовсе не считали нужным спешить сыграть эту роль. Западная цивилизация, как они хорошо знали, включает инквизицию и Освенцим.

И радикальный ислам не в полной мере является антитезой этой цивилизации – анти-западной - как его часто изображают. Его теология проистекает из его прочтения Корана, которое много заимствует из ивритского Священного писания, его политическая философия восприняла очень много от европейских тоталитарных мыслителей 19-го и 20-го веков, и его террористический арсенал находится в большой зависимости от современной западной технологии. Он скорее карикатура на Запад, чем анти-Запад, такая карикатура, сама топорность которой долго мешала осознанию опасности радикального ислама. Ибо, хотя сочетание в нем интеллектуального примитивизма и организационной и технологической изощренности должно было быть знакомым по истории большевизма и нацизма, революционеров, клявшихся бородой пророка, не торопились наделять политическим коварством, которым обладали их европейские предшественники.

Как бы то ни было, сегодня Израиль принадлежит, культурно и политически, к Западу. И сейчас, когда Запад находится в состоянии войны с радикальным исламом, он и Израиль сражаются в этой войне на одной стороне. Большая часть Америки давно поняла это. Реакция Европы на военные действия в Ливане этим летом позволяет предположить, что какая-то часть Европы начинает понимать это тоже.

Еврейская история не знает такого прецедента. Сравнение Израиля и евреев с «канарейкой в шахте» для всего мира, за любой успешной атакой на которую последует еще более широкое нападение на демократию в других местах, в наше время превратилось в клише. Однако, фактическая история современного антисемитизма – это история евреев и Израиля, вынужденных защищаться в одиночку. У них были их сторонники и защитники, но – и снова за исключением Америки, в какой-то мере – число интеллектуалов и государственных деятелей, которые сражались за них с полным пониманием того, что сражаются и за себя тоже, было небольшим. В конце концов, канарейка – это не более чем система раннего предупреждения, обычно выбрасываемая после использования.

Но этим летом в Ливане Европа – осторожно, разумеется, неискренне, разумеется, делая полшага назад после каждого шага вперед – впервые обращалась с Израилем как с потенциальным союзником в войне против исламского террора, то есть так, как Америка обращается с Израилем уже много лет.

И все-таки самая большая проблема Европы – это не только исламский террор. Он, по сравнению со связанной с ним угрозы со стороны мусульманского иммигрантского меньшинства – второстепенное дело. В некоторых европейских странах мусульмане составляют до десяти процентов населения; и во всех странах их доля будет стремительно расти, по крайней мере, в течение следующего поколения в результате низкой рождаемости среди европейцев (у средней испанской или итальянской женщины вдвое меньше детей, чем у средней еврейской женщины в Израиле), высокой рождаемости у мусульман и продолжающегося притока из исламских стран, который не могут остановить анти-иммиграционные законы, так как Европа нуждается в рабочих руках, которые она сама не может обеспечить.

В любом случае, слишком поздно пытаться решать эту проблему за счет закрытия ворот Европы. Ее надо решать тем единственным путем, которым проблема иммигрантов успешно решалась всегда: их интеграцией и идентификацией со страной, принявшей их. Если сделать это не удастся, Европа будет перманентно иметь дело с большой прослойкой бедных, лишенных культуры, недовольных, склонных к криминальной деятельности мусульман, которые будут подвергать опасности ее процветание, ее безопасность, саму ее европейскую идентификацию.

Но европейские страны и народы обладают способностью решить эту задачу менее, чем когда-либо ранее. Безусловно, существует возможность превратить иммигранта-нехристианина в немца, англичанина или француза – евреи служат тому доказательством. Но как в эпоху, когда немецкая, английская или французская идентификация оказалась значительно ослабленной в результате возникновения наднациональной Европы, вы сможете превратить марокканского или пакистанского мусульманина непосредственно в европейца? И в особенности, каким образом вы сможете сделать его таковым, если у него уже есть его собственная наднациональная идентификация члена исламской уммы, и он вряд ли нуждается или стремится заполучить другую?

Как в Европе, так и в исламском мире национальное государство – это отсутствующий сегодня термин. В Европе он понемногу исчезает; в большей части исламского мира он – мертворожденное дитя. Пост-колониальные арабские и мусульманские режимы не сумели создать сильную национальную идентификацию, что привело вначале, в 1950-х и 1960-х годах, к пан-арабизму, а затем к политическому пан-исламизму. По очевидным причинам национализм после Второй мировой войны обладал плохой репутацией. И все же национальное государство остается единственным политическим образованием, которое может устоять между хаосом враждующих между собой кланов, племен и сект, бывшим вечным бичом как арабов, так и народов в других регионах мира (например, районов Африки к югу от Сахары), и имперскими амбициями всеохватывающих структур, подобных исламу – который, в его джихадистской версии, видит каждого человека как либо мусульманина, либо того, кому предстоит им стать.

____________________

Израиль был создан как национальное государство как раз в тот период, когда национальные государства в Европе начали рассматривать, как устаревшие понятия. И именно по этой причине продолжающаяся релевантность национального государства в сегодняшнем мире должна стоять в центре любой серьезной интеллектуальной защиты Израиля. Если политическая государственность находится на грани устаревания (как любят утверждать интеллектуалы вроде Тони Джадта), то Израиль и в самом деле является дорогостоящей бесплодной попыткой (что они тоже говорят). Если же у национальной государственности еще есть жизненно-важная роль, то Израиль представляет собой нечто значительное.

«Новый дискурс», о котором говорит Ари Шавит, должен начинаться именно здесь. Это может показаться слишком абстрактным по сравнению с такими темами, как недавняя война в Ливане, пост-сионистские элиты, морально и финансово коррумпированные политики и недостаточно идеалистическая израильская публика; но национальная государственность – это тот рычаг, который необходим для перевода дискуссии на более высокий уровень.

Евреи – одна из самых древних наций мира. И поскольку нации являются источником постоянного раздражения для империй, имперские державы не любили евреев не меньше, чем их не любили другие народы, среди которых они жили. Они всегда боролись за право быть самими собой, либо в политическом плане в Римской империи, либо в духовном плане в религиозной империи католической церкви, или в социальном плане в национальных государствах Европы времен Просвещения и после. И эта борьба была борьбой, даже если евреи исторически не воспринимали ее такой, за право других народов быть самими собой тоже.

Национальное государство в настоящее время – единственное надежное средство сохранения наследства народа. Если бы израильские интеллектуалы задумались над этим, им бы меньше пришлось задерживать свое внимание на исключительности своей судьбы и больше на ее общности с судьбой других. Есть ирония в том факте, что сионизм, сначала в виду его связей с британским мандатом, а затем благодаря тесным отношениям между США и Израилем, стал регулярно отождествляться с западным империализмом, в то время как подлинными империалистическими силами на Ближнем Востоке были арабизм и ислам. Это они, начиная с арабского завоевания этого региона в 7 веке н.э., насаждали единообразие языка, культуры и религии повсюду, куда они добирались. В последние десятилетия они стремились обуздать курдов в Ираке и африканцев в южном Судане, подавить берберскую культуру в северной Африке, терзать коптов Египта и несторианцев Ирака – и уничтожить государство Израиль.

«Новый дискурс» среди израильских интеллектуалов может озаботиться взаимоотношениями Израиля с такими меньшинствами, как и с меньшинствами повсюду в мире. Он может поразмышлять над естественной близостью Израиля национальной борьбе всех малых народов, ряд которых – например, тибетцы – обладают культурой в той же мере уникальной и богатой, как и культура евреев. Во время своего визита в Израиль в начале этого года Далай Лама, при весьма вялом протесте публики или израильских интеллектуалов, встретил очень холодный прием со стороны израильского правительства, уступившего давлению китайцев, которые регулярно продают оружие врагам Израиля и оказывают им поддержку. Однако лидер тибетцев часто говорил о том, как тибетцы, в своей борьбе за культурное и религиозное выживание, вдохновлялись примером евреев. Есть большие основания сожалеть о том, что еврейское государство не видит в себе самом то, что сумел увидеть в нем Далай Лама.

Обращение Израиля со своими собственными мусульманскими и христианскими меньшинствами вряд ли можно назвать образцовым. (Я не говорю о палестинцах, чья трагедия была в большой степени делом их рук). В этом смысле, хотя неудача обеих в интеграции своих меньшинств имеет свои собственные причины, Израиль и Европа стоят перед схожими этническими проблемами и будут обязаны найти схожие ответы на них. На самом деле, в сегодняшнем мире можно найти много стран, в которых существуют враждующие между собой этнические и религиозные группы, горячие территориальные споры и застарелые натянутые отношения со своими соседями. Для многих из них состояние «фундаментальной ненормальности» является нормой.

А насколько «нормально» обстоят сегодня дела в других странах мира? У путешественников, пытавшихся вылететь этим летом из британских аэропортов, были все основания предпочесть вылетать из Тель-Авива; две трети американцев, участвовавших в этом году в опросах, заявили, что они считают крупное террористическое нападении на Соединенные Штаты неизбежным. Поводы для беспокойства есть не только у израильтян.

Конечно, Израиль все же стоит особняком. Этим летом четыре тысячи ракет не упали ни на одну другую страну. Угроза существованию Израиля несравнима с угрозой существованию любой другой страны. Но его интеллектуалы, виновные в своем высокомерии, могли бы перестать созерцать несчастья своей собственной страны на достаточно долгое время, чтобы понять и взять себе на заметку, что многие из этих несчастий являются также частью современных обстоятельств человеческого бытия. Есть определенное ощущение цели, проистекающее из того, что ты – часть мира, которое вовсе не обязательно меньше того же ощущения, порожденного своим уникальным, ни на кого не похожим положением.

____________________

Национальное обновление не может быть просто спроектировано и изготовлено. «Этика», «правда», «скромность», «сущность» и «вера», перечисленные в «списке покупок» Ари Шавита, не являются товаром, который можно приобрести в магазине. Страны часто меняются к лучшему и к худшему одновременно. Однако, многим израильтянам не удается понять, что не так уж мало событий, вызывающих сегодня у них чувство неловкости, на самом деле являются признаком изменения к лучшему. Если бы более высокие стандарты поведения, которые применяются к сегодняшним израильским политикам, были бы в ходу в прошлом, не так уж мало прежних израильских героев войны и ведущих членов кабинета министров оказались бы в тюрьме за сексуальные правонарушения, финансовые злоупотребления, археологическое мародерство и другие преступления. Эта страна никогда не была настолько добродетельна тогда, чтобы считаться настолько греховной сегодня. Этим летом армию, действовавшую в Ливане, обвиняли сначала в неподготовленности, а потом в излишней осторожности и чрезмерной заботе о жизни и здоровье своих солдат. Но она была точно так же не готова и точно так же осторожна и медлительна в 1973 году, когда Ариэль Шарон проигнорировал приказ и блестяще форсировал Суэцкий канал со своими войсками, пробив брешь между Второй и Третьей египетскими армиями. Если бы его маневр окончился неудачей, его бы пригвоздили к позорному столбу за нарушение субординации и опрометчивость.

Израилю, после Ливана, несомненно, придется пересмотреть свои приоритеты. Но в нем уже содержится «частица Спарты», которую хотел бы видеть в Израиле Шавит, и сегодня не ясно, сколько ему еще понадобится этих частиц, если понадобится вообще. Больше денег для армии, чтобы «восстановить мощь» Израиля, и больше денег для социальных программ, чтобы продемонстрировать «чувство ответственности» Израиля, будет означать также больше налогов, но израильтяне, и особенно их средний класс, и так уже обложены налогами и обременены ответственностью. Израиль принадлежит миру и в экономическом смысле, и он понял в течение последних лет, что правительства, которые как можно меньше мешают гражданам проявлять свои способности в выстраивании своей жизни и в движении вперед, оказываются во главе самых богатых народов. Эхуда Ольмерта высмеивали за сделанное им перед войной заявление, что он намерен сделать из Израиля «место, жить в котором – одно удовольствие». Само по себе это не так уж и плохо, и израильтяне, как и все другие, были бы более готовы умереть за страну, которую они любят, чем за страну, которую они не любят и из которой могут, в наш век глобальной мобильности, уехать. Сделайте Израиль местом, более приятным для жизни, и «этика», «правда» и все остальное будут иметь больше шансов появиться в соответствии с естественным ходом вещей.

Наконец, война с Хизбаллой создала для Израиля новую благоприятную возможность действовать в согласии с другими крупными государствами, кроме Соединенных Штатов. Первая проверка такого сотрудничества будет осуществлена в самом Ливане, где нам должны продемонстрировать, насколько новый UNIFIL окажется способным реализовать свой мандат. Европа должна отнестись к этой задаче со всей серьезностью, если она хочет завоевать доверие Израиля, чего ей раньше никогда не удавалось; но если такое доверие будет завоевано, европейские силы смогут, вероятно, начать играть на Западном берегу определенную роль. А Израиль, со своей стороны, должен будет завоевать доверие Европы. При отсутствии каких-либо существенных переговоров с палестинцами самой грубой ошибкой, которую может сделать в ближайшие годы правое правительство, было бы разрешение на возобновление роста еврейских поселений за пределами барьера безопасности, что может привести к тому, что Израиль и палестинцы будут обречены на бесповоротное состояние полного горечи и насилия сосуществования.

Пост-пост-сионизм, если можно назвать так «новый дискурс» Ари Шавита, может повернуть вспять свойственное пост-сионизму разочарование в сионизме и увидеть в нем то, чем он является: кульминационный момент в истории евреев, которым можно будет гордиться и без которого будущее евреев потеряет всякий интерес. Он может создать ситуацию, при которой еврейская государственность со всем, что она подразумевает – воля малого народа к жизни, его стремление передать свое наследие, его желание сохранить институт семьи и воспитания детей, столь необходимый для такого предприятия – будет обладать смыслом не только для евреев. И он может – как хочется надеяться – остаться верным стремлению сионизма позволить евреям почувствовать себя в мире как дома. Когда сказано и сделано все, нет причин евреям быть более ненормальными, чем все остальные.

Перевод с английского Эдуарда Маркова, МАОФ

Гилель Галкин живет в Израиле и ведет колонки в газетах «Нью-Йорк Сан» и «Джерузалем Пост»

Опубликовано в журнале «Комментари» 08.2006

Другие статьи о целях сионизма и идеологии в Израиле

Война "размежевания" (Вторая ливанская) 2006 и ее последствия