|
…И вот мы выходим на полянку, откуда виден Старый город, и лучи заката гладят его запыленные каменные стены, окрашивая их в нежно розовый цвет. Сосны, точно тонкие пальцы прикасаются к предвечерне синему небу. А влюбленные парочки то здесь, то там идут в обнимку. И правильно! На носу - пятнадцатое ава - День любви! Любви к своей земле, любви к своим братьям, любви к своим любимым!
А у нас экскурсия. Как обычно, организованная неутомимой Аней Антопольской, руководительницей амуты "Место встречи" и проводимая блестящим экскурсоводом Ицхаком Фишелевичем, который как раз и составил ее. Ну и тема соответствующая - "Любовь и Иерусалим".
Как было написано в объявлении, "В преддверии еврейского дня любви мы пройдём по улицам Иерусалима и поговорим о наиболее интересных историях любви, происходивших в этом городе с разными людьми в разные эпохи… Любовь бывает разная: к славе, к деньгам, к Иерусалиму. Есть о чем поговорить…."
Поговорить действительно было о чем. Мы услышали историю жившего здесь в начале прошлого века борца с трахомой офтальмолога Авраама Тихо (69000 приемов пациентов за год!!!) и его жены Анны - бессменной помощницы мужа и замечательной художницы. Мы услышали историю создателя современного иврита Элиэзера Бен-Иегуды, его героической первой жены Дворы, посвятившей жизнь делу мужа, и ее сестры Хемды, которая после смерти Двора, пожертвовав карьерой журналистки и писательницы, приехала из Европы к Элиэзеру, чтобы помочь ему в воспитании детей, а впоследствии вышла за него замуж и до конца жизни его поддерживала. Мы услышали о его сыне Итамаре Бен-Ави, первом современном еврее, для которого иврит был родным языком, мы узнали о том, как он покорял сердце прекрасной Леи Абушдид письмами в стихах, которые печатал на первой странице редактируемой им газеты. Мы услышали историю авантюриста и выкреста Мозеса Вильгельма Шапиро, соблазнившего монашку и женившегося на ней, торговавшего поддельными древними свитками, чья поддельность сегодня подвергается сомнению, и застрелившегося в маленькой роттердамской гостинице. Мы даже заглянули в глубокую древность, чтобы, покрутившись возле "башни Давида", построенной на самом деле не Давидом, а Иродом, услышать о любви этого великого злодея к принцессе Мириам, любви, закончившейся укорочением обожаемого им тела на 1 (одну) голову.
Мы бродили по закоулкам Старого и нестарого города, мы полировали подошвами плиты иерусалимских мостовых, мы слушали рассказы о любви и мы вдыхали любовь, которой был пропитан тихий и прохладный иерусалимский воздух. И вот теперь мы вышли на ту самую полянку, с описания которой я и начал свой очерк, полянку, где с одной стороны открывается вид на Старый город, а с другой стороны квадратной крепостью, этаким средиземноморским Тауэром, высится здание отеля "Кинг Дэвид".
Ицхак достает фотографию и предлагает нам отгадать, откуда приехал запечатленный на ней господин. Благообразный джентльмен явно из высшего света какой-то европейской страны. Судя по контексту вопроса это должен быть еврей, но есть в этом лице что-то нордическое.
- Германия! - не сговариваясь, решаем мы.
Ицхак смеется.
- Египет! Перед вами Феликс де-Менаше - лидер еврейской общины Египта, один из первых сионистов Северной Африки. Он всю свою жизнь прожил в Александрии и умер в сорок третьем году в возрасте 87 лет.. В тридцать шестом он купил в Кфар Сабе 218 дунамов земли и теперь там находится один из крупнейших и старейших парков нашей страны. Он так и называется - парк Менаше. К чему я это рассказываю? К тому, что у Феликса де Менаше была внучка Мари-Луиз Грин. Да-да, Грин, очевидно, отец был ашкеназ. Но внучка она была Феликсу по матери. И, главное, пошла в деда. Прочитала в юности книгу "Дгания" о первом израильском кибуце и решила переселиться в Израиль. В Тель Авиве встретила парня с чарующем слух сионистки именем - Маккаби. Это был энтузиаст идеи "завоевания труда", один из основателей мошава Тель Цур. Казалось, ей вовек не сломить сопротивления родных, которые, естественно, будут стоять насмерть против брака девушки из высших кругов еврейской аристократии Египта и какого-то мужлана, копающегося в земле. И как же отлегло от сердца у Мари-Луиз - впрочем, она уже успела "переименоваться" в Рахель - когда она узнала, что "мужлан" является отпрыском не менее аристократического рода Муцери. Отец нашего Маккаби был владельцем вот этой самой гостиницы "Кинг Дэвид".
Ицхак замолкает, и я вижу, как красавец Маккаби с красавицей Рахелью проходят здесь совсем рядом, и слышу, как Маккаби, небрежным жестом указывая на "Кинг Дэвид", говорит: - Да папино все это, папино! Но какое это имеет значение?! Главное - Хагшама!
- Хагшама! Воплощение идей на практике! Осуществление идеалов! - вот был девиз Маккаби и его друзей, - продолжает Ицхак. - В тридцать третьем они с Рахелью поженились, а спустя три года началось Арабское восстание. Маккаби был один из первых, кто предложил создавать полевые роты, переходить к активной фазе сопротивления мятежникам, не сидеть в поселениях, ожидая атаки террористов, а громить банды в их собственных гнездах. Потом была Вторая мировая война. Он пошел в Еврейскую бригаду британской армии, воевал в Северной Италии. В сорок восьмом году, во время блокады Иерусалима служил адъютантом Ицхака Саде, главы Пальмаха. В его задачи входило обеспечивать охрану колонн автомобилей, идуших из Тель Авива в Иерусалим. Эти колонны он лично сопровождал. А Рахель работала в Тель Авиве в штабе Пальмаха. В частности, она была первой, кто получал информацию об убитых и раненых.
- А то, что я расскажу вам сейчас, - заговорщицким тоном говорит Ицхак, - нигде не написано, не напечатано. Это нам в 2006 году на курсах экскурсоводов рассказывал Моше Хармац. Незадолго до смерти Рахели - она умерла в 2003 - он с ней беседовал, и она рассказала ему, как на пасхальном Седере сорок восьмого года у себя в Тель Авиве принимала подругу. В разгар Седера раздался телефонный звонок. Она вышла в соседнюю комнату и была первой, кто узнал о том, что Маккаби Муцери, возглавляя колонну с продовольствием, идущую из Тель Авива в Иерусалим, был тяжело ранен и, несмотря на все усилия медиков, скончался. Она вернулась к подруге и продолжала вести пасхальный Седер. "Моя подруга потеряла мужа в сорок первом, - объяснила Рахель Моше Хармацу. - Я не имела права лишать ее той радости, которую ей несет седер". Так та до конца Седера ничего и не узнала.
А на следующий день в Иерусалиме состоялись похороны Маккаби. Иерусалим был в осаде, пробраться туда по земле было невозможно, и Рахели предложили лететь туда на самолете. Самолеты были маленькие. Их называли "примусы" - вроде наших "кукурузников". Использовали их исключительно в транспортных целях. Англичане, еще заправлявшие в Палестине, не давали евреям использовать боевую авиацию. Если бы Рахель полетела в Иерусалим, туда бы прибыло на определенное количество килограммов меньшееды и боеприпасов. Рахель лететь на похороны любимого мужа отказалась. Вот такие это были люди , - заключает свой рассказ Ицхак.
- Фанатики? - шепчет женщина слева от меня.
- "Гвозди бы делать…" - вслух произносит кто-то.
Честно говоря, у меня тоже мгновенная реакция: "Сидеть, праздновать седер, шутить, петь, развлекаться и развлекать, зная, что… Отказаться от последней встречи с тем, кого любишь больше всего на свете"!
Вспоминаются коммунистки в солженицынском "Гулаге". Ольга Слиозберг, которая, когда за ней пришли, в течение четырех часов, пока шел обыск, вместо того, чтобы проститься с детьми, приводила в порядок протоколы съезда стахановцев щетинно-щеточной промышленности, где она была секретарём за день до того. Елизавета Цветкова, оклеветавшая себя в письме дочке из тюрьмы, чтобы не разрушать у той веру в Советскую власть…
Но тут же спохватываюсь: "Да это не то же самое! Разница - не просто разница, а пропасть! Да, фанатики! Но не кровавого коммунизма, не сионизма, который был их путеводной звездой и не еврейской веры, которая для меня путеводная звезда. Они были фанатиками любви к ближнему! Ради того, чтобы подруга хоть немного порадовалась жизни, чтобы на одну слезу меньше пролила, Рахель совершила воистину подвиг самообладания. Ради того, чтобы, каждый из тысяч иерусалимских детей, жадно глядящих на небо, получил на несколько капель воды и на несколько крошек мацы больше, отказалась от возможности еще раз склониться над телом того, с кем сроднилась за 14 лет. Так что никакие они не гвозди! Люди они, люди…
- Между прочем, - говорит Ицхак в наступившей тишине, - никто никогда не видел, как Рахель плачет. Хармац цитировал её слова "Я обещала Маккаби что не буду позорить фирму"… Но после смерти мужа она сменила фамилию Муцери на Маккаби.
Налетает порыв легкого теплого ветерка. Сосны шевелят иглами и кажется, что шепчут слова из цветаевской "Сонечки": "ведь это высшее блaженство - тaк любить, тaк любить... Я бы душу отдaлa - чтобы душу отдaть!"
Наша группа застыла в молчании. Близилось 15 ава.
27.08.2014
