Майя Каганская

Бог и история

Размышления над книгой Дмитрия Радышевского "Универсальный сионизм"

Эта примечательная книга – не книга вопросов, – это книга ответов, сборник задач, из которых каждая снабжена решением.

В силу этого "Универсальный сионизм" выпадает из принятого канона интеллектуальных приличий: в нашем эмоционально и умственно квёлом обществе вопрошающий (он же – сомневающийся) принят, признан, он в почете и уважении.

Совсем иное – отвечающий: он подозрителен и опасен.

…Давным-давно, в одной из своих популярно-дидактических песен Александр Галич присоветовал советской интеллигенции:

"…бойтесь того,

Кто скажет: – Я знаю, как надо!"

Оказалось, что интеллигенции совсем не обязательно быть советской, чтобы совет принять и забояться: ведь знать "как надо" – это взять на себя ответственность. А кому оно надо?

Некогда единая "Книга жалоб и предложений" распалась на две. Страницы, отведенные под жалобы, исписаны густо – не протолкнешься! Жалуются все и на всё. Жалоба стала чем-то вроде коллективной исповеди: в отсутствие власти Вседержителя жалуются властям предержащим на властей предержащих.

Ведь не будем же мы считать предложениями опостылевшую и бесстыжую риторику на предмет всеобщего стремления ко всеобщему миру, прирожденной склонности к добру (добро плюс склонность именуются демократией), а также равенства людских возможностей, культур, религий и цивилизаций…

Нет, это не предложения, – это правила, по которым предложения обязаны выстраиваться, это всеобщая грамматика трусости.

Размышления Дмитрия Радышевского написаны в нарушение всех правил этой капитулянтской грамматики, и уже поэтому заслуживают уважения – как акт морального мужества и независимости.

В книге "Универсальный сионизм" иерархически выстроена

вертикаль проблем, по мнению автора, – неотложно значимых и тяжелых.

Среди них нет ни одной, которая бы и на моих внутренних весах по важности и тяжести не потянула бы ровно столько, сколько она весит у самого автора.

Но: нет ни одного решения, с которым я бы согласилась, или хотя бы приняла к сведению, как возможное направление духовного поиска.

Причина проста, как бумага: автор – человек верующий, я же – безнадежная атеистка.

Вообще говоря, при подобной диспозиции не только что плодоносный диалог, но даже сколько-нибудь серьезный разговор невозможен… Так, разве что взаимная вежливость в случае личного знакомства.

Ан – нет, всё не так, и даже противоположно: мало с кем я состою в столь оживленном диалоге, как именно с Д. Радышевским, зачастую даже в жанре внутреннего монолога (моего).

А всё потому, что автор "Универсального сионизма", кроме того, что верующий, – еще и теолог по образованию (Гарвард).

…Когда-то, как и большинство окружающих, я считала единомышленником того, кто мыслит в унисон со мной. Теперь, по прошествии жизни, я стала скромнее в желаниях и претензиях, и единомышленником называю не того, кто думает так же, как я, но того, кто думает о том же, что и я.

Стало быть, с Дмитрием Радышевским мы и есть единомышленники: в корне слова "атеизм" Бог явлен столь же очевидно, что и в слове "теология".

Теология – это знание, а вера – это состояние.

Состояние веры мне так же недоступно, как превеликое множество других состояний, скажем, космонавта в невесомости или победителя в беге на длинную дистанцию…

Почему-то принято думать, что неверующие (атеисты) завидуют верующим: им, дескать, легче…

Это вряд ли… Одна теодицея (оправдание Бога) в мире, переевшемся злом, чего стоит! Тут скорее атеисту позавидуешь…

Вообще же завидовать можно только тому, что тебе дано, но не в том объеме, каком хотелось бы, не сполна, не щедро, в обрез…

Сальери завидовал Моцарту, поскольку и сам был композитором, но вряд ли он зеленел от завистливой злости при взгляде на хозяина лучшей в Вене конюшни скаковых лошадей…

Так вот и я: не завидую ни космонавту, ни верующему, ни владельцу дорогой машины, ни спортсмену, – нет во мне к перечисленному тяги, внутреннего с ним сродства.

А завидую я недостающему знанию, притом, по нашим временам, наиважнейшему, – знанию о Боге: на закате Европы Его интервенция в историю – это столь же свершившийся факт, что и на рассвете нашей эры.

…Из хлипкого материала серости, глупости и трусости Израиль возвел вокруг себя интеллектуально-духовную "стену безопасности", куда более эффективную, чем одноименный забор.

По сю сторону стены время остановилось или течет спять, вещи рассматриваются с конца, задом наперед: всё равно все конфликты заканчиваются за столом переговоров, а война – это так, атавизм эпохи викторианских чаепитий, досадная помеха на пути к столу, и самая большая помеха – это, конечно, нами выигранная война; наше недоразумение с палестинцами – оно территориально-национального свойства, хотя… Хотя, если мы не сделаем того-то, или, напротив, сделаем то-то, – мы поднимем против себя миллиардный исламский мир, хотя… Хотя религия сама по себе тут не при чем, ее используют, ею прикрываются "интересанты"…; антисемитизм – всего лишь частный случай, один из участков борьбы демократов всех стран и народов с ксенофобией и расизмом. И т.д., и тому подобная ежедневная чушь, на которую мне неизменно хочется ответить репликой незабвенного Шурика в перепалке с тоже незабвенным управдомом Иваном Васильевичем: "…когда вы говорите, у меня такое чувство, что вы бредите"…

Сегодня теолог – это не только "свежая голова", – это еще и трезвая голова.

Когда Дмитрий Радышевский из нашей пустыни разума выводит Израиль в самый центр мировой исторической боли и оставляет один на один с наглым натиском ислама, – это и есть трезвость:

"Почему все тоталитарные идеологии так одержимы уничтожением евреев?

Чем так мешает им крошечный народ? …Вместо примата единой и тотальной идеологии, еврей со своим "Шма" настаивает на примате совести – на слушании гласа Божия в свободном сердце человека. (Поэтому Гитлер был прав: через христианство еврей распространил свой "вирус совести" по всему миру; христианство – ветви из еврейского корня: вырви корень – и ветви отсохнут сами собой). …Вместо воли к смерти еврей со своим "богом Живаго" настойчиво пытается выбрать жизнь.

…Израиль – символ и сердце которого Иерусалим – всегда в истории человечества являлся каналом, через который Творец передавал новое Откровение…"

Логично. В рамках предложенной автором "Универсального сионизма" системы отсчета и координат – логично и внутренне непротиворечиво.

Но "как мне быть с моей грудною клеткой"?, где нет, не было и никогда не будет места Творцу, а значит, и еврейской Богоизбранности, а значит: телеологичной истории, т.е. истории целенаправленной и целеполагательной, эдакому вселенскому "Глобусу", на чьей вертящейся сцене разыгрывается спектакль по спущенной "сверху" пьесе?

Главный герой, понятно, еврейский народ, но и другим народам отведена своя ответственная роль, т.е. миссия. Пока не наступит последний акт, и не появится Мессия – истинный Ревизор, в отличие от предыдущих ревизоров, самозванцев и лже-мессий.

Немая сцена. "Трубит архангела труба". Занавес падает оптимистически. Разъезд. Конец.

Конец истории.

Дмитрий Радышевский говорит о конце истории не в отдаленной перспективе и, понятно, не по Фукуяме, – для него конец истории "близ есть – при дверех", но это не ужас, а надежда, поскольку Мессия не за горами: ведь именно перед его приходом мировое зло, направленное, в первую автоматную очередь, – на Израиль (народ и государство), атакует особенно часто и напористо. Так ночь всего чернее перед рассветом…

А что же я?.. А у меня само словосочетание "конец истории" вызывает изжогу и, как у Прокуратора слово "бессмертие", –смертную тоску.

Даже "скучная история" и даже не по Чехову – лучше, чем вообще никакая.

Я не вижу в истории не только реализации Божьего замысла, но и таких его псевдонимов и заместителей, как гегельянско-марсксистские "Законы истории", вообще не признаю за историей собственного, не зависящего от человека содержания.

Как существо не до конца и не в главном биологическое, историей человек создал себе среду обитания, выполняющую те же функции, что природа для животных. Нет истории – нет человека.

Именно поэтому с тревогой, сродни экологической, я вижу, что с историей что-то неладно, что-то с ней опасное творится, – она становится дементной, начинает заговариваться, как при старческом слабоумии, выплескивая на поверхность жизни инфантильное поведение, инфантильные комплексы, казалось бы, давным давно забытые и вытесненные на обочины подсознания.

Этим слабоумием, этой инфантилизацией истории мы всецело обязаны исламу. Но ведь его не упрячешь в клинику для душевнобольных или геронтологическую!..

А если так, то где же обещанная встреча атеиста с человеком веры? Не кажется ли, что при столь диаметральной разности подходов место встречи не только можно изменить – ее вообще нужно отменить?.. Что было бы непростительной ошибкой, тем более, что встреча на самом деле состоялась, и не на уровне личностей, а на уровне народов и государств.

Сегодня миром правит не геополитика, а теополитика.

Именно так называется 3-я глава книги "Универсальный сионизм" – "От геополитики к теополитике".

Правда, как видно из названия, данный поворот автор считает желательным в ближайшем будущем, а я – уже свершившимся фактом.

Как бы не тешились геополитики, политики и политтехнологи своей химерной властью над "мировым порядком", – ее, этой власти, больше нет.

Так Временное правительство все еще заседало и рассылало приказы никуда и никому, пока "стражи революции" захватывали контроль над средствами связи и банками.

В этом новом, яростном, но непрекрасном мире что прикажете делать атеисту, хотя бы в отдельно взятом лице – моем?

…Пример из старой классической психологии, почти что притча:

Некто поздно вечером входит в свой дом и вдруг в углу неосвещенной прихожей обнаруживает затаившуюся фигуру с топором в руках… Вошедший обливается ледяным потом и цепенеет от предсмертного ужаса. Через долю секунды выясняется, что убийцу создала причудливая игра света от уличного фонаря и тени от вешалки…

Итак, убийца – это фантом, иллюзия, искаженное отражение в мозгу искаженного отражения в реальности. Но страх-то был настоящий, подлинный!..

Можно сосредоточиться на капризной структуре иллюзий и, как Фрейд, прийти к выводу, что "образ Бога является отражением потребности большинства людей в высшем авторитете – личности, …обычно идентифицируемой с отцом" (З. Фрейд "Будущее одной иллюзии").

Можно так. Но можно иначе – озаботиться неопровержимой реальностью страха и его производных…

Мне не нужно верить в Отца небесного, чтобы понять и признать: народ, в течение почти 4-х тысячелетий веривший в свою Богоизбранность и обустроивший свое бытие согласно этой вере, – это и впрямь народ особый, меченый, не похожий на другие народы.

Даже на самом дне изгойства еврей сохранял доводившую иноверцев до бешенства смесь униженности и надменного высокомерия (как Шейлок у Шекспира), – смесь, характерную для отдаленных потомков знатных аристократических родов, впавших в нищету и безвестность.

"Страшнее, чем отсутствие единой еврейской теологии, является отсутствие единой израильской телеологии: понимание цели (национальной задачи) Израиля", – пишет Дм. Радышевский. Цель он видит в преображении израильского общества в общину святых, "священников миру", как и было заповедано"…

Такая перспектива, независимо от возможности или невозможности ее воплощения, лично у меня вызывает одно желание: бежать со всех ног.

Но правда не в ногах, – правда в том, что дефицит национальной идеи переживается евреями намного острей и катастрофичней, чем любым другим народом, даже русским…

Одержимое стремление русских заполучить "высшее соизволение" на свое наличное национально-государственное существование – это подлинное несчастье социальной и политической российской истории: ведь, если не Бог, то хотя бы такой его метафизической заместитель, как коммунизм, обязан утвердить легитимность России и русской власти.

Подозреваю, однако, что нас, евреев, "безыдейность" вообще выводит из истории, любой – политической, экономической, военной…

Армия Израиля, сгонявшая евреев с земли, которая даже в глазах секулярного еврея несопоставима по значению с так называемой территорией, называйся она хоть "фатерланд", хоть – "Россия – матушка", – такая армия не могла не проиграть банде "басмачей" и ее гротескному главарю, обряженному в реквизит фильма "Старик Хоттабыч" или "Белое солнце пустыни"…

…Как текст, размышляющий о сакральном, "Универсальный сионизм" тяготеет к традиционной композиции сакральных же текстов, т.е. начинает с самого Начала, "бэрэшит", ab ovo, другими словами – с акта Творения.

Автора интересует не столько теургической (миростроительной) аспект Творения, сколько этико-антропологичекий: замысел Творца о своем образе и подобии – человеке.

Замысел таков: "Творец помогает людям найти в далеких друг от друга явлениях и сферах (науке и религии, в разных народах и верах) общую суть и общий дух и на этой основе объединиться для сотворчества и любви".

Итак, единство в Боге – это заповеданная цель человеческого рода, а препятствия, срывы, трагедии и крушения на извилистом, длинном, но не бесконечном пути к ее достижению – это и есть главное содержание истории человечества и, прежде всего, истории евреев .

Разладу между "пунктом прибытия" и "средствами доставки" посвящается первая, а для меня и самая интересная часть книги Дм. Радышевского: "Последнее возвращение".

Центральное событие этого сюжета, конечно же, Холокост – тема, с которой современный иудаизм ни в одном из его подразделений досадно не справился, а секулярное еврейство избегает и боится, растворяя Катастрофу в океане универсального, общечеловеческого страдания и несправедливости (расизм, ксенофобия, национализм, империализм – далее везде…).

Для Дмитрия Радышевского убийцы не менее важны, чем жертвы, и, я думаю, это наиболее эффективный подход: ведь жертва, в конечном счете, всецело определяется своим положением и назначением – быть жертвой. А вот убийца, особенно, если это целый народ, да еще столь выдающийся, как немцы, – это целый мир свободной злой воли и судьбоносных представлений, это загадка и вызов, на которые необходимо ответить.

Радышевский отвечает:

"Нацизм – бунт человека против "порабощения" его гордыни моралью единобожия… Ницшеанский бунт преодоления морали встретился в духовной схватке с полной покорностью этой морали и проиграл".

Редко какая дефиниция нацизма обходится без упоминания Ницше, но у автора "Универсального сионизма" "Фридрих Великий" вписан в особо значимый круг размышлений.

Прогремев сто с лишним лет назад своим открытием – "Бог умер!", – Ницше, конечно, сильно поторопился и выдал недействительное за желаемое.

Бог не умер, Ницше, кстати, тоже, и, скорей всего, именно потому, что посчитал себя равномощным соперником оппоненту.

Их "спаренность", странная взаимосвязь подтверждается тем, что обоим предъявляются сходные моральные обвинения: Ницше – в том, что вошел составной частью в такое абсолютное зло, как нацистское вероучение; Богу – в том, что абсолютное зло допустил. По терминологии Дм. Радышевского, одно квалифицируется как "наущение", другое – как "попустительство". Иными словами, оба нуждаются в теодицее.

Что касается Ницше, – дело это не чересчур трудное, по крайней мере, для меня: я в принципе не приемлю ретроспективных "зачисток" истории и культуры на моральных основаниях. Осуществись такая акция, – и мы превратим историю, философию, искусство в такой застойный омут, где даже черти не заведутся – передохнут со скуки.

Для Всевышнего автор "Универсального сионизма" предлагает не столько оправдание, сколько понимание, и выдвигает преамбулу: " "Никогда больше" это не произойдет, если мы поймем духовные, а не только политические причины Катастрофы. Их осознание – стратегическая задача Израиля, более важная, чем ядерное сдерживание".

Подписываюсь под каждым словом. Проблематичней с "духовными причинами"…

"Дьявол ("диаболос") – дух противоречия внутри человека, его дурная сторона, его Зло, которому Всевышний позволил существовать для того, чтобы человек выбирал и боролся за Добро, – по определению и есть Великий Клеветник или Разделитель…

…За век в третий раз Противник оседлывает фараоновы колесницы тоталитарных идеологий, чтобы лишить человека духовной свободы… В первый раз была красная колесница, во второй была коричневая – нацизм, сейчас зеленая – исламизм.

Но каждый раз двигатель колесниц один и тот же: ложь о достижении единства, суть Лукавого не в отмене, но в искажении Божественной цели.

Воля к смерти… есть сущность Противника: стремление к прекращению Творения, к прекращению жизни.

Евреи созданы для выполнения всемирной духовной миссии.

Если они отказываются потрудиться духом своим и осознать ее, миссию Бога, вернее, ее страшное искажение ("…обезьяна Бога"), начинает выполнять Противник… Грех отказа от выполнения миссии накапливался почти две тысячи лет.

Пока той же задачей – трансформацией человека в сверхчеловека – не занялся Сатана".

Итак, для оправдания, или понимания Бога вводится еще одно лицо, активно действующее под разнообразными псевдонимами и кличками: Противник, Разделитель, Лукавый, дьявол, Сатана, "обезьяна Бога"…

За одним-двумя исключениями перед нами общепринятый, растворенный в языке ряд метафор зла, "дурной стороны", по выражению Дм. Радышевского, – от досадных неприятностей ("черт знает что!"), до признания в грехе и покаяния ("Нечистый попутал").

Понятно, что это обильное словоупотребление так же не предполагает веры в Дьявола, как упоминание Бога в устах атеиста.

…Западное человечество нового времени оставило Бога и знание о нем на попечение средневековой схоластики и мистики, зато ментальностью и повадками дьявола занялось вплотную, во всеоружии своих самых передовых "технологий" – искусства и литературы. (Конечно, и Средневековье шагу не могло ступить без оглядки на Нечистого, но – в "административно-командном" порядке, как главного нарушителя Закона и спокойствия.)

История европейского Сатаны охватывает географию всех европейских народов плюс их заокеанский филиал (вспомним хотя бы Мелвилла с его грандиозным воплощением Мирового Зла в теле белого кита…). Для людей русской культуры после Булгакова Князь Тьмы стал таким же вхожим в дом знакомцем, как Раскольников или Наташа Ростова.

Что уж говорить о немецком Teufel'е… От гетевских Фауста с Мефистофелем и до "Фаустуса" и "Мефисто" семьи Манн немецкий черт неизменно аккомпанирует всем значительным выступлениям немецкой истории и культуры.

…Одну из наиболее впечатляющих глав книги автор назвал "Холокост и обезьяны". По его мнению, Холокостов в еврейской истории было несколько, из них самый чудовищный, "останавливающий ум", по выражению автора, размахом и мотивами, конечно же, последний, немецкий.

Не привлечь немецкую культуру, хотя бы бегло и обзорно, к уяснению "духовных причин" Катастрофы, – это, по моему мнению, большое упущение автора "Универсального сионизма".

Не верящий в Бога, конечно, не поверит в Дьявола. Но ведь не стану же я убеждать Дм. Радышевского в том, что le diable n'existe pas – пошлость какая!

Поэтому я не принимаю выстроенной автором "Универсального сионизма" теодицеи – снятия вины с Бога посредством "вчинения иска" Дьяволу. Не принимаю не по культовым соображениям, а – по культурным.

И дело не только в классическом наследии… Именно вторая половина ХХ века сильно обновила и освежила тему Бога и его оппонента. В начале был Борхес: он, впервые после Средневековья, продвинул теологию в центр умственной жизни Запада, и тем от края до края изменил ландшафт мировой литературы.

Но Борхес – это для немногих, слишком элитарно и потому лишено влияния на массы, которые, как известно, "решают все". Однако, вслед Борхесу явился целый пласт массовой культуры на ту же тему в жанрах фэнтези, научной и ненаучной фантастики, даже детектива – от "Имени Розы" и "Гарри Поттера" до прошумевшего "Кода да Винчи". В разборке этого вселенского завала и базара только теологу принадлежит самое веское слово – не литературному критику, историку и уж, конечно, не социологу.

Мало сказать: "массы", – "тьмы, тьмы и тьмы" вернулись к религии с черного хода – графически четкого отделения Добра от Зла, загадки, тайны, интриги и преступления.

А это предвещает одно – и тут я с Дмитрием Радышевским абсолютно согласна: человечество изготовилось к новому религиозному старту.

На фоне столь критического давления новых и новейших арте-"фактов" концепция автора "Универсального сионизма" выглядит старомодно.

И не мудрено – перед нами, в сущности, каноническая иудео-христианская доктрина: чтобы уберечь монотеизм от манихейского дуализма и гностики, Зло переносится внутрь Божественного замысла – это "попустительство" Всевышний устроил ради сохранения человеком свободы выбора и свободы воли.

Но тут-то и начинается парадокс: чем дальше я отстою от сугубо религиозных предпосылок автора, тем солидарней с его метафизическими утверждениями. Начну с наиболее спорного: дьявол и впрямь existe.

…Когда после великой исламской революции в Иране мир начали регулярно обходить телекартинки с изображением эпилептических толп, проклинающих большого Сатану – Штаты, и малого – Израиль, на это еще можно было закрывать глаза: окраина мира, бастарды истории, – что с них возьмешь? Ни дать, ни взять – излюбленный голливудский сюжет о дыре во времени, сквозь которую в наш мир протекает всякая, отброшенная эволюцией дрянь…

Между тем, одновременно с глобальной компьютеризацией, хай-теком и порывами в космос, прогрессировал и Сатана: он заставил признать себя законной частью мировой политической реальности – с трибуны ООН легитимный президент легитимного государства Венесуэла на все объединенные нации подтвердил, что – да, Америка и есть дьявол, и он, Чавес, даже слышит запах серы, поскольку до него на трибуне побывал "дьявол во плоти" – президент США Буш.

И что? А ничего: несмотря на самую отлаженную в мире акустику, резонанса – никакого. Поежились, поморщились, переглянулись, словно некто произвел в обществе неприличный звук… Мировые СМИ полуусмехнулись. Что, кстати, еще раз доказывает: блоки новостей, независимо от того, где и как они сколачиваются, с цензурой или без нее, – это все равно "туфта", "звуке пустой": излишек информации не покрывает недостачу мыслей.

Такой же реакции удостоилась еще одна, почти что эротическая картинка с тем же персонажем: "красный" Чавес целуется с черным изувером – президентом Ирана.

При виде этого "поцелуя века" левые всех стран и народов должны были бы покачнуться и зашататься, – будь у них ум, честь и совесть… Но нету у них ни ума, ни чести, а главное нету минимального интеллектуального мужества, они активны, но не любопытны.

Автор "Универсального сионизма" помог мне уяснить и разгадать одну, давно теребившую меня загадку: почему нацизм мировым сообществом осужден и юридически, и политически, и морально, а коммунизм – нет? Почему сразу после падения коммунистической империи провалилась попытка запретить компартию?

Уверена: дело не в страхе перед сопротивлением "широких масс трудящихся", – плевать им было на коммунизм; а в том, что русская инициатива не получила никакой поддержки на Западе: для России начала 90-х Запад был и светом в окошке, и путеводной звездой.

Почему заглохло и увяло на корню недавнее предложение кого-то из европейцев, входящих в ЕС, объявить марксизм человеконенавистническим учением?

Почему даже мизерные победы правых партий на каких-нибудь муниципальных выборах вызывают всеобщую истерику, а приход к власти левых в ведущих странах Европы воспринимается как событие естественное и даже желательное?

Почему, наконец, даже иранские маньяки отрицают факт Катастрофы, а не восхваляют Гитлера за героический опыт искоренения еврейской заразы? А ведь могли бы…

…Замечательно точно и ясно пишет Радышевский:

"Нацизм был последним бунтом языческих богов против Единого Бога… с их кровавыми жертвоприношениями, богов, давно поверженных в духовных реалиях, но поднявшихся, как вампир из гроба.

Нацисты, как подтверждают их оккультные доктрины, планировали геноцид евреев именно как ритуальное жертвоприношение…, отправляли евреев именно в вагонах для скота, как жертвенных животных, и именно на сжигание, как на алтарях".

…Когда море мелеет и отходит от берегов, – тогда обнажается дно со всеми рытвинами, впадинами и кладбищами кораблей. Рифы превращаются в обычные валуны, и причина морских катастроф в этих именно местах из таинственной становится понятной и наглядной.

XXI век по отношению к ХХ-му – это именно такая "отмель" времени, обнажение дна…

Политическим и социальным сходством коммунизма и нацизма больше не прокормишься – это были религии. Поэтому только в теологических терминах можно описать их различие: коммунизм – это антихрист, т.е. искаженное христианство, нацизм – язычество, т.е. то, с чем христианская церковь боролась и – победила.

2000 лет христианской победы себя показали. Невозможность отказаться от своего левого крыла – это при полном падении христианско-церковных институций, и есть та дань, которую Запад выплачивает своим прошлым иудео-христианским снам.

Как это назвать? Можно, как Радышевский, "искажением", можно, вслед за Шпенглером, "метаморфозом"… Не столь важно, поскольку и "искажение", и метаморфоз – это минувшее, бвашее, это ХХ-й – прошлый век.

Ныне маски сброшены, псевдонимы раскрыты, история выступает под своим настоящим именем, подсознание идеологий обернулось религиозным сознанием – мы вступили в эру религиозных войн.

Правда, Радышевский считает, что множество уже повсюду ведущихся "боев местного значения" может и не перейти во всемирную Варфоломеевскую ночь, если… Если только человечество под предводительством Израиля и на основе "конвергенции" Запада и Востока сумеет создать новое религиозное всеединство…

Суть не в том, что я в такую возможность не верю или считаю ее очередной – на этот раз, религиозной – утопией. Дело в том, что я этого не хочу.

Но речь не о моем нежелании, согласии или сопротивлении: книга Радышевского релевантна времени. Когда идет религиозная война, то и поводы ее и ее причины – в руках теолога. И только в его.

"Вести", 25.10.2006

Другие статьи Каганской

Hosting by