Евгений Левин

Трагедия, ставшая неизбежной

55-й годовщине расстрела Еврейского антифашистского комитета

Кульминацией послевоенного сталинского антисемитизма многие считают «дело врачей», которое, по слухам, должно было завершиться массовой депортацией советских евреев. Депортация, однако, не состоялась (если вообще планировалась), а большинство фигурантов этого дела вышли на свободу.

Гораздо трагичнее сложилась судьба евреев, проходивших по другому, менее известному делу – о Еврейском антифашистском комитете. Практически все обвиняемые были приговорены к расстрелу, а 12 августа 1952 г. приговор был приведен в исполнение. Среди тех, кого казнили в тот день в лубянских подвалах, были поэты Лейб Квитко, Перец Маркиш и Ицик Фефер, артист Вениамин Зускин и другие.

Для многих советских евреев послевоенные антисемитские кампании грянули как гром среди ясного неба. На протяжении предшествующих десятилетий евреи были одной из наиболее лояльных Советам групп, а потому они решительно не могли понять, из-за чего вдруг впали в немилость. Однако более серьезный анализ показывает, что послевоенная сталинская политика стала естественным развитием тенденций, возникших еще в предвоенное десятилетие и получивших дальнейшее развитие уже во время войны.

В первые послереволюционные годы «советский проект» мыслился и конструировался как достаточно враждебный по отношению к прежней истории и государственности. Старая Россия считалась консервативной страной с деспотическим режимом и отсталым, невежественным населением. Как сказал И.В. Сталин в своей речи 1931 года «О задачах хозяйственников»:

История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… Они били и приговаривали: «ты убогая, бессильная» – стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно.

Подобное отношение разделялось значительной частью тогдашней интеллигенции. Говоря языком Ильфа и Петрова, история и традиция старой России были для нее «автотелегой», которую должен сменить новый современный автомобиль:

Несколько лет назад, когда у нас еще не строили автомобилей, когда еще только выбирали, какие машины строить, нашлись запоздалые ревнители славянства, которые заявили, что стране нашей с ее живописными проселками, диво-дивными бескрайними просторами, поэтическими лучинками и душистыми портянками не нужен автомобиль. Ей нужно нечто более родимое, нужна автотелега. Крестьянину в такой штуке будет вольготнее. Скукожится он в ней, хряснет по мотору и захардыбачит себе по буеракам. Захрюндится машина, ахнет, пукнет и пойдет помаленьку, все равно спешить некуда. Один экземпляр телеги внутреннего сгорания даже построили. Телега была как телега. Только внутри ее что-то тихо и печально хрюкало. Или хрюндило – кто его знает! Одним словом, как говорится в изящной литературе, хардыбачило. Скорость была диво-дивная, семь километров в час. Стоит ли напоминать, что этот удивительный предмет был изобретен и построен в то самое время, когда мир уже располагал роллс-ройсами, паккардами и фордами?

Еврейство того времени было лояльно советской власти, имело высокий образовательный уровень, русифицировалось гораздо быстрее остальных нацменьшинств и при этом не испытывало особых сантиментов к старой России. Все это делало советский проект весьма привлекательным для определенных еврейских кругов. Поэтому в послереволюционные годы евреи выдвинулись в первые ряды советской элиты, и, прежде всего, в различных областях культуры: литературе, театре, кинематографе, музыке…

***

В начале 30-х годов ситуация постепенно начинает меняться. 16 мая 1934 года увидело свет постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О структуре начальной и средней школы в СССР», в соответствии с которым в школьную программу вернулся курс истории, ранее замененный обществоведением. Интересно, что уже упомянутые «русофобы» Ильф и Петров ответили на это постановление восторженным фельетоном «Разговоры за чайным столом».

Вскоре за этим последовал разгром т.н. исторической школы Покровского, отвечавшего до этого за генеральную линию партии в исторической науке. Ученый-марксист с дореволюционным стажем, Михаил Николаевич Покровский в своих исследованиях придерживался максимально жесткой линии в отношении старого российского государства и русского патриотизма (в терминологии Покровского – «шовинизма»). Так, к примеру, о войне 1812 года историк писал, что это была «так называемая «Отечественная война», начавшаяся при следующих обстоятельствах:

«Дворянству и стоявшему за его спиной торговому капиталу, еще больше, конечно, недовольному прекращением английской торговли, в конце концов, удалось-таки добиться своего: в 1812 г. Россия вновь разорвала с Францией (а не наполеоновская Франция напала на Россию? — В. Кобрин), наполеоновская армия после своего последнего успеха — взятия Москвы — замерзла в русских снегах (а что делали такие полководцы, как Кутузов и Барклай? — В. Кобрин), против Наполеона образовалась новая, последняя, самая страшная коалиция, и английский промышленный капитализм мог, наконец, торжествовать полную победу».

Самому Покровскому, окруженному почетом и уважением, Сталин дал спокойно умереть. Однако вскоре последовал разгром его школы: идеи Покровского были заклеймены как очернительство, бывшие ученики вынуждены были отречься от учителя и покаяться в ошибках (апогеем кампании стал двухтомник «Против исторической концепции М.Н. Покровского» и «Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского»). Одновременно вышли на свободу и вернулись на кафедры ученые, ранее арестованные по знаменитому «Академическому делу» – по обвинению в «зоологическом национализме»: Е.В. Тарле, С.В. Бахрушин, Л.В. Черепнин и другие.

Следующим важным шагом на пути русификации советского государства можно считать скандал, разразившийся по поводу оперы-фарса «Богатыри», к которой написал либретто Демьян Бедный, пародировавший былины и предание о крещении Руси. 14 ноября 1936 года Политбюро приняло решение о запрещении пьесы Бедного, утвердив проект постановления Комитета по делам искусств Совнаркома СССР «О пьесе «Богатыри” Демьяна Бедного». В тексте постановления, в частности, говорилось, что опера-фарс «…огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа; … дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, явившегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры».

Судя по докладной записке НКВД, великорусская интеллигенция однозначно восприняла осуждение «Богатырей» как реабилитацию русской истории и русского патриотизма. Аналогичным образом оценил происходящее и известный кинорежиссер Леонид Трауберг, с грустью заметивший, что «советское государство становится все более и более национальным и даже националистическим».

Новые тенденции нашли свое отражение и в советском кинематографе. На экран начинают выходить картины историко-патриотической тематики, подчеркивающие преемственность советской и российской истории: «Минин и Пожарский» (1939 г.), «Александр Невский» (1938 г.).

Начавшаяся Отечественная война придала дополнительный импульс проводимой Сталиным реставрации. Гитлеровская пропаганда неизменно подчеркивала, что воюет не против русских, но против «жида-большевика». А Сталину было крайне важно продемонстрировать населению, что возглавляемое им государство является именно русским, Россией. Отсюда – сталинские декларации о «нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского, Горького и Чехова, Сеченова и Павлова, Репина и Сурикова, Суворова и Кутузова», восстановление патриаршества, введение погон вместо петлиц по дореволюционному образцу (старые воинские звания были возвращены еще до войны).

Если довоенная реставрация практически не касалась евреев напрямую, то во время войны Сталин перешел к решениям кадрового характера. Так, в 1942-м было заменено руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра. Во всех случаях вместо руководителей-евреев были назначены великороссы. Тогда же возник так и не реализованный проект создания «Русфильма», кинематографического объединения во главе с Иваном Пырьевым и без режиссеров-евреев.

Таким образом, к моменту окончания войны «советский проект» был окончательно и прочно подчинен «русско-российскому». Причем русификация стала восприниматься в том числе и как вытеснение еврейской элиты, или, по крайней мере, как существенное ограничение ее влияния.

Безусловно, послевоенный всплеск государственного антисемитизма был дополнительно спровоцирован еще некоторыми событиями, в частности – восторженным приемом, который советские евреи оказали первому израильскому послу в Москве Голде Меир. Не исключено, что в иных обстоятельствах кампания могла протекать как-либо иначе и под другими лозунгами, однако собственно противостояние советской власти и советского еврейства было практически неизбежным.

***

Еврейский антифашистский комитет был создан в годы войны в целях пропаганды и сбора средств, но постепенно его руководство начало воспринимать себя как своего рода представительный орган советского еврейства, выступающий от его имени перед властями. В отдельных случаях Комитет даже позволял себе попытки направлять советскую еврейскую политику (достаточно вспомнить печально известную идею еврейской колонизации Крыма).

Разумеется, подобные претензии никак не соответствовали реальному месту и влиянию Комитета в советской бюрократической системе. Тем не менее, он не мог не оказаться среди первых жертв начавшейся антиеврейской компании: государство, развернув борьбу против еврейского национализма, решило сразу ликвидировать орган «еврейского самоуправления».

Очевидно, процесс ЕАК должен был стать первым в серии громких антиеврейских процессов. Известно, что в марте 1952 года было принято постановление начать следствие по делам всех лиц, имена которых упоминались в ходе допросов по делу ЕАК. Среди тех, кого предполагалось привлечь к ответственности, были И. Эренбург, В. Гроссман, С. Маршак, М. Блантер… Однако смерть Сталина остановила маховик репрессий, так что большинство русскоязычных фигурантов, не входивших в сам Комитет, отделались легким испугом. Их коллегам, писавшим на идише, повезло меньше. Поскольку Комитет должен был работать среди национально ориентированных евреев, в нем был собран весь цвет еврейской культуры. В результате разгрома ЕАК идишская культура в СССР к 1953 году была практически уничтожена.

На снимках:
Президиум 3-го пленума Еврейского антифашистского комитета. В центре — С. Михоэлс

Мемориальная доска на д. 10 по ул. Пречистенка. Фото А. Вайсман.

booknik.ru, 12.08.2007

Hosting by