|
Майя Каганская Покров над бездной
О книге «Покрывало Моисея. Еврейская тема в эпоху
романтизма»
Каюсь: будущее
меня мало занимает, я равнодушна к потомкам. Достоверно о будущем я знаю только
то, что это время в котором меня не будет. А в остальном, - так грамматическая
утопия, пустота, без видная и бесформенная, ворох неисписанной бумаги, чистый
диск.
Зато с прошлым
работать одно удовольствие, особенно для филолога, ибо прошлое – это нарратив,
прочно сбитый текст со своей завязкой, кульминацией и развязкой. Если, конечно,
смотреть с конца. А это проще простого: ведь будущее прошлого – это наше
настоящее.
Поэтому предки
несравненно интересней потомков: я знаю, из какой исторической глины они
слеплены, я могу воссоздать их образ жизни, повадки, облик, ментальность.
Разумеется, речь идет
не о предках вообще, но моих собственных и впридачу, - едва ли не двух третей
современного мирового еврейства.
Я избегаю
генетической мистики, в особенности же не верю в передачу наследственности на
большие расстояния, километражем эдак в пару тысячелетий. Конечно, приятно
чувствовать себя потомком царя Давида, Маккавеев или хотя бы достойных судей,
судящих да радящих по закону и понятиям о справедливости прямо под первобытным
израильским небом, в тени олив и сикомор, в окружении благоговейной толпы
соплеменников и запахов мяты и душицы.
Только ведь и это –
утопия, сионистская утопия…
Вот я и вижу своего
прямого и не такого уж далекого предка на фоне насквозь промокшего пейзажа с
тусклым небом, хлюпающей землей и заплаканными деревьями…
В лапсердаке,
видавшем виды, шапке из вылезшего меха, с испуганной спиной и лотком в
окоченевших руках. Он не оживляет этот угрюмый ландшафт, - скорей растворяется
в нем.
Тем не менее, - и я
это ясно различаю, - он в приподнятом настроении: ведь он успевает вернуться в
родной дом к пятнице. Еще немножко, еще чуть-чуть, один-два перелеска,
неглубокое болотце, и он – у себя: над оврагом пригорюнилось местечко под
каким-нибудь неблагозвучным названием, «Жабы», например…(Родина семейства
Жаботинских). Да отчего же все так печально?, - спросите вы. Неужто, порывшись
в веках, нельзя найти картинку поотрадней? Ну, уж нет: мой предок потому и мой,
что мы с ним ягодки одного поля – русского…
Мы с ним оказались
здесь недавно, в качестве непрошенного довеска к расчлененному на три части
благородному телу Польши после ее первого раздела.
В этих понурых широтах рассветные
сумерки русского еврейства неотличимы от вечерних.
Об их изначально
невыносимом положении написаны десятки и десятки сотен книг: демография,
экономические условия, преследования, притеснения, ограничения, наветы, погромы
– и т.д., и т.п.
Какую-то малость из
этого моря скорби я в свое время выловила, и – остановилась: … как ни у одного
другого народа, существование евреев само по себе, в себе и для себя так
разительно не отличается от его отражения в восприятии окружающего мира. Тут,
воистину, вопреки всем законам оптики, угол падения равен углу искажения.
Но почему, зачем, во
имя чего искажается, дробится, плющится поставленный перед зеркалом образ? –
Вот в чем вопрос.
И я, наконец,
получила ответ. Нет, я не рылась ни в библиотеках, ни в каталогах, ни в книжных
развалах и не шлялась по интернету в поисках подходящих сайтов.
Вместо всего
этого я прочитала только одну книгу: «Покрывало Моисея. Еврейская тема в эпоху
романтизма».
… 22-го июня
1812-го года Наполеон перейдет русскую границу в районе польской реки Неман и
вторгнется в безнадежные пространства скифской империи.
(Ровнехонько
через 129 лет, месяц в месяц, день в день, ту же русско-польскую границу
перейдут войска рейха. Тут бы и заделаться мистиком, кабы не сознательно
«процитировав» Наполеона, Гитлер бросил вызов судьбе: дескать, вошел я так же,
но уйду – иначе.
Однако,
Россия под псевдонимом «Советский Союз», выиграет и эту, 2-ую после Наполеона,
Великую отечественную войну).
Итак:
22-го июня 1812-го года Наполеон еще ничего не знает не только о своем грядущем
поражении, но и о том, что в ближайшие два века ему предстоит вести двойное
существование: одно – на страницах истории, другое – на страницах романа «Война
и мир», где он тоже проиграет, но уже не русскому оружию, а русскому перу: ему,
герою Аустерлица, покорителю европейских столиц и египетских пирамид,
гражданскому устроителю пост-феодальной Европы («кодекс Наполеона»), любимцу
Байрона и Гете, - упрямый русский граф откажет в праве даже на самое скромное
величие. Он сведет его к толстым ляжкам и куриной слепоте в отношении «движущих
законов истории», как выражались марксистские классики.
Такое же
двойное существование в эту эпоху ведут сыны Израиля, только прямо
противоположное наполеоновскому: в реальности – убогое и забитое на задворках
русской истории, и – исполненное блеска и величия в зеркале русской славы.
Здесь
поражение Наполеона уподобляется падению Вавилона и торжеству Израиля,
кратковременный перевес врага – захват и разрушение святого города, в каковой
чин возведена приравненная Иерусалиму Москва, сменяется чудодейственным
освобождением в духе Маккавеев…
И это- официальный язык
государства: манифесты, обращения, реляции. Но он же – язык поэзии.
М. Вайскопф
рассказывает – Поэт С. Глинка, к примеру, вполне второразрядный, если не ниже,
но плодовитый и популярный (ведь Пушкину в это время всего 13 лет! «сочиняет по
случаю изгнания Наполеона «Благодарственную песнь Богу, избавителю России», с
библейским эпиграфом: «Господь Сил с нами, Бог Иаковль». Если, - замечает
Вайскопф, - образ Иакова, т.е. Израиля, торжественно перенесен на Россию,
ставшую богоизбранным народом, то и библейский Вседержитель представлен в
качестве ее национального Божества».
Да что там
бюрократическое или даже поэтическое вдохновение!
Гимн русской
монархии, т.е. как бы семейный гимн династии, который с 1856-го по 1917-ый год
вызванивали колокола и часы на Спасской башне, начинался словами Хераскона на
музыку Бортнянского: «Коль славен наш Господь в Сионе!»
Остановимся,
всмотримся, задумаемся: не пройдет и ста лет, как Сион, располагавшийся на той
же мифологической широте, что и Олимп, образует название и цель
национально-политического движения евреев… А на его пропаганду, семантику и
риторику как раз пойдет ветхозаветная образность, сюжеты, героика…
Та самая героика,
которая сейчас, за заре
XIX-го века, используется для
самосознания, самоописания, короче – «презентации» одного из самых
антисемитских государств «старой Европы». Переплюнет Россию только нацистская
Германия.
А что в ту пору
евреи?...
…Я с детства люблю Наполеона и
никогда этой любви не изменяла. А потому с удивлением и с еще большим
неудовольствием узнаю от Вайскопфа, что «евреи оказывают русской армии
самоотверженную помощь…, в частности, снабжая ее разведывательной информацией»…
Тьфу! Гадость какая.
И не только гадость, но глупость
и неблагодарность: ведь еще в 1791-ом году «Конституционное собрание даровало
права гражданства всем евреям, поселившимся на французской земле, и
присоединило их к гражданам государства».
Наполеон погубитель,
но и наследник Революции, пошел еще дальше и вышел в провозвестники сионизма:
он предлагает евреям возвращение на историческую Родину, в Палестину, и обещает
свое покровительство.
Но: евреи и бровью не повели, и
глазом не моргнули, словно им уши заложило…
Может, сверившись с
каббалой, они предвидят «дело Дрейфуса» или вычислили победу русского
императора над французским, и предпочитают, в целях самосохранения, примкнуть к
победителю? Но – нет: истинная причина, я думаю, не то, чтобы проще, но
исторически конкретней, можно и без каббалы обойтись: суверенную
государственность Наполеон обещает не только евреям, но и полякам.
А что такое поляк,
даже не суверенный, в пылу патриотической страсти, евреи успели крепко усвоить
на собственных шкурах за несколько веков недобрососедского ????стр9 когда «со»
- а когда и «не» – существования. Польские романтики объявили Польшу «мессией,
распамятым среди народов». Очень трогательно евреев бы спросили. Так ведь никто
не спрашивал.
Вообще, еврейской
судьбе сопутствует какая-то изобретательная и злая ирония: почти любое
историческое событие (явление, лицо), которое кажет миру благородные черты
доктора Джекиля, оборачивается к евреям босховской харей мистера Хайда.
Поразительный пример
приводит Вайскопф, - только из его книги узнала: все тот же 1812-ый год. По
нему лихо скачет девица-кавалерист Надежда Дурова, единственная героиня среди
множества героев той Великой войны. Правда, она какой-то ускользающей половой
принадлежности, так ведь это когда-то смущало, а теперь воодушевляет…
Образ кавалерственной
девицы в конце 40-ых годов прошлого, т.е. ХХ-го века, сильно освежил и подновил
драматург А.Гладков в своей героической комедии «Давным-давно», кстати, весьма
одобренной Пастернаком.
По ее мотивам, уже
почти что при конце советской цивилизации, сняли фильм – «хит» Гусарская
баллада», сделавший мамзель Дурову всенародной милашкой. Оказывается, эта
девица, приятная во всех отношениях, оставила свой подкованный след и в
художественной литературе – написала абсолютно несусветный антисемитский роман
«Гудишки», «где изображен страшный конюх Горило-Рогач, он же Веймир – язычник и
одновременно «проклятый кабалистик», который сатанинское умение укрощать
бешеных лошадей довел до совершенства после женитьбы своей на жидовке».
Спрашивается: Дуровой-то чем евреи досадили? – Нет ответа.
И еще одна
неожиданная «баллада» с той же двуликой логикой, но, т.е., в «обратной
перспективе»: Ф.Булгарин, традиционный претендент на роль злодея в русской
культуре, поскольку стукач и покусывал Пушкина, был не то чтобы юдофилом, - о
нет! как можно?, - но, скажем наиболее вменяемым из тех, кто затрагивал
еврейскую тему в 20-40-ые годы Х
IX-го века.
А это и есть эпоха,
досконально высвеченная автором «Покрывала Моисея». По композиции и заявленной
теме я бы сравнила «Покрывало Моисея» с увертюрой Чайковского «1812 год». У
Чайковского это ретроактивная увертюра к «большому театру» русской
государственности, у Вайскопфа 1812-ый год – пролог – увертюра к большому и
нескончаемому роману русской истории и русской литературы.
Русская история
поставляет русской литературе высокосортное первичное сырье, - фабулы, сюжеты,
персоналии, - литература в ответ наделяет историю идейным содержанием, образами
и символами, а главное – легитимностью высшего порядка: не нравственной, не
социальной, политической или даже национальной, но – эстетической.
С какого-то момента
трудно решить, где кончается фактическая русская история и начинается русская
литература. Как сиамские близнецы. Ни в одной из западных культур история и
литература не требуют хирургического вмешательства, чтобы вести раздельное
хозяйство.
Только в силу такого
устройства при Сталине столь высоко ценилась и оплачивалась литература. Страна
обливалась потом, грязью и кровью не ради химеры народного или даже
всечеловеческого счастья, но токмо литературы для: чтобы утвердила, узаконила,
обессмертила. На литературе Сталин и прокололся: вышла у него советская
литература боком и комом, не задалась, не потянула…
И осталась русская
история без прикрытия, голышом, как человек, который вылез из воды и обнаружил,
что у него украли одежду.
См. книгу того же
автора «Писатель – Сталин». И не только.
После «Покрывала
Моисея» очевидно, что все, до сих пор написанное Мих. Вайскопфом о Гоголе,
Пушкине, Маяковском образует органическое единство, как части одного и того же
творческого проекта. Так у подлинного романиста все романы – это главы одного
большого сверх-романа.
А это значит, что и
Гоголь, и Сталин, и Маяковский персонажи одного повествования, внутренне между
собою связанные.
Этот сквозной сюжет я
бы определила как невероятные приключения мистико-теологических доктрин в мире
литературы. И он, сюжет, есть личная метка Вайскопфа, его, как ныне принято
говорить, «бренд», такой темой, кроме него, никто не занимался и не занимается
просто потому, что до Вайскопфа ее вообще не было.
В начале
XIX-го века евреи становятся фактом русской истории, пока
только фактом, а не событием: к центру они прорвутся лишь во второй половине
века, захватят начало следующего с опцией продержаться и в нем до конца, но это
– другая тема.
На перекрестке
XIXи ХХ-го веков их поджидают такие титаны, как Достоевский,
Чехов, Розанов…
А в 20-40-ые года,
XIX-го века, пропорционально периферийности еврейского
присутствия, евреями занимается, т.е., литературная периферия. Но она-то и
образует под-почву, под-пол, под-сознание грядущей великой русской литературы,
как, впрочем, и весь ее романтический разбег.
Вспомним, что
«внутриутробное развитие» в недрах романтизма проходили Пушкин, Гоголь,
Лермонтов, ранний Достоевский…
Но и это еще не все: «контрольный
пакет акций» «русской идеи» формируется именно в недолгий век русского
романтизма. А где «русская идея» - там ищи еврея. Как-то плохо она без него
«раскручивается», все равно как однополюсный мир.
(Занятная
подробность: в фельетоне «Русская ласка», где Жаботинский дает русским евреям
открытый образцово-показательный урок русской литературы по теме «Образ еврея в
русской классике», среди других выдающихся антисемитов, он поминает Грибоедова.
Что странно: для автора «Горя от ума» евреев как бы и вовсе не существовало.
Зато одним из первых он обозначил «русскую идею» как анти-западную и
анти-либеральную, стало быть, - антисемитскую. Что было необсуждаемо ясно и
самому Жаботинскому, и его читателям).
Со всеми ее
узнаваемыми модификациями «русская идея», как некогда марксов «призрак
коммунизма», до сих пор бродит по России, то и дело заглядывая за ее границы,
так что мы до сих пор размещаемся в зоне ее интересов и досягаемости.
… В одной из книг о
Наполеоне (или «мсье
N», как его величали недруги), я
наткнулась на удивительную запись в дневнике, который великий император вел на
острове св.Елены: «Цель века была достигнута, совершилась революция. Я делался
ковчегом Ветхого и Нового завета, естественным между ними посредником. Мое
честолюбие… заключалось в том, чтобы утвердить и освятить, наконец, царство
разума и совершенное торжество человеческих сил»…
Обдумаем: сам
несомненный романтический герой и тот, в ком Россия видела антихриста,
предводителя атеистических полчищ, а победу над ним приравнивала победе бога
Израилева над язычниками, - думает о себе, осознает себя в тех же, что и
Россия, иудео-христианских образах и понятиях: он – «ковчег завета», т.е., в
сущности, эманация самого Б-га Иаковлева! Но в совершенно недопустимом союзе с
«царством разума и торжества человеческих сил», т.е., - с Просвещением,
антихристианским по убеждению и страсти. В то же, примерно, время, когда
Наполеон завершал свои «замогильные записки», в ту же ловушку, - соединения
света разума с иудеохристианским обетованием, - угодил более везучий император
– Николай
I-ый.
… Одна из самых
блистательных глав книги Вайскопфа – это рассказ о том, как царь Николай евреев
просвещал, и что из этого вышло. А вышли из этого кантонисты, один из самых
жутких эпизодов в и без того жутковатой истории русского еврейства.
И здесь автор
передает слово наиболее прославленному и достоверному свидетелю, очевидцу и
судье эпохи – А.И. Герцену.
По дороге в вятскую
ссылку создатель «Былого и дум» сталкивается с этапом, по которому гонют
малолетних еврейских детей и подростков на цареву службу, а для большинства –
неминуемую смерть. Цитата душераздирающая. И не только она, - есть еще и такая:
«… Проливные дожди превратили город в «море грязи, с белыми островками
жидовских строений». По счастью, расквартированные здесь офицеры нашли для себя
удобное транспортное средство – «жидов-факторов». «Они с трудом вытягивали свои
ноги из грязи, каждый из них кряхтел и горбился ношей, каждый из них был
оседлан веселым офицером, и эта кавалерия, неспособная к кавалерийской атаке,
горланила во все горло.<…> Это веселая толпа, сброд всех родов русского
оружия. Господа сии изволили завтракать и пировать на квартире в жидовском
доме, и теперь длинной ниткой переправляются верхом на жидах в трактир обедать
и продолжать давно начатую и беспрерывную оргию».
Редчайший случай, перед вами –
кентавр из «русской идеи» (ибо, что же больше воплощает национальную идею, как
не армия?), - оседлавшей превращенного в полулошадь наследника идеи еврейской.
Мессианство верхом на
мессианстве переправляется через море грязи.
Эта штука посильнее
полета кузнеца Вакулы на черте или Маргариты на метле, - ведь это полеты во
сне, выдумка, литературная фантазия, а тут – все наяву, зарисовка с натуры,
практически, - этнография, «физиологический очерк», как называли такой жанр в
XIX-ом веке. Но кто автор этого впечатляющего памятника
русско-еврейским отношениям? Да никто, некто г-н Титов, извлеченный из
литературного небытия только милостью Мих. Вайскопфа.
… «Покрывало Моисея»,
как ни одна другая книга, развернуло передо мной безысходное в своей
доказательности понимание, что есть антисемитизм.
А есть он феномен
религиозный и по происхождению, и по способу существования, побочный продукт
неразрешимого внутри христианского конфликта между Ветхим и Новым заветом.
Раздвоение религиозной личности, религиозная шизофрения, пребывание внутри
парадокса…
Примирить
противоречие, или, как сказал бы именно в эпоху романтизма впервые прочитанный
Россией Гегель, - «снять» его, - невозможно. Поэтому «снимаются» евреи…
Если употребить в
дело грациозные гегелевские триады, - получим: иудаизм – тезис, христианство –
антитезис, а синтез где?... А синтез это и есть антисемитизм.
Поэтому: бессмысленно
и бесполезно пытаться примкнуть, присоседиться к угнетенным, униженным,
оскорбленным и отверженным всех рас, стран и народов от начала веков и по сей
день…
Еврей – вечная
жертва, но жертва сакральная, а сакральное – это, как отключенный мобильник, -
оно вне зоны досягаемости истории и рассудка.
Но это еще пол-беды,
беда целиком выглядит еще плачевней: двойное бытие, на которое обрекла евреев
всемирно-историческая победа христианства, с извилистым течением времени стало
их собственной природой. А потому мы, с одной стороны, стоим перед
человечеством «воплощенной укоризною», как жертва, а с другой стороны, - столь
же истово и перед тем же человечеством изображаем вину, и раскаиваемся, и
просим наказания, и получаем его.
Все, что не успело и не успеет
досказать христианство, - ибо в агонии, - докрикивает ислам. Докрикивает мощно,
во все, сколько их не есть лошадиных сил, не растраченных на живую историю,
науку, технологический прогресс, одним словом, - культуру… А мы по-прежнему
мычим и каемся…
Как предмет
религиозного назначения евреи всегда находятся в сфере метафизического
принуждения, какой бы стороны еврейской жизни это не касалось, - от
исторической до самой что ни есть бытовой… Открываем «Покрывало Моисея», главу
«грязь, слепота и болезни»: еврей грязен и хвор, - таков, - как показывает
Вайскопф, - за редчайшими исключениями, вердикт российской словесности.
А, между тем, именно
ей следовало бы по поводу этого сюжета смутиться…
… Кто не
помнит хлопоты Наташи Ростовой, как перед первым в ее жизни балом, она с особой
тщательностью помыла руки, шею и за ушами?
Но
наш современник, одержимый культурой тела, обязательно споткнется о водные
процедуры юной графини: как же так?, - спросит он, - шея, руки, подмышки, -
это, конечно, очень важно, но другие части тела? С ними как?... – Роман
безмолствует
… В 1824-ом
году, высланный на свой «101-ый километр», в село Михайловское, Пушкин получает
известие о страшном наводнении в столице. О нем помазанник божий молвил так: «С
господнею стихией царям не совладать»… Величественно, вошло в историю…
Зато творец
«Медного всадника» откликнулся на воистину апокалиптическое событие самым
неожиданным и невозвышенным образом: «Вот прекрасный случай нашим дамам
подмыться», - отписал он одному из своих приятелей в Петербург.
Так что знал
Л.Н., о чем писал…
Какой бы
«странной любовью» не любил Лермонтов Россию, - назвал он ее – «немытой». Этот,
обонятельного происхождения эпитет, стал постоянным и более уничижительным, чем
любая нравственная или политическая оценка.
Так то –
аристократы…
А что
представляла собой санитария и гигиена 100-а миллионов «пьяных мужичков», - и
помыслить страшно.
Однако же, -
пишет Вайскопф, - «… как бы убого не выглядел местечковый быт, для юдофобского
санитарно-гигиенического снобизма не было решительно никаких оснований – кроме
априорной уверенности христиан в своем превосходстве. А между тем, именно эта
уверенность, охватывающая все стороны еврейской жизни, полностью определяла
политику властей, стремившихся, - до поры, до времени, - к интеграции евреев в
российское общество».
… Еврей не
человек, он – человеко-символ. В еврее все должно быть символично: и лицо, и
одежда, и душа, и мысли…
Пусть
крестьянское население целых российских губерний слепнет от трахомы, - сие
прискорбно, но – исправимо, излечимо.
Зато такая же, по тем
же причинам слепота у евреев – это не болезнь, а метафизическая отметина;
лечению не поддается и не должна, ибо слепота внешняя лишь символизирует
слепоту внутреннюю.
Во всех без
исключения религиях существует понятие и обряд ритуальной чистоты, но в теневой
религии антисемитизма господствует представление о ритуальной нечистоте еврея:
он не просто грязен, он должен быть грязен.
Совсем недавно со
всей пещерной непосредственностью на эту тему высказался белорусский резидент,
- он заявил, что, покинув белорусские ????, евреи оставили после себя грязь и
мусор. Как это им и свойственно. Что это? Опыт? История? Воспоминания? Да
ничего подобного: от первого до последнего слова суждение г-на Лукашенко «до
опыта приобрело черты».
Лезть к антисемиту с
опровержениями и доказательствами – и бесполезно, и бессмысленно: ведь он –
верующий.
… При других
обстоятельствах, - литературных и личных, - я бы не поленилась сопроводить
комментариями и размышлениями все 10 глав «Покрывала Моисея» плюс вступление и
эпилог. Уж очень пробуждающее чтение!
Я бы назвала эту
книгу просветительской, - не в смысле «разумного, доброго, вечного», - а как
раз по причине ее беспросветности.
В нашем
непроветренном обществе слишком много сознательного самообмана, риторического
барахла в стиле пудры и париков просветителей
XVIII-го
века, перебор тошнотного казенного оптимизма. При таком астматическом удушьи
беспросветность и отчаянье все равно, что глоток свежего воздуха – легкие
прочистить, голову остудить… Вот ведь пришли же к выводу, что для того, чтобы
сохранить запасы света, необходимо время от времени погружать мегаполисы в
темноту. Чем не руководящая метафора?
… Адрес книги, как
только она вышла в свет, не дом, не улица и не страна, но любой читатель, потрудившийся
ее прочесть. И все же есть два точных адреса – та, которым «Покрывало
Моисея».предназначено: это русские и русские евреи, в какой бы географической
точке они не находились
При честном чтении
книги Вайскопфа русские должны бы ужаснуться своей каннибальской истории, а
евреи – устыдиться своей нечеловеческой униженности.
Ужас и стыд такая же
надежная валюта, как страх и трепет. Сионизм возник не только из страха, но и
из стыда, не в последнюю очередь – из стыда за страх.
Вайскопфа читают,
само собой, по-русски, но и по-сербски, итальянски, по-японски. И только
ивритоязычный читатель заботливо избавлен от беспокойных сочинений Мих.
Вайскопфа. А, между тем, и в Израиле, как и в других цивилизованных странах,
наличиствует своя, «группа риска»: это меньшинство интеллектуальной ориентации.
Как и у всякого другого меньшинства, у них есть свои неотъемлемые права, в
частности – право читать книги Вайскопфа. Тем более, что, как правило, это
блестящие интеллектуалы, которым вполне по плечу, зубам и нервам такое чтение.
С некоторыми из них я даже лично знакома.
"Вести", 06.2008
Другие статьи Каганской
|
| |
Статьи
Фотографии
Ссылки
Наши авторы
Музы не молчат
Библиотека
Архив
Наши линки
Для печати
Наш e-mail
|
|