Давид Гиллель

Старая хасидская притча на современный лад

Автор посвящает эту статью, с благодарностью и глубочайшим уважением, прекрасным людям из организации "Хонейну", организации, оказывающей юридическую помощь людям, пострадавшим в ходе протеста против выселения евреев из Гуш-Катифа и Северной Самарии.

Мойшеле был простым евреем. Он жил со своей большой семьей в деревянном сарайчике, стоящем на холме Таршим – в месте, где предки наших отцов жили две тысячи лет назад. Изо дня в день Мойшеле вставал поутру, прославлял Всевышнего за то, что Он дал ему счастье жить в этом мире, счастье ходить по Святой Земле, и приступал к своему повседневному труду. Мойшеле был меламедом – преподавателем Торы в ближайшей школе.

Однако была у Мойшеле одна навязчивая идея, которая наполняла собой всю его жизнь и требовала от него всех его сил: Земля Израиля. Не было ни одной демонстрации, которую бы он пропустил, ни одной петиции, под которой он не собрал бы десятки подписей, ни одна акция по заселению Святой Земли не обошлась без его активного участия.

И чем больше выказывал он свою любовь к Святой Земле и свою верность ей, тем больше препятствий и преград чинили ему на пути. Следственные задержания, вызовы в суд, ночные посещения полиции, аресты, освобождения под ограничительные условия, задержания, бесконечные суды, враждебные статьи… Чего только не говорили о Мойшеле: например, то, что его земля, Земля Израиля, принадлежит на самом деле не ему, а какому-то наспех придуманному народу; что демонстрации, которые он устраивал, незаконные; что у него нужно отобрать разрешение на ношение оружия; что он мало улыбается своим соседям, которые непрерывно нападают на занятую им высоту; что он слишком громко кричит на демонстрациях с двух до четырех, когда маленькие дети спят; и так далее, и так далее. И тем не менее, чем больше препятствий было на его пути, тем больше крепился Мойшеле, тем больше сил находил в себе противостоять своим противникам. Он снова и снова организовывал демонстрации, заполнял площади протестующими людьми, а когда он понял, что все равно его призывов никто не слышит, он решил действовать более чувствительно для тех, кому заложило уши: он перекрыл им шоссе!

И тут что только против него ни поднялось! Все обвинители и очернители стали соревноваться между собой, кто выльет на него больше грязи, кто обвинит его в более страшных преступлениях, кто найдет для него более тяжелое наказание. Почтальоны с утра до вечера стучались в дверь его сарайчика, сваливая с плеч на порог тяжелые мешки с официальными письмами и судебными материалами.

Мойшеле почувствовал, что силы оставляют его. Он больше не может. С тяжестью на сердце он поехал в город, к своему раввину.

Мойшеле вошел в дом рабби и со слезами на глазах рассказал ему обо всем, что с ним происходит: сколько сил он тратит на борьбу за Землю Израиля, и как над ним издеваются. "Я провожу полдня в суде, а вторую половину дня занимаюсь организацией очередной демонстрации. И это еще в том случае, если я не под арестом. Сколько это может продолжаться?" Рабби смотрел на него добрыми глазами и внимательно слушал. И тут Мойшеле с трепетом задал терзающий его вопрос: "Может быть… Может быть, мне нужно отступиться? Может, будет лучше, если лично я на данный момент займусь своими семейными делами, а заботу о Земле Израиля оставлю другим?" И Мойшеле залился слезами. Рабби не ответил ни слова, только смотрел и смотрел на Мойшеле, сидящего напротив, и Мойшеле – заснул.

Во сне Мойшеле увидел себя ведомым за руки несколькими ангелами. "Где я?" – спросил он, и ему ответили: "На Страшном суде. Сейчас тебя будут судить". Он увидел огромные весы. Их чаши были пусты, и весы были уравновешены. Издалека послышался шум. Приблизились черные повозки, и ангелы в черных одеяниях стали разгружать эти повозки, перекладывая их содержимое на одну из чаш весов. Мешок за мешком сыпались на весы грехи Мойшеле – забытые обещания, ошибки и преднамеренные грехи. Злоязычие, дурные желания. Десятки повозок, переполненных грехами и вызывающих боль стыда. Мойшеле не знал, куда девать глаза. Он понимал, что рано или поздно это наступит, но не думал, что это будет так тяжело…

С другой стороны тем временем подъехали две белые повозки. Мойшеле преисполнился надеждой – это его заслуги, "мицвот", которые он успел выполнить за время жизни. Проворные белые ангелы разгрузили повозки на правую чашу весов. Вдали показалась еще одна повозка, она подъехала, была разгружена – и все.

Левая чаша весов перевесила. Много заповедей выполнил Мойшеле за свою жизнь, но грехи, ой, грехи… Сердце Мойшеле готово было разорваться от горя. "Это все? – спросил он, - вы ничего не забыли?"

"Все! – ответил обвинитель, - суд над тобой закончен!"

Но тут вскочил ангел-защитник и сказал: "Подождите! Подъезжают еще повозки!"

И тут подъехали еще повозки, белые, как снег, доверху загруженные мешками, ящиками, коробками… Мойшеле показалось, что он где-то видел эти мешки. Повозки приблизились, и ангелы начали выгружать их содержимое на правую чашу весов. Мойшеле сразу понял, что это: вот стопка ордеров на арест, вот мешок вызовов в суд, вот тридцать восемь папок заведенных на него дел за период с 1991 по 2001 год, а вот – даже это вспомнили? – ящик кандалов, наручников и цепочек для сковывания ног. Вот целая повозка, заполненная гадкими тюремными одеялами и матрасами – не всегда Мойшеле вспоминал, что нужно взять с собой простыню. Десятки, десятки повозок, и чаша весов постепенно заполняется, постепенно опускается… К правой чаше подошел чистенький белый ангелочек, держа в руке маленький прямоугольный предмет с металлической головкой, и вставил этот предмет в специальное отверстие на правой чаше весов. "Это компакт-диск" – прошептал Мойшеле ангел, стоящий рядом с ним. – "С тех пор, как судебные инстанции компьютеризировались, мы взвешиваем и эти материалы. Каждый килобайт дела уравновешивает килограмм грехов". Чаша все наполнялась. Судебные решения, приговоры, апелляции, повторные апелляции, ограничительные требования прокуратуры, обоснования судебных решений, подписки о невыезде, ордеры на разрушение дома, ордеры на прекращение строительства, бланки освобождения под залог, бланки освобождения на поруки, бланки просто освобождений…

И вот подъехала еще одна повозка, заполненная газетами. Газеты, и еще газеты… Мойшеле никогда их не любил, но сейчас все эти газеты положили на чашу заслуг. Интервью, где его выставляли в дурацком свете, гневные пасквили, издевательства, ложь, ненависть… Вперемешку с газетами в куче лежали видеокассеты, магнитофонные бобины. Мойшеле догадывался, что в них. Было несколько телепрограмм и радиоканалов, которые очень интересовались его личностью. Он давно перестал смотреть и слушать эти программы, но на небесах прослушивается все…

Ангелы закончили разгружать последнюю повозку, а Мойшеле с волнением следил за правой чашей весов. Она вот-вот должна была перевесить чашу грехов…

Ангелы закончили свою работу.

Чаши весов были точно уравновешены. Он не попадет в ад, но и в рай не попадет.

Мойшеле смотрел и не верил своим глазам. Он еще и еще раз заглядывал в повозки, может, ангелы забыли что-то на дне? Он шарил по всем углам – может, найдется еще один малюсенький наручник? Может, повязка с раны, полученной при избиении полицейскими? Или какой-нибудь очернительный материал, который распространялся против него?

Однако больше ничего не было.

И тут Мойшеле, весь дрожа, громко сказал: "Подождите! Не может быть! Должен быть еще какой-нибудь ордер на арест, или приглашение в суд. Достаньте мне еще один. Мне нужен еще один! Еще хотя бы один! Ну пожалуйста… Еще один и все!"

Очнувшись, Мойшеле обнаружил свою дрожащую руку в руке рава. Мойшеле, с еще не высохшими слезами на глазах, посмотрел на рава и улыбнулся.

Не было необходимости в словах.

15.06.2005

Перевод Ш. Бродской

Другие статьи о плане Шарона выселения Гуш Катифа