Исраэль Эльдад

Искусство видения в Элладе и слышания в Израиле

(Перевел с иврита Арье Вудка)

Что было сотворено первым? Свет. Ничто другое не существовало. А если и было нечто, именуемое хаосом, оно не было видно, поскольку пребывало во тьме, которая тоже, вне сомнения, была абсолютной, как ничто, как хаос. До появления света. Но как же возник свет? Сказано: словом. И сказал Б-г: да будет свет. Это означает, во-первых: голос предшествует видению, даже если все еще не было уха внемлющего и ока зрящего. Во-вторых: слово не является материалом по отношению к свету, и в этом весь смысл сотворения словом из ничего.

В этом основа мировоззрения Писания,а от Писания - всего иудаизма, и тут неважно, кто кого формировал. Для рассматриваемого нами здесь вопроса решающей является первоначальность голосового фактора, его предшествование по отношению к фактору зрительному. Разумеется, Писание подчеркивает - и, очевидно,неспроста, - "ухо слышащее и око видящее - Б-г создал оба" (Притчи, 20), однако не только порядок перечисления органов в этом стихе доказывает степень их важности, но и все Писание, включая исконное значение самого этого понятия ( микра ), означающего не чтение глазом, а чтение голосом. Это название говорит нам жизненно важную вещь: слушай. И даже использование выражений типа "смотри, Я дал вам" - является лишь метафорическим языком.

В центральном и кульминационном событии дарования Торы, о котором сказано языком, выше которого нет для ощущения мощи момента - евреи видят голоса - видения не более чем сопровождающее явление, "фон" в современном выражении, а главное заключено в словах, звучащих из видений, в словах высказываемых, но невидимых. И так от сотворения мира словом - через 10 заповедей - до центрального значения молитвы "Шма Исраэль" («Слушай, Израиль») - находит выражение преимущество голоса и слуха над всеми другими чувствами. Нет сомнения, что это вытекает из основ веры в единого Б-га, скрытого, трансцендентного, поскольку в противоложность чувству зрения, связанному всегда с видимыми предметами, то есть ощущаемыми и более близкими к чувству осязания, даже если не всегда возможно их осязать, чувство слуха и речевые действия воспринимаются человеком, как происходящие из неощущаемого источника, во всяком случае не поддающегося осязанию, то есть более отдаленного от материального, то есть более духовного. Поэтому мир сотворен словом, точнее, первое "есть", которое свет, сотворено словом; и, кстати, исходя из лучших и новейших научных теорий, трудно определить свет в качестве подлинной материи, даже если речь идет о мельчайших частицах. Свет является чем-то энергетическим, праматериальным, и отсюда: как великолепно начало рассказа о творении именно этим "да будет свет". Поэтому не случайно мировоззрение языческого мира, и в особенности греческое, о котором идет речь в данной статье, более связано со зрительным чувством, чем со слуховым, ведь сами идолы являются видимыми, хотя и связанными с силой воображения предметами, и все они являются трансполяцией ощущаемого мира или образами, стоящими за воплощенным. Еврей тоже верил в Б-жественную личность, однако, она у него - одна-единственная, лишенная образа, и у нее остается только один способ коммуникации с человеком, наиболее духовный: голосовой. "Голос речи вы слышите, а картину вы не видите, только голос" («Второзаконие», 4), и переход от этого духовного и абсолютного к ощущаемому миру - это осуществление того первослова. Слово, слово творит: да будет свет, И в отношении Адама, - каково его первое развитое чувство? Слух, потому что Б-г обращается к нему. И каково первое действие, которое он совершает? Называет имена. А также Шем (Сим, на иврите означает "имя"- прим. переводчика) сын Ноаха, один из праотцев Авраама Еврея, конечно же, несет в себе намек на эту существенность слова, названия, имени, и только первая женщина одна прокладывает путь развитию зрительного чувства, видению красивого и прелестного - "вожделение для глаз". Теперь давайте посмотрим (или давайте послушаем?) эту чудесную сущность фундаментального рассказа Книги Бытия, рассказа о райском саде. Окрылись глаза Адама и Евы, то есть не то чтобы они изначально были слепыми, ведь Ева уже видела внешнюю красоту того дерева, однако теперь зрение вознеслось до уровня важности, не уступающего слуху, а в грехопадении они даже нарушили повеление своего внутреннего чувства, чувства слуха; после этого говорится таким языком:

"И услышали они голос Г-спода Б-га, идущий по саду среди веяния дня, и спрятался Адам и его жена от Г-спода внутри дерева сада". Голос Б-гa, идущий по саду - если хотите, в этом все Писание, в этом весь иудаизм. Не то чтобы не существовало чувственного мира, и не просто материального мира, но именно сада, который воистину прекрасен, настоящий рай, но нельзя тебе, человек, забывать, что голос Б-га идет по нему. То есть за всем этим, за ощущаемым, за всей внешней красотой - дух, который за пределами материального (в дополнение пояснению отентного имени - Шем - символизирующего дарование имен, голосовую основу, необходимо упомянуть имя Иври - еврей, означающее это самое "вне", "за пределами" - дух, Б-жественное присутствие, которое переходит пределы мира). Возможно, Адам (не без Евы) пытается убежать от этого трансцендента, от этого голоса, спрятаться внутри дерева, то есть внутри самой естественной жизни, насладить мирские чувства, зрение, обоняние, вкус, только чтобы не слышать, потому что слышание обязывает подчиняться той дисциплине, которую он отвергает, которую он нарушил и нарушает, и тут не играет роли, откуда раздается этот нематериальный голос, из каких глубин, или из какого "транса", из какого "запредела". Давайте сформулируем: сущность Эллады - это "есть" из видимого ( миайн ). Сущность Иудеи - "есть" из ничего (меэйн). Мы не собираемся вести здесь теологическую дискуссию о метафизической или физической истине. Речь здесь идет о сущности культур.

Культурная суть иудейства - это голос Б-га, идущий по всемирному саду, по саду Писания, по саду нашей души. Более того, все мироздание, все Писание, наша душа, вся наша история - это ничто иное как игра или борьба между Голосом и прятками от него. Широкой известностью пользуется эпическая сила описания классической греческой литературы. И из того же источника проистекает сила пластического искусства: обе они коренятся в чудесно развитом зрительном чувстве. И любовь к описанию, и формирование картин связаны, разумеется, с тем же душевным покоем наблюдателя и автора, почти безразличного к проходящему времени. И что за важность во времени! Отсюда детализированные описание, отсюда отсутствие поспешности в сюжете, и имеют место длинные отступления, потому что мир - это вечность, вытекающая из бесконечности, и существующая в бесконечности. Он не пришел из направленного начала и не идет к какому-то осмысленному концу, - в противоположность иудаизму, пришедшему из "Вначале сотворил" и идущему к концу дней, когда завершение дела замышлено изначально, как волевой направленный процесс или - желательно-направленный, -отсюда пространство в качестве решающего измерения в эллинском мире, отсюда и изображение, и детализация. И отсюда же материалистический эпос и ваяние как образцы пространственного искусства, и даже вечные, а значит внеисторические идеи, характерные для Эллады, отсюда нехватка перспективы и дефицит глубины. Не нужно закрывать глаза с целью внутреннего осмысления, для сосредоточения слуха. Можно сосредоточить взгляд на мельчайших частностях, но можно и скоситься в сторону. А с помощью ушей такое невозможно. Нельзя "покоситься" слухом, невозможно слушать каждым ухом что-то другое. Глаза, или каждый из них, могут останавливаться сами по себе. У глаз гораздо больше автономии и произвола, чем у ушей. Последние более дисциплинированы, подобно тому, как время дисциплинированнее и направленнее пространства, во всяком случае, в их явном выражении. Поэтому существует пускание пыли в глаза, но не в уши...

Вот что говорит Эрих Авербух в своей монументальной книге литературной критики "Мимезис", в первой ее части, сопоставляя Гомера и Писание:

"Проникновенный взгляд в Писание учит, что можно пользоваться словом с большей широтой и глубиной. Оказывается, что даже отдельная личность поддается описанию с глубинной подкладкой. Таков всегда Б-г в Писании, поскольку он, в отличие от Зевса, неуловим в своем присутствии, и его видимое проявление - лишь надводная часть, а самой всегда пребывает в глубинах. Но даже и люди в Писании обладают "внутренним 6агажом" больше, чем герои Гомера. Глубины, времени, судьбы и сознания у них даже больше, чем у богов Гомера, появляющихся в его произведениях на короткое время. В большинстве случаев он рассказывает, как они появились и исчезли, в то время как в Писании появляется Б-г без образа (и, тем не менее, он "появляется") из сокровенною места, и только его голос слышен... У Гомера все исчерпывается радостью чувственного бытия; некоторые пытались уловить символику в повествованиях Гомера, но их сети остались пустыми. В Писании есть требование исторической правды, несмотря на скудость чувственного описания. В сюжете Писания всегда намекается на запредельное... ".

Эти различия не означают полярности. Не то чтобы культура Эллады была исключительно культурой глаза и эстетики, без культуры уха и этики, и не то чтобы иудейская культура исчерпывалась ухом без чувства прекрасного в природе, формой без эстетики. Разумеется, термин "чуждое служение" (авода зара) имеет место у нас, и не существовал в Элладе (хотя Сократ был казнен по обвинению в "ереси" в демократической и терпимой Элладе, а не в ревнительной Иудее), но это просто обязывается направленностью голосовой культуры, историчностью ее подхода. У того, кто не усматривает (а греки обычно не усматривали) смысла в историческом процессе, нет стимула бороться с его извращениями. Время по природе односторонне. Но не место. То, во что ты всматривался минуту назад, доступно твоему взгляду снова и снова. Слышимое - односторонне, ты не можешь вернуться и услышать еще раз то, что слышал минуту назад (ведь тут говорится о домагнитофонной эпохе, когда живая речь была единственным источником). Отсюда то чувство ответственности за каждый поступок и тот гнев против бездельников в мире Писания, мире времени, а не пространства. 0тсюда и сжатость Писания и потому каждое его слово -скала, поэтому все в нем - избранное из избранного, высшее. Сколько десятков Илиад и Одиссей были бы написаны греческим поэтом о том, что сконцентрировано в сжатом виде в Торе, в книгах Иеошуа бен Нуна и судей? И это не та сжатость, в которой сокращение обедняет содержание, это сжатость возвышенного, каждое слово, не только в поэзии, но и в прозе - таит в себе сокровища, прииски. Это своего рода интенсивная словесность в противоположность экстенсивной гомеровской. В чем смысл? В том, что есть смысл, что события обладают значимостью. Голос Б-га идет не только по саду, но и по полям войны, и вообще истории. По греческим сражениям также носятся боги, но это игра, и не более того. Эти на стороне тех, те на стороне этих. Даже их высший бог Зевс иногда бессилен. Подобно красивой женщине, лишенной вкуса, это прекрасная эпопея, лишенная смысла, из которой ничто не следует. И даже когда ухо наслаждается гекзаметром, это лишь формально - эстетическое удовольствие. Изначально Писание и любое иудейское творчество не предназначены услаждать. В конечном счете, походя, они услаждают и своей формой, но никогда содержание не является второстепенным по отношению к форме, оно подобно золотым яблокам в серебряных украшениях, а не наоборот. Была также служба в Иерусалимском Храме, и церемония, и "вид священника", но вся эта процедура сфокусирована на тот возвышенный момент провозглашения Имени Б-жьего из уст первосвященника, и тогда весь народ преклонял колени и кланялся. Если же картины службы становилась главным, появлялись пророки и провозглашали "Слово Б-га", или приходили Маккавеи и вели "войны Б-жьи".

Молитва в противовес сцене, спектаклю и театру. Недаром искусство театра развилось в Греции, а не в Иудее. Существуют и глубокие функциональные причины того, что трагическое восприятие Эллады, невозможное в Иудее, коренится в различиях между круговым мировоззрением, соответствующим пространству и периодичному календарю звездного круговорота, - и между линейным восприятием, соответствующим Творцу мироздания, действующему по сознательному желанию, и человеку, сотворенному по его подобию. Но даже в первом слое понятен смысл: театр - это видение и видимость, перевоплощение в кого-то. Пророчество отвергает всякое перевоплощение (высмеивание пряток Адама и Евы от Голоса), пусть даже самое красивое; пророчество обнажает. Эллада окаменяет. Иудея приводит в движение: Исайя против Фидия. Иерихон рушится от голоса шофара, падение Трои происходит с помощью вытесанного деревянного коня. Поэтому ты можешь даже преклонить колено перед великолепным Аполлоном и провозгласить: калос, калос, калос (прекрасный, прекрасный, прекрасный), но перед сокровенным Б-гом, не имеющим образа, взывающим к тебе с вершины лестницы ценностей и достигающим глубин твоей души, ты провозглашаешь: свят, свят, свят. Эллада также мать диалектики: таковы горизонтальные беседы и диспуты. Существует глазное яблоко, способное вращаться туда и сюда. Ухо не вращаемо. Ухо слышит голос из невидимой глубины души, из неизмеримой выси Б-га. Это вертикальное восприятие, начиная с тог самого "да будет свет" через "Я Б-г твой" (из десяти заловелей) и до "Слушай, Израиль" и молитв - снизу вверх. С одной стороны - спектакль и диалектика. С другой - пророчество и молитва. Горизонтальность против вертикальности. И в горизонтальном разрезе есть Б-г, однако, он не повелевает и не испытывает. И на лестнице есть ступеньки, на которых ты останавливаешься и видишь вокруг себя красоту и слышишь или воспроизводишь мелодию, однако ты помнишь, что поднимаешься по лестнице, с которой можно упасть. Не то, чтобы вообще запрещено было сказать: "как приятно это дерево", "как красиво это поле". Только если ты прерываешь из-за этого свое учение, ты можешь поплатиться жизнью, упасть со своей лестницы. Это квалифицируется как "чужое служение". Если звучит голос Б-га, не страшно даже в саду статуй. Без этого голоса любой сад безнадежен. Красивое подходят Яфету (в иврите это подобные слова). Для нас оно не годится. Закон искусства Иудеи и Израиля. Человек может легко изменить свой внешний облик: женщина в ореоле красок, мужчина, отрастивший или сбривший бороду, оба они в переменах одежд: от фиговых листков до фрака и униформы. Человек не может изменить свой голос. Есть мода на одежду, нет моды на голос. Голос исходит из души.

Наш праотец Иаков тому доказательство. Если необходимо, можно и нужно превратить руки в Исавовы. Но голос остается всегда голосом Иакова. И так обретают благословение, благословение и от земли, и от росы небесной.

(Исраэль Эльдад - философ и публицист, участник и идеолог боевого еврейского подполья, изгнавшего англичан из Эрец Исраэль.)

Исраэль Эльдад Открытое письмо раввину Меиру Кахане

Hosting by