Александр Казарновский

Глазами умного мальчика

(размышления после четвертого бокала вина на пасхальном Седере)

Скитаясь по пустыне евреи с тоской вспоминали о горшках с мясом в Египте. Живя в Израиле евреи из СНГ с тоской вспоминают о райской жизни в Советском Союзе. С мясом, правда, там бывала напряженка, но жизнь от этого была не менее райской. Никогда не забуду репатриантку, что разводила руками в израильском супере: "После ТАМОШНЕГО изобилия…" История повторяется, если не сказать - движется по кругу.

Кстати об истории. В школе история была моим любимым предметом. Особенно Древнего Мира. Помню учебник для пятого класса - красивенький такой со сфинксом на обложке. Я довольно быстро пролистывал страницы, посвященные первобытно-общинному строю с картинками, известными мне во всех деталях по альбому Й. Аугусты и З. Буриана "Жизнь древнего человека", и добирался до своего любимого Египта - первого представителя рабовладельческой формации. Там так и говорилось, что в Древнем Египте было два класса - рабовладельцы и рабы. В чуть более старшем возрасте Болеслав Прус огорошил меня на первых же страницах своего "Фараона" сообщением о том, что "добродушный, веселый и отнюдь не воинственный египетский народ делился на два класса: земледельцев и ремесленников..." На пасхальном седере, беседуя со своими учениками, я поставил вопрос ребром - какой процент по их мнению среди жителей Египта составляли рабы. Ответы, понятно, варьировались. Ближе всего к истине оказался умный еврейский мальчик, предположивший, что их было 99 процентов. И пояснил: "Все, кроме фараона". Оставим на его совести чисто арифметическую погрешность - думаю, что в Египте проживало все-таки больше ста человек! Важно другое - умный еврейский мальчик ошибся ровно на один процент. Ибо сущность строя в Древнем Египте, равно как и в любом обществе, где главным собственником является государство (а Египет был именно таким обществом), заключается в том, что рабы там все до единого, включая фараона. Потерявший власть президент или свергнутый король у себя ли на родине или в эмиграции будут снимать с банковских счетов накопленное или накраденное. И их дети тоже. А Василий Сталин, сын человека, обладавшего властью куда большей, чем любой император, отсидел ни за что ни про что и умер в нищете. Бывший премьер, Н.С. Хрущев превратился в пенсионера союзного значения и на казенных харчах (правда, первосортных) доживал свои дни. У первого секретаря КП Грузии Мжаванадзе по обе стороны Кавказского хребта было разбросано 75 вилл. Но казенных. Кончилась власть - кончились виллы. Осталась казенная дачка в подмосковном поселке Жуковка. Но это о современных фараонах. А что до тех, древних фараонов, то переворотов за историю Египта было немного, и корона там обычно терялась вместе с головой, но принцип был тот же - все принадлежит трону, а не тому, кто на нем восседает.

Разумеется, не всегда и не повсюду существовала в чистом виде власть кресел, а не людей - таких "социалистических" общественных систем с предельной формой обобществления в истории было не слишком много (в западном мире их яркими примерами являются гуситское государство в Чехии и иезуитское в Парагвае в XVII-XVIII вв.). Но любая бюрократическая система, любое ограничение собственности несет в себе элементы рабства, поскольку единственным гарантом независимости человека от государства является именно собственность. То есть там, где капитализм был ограничен или вовсе отсутствовал, (в России такое общество существовало до февраля 1917 и после октября 1917) любой гражданин в той или иной степени должен был ощущать себя рабом системы.

Но вернемся к истории нашего с вами народа. Почти все две тысячи лет мы жили в подобном обществе, то есть в рабстве! В галуте король мог в любой момент отобрать имущество у самого богатого из своих евреев, князь - забрать у еврея дочь в наложницы, пан - бросить еврея в тюрьму за неуплату аренды. Повсюду действовал принцип: "Я - начальник, ты - никто". Рабами были мы в Европе… и не только в Европе. Но при этом…

Герой Куприна подпрапорщик Слезкин попадает на еврейскую свадьбу… "Его бессознательно раздражало это чуждое для него, дружное, согласное веселье, то почти детское веселье, которому умеют предаваться только евреи на своих праздниках... Каким-то завистливым, враждебным инстинктом он чуял вокруг себя многовековую, освященную обычаем и религией спайку, ненавистную его расхлябанной, изломанной, мелочной натуре попа-неудачника. Сердила его недоступная, не понятная ему, яркая красота еврейских женщин и независимая, на этот раз, манера мужчин держать себя - тех мужчин, которых он привык видеть на улицах, на базарах и в лавках приниженными и заискивающими. И, по мере того как он пьянел, ноздри его раздувались, стискивались крепко зубы и сжимались кулаки". Что же так бесит служаку? Что заставляет его броситься с кулаками на незнакомых ему людей? Он, душу и тело свое отдавший на службу государству, вдруг ощущает в них нечто НЕрабское, нечто противоположное тому, что видел до сих пор, то, что придавало евреям силы в рабских условиях оставаться внутренне свободными людьми. …Французский король (дело происходило в ХVI веке) издал указ о том, что каждый еврей обязан выплатить казне какую-то сумасшедшую сумму, что неизбежно вело к полному обнищанию и физической гибели еврейской общины. Когда все методы воздействия были опробованы, все хитроумные ходы сделаны, все молитвы произнесены, а видимых результатов не наблюдалось, несколько представителей общины отправились из Франции в далекую Страну Израиля, в древний Цфат к великому каббалисту Ицхаку Лурия. После долгого пути прибыли они к нему как раз накануне шабата и, конечно, бросились делиться своим горем. Но рав Ицхак Лурия, именуемый в народе "Святой лев" остановил их: "Негоже омрачать Субботу печальными историями. Вот выйдут завтра звезды, тогда все и расскажете!"

На исходе Святого дня, когда послы поведали ему о страшной угрозе, нависшей над евреями Франции, мудрец позвал своих гостей в поле на окраине Цфата. Посреди поля стоял колодец. "Святой лев" взялся за ворот и начал вытягивать из воды что-то, судя по его напрягшимся мышцам, очень тяжелое. Вскоре над черной гладью появилось нечто длинное и плоское, а затем взорам изумленных послов предстало ложе с балдахином, и на ложе этом почивал лично французский король. Рав Ицхак Лурия разбудил его. Когда монарх, не понимая, где он находится, все-таки пришел в себя, великий каббалист протянул ему ковшик без дна и предложил этим ковшиком вычерпать воду из колодца: "Ты требуешь невозможного!" - воскликнул сюзерен.

"Равно как и ты требуешь невозможного, налагая столь непомерные подати на своих евреев!" - возразил "Святой лев". Дискуссия закончилась тем, что его величество изволило подписать эдикт о том, что евреи на долгий срок освобождаются от любых налогов и репараций, после чего, по мановению Ицхака Лурии, вновь погрузилось в сон на ложе, которое, в свою очередь погрузилось в черную воду колодца. Наутро монарх решил, что все виденное ночью было лишь дурным сном, и продолжил подготовку преступного приказа, а послы, поблагодарив цфатского спасителя, двинулись в обратный путь. Прибыли они в Париж как раз вовремя - король уже сжимал в пальцах гусиное перо, дабы подписать роковой пергамент. Узрев эдикт, который привезли ему послы, король поверил в истинность ночного происшествия, и евреи были спасены.

Пересказал я ребятам это предание на той же субботней трапезе, а потом задал вопрос: "Что в моем рассказе самое невероятное?" И опять мнения разделились. Те, кто попроще отказались верить в чудеса, коими изобиловала эта история. Которые поинтеллектуальнее сомневались в том, что король, когда ему послы принесли эдикт, отказался от ограбления евреев. А умный еврейский мальчик на сей раз попал в самую точку. Он сказал: "Самое невероятное, что, зная, что их жизнь висит на волоске, послы отправились праздновать Шабат".

Он действительно очень умный, этот еврейский мальчик. Он на своем опыте знает, что, если раз в семь дней на сутки погружаться в Вечность и быть наедине с Тем, Кто сотворил и тебя и твоих врагов, с Тем, Кто всем управляет, то, как ты ни старайся демонстрировать покорность, все равно, внутренне ты обречен быть свободным.

Ну ладно, такое чувство в принципе может возникнуть и у человека другой веры - монаха, скажем, отшельника или просто священника. Время, проведенное в молитвах, располагает к отрешению и воспарению. Однако, помимо Субботы есть у нас то, чего нет больше ни у кого - день, чей ритуал специально посвящен духовному и физическому освобождению. Он так и называется - День свободы нашей, на иврите - йом симхатейну. Или просто Переход (имеется в виду - от рабства к свободе). На иврите - Песах.

Еще одно отступление. В семидесятых годах мои походы в московскую синагогу в поисках истины были довольно безуспешны. Тамошние старички мои вопросы игнорировали, а сами задавали один-единственный вопрос: "А ви женаты?" Услышав положительный ответ и поняв, что шидух сварганить не удастся, он теряли ко мне всякий интерес. Первого по-настоящему мыслящего религиозного еврея я встретил значительно позже. Левушка был гораздо моложе меня, носил картуз и характерную бороду и вообще, казалось, сошел со страниц Шолом-Алейхема. Когда мы познакомились в доме отказника, моего близкого родственника, Левушка был в отчаянном положении - его жене с детьми удалось вырваться из Совка, а сам он сидел в глухом отказе. Те, кто знаком с реалиями начала восьмидесятых могут оценить безнадежность ситуации. И вот однажды, в глухом восемьдесят шестом году, когда слово "перестройка" еще казалось обычной болтовней, а ворота из Совка были наглухо закрыты, я встретил его на московской улице и задал сверхоригинальный вопрос "Как дела?". "Отлично!" - радостно сообщил он. "Что, тебя уже выпускают?" - изумился я. "Покамест - нет, но скоро выпустят", - бодро отвечал Левушка. "Что, уже есть разрешение?" - не понял я. "Разрешения пока нет, но будет". "В ОВИРе обещали?" - у меня потихоньку голова пошла кругом. "Да ничего мне никто не обещал! - в его голосе послышались нотки раздражения оттого, что приходится иметь дело с таким дебилом, как я. - Ты пойми, мне-то чего волноваться?! Из Египта Он нас вывел и отсюда выведет! Я все, что от меня зависело, сделал, теперь дело за Ним". И, оставив меня в бессрочном ступоре, Левушка продолжил свой путь по улицам управляемой Всевышним вселенной.

Еще раз отмечу - до идеи о том, что "G-d not only is, but He cares!" ("Б-г не только существует, но и заботится о нас") додумались и англичане, но Б-г, дарующий свободу - это уже чистой воды "жидовские штучки!". Это перечеркивало ленинский тезис о том, что "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя", тезис, служивший неписанным законом любой структуры, где человек командует человеком. Интуитивно чувствуя это, а порой возможно и осознавая разумом, мировая общественность именно в дни Песаха с особой силой направляла свой праведный гнев против наглецов, столь панибратски относящихся к далекому Повелителю. Может быть, именно поэтому бурная народная, вернее, международная, фантазия поместила капли крови христианского младенца именно в мацу, а не, скажем, в субботнюю халу, не в латкес и не в гоменташ. И впрямь, пожалейте подпрапорщика Слезкина! Ну ладно, свадьбу с ее выплеском подспудно томящейся в душах свободы еще можно было стерпеть! Свадьба у евреев (тогдашних) не каждый год случалась. Шабат, когда каждый еврей провозглашает себя королем, а сюзереном своим не менее чем Г-спода, это уже бунт, который почти невозможно терпеть. Почти - потому что можно посмотреть иначе: ну заигрались чудаки, отрешились от действительности, увлеклись вечностью и занесло их в эмпиреи. Ничего, завтра очнутся и вернутся на колени. Но Песах - это уже ни в какие ворота не лезет. Вы только послушайте, во что они верят!

"Сегодня рабы…

- это в нашем-то просвещенном XVII (XVIII, XIX, XX -ненужное зачеркнуть) веке -

завтра свободные люди...

- бунтом попахивает!-

Сегодня в изгнании…

- это, падлы, про его, Слезкина, родину…-

Завтра в отстроенном Иерусалиме!"

- Ну ваще сионистская пропаганда! -

Сам себя за волосы не поднимешь. Я глубоко убежден, что традиционная мечта любого интеллигента - достижение внутренней свободы - может сбыться лишь через веру. Тем более, что мой личный опыт связан не только с общими вопросами, которые мы здесь поднимали, но и-косвенно- с некоторыми деталями, которых касались. Например, как ни странно, с кровавым наветом.

Я рос и вырос в рабской стране. С детства приучался держать язык там, где его должен держать советский человек. Слово "еврей" в общественном транспорте не употреблял, вершиной проявления внутренней свободы считал взять открепительный талон, чтобы не участвовать в пародии на выборы или больничный, чтобы не являться на собрание, где будут "гневно клеймить". Вернувшись к Торе незадолго до начала РЕАЛЬНОЙ Перестройки, в какой-то момент почувствовал потребность "выдавливать из себя раба". Облачился в кипу, цицит, майку с огромным магендавидом и в таком виде стал расхаживать по Москве. Знаете, когда я почувствовал, что в душе моей "процесс пошел"? Когда однажды напротив ГУМа ко мне подошла женщина интеллигентного вида и, обозвав меня молодым человеком, за что я ее отдельно поблагодарил (мне как раз исполнилось сорок) спросила: "Но может быть, все-таки есть маленькая такая секта, самая фанатичная, которые на пасху добавляют в мацу капельки крови…?"

Я мог сказать, что убийство как еврея, так и нееврея, не только запрещено, но и крайне отвратительно с точки зрения иудаизма. Я мог сказать, что даже кровь животных нам запрещена в пищу. Я мог, наконец, привести тезис Анатоля Франса о том, что дабы таким образом отмечать годовщину распятия Иисуса, евреи должны были бы сначала стать христианами, пусть и наизнанку. Ну тут вдруг передо мной всплыл светлый образ моей искореженной совковым воспитанием бабушки, которая на вопрос антисемитки-соседки каких таких великих людей дал миру еврейский народ, вместо того, чтобы плюнуть ей в рожу, стала перечислять великих евреев.

Короче говоря, посмотрел я на свою собеседницу и сказал, что понятия не имею о маце потому, что сам предпочитаю кровь в сыром виде и стаканами… А умный еврейский мальчик во время моего рассказа добавил: "И закусывать вялеными младенцами".

Но вот не очень умный еврейский мужчина преклонного возраста, уже здесь, в Израиле, услышав об этом случае, воскликнул: "Как ты мог! Что о нас думать будут?"

Он не одинок, этот мужчина преклонного возраста. Сколько их, вышедших из рабства и оставшихся рабами! Это в те, библейские, времена, после выхода из Египта, сорок лет евреи брели по пустыне, чтобы вымерло поколение рабов и в Страну Израиля вошли лишь свободные люди, а сейчас - что? Сел в самолет - и ты уже там. А нутро - прежнее. Вот и катится по русскоязычному миру, словно цунами, волна ностальгии по советскому строю, а я застываю в недоумении. Я могу представить, что тем, кто пережил в России кризисы и бардак девяностых, на их фоне гарантированная пайка выдаваемая в СССР может показаться райской долей. Но когда по советскому концлагерю начинают тосковать люди, приехавшие в Израиль десятки лет назад, ни дня для Израиля не работавшие, а наоборот, всю жизнь служившие режиму, сделавшему все возможное для уничтожения еврейского государства вместе со всем его населением, когда эти люди, получающие в Израиле приличное пособие, а зачастую и бесплатные, "амидаровские", квартиры, возмущаются Израилем, с благоговением вспоминают Совок и борются "За достойное будущее"^*, я спрашиваю себя: "Чего им здесь не хватает? Пенсии размером в 59 р.? Очередей за курами, которых народ прозвал "синими птицами"?" Увы, ответ может быть лишь один - им не хватает сорока лет странствий по пустыне.

-------
*Организация в Израиле, борющаяся за права пенсионеров-репатриантов.

"Вести-Север", 13.03.2014

Сайт Александра Казарновского

Hosting by