Илья Левит, Алекс Тарн
Сказки доктора Левита
Глава 1.
Я долго жил в искреннем убеждении, что политические разногласия не должны мешать дружбе. Так оно и было, до поры, до времени. Знаете, когда спор чисто теоретический – ещё куда ни шло. Никуда и не шло. А как смерти пошли, да кровь на шоссе, да детские мозги на столиках кафе - так и дружба как-то сама по себе завяла. Суха теория, мой друг, а древо смерти быстро плодоносит.
В общем, поубавилось гостей на моем самарийском балконе. Но и сегодня нас тут много – охотников до доброго каберне с Голанского нагорья. Сегодня мы слушаем сказку доктора Левита. Давайте, я познакомлю вас с ним. Вообще-то доктор Левит психиатр – в меру своих слабых человеческих сил он пытается вернуть на место или хотя бы удержать едущие крыши своих пациентов. Увы, крыши, как известно, штуки тяжелые, так что нередко они вырываются даже из цепких докторовых пальцев и безвозвратно улетают в пронзительно-синее иерусалимское небо. Что тут сделаешь? Крыши – они ближе всего к Б-гу, оттого-то и попадают к Нему раньше прочих деталей.
А еще доктор рассказывает сказки. Сказки, не в пример крышам, ведут себя послушно. Сказки, мурлыча, лежат у доктора на коленях и ждут своей очереди. Тут я должен сообщить вам кое-что важное. Постоянной темой сказок доктора Левита является относительно немногочисленная, но крайне активная группа людей, именуемых евреями. Доктор любит евреев, их историю, их страну, их победы и поражения, их трусость и геройство, их ослиное упрямство и слоновью настойчивость, их непроходимую тупость и необъяснимую гениальность. Оттого и сказки выходят сионистскими до крайности – все про евреев, да про евреев... Такая вот однобокость. Ну и что? Любовь всегда однобока. Тем не менее, некоторые особо недружелюбные люди предпочитают звать доктора "поганым националистом". "Мы, - говорят, - гуманисты по нетленным общечеловеческим ценностям, а доктор ваш – националист он поганый и дело с концами!".
А я не знаю. Нешто гуманисты никого не любят? Еше как любят. Значит, они тоже однобоки, по-своему, по-гумановски. Помню, учили меня в молодости про пролетарский гуманизм; так там полагалось любить пролетариев. А нынешние европейские гуманисты любят арабских самоубийц – это, видимо, называется "гуманизм самоубийственный"... Выходит, и доктор гуманист, раз уж он евреев любит. Назовем это... ну хотя бы – "сионистский гуманист", к примеру.
В общем, о вкусах не спорят. Так что давайте переходить к сказкам. Вон он, доктор Левит, сидит себе в кресле на террасе самарийского вади. Заходящее в море солнце золотит серо-зелёные холмы Беньямина, по дну вади петляет дорога, построенная ещё римлянами, и летучие мыши вылетают на вечерний клёв.
СКАЗКА ПЕРВАЯ.
Откуда есть-пошла в Америке еврейская земля.
Много, ребятушки, евреейцев в Америке. Есть такие, что скажут – слишком много. Но речь не об этом. Речь о том, откуда они там взялись. И когда. И почему. А это уже сказка длинная, так что запаситесь терпением.
И начинаем мы с интересного 1492 года. А интересен он тем, что случились тогда три значительных события мировой истории. В начале года пала Гранада – последняя столица испанских арабов. Завершилась борьба, длившаяся аж 780 лет. Это так в школьных учебниках пишут. На самом-то деле ни хрена тогда не завершилось, потому что последние арабы покинули Пиренеи лишь 120 лет спустя, когда около 1610 года испанцы сделали им трансфер.
А ещё лет через 200 с лишком, в посленаполеоновские времена, решил французкий писатель и философ Шатобриан написать исторический роман из жизни арабской Испании. Восток тогда входил в моду. Романтики топтали классицистов, ятаганы с янычарами вперемежку висели на стенах модных салонов, Байрон напропалую корсарствовал... вот и Шатобриан сподобился.
И вот, в поисках материалов для романа, проехался он по Северной Африке. Материалов таки было хоть отбавляй. Самым поразительным было то, что потомки арабов, бежавших из Испании более 200 лет тому назад, свято хранили не только воспоминания о Пиренеях, но и ключи от оставленных там домов. Они были уверены, что ещё вернутся. Удивляетесь? Удивляюсь я вашему удивлению.
Помню, когда во времена Барака казалось наивным нашим левачкам, что мир уже – вот он, удивлялись они несказанно, узнав, что где-нибудь в Шхеме, в Аммане или в Бейруте хранят фатьмы – ахмеды ключи от оставленных в Хайфе и Лоде домов. Уже и домов-то нету, а ключи хранятся. Вместе с твёрдой надеждой на возвращение.
Второе событие 1492 года – первое плавание Колумба. Тут, я думаю, комментарии излишни. Замечу только, в плане курьёза, что и это, и последующие три плавания Колумба современники оценили невысоко. Васко да Гама стоял гораздо круче – до самой Индии доплыл!
Наконец, третье событие – изгнание евреев из Испании. Об этом можно много чего порассказать. Но для нашей американской сказки важна судьба одной ветви изгнанников – той, что направилась в Португалию. Так что сделаю только общее пояснение. Вопреки широко распространённому мнению, инквизиция, даже испанская, евреями не занималась. Ей и дела не было до евреев, пока они оставались евреями, то есть, пока они не крестились. Еврейство влекло за собой массу жизненных сложностей, но суду инквизиции не подлежало. А вот когда еврей крестился, то есть становился полноправным испанцем, тут-то и поджидала его Зелёная Дама. С этого самого момента он, как и другие нормальные люди, имел полное право быть пытаным и сожжёным.
Замечу, в скобках, что тогда ещё существовало формальное равенство. Это уже позднее, во второй половине XVI века ввели закон “о чистоте крови“, так что даже еврейская бабушка становилась бедой. А “Зелёной Дамой“, как вы уже догадались, в Испании именовали инквизицию – по цвету мундиров.
Итак, в 1492 году евреям надо было решать – либо бежать из страны, бросив всё имущество (золото-серебро вывозить было запрещено), либо креститься. Проблема... Благословенная Османская империя была далеко на востоке. Там евреев терпели, даже считали полезными, да поди туда доберись. Близкие Алжир и Тунис станут турецкими только лет через тридцать. Марокко? – Хрен редьки не слаще. Первые группы еврейских беженцев, высадившиеся в Северной Африке, встречены были плохо. И неудивительно. После гранадского разгрома ярость полыхала в сердцах мусульман. Арабские беженцы из Испании призывали местный хамас к священной войне с неверными. Увы, против испанцев кишка была тонка. Зато евреи - вот они, под рукой. Пострадали даже “свои“, коренные, североафриканские. Что уж говорить об евреях пришлых...
Но это только полдела. Помимо всех политических и военных неурядиц, обрушилась на арабов Северной Африки ещё и экономическая катастрофа. Тут надо кое-что пояснить. В течение веков важной составляющей жизни всего Средиземноморья была Транссахарская торговля. Караваны верблюдов везли неграм Экваториальной Африки мануфактуру и ремесленные изделия, забирая взамен золото, драгоценности и страусовые перья. Насчёт перьев прошу не улыбаться. Никакой уважающий себя шлем и прочий плюмаж в те времена без страусового пера не обходился. Короче говоря, торговля непрерывно процветала и к середине XV века достигла максимума. А потом пришла беда. Вернее, приплыла.
Началась эпоха великих географических открытий, и португальские корабли достигли экваториальных областей. И завели торговлю. И накрылся арабский гешефт медным цирюльным тазом. Понятное дело – кораблём оно завсегда выгоднее, чем верблюдом через Сахару...
В общем, к концу XV века загнулись некогда цветущие города Северной Африки. Кстати, отчасти по этой причине они и не смогли оказать помощь братьям-мусульманам в Гранаде. Так что беженцев-арабов ещё худо-бедно приняли, а вот евреи... - нет уж, увольте. Многим это наверняка напомнит, как в разгар Великой Депрессии 1930 года во всём мире были приняты антииммиграционные законы, обрекшие на смерть немецких евреев. Бежать от Гитлера было некуда, разве что в Палестину ещё пускали... Так что история повторяется.
Чтобы закончить с североафриканскими городами, добавлю, что кое-какую замену транссахарской торговле они всё-таки нашли. Морское пиратство расцвело по всему побережью. Справедливости ради следует отметить, что в те времена этот сомнительный бизнес выглядел не то чтобы законным на все сто, но всё же в какой-то степени легитимным. Средневековая Европа знала портовые города, такие, к примеру, как Дюнкерк, которые жили почти исключительно пиратством. Дикое время, господа. Но размах пиратства у берегов Северной Африки был всё таки беспрецедентным. Разве что знаменитое Вест-Индское пиратство могло с ним соперничать, да и то – сомнительно. Конечно, разбойничали арабы под предлогом священной войны – как же без этого. Османская империя им, естественно, покровительствовала, так что морской грабёж разгорелся не на шутку. И полыхал, приобретя характер пожара, веками, не ограничиваясь, кстати, Средиземным морем. Погостить в те времена в рабстве у мавританского бея – случай отнюдь не из ряда вон выходящий. Обладателей этого печального опыта можно было тогда найти не только в каждой европейской столице, но даже, как выясняется, на необитаемых островах. Да-да, бравый Робинзон Крузо, перед тем как попасть на свой знаменитый остров, побывал в рабстве в Марокко. Сервантес и его алжирский плен... – в общем, мало не казалось. Покончить с арабским морским пиратством удалось лишь в первой половине XIX века, и почётную роль в этом сыграл молодой тогда флот США. Но это уже совсем другая сказка.
Итак, испанских евреев в арабской Африке не ждали. Поэтому и осело их там совсем немного, даже включая более позднюю волну марранов – выкрестов. Так что нынешних израильтян – выходцев из Марокко, Алжира и Туниса – можно считать сефардами лишь с очень большой натяжкой. Из христианских же стран наибольшая надежда была на Португалию.
В Португалии евреям и в самом деле жаловаться было не на что. Бытовой антисемитизм, конечно, имел место – как же без этого, но власти евреев ценили и берегли. Тем неожиданнее оказалось плохое отношение к хлынувшим в страну беженцам из соседней Испании. Правил Португалией в то время король Жуан II, человек чёрствый и суровый. Слово “сострадание“ и все его синонимы начисто отсутствовали в его словаре. Жуан разрешил остаться немногим, в основном, нужным специалистам и богачам (кому-то всё же удалось кое-что спасти), а бесполезным было приказано убираться из Португалии куда глаза глядят. В течение восьми месяцев. Оставшихся продадут в рабство.
Восемь месяцев, по тем временам, было совсем немного. Жизнь шла отнюдь не сегодняшними темпами. В добавок ко всем удовольствиям, в беженских палаточных лагерях вспыхнула эпидемия, и даже тех, кто мог и хотел уехать, на корабли не брали. Короче, восемь месяцев пролетели, а евреи - вот ведь сволочи - остались. Что оставалось делать королю? Слово - не воробей, особенно – королевское. Сказал “продам“ – надо продавать. Но тут, в который раз, вмешалось Провидение. Наследный принц, единственный сын короля, упал с лошади и разбился насмерть. Наверное, портвейну перепил. Вслед за ним приказал долго жить и сам король. Говорили, что – от депрессии, но мы-то с вами понимаем, откуда что взялось. Какая, к чёрту, депрессия у такого сухаря? В общем, так или иначе, на престол взошёл томившийся доселе в тюрьме королевский племянник Мануэль.
Благосклонность судьбы – как питерская погодка. Но Мануэль (еврейскими ли молитвами, или по какой другой неведомой причине) был поразительным прушником. Он так и вошёл в историю, под именем “Мануэль Счастливый“. При нём Португалия стала – ровно на одно поколение – великой мировой державой, повелительницей Востока. А всё почему? Судите сами.
Мануэль проявил к несчастным беженцам добрые чувства. То ли в тюряге его так воспитали, то ли сам сообразил, что для великодержавных деяний требуются немалые людские ресурсы, коих в небольшой Португалии – раз, два и обчёлся. Так или иначе, евреям было разрешено остаться. И всё было бы ничего, да задумал Мануэль жениться. А насчёт невестиной семейки у евреев таки было что порассказать.
“Католические Короли“, владыки Испании Фердинанд и Изабелла имели двух дочерей. Был и сын, да помер молодым. Собственно говоря, нам-то понятно, что, после изгнания евреев, на благосклонность небес семье рассчитывать не приходилось. К примеру, старшая дочка, Хуана, проявляла явные признаки помешательства. Так, она отказывалась присутствовать на публичных пытках и казнях еретиков. Сжигали тогда оптом, большими группами, при полном стечении народа, в праздничный день. Барбекью, пользуясь современной терминологией. Словом, всем людям праздник, а у этой дуры – истерика. И ведь где сидеть отказывается, засранка?! – на королевских местах, откуда лучше всего видно!! Короче, любому современнику Хуаны было совершенно ясно, что крыша у неё уехала далеко и надолго. Каким-то образом, всеми правдами и неправдами ухитрились выдать неудачного ребёнка замуж. За австрийца Габсбурга. Тот, скрепя сердце, взял, хотя и неясно было, сможет ли такая дура родить здоровых детей.
На это-то и рассчитывал Мануэль, сватаясь к младшей. Ведь если нормальных детей от Хуаны не ожидалось, то потомки Мануэля должны были унаследовать весь Пиренейский полуостров... Забегая вперёд, скажем, на этот раз расчёт везунчика не оправдался. Хуана уехала к мужу, в принадлежавшие Габсбургам Нидерланды. Там ей резко и неожиданно полегчало, возможно, оттого, что в тогдашних Нидерландах барбекью из человечины ещё не вошло в моду. Более того, супружеские свои обязанности она исполняла регулярно и с видимым удовольствием. Так что родившийся вскоре сын – будущий Карл V Габсбург - был удачным во всех отношениях.
Но кто ж мог знать, что лежит в прикупе? Вот и Мануэль не знал, связывая с младшенькой грандиозные планы. Тем более, что младшенькая выглядела совершенно нормальной дочкой своих благочестивых родителей. Запах горелого мяса её отнюдь не пугал, скорее даже наоборот. И потому она твёрдо заявила жениху, что нога её не ступит в страну, где живёт поганое еврейское племя. Одним словом – либо евреи, либо испанская принцесса.
Тут-то Мануэль и призадумался. С одной стороны, евреи ему были нужны. Колониальные владения росли, как на дрожжах, людей катастрофически не хватало, и в этих условиях предприимчивый и образованный народец был отнюдь не лишним. С другой стороны – столь блестящие династические перспективы... Нельзя ли найти компромисс? Мануэль вызвал к себе лидеров еврейской общины и предложил следующую сделку: евреи крестятся – так, для вида (то есть дома, господа, делайте, что хотите), а он, Мануэль, за это обязуется в течение 20 лет инквизицию не вводить. А что потом? – А потом видно будет. А коли не согласимся? А коли не согласитесь – пшли вон, свиньи неблагодарные. Изгнание, в переводе с португальского...
Ну вот, от чего уехали, к тому и приехали... Вообще говоря, на этот раз вставшая перед евреями дилемма выглядела менее неразрешимой. Кое-какой опыт имелся. Так, было совершенно ясно, что ехать надо только в Турцию. Чтобы понять турецкий подход к проблеме, достаточно процитировать султана, сказавшего по поводу изгнания евреев из Испании примерно следующее: “И вы ещё называете Фердинанда мудрым? Да ведь он разоряет свои владения и обогащает мои! “ Часть беженцев из Испании успела к тому времени обосноваться в Турции, так что было кому помочь. Короче, можно было сказать “нет“ португальскому королю с гораздо большей уверенностью, чем в свой время – испанскому.
И Мануэль услышал это самое “нет“. Большинство евреев отказалось креститься и предпочло изгнание. Но король вовсе не хотел отпускать евреев. Тех, кого не удалось окрестить добром, попытались окрестить силой. Хватали еврейских детей, отнимали от родителей, крестили. И тут Мануэль столкнулся с невероятным еврейским упорством. Дети убегали, взрослые умирали на дыбе – конечно, были и отрекшиеся, но добиться массового крещения так и не удалось. В конце концов Мануэль сдался и отпустил не пожелавших креститься в Турцию. Именно там, на Балканах и оказались евреи, потомков которых в современном Израиле называют “чистыми сефардами“. В этой среде говорили на ладино – староиспанском, кастильском диалекте, аналоге ашкеназского идиша. Да и фамилии те ещё – Валенсия, Родригес и пр.
Однако вернёмся в Португалию. Препятствий браку Мануэля Счастливого больше не существовало, и он благополучно состоялся. На беду. На беду, на неисчислимые несчастья породнилась португальская династия с проклятым судьбой и евреями испанским королевским родом. Впрочем, сам Мануэль до тех несчастий не дожил. Счастливый, одно слово. Кстати, слово, данное евреям, король сдержал – инквизиции при нём не было. Тем не менее, даже против воли короля, формальное запрещение иудаизма начало приносить свои горькие плоды. Сказывалось влияние братской теперь Испании. Марранов, мягко говоря, не любили. Относились к ним явно хуже, чем в своё время к евреям. Однажды в лиссабонском кафедральном соборе поизошло очередное чудо – некие мощи ни с того ни с сего начали испускать дивное сияние. Дело, кстати, было летом и засуха стояла жуткая. Один из марранов возьми да и пошути насчёт того, что при такой-то засухе более к месту было бы чудо водное, дождичек, скажем... Что тут поднялось! Немедленно были растерзаны несколько марранов. Вслед за тем покатилась волна погромов по всему Лиссабону. И хотя король немедленно и жёстко подавил беспорядки, всем было ясно, куда ветер дует. Даже флюгер не требовался.
И всё таки ситуация в Португалии была тогда гораздо лучше, чем в соседней Испании, где марранов сжигали оптом и в розницу. Да и король обещал 20 лет инквизиции не вводить. Казалось бы, всё не так страшно... Увы, годы шли, и зловещая дата приближалась. Старый прушник Мануэль также приближался к общему, последнему месту сбора всех удачников и неудачников. На сынка-наследника, воспитанного мамулей-живодёркой, надежды не было даже у самых неисправимых оптимистов. И вот на этом-то невесёлом фоне и пришло в Португалию невероятное известие: в Италии объявился Посол Еврейского Царя.
А не пора ли нам отдохнуть, ребятушки? – Доктор Левит, кряхтя, выбирается из кресла и подходит к обрыву. Скальный сторожевой заяц пристально смотрит на него с ближней глыбы песчаника, напряженно взвешивая: то ли зашухерить и загнать в норы пасущуюся меж камней семью, то ли забить болт на этого неуклюжего и, очевидно, безвредного двуногого. Клочья сумерек ползут со дна вади на медленно темнеющий горизонт. Мы ждем продолжения.
Глава 2.
Итак, дошли до затаившихся в ожидании скверных событий португальских марранов новости не просто хорошие, а хорошие до невероятности – в Италии объявился Посол Еврейского Царя.
Какого-такого царя? Как же, как же, - помните те самые десять колен Израиля, пропавшие ещё в библейские времена? Так вот, никуда те самые колена не пропали, живут себе - не тужат на Востоке, в собственном многокомнатном царстве с видом на море. И могуче это царство до невероятности, и всех своих врагов отбуцкало давно и надолго. И по этой последней причине военная технология там вот уже несколько веков как не развивается и посему пришла в полное запустение и негодность. И это обстоятельство в данный момент очень даже некстати, ибо проклятые турчины досаждают не только великому христианскому миру. Другим, восточным боком напирают турки на столь же великое, хотя и несколько зажравшееся в своей беспечности еврейское царство. Оттого-то и шлёт Еврейский Царь посольство ко всем христианским королям. Мол, пришлите нам огнестрельного оружия, танков, самолётов – и от турок щепки полетят!
Фамилия посла была, конечно же, Хлестаков, хотя сам он себя именовал Реувени. Вы спрашиваете, как могли серьёзные люди поверить в эту белиберду? Ну, во-первых, такое уж было время – разгар великих географических открытий. Испанцы и португальцы беспрерывно открывали новые, до того никому не известные страны. Взять хоть империю ацтеков, к примеру. После такого открытия всё казалось возможным. Во-вторых, люди легко верят в то, во что хочется верить. Турецкая угроза вот уже более столетия нависала над христианской Европой. И чем дальше, тем хуже шли дела христиан. К моменту появления Реувени от Италии турок отделяла лишь узенькая полоска Адриатического моря. Ещё один бросок, и...
Так что одним из побудительных мотивов великих географических экспедиций и был поиск возможных союзников против турок. Можно ли было удивляться тому, что союзник в конце концов нашёлся? Наконец, в-третьих, - по закоулкам средневековых гетто издавна бродили слухи о далёком еврейском царстве, где-то там, на востоке. Кое-какая пища для слухов всегда находилась – то гулкое эхо ушедшей славы мощного хазарского каганата, то слабые отголоски вестей о маленьком княжестве эфиопских евреев. Важно, что в слухи эти верили не только евреи. К тому времени человечество, к глубокому своему сожалению, уже усвоило, что евреи не исчезают. Бьёшь их, жжёшь их, давишь... – нет, не выводятся. Хуже клопов. Так что, ежели были когда-то какие-то 10 колен, то, по закону сохранения евреев, они должны существовать где-то и по сей день...
В общем, на крыльях трёх упомянутых причин наш Реувени-Хлестаков был принят самим Папой. Папа впечатлился не на шутку. Он немедленно отправил господина посла в Португалию с письмом, в котором предписывал тамошнему христианскому королю, не мешкая, снарядить 8 (прописью: восемь) кораблей, нагрузить их оружием и отправить в еврейское царство. Почему именно в Португалию? Да потому, что именно Португалия владела в тот период всеми морскими путями на Восток, ей, что называется, и карты в руки.
Долго ли коротко, прибыл Реувени в Португалию и был встречен с почестями, как и подобает послу могущественной союзной державы. Переговоры пошли полным ходом. Трудно сказать, на что рассчитывал сын ещё не родившегося лейтенанта Шмидта. Возможно, что, как и всех авантюристов, процесс занимал его намного больше, чем результат. Кое-какой промежуточный результат, тем не менее, уже имелся. И заключался он в том, что португальские марраны, до того тихие и пришибленные, пришли в радостное возбуждение. Ещё бы! Наш брат-то, оказывается, тоже не лыком шит! Тем более, что и разговоры о введении инквизиции пока что прекратились – как-то неудобно в присутствии такого высокого гостя... В общем, один из видных марранов открыто вернулся в иудаизм. Дальше – больше. Группа вооружённых португальских марранов устроила налёт на тюрьму инквизиции в пограничном испанском городе Бадахосе. Тюрьма была женской, и в ней, в ожидании аутодафе, томились несколько испанских марранок. Португальские марраны взяли тюрьму штурмом, освободили женщин и увели их в Португалию. Короче, оборзели по всей программе.
Шум, понятное дело, поднялся превеликий. Вот ведь, евреи... дай им палец... А ведь с чего всё началось – с посла этого дурацкого. Конечно, папский вердикт – вещь весомая, да ведь что они там в Италии про Восток понимают... Вам, говорят, в Португалии и карты в руки... Так ведь именно по картам-то по этим что-то не больно вытанцовывается с Великим Еврейским Царством. А значит - и с послом.
Реувени был объявлен персоной нон-грата и отправлен назад, в Италию. Там он попал к испанцам и кончил свои дни в тюрьме. Так и осталось загадкой – кто же он был на самом деле? откуда взялся? зачем приходил? чего хотел?
А вот для португальских марранов время шуток закончилось. Инквизиция пришла. Запылали костры по всей Португалии. Впрочем, поначалу до испанских масштабов не доходило. Уж больно людей для колоний не хватало, так что меркантильные португальцы предпочитали не жечь грешников, а высылать их в наиболее дикие части своей огромной империи, преимущественно, в Бразилию. Чтоб жизнь раем не казалась. В Бразилии, и в самом деле, жизнь была – не сахар. Сахаром её сделали марраны.
В Европе в те годы сахар был продукт экзотический, дорогой и исключительно импортный. Идея производства сахара в Южной Америке носилась в воздухе ещё со времён Колумба. Для этого требовались две необходимые составляющие: сахарный тростник и негры. Тростник в бразильских тропиках рос как на дрожжах. Негров везли из Африки. Ангола, “чёрная мать Бразилии“, как её потом называли, в те времена активно занималась работорговлей. В обмен за товары, привозимые португальцами из Европы и Индии, ангольские царьки расплачивались военнопленными, мятежниками, преступниками, а то и просто злостными должниками. Итак, все компоненты были налицо, да вот беда – загвоздка с технологией. Товарной продукции получить никак не удавалось. Уж совсем было махнули рукой, да тут за дело взялись марраны. И совершили сенсацию. В 70-е годы 16 века в Португалию начали прибывать гружённые сахаром корабли из Бразилии. По тем временам это стало событием огромного значения. Современники приравнивали организацию производства сахара к открытию богатейших золотых копей.
Увы, всего бразильского сахара не хватило бы, чтобы подсластить горькую участь Португалии. Случилось непоправимое. Молодой и горячий португальский король, не успев даже жениться, затеял грандиозный поход в Марокко, был там разбит и погиб вместе с войском. Да и чёрт-то с ним, с войском, не беда – новых нарожают. А вот что законная династия прервалась – это уже не просто беда, а катастрофа. Тем более, что ближайшим родственником погибшего короля выходил не кто иной, как Филипп II, король Испании, садист и живодёр. Да как же он в родственники-то примазался, подлец эдакий? Как же, как же... - помните тот самый “дальновидный“ брак Мануэля Счастливого? Вот ведь как всё неожиданно повернулось... В общем, объединение двух пиренейских королевств стало фактом. Ох, Мануэль, Мануэль... Факт-то он тот же, да не с той рожей... Думал съесть Испанию, да вышло-то наоборот - Испания поглотила Португалию. И было это великой бедой для всей страны, а для португальских марранов - не просто бедой – катастрофой. Ибо под ручку с испанскими властями пришла в Португалию старая знакомая - Зелёная Дама, испанская инквизиция.
Надо сказать, что для Зелёной Дамы захват Португалии пришёлся как нельзя кстати. Дело в том, что к 80-м годам 16 века у испанской инквизиции возникли серьёзные проблемы с топливом. Марранов не хватало. Одних сожгли, другие сбежали в Турцию. Темпы рождаемости в еврейских семьях катастрофически отставали от нужд народных масс в культурных развлечениях, апофеозом которых, по многолетней традиции, являлось аутодафе. Пришлось поступиться принципами и, скрепя сердце, согласиться на немыслимую прежде мешанину: вместе с немногочисленными теперь евреями, а то и без евреев вовсе (!), посылать на костёр всякую шушеру – ведьм, протестантов и пр. Но, конечно, это было не то. Не настоящий праздник людям. Нет того веселья от ведьмы или от протестанта. Короче – кризис жанра. И тут – как с куста – такой щедрый подарок – почти нетоптанная Португалия с большими залежами столь дефицитных в Испании марранов... Вот тут-то, ребятушки, и получили португальские марраны свой мученический венец по всей форме.
Единственным плюсом в создавшейся ситуации было то, что характеризовалась она предельной ясностью. Так, традиционный вопрос “ехать или не ехать“ не задавали даже полные идиоты; на вопрос “когда?“ отвечалось – при первой возможности; “куда? “ – куда придётся. И тут самое время заметить, что в списке кандидатов на “куда придётся“ впервые оказались Нидерланды, тогдашний очаг европейской свободы.
Между тем, кое-какой должок пиренейским еврейцам у героических голландцев таки имелся. Дело в том, что в решающий момент испанцы не смогли послать в Голландию достаточные силы из-за того, что были сильно скованы параллельно ведущейся войной против Турции. Война была развязана турками и, в итоге, несмотря на локальное их поражение, сыграла немалую роль в финальном закате Испанской державы. Так вот, “развязана турками“ – сказано несколько неточно. Если есть такое понятие - “партия войны“, то турецкая “партия войны“, фактически толкнувшая страну на войну с Испанией, включала в себя большое количество евреев. Да, да, - потомков тех самых беженцев, битых-ломаных, на дыбе пытаных, в три шеи выпертых, навеки сгинувших... Ан нет, государи мои, не сгинули абрамы. Отдышались, поплакали, да за дело. Не переставая плакать. И так, слово за слово, пятак за копеечку, слеза за слезинку – вылезли бывшие инквизиторские дрова во влиятельнейшую силу при стамбульском дворе. И тут уж припомнили католическим королям на всю катушку.
Рассказывают забавную историю о том, как прибыли в Голландию первые марраны. Произошло это около 1600 года. В большой тайне и за большие деньги зафрахтовали корабль и отплыли. Путь был хотя и недолгий, но опасный – в море шла непрерывная война. И в самом деле, опасения оправдались – корабль был перехвачен англичанами. А на зелёные луга Англии, замечу в скобках, въезд евреям был запрещён уже лет 300. Насчёт того, что Робин – гуд, англичане не сомневались. А вот гуд ли Рабин... Отдадим должное английской прозорливости. Но марранам на корабле было не до шуток. Чтобы избежать неприятностей, они объявили себя испанцами, бегущими от “папистской мерзости“ дабы перейти в протестантскую веру. Ну что ж, коли так – добро пожаловать к братьям по вере! Небось, помолиться по-нашему, по-аглицкому хотите? Эх, бедняги, да вы и молиться-то не умеете... Короче, пришлось переходить в протестантство на полном серьёзе. А поскольку случай с перекрестившимися испанскими католиками был весьма редкий (если вообще не единичный), то этому сопутствовало неизбежное паблисити. Ну, сами понимаете - интервью на ВВС, заголовки в газетах, субботнее ток-шоу с популярным козлом-телеведущим и прочие сомнительные радости... Короче, пока от них отстали и отпустили в вожделенные Нидерланды, прошло немало времени. Представьте себе чувства наших героев, когда мечты их наконец осуществились... Вот она, Голландия, вот он, молитвенный дом, вот он, миньян по всей форме, вот он, сидур в руках, талит на плечах, и тфилин, и свечи, и вот она, царица Суббота и вот он, свиток Торы! Всё тут, на месте, всё открыто, и не надо прятаться... Неудивительно, что принялись они молиться с неземным энтузиазмом. Шутка ли – надо было отмолить и марранство, и протестантство, и рождественское интервью Джею Лено. И вскоре ал-л-лилуйя достигла такой децибел-л-лы, что окрестные дома задрожали. А в окрестных домах - соседи-голландцы, слыхом до того иврита не слыхивали, и любой непонятный молитвенный язык для них именуется одним словом – латынь. А коли латынь – надо срочно бежать к Ван Оперу, ибо без папистских агентов тут не обошлось. И вот в разгар пламенной молитвы распахиваются двери, и врывается стража, и собаки, и пики с алебардами, и переполох, и чёрт-те-что, и студёный ветер с улицы гасит мирную субботнюю свечу... Как, опять?! Немудрено, что один из несчастных марранов, ведомый впитанным с детства инстинктом завопил: “Не бейте нас, мы добрые католики! “ Что, понятно, послужило для стражи окончательным подтверждением того, что речь идёт об испанских шпионах и вся компания была благополучно арестована. В качестве католиков. Такой вот смех сквозь слёзы.
Что тут правда, а что сказка – одному Б-гу известно, но, как бы то ни было, в Амстердаме осела довольно значительная группа “португезов“. Барух Спиноза, например, вышел именно из этого круга. Хотя большая часть сефардов оказалась всё таки в Турции.
Голландия в ту пору была самой свободной страной в мире и шла от успеха к успеху, создавая свою колониальную империю. Долго ли коротко, дотянулись голландские щупальцы и до Латинской Америки, с её бразильскими марранами и их сахарным бизнесом. Надо ли объяснять, что в лице бразильских евреев, с их прочными, временами даже семейными связями с амстердамскими “португезами“ и с их пылкой “любовью“ к матушке-Испании, Нидерланды располагали готовой пятой колонной, надёжной базой для экспансии в Южную Америку... Нельзя сказать, что на этом фронте голландцы были новичками. В 20-е годы 17 века, охотясь за сокровищами Нового Света, они неоднократно нападали на испано-португальские корабли и прибрежные города. Это было классическое вест-индское пиратство. Почему-то прославлены этим, в основном, англичане, а, между тем, рекордная добыча (в 1629 году) досталась именно голландцам. Но евреи, как голландские, так и бразильские подбивали своих голландских патронов перейти к более основательным действиям, нежели снаряжение спорадических морских экспедиций. Их план имел целью захват Голландией Бразилии – навсегда. План был принят, и в 1630 году началась грандиозная кампания по захвату Бразилии. Военные действия, на море и на суше были довольно жаркими. Голландцы победили. В Бразилии была объявлена свобода вероисповедания, и в 1637 году в городе Ресифи состоялось торжественное открытие первой в Новом Свете синагоги - раньше довольствовались только конспиративными. И всё было бы хорошо, да одно существенное обстоятельство омрачало голландский праздник – у Нидерландов не было в Бразилии массовой опоры. Евреи, хотя и влиятельные, были немногочислены. Белые – испанцы и португальцы – естественно, не приняли голландцев, как родных, хотя до поры – до времени держали своё “фе“ при себе. Индейцы к тому времени были в массе своей обращены в католичество, и, следовательно, тоже не канали. Оставались негры. Так в чём же дело, спросите вы? Решение напрашивается – дать свободу чёрным рабам, и таким образом создать необходимую массовую поддержку. Э-э, судари вы мои... Это сейчас вы такие умные. А тогда на дворе стоял людоедский 17 век, и почва для подобных семян была, мягко говоря, каменистой. Уже то заслуживает изумления, что нашлись таки среди голландских генералов светлые головы, предложившие это решение. Справедливости ради, следует отметить, что речь одёт об образованнейших людях того времени. Увы, они оказались в меньшинстве, тем более, что и облачко, о котором они нудели, как о предвестнике грозы, казалось столь маленьким на ярко-голубом небосклоне голландской Бразилии...
А мировая история шла своим чередом. И, конечно, эпицентр её находился тогда в Европе, где полыхала Тридцатилетняя война, мировая война того времени, вобравшая в себя и многие региональные конфликты, в том числе и нашу бразильскую войну. Война эта казалась бесконечной, но как известно, у каждой войны есть свой Сталинград. Сталинград Тридцатилетней войны наступил в 43 году, как и Сталинград Второй Мировой на три века позже. Считавшиеся несокрушимыми испанские войска были наголову разбиты французами под командованием принца Конде в большой битве при Рокруа. По тем временам это была невероятная новость. На море испанцы потеряли господство уже более полувека тому назад, когда погибла “Великая Армада“. Но кастильская пехота все еще признавалась лучшей в мире. Конечно, её можно было одолеть, скажем, хитростью, из засады, при многократном перевесе сил; но так, лицом к лицу, что называется, честь по чести... – тут кастильцы были непобедимы. До Рокруа. Конде изрубил кастильскую пехоту на котлеты в открытом бою, да ещё и при неблагоприятном для французов соотношении сил. С испанской военной славой было покончено. Она перешла к французам и к их молодому дерзкому генералу. Моральное значение битвы при Рокруа было неизмеримо выше чисто военного. В контексте нашей сказки значимым является то, что известия о битве при Рокруа послужили катализатором для восстания в Португалии. Восстание было успешным, Португалия вновь обрела независимость. Увы, вырвавшись из удушливых испанских объятий, она стала лишь бледной тенью той великой державы, которой была всего 60 лет тому назад. Маленькая, бедная, периферийная во всех отношениях страна, коей она и остаётся по сей день. Но!
Бразильские португальцы об этом знать ещё не могли. Родина свободна! Родина возвращается на поля славы! Теперь для пожара не хватало только искры – вида португальского флага... Но и этого долго ждать не пришлось. В 1652 году Голландия начала в войну с Англией, и ей стало не до Бразилии. Тут-то и появилась у бразильских берегов крохотная португальская эскадра. И всё. На этом история голландской власти в Бразилии кончается. Произошло восстание католиков, белых и индейцев по всей стране. Крохотное облачко, о котором предупреждал зануда-адмирал, разрослось до размеров грозовой тучи. Бразилия вновь стала португальской. Евреям вновь приходилось убираться куда глаза глядят.
Один из кораблей с бразильскими беженцами, на котором плыли 23 еврея, оказался в голландской колонии Новый Амстердам. Б-гу было угодно, чтобы именно в это время прибыл туда по делам ещё один еврей. Таким образом, в городе оказались сразу 24 иудея, причём после прибытия 24-го у них образовался миньян - минимальное число, необходимое для полноценной молитвы – десятеро мужчин старше 13 лет. Это ли не знак Небес? И они решили остаться. Город был, кстати, не такой уж маленький по тем местам да по тем временам – несколько тысяч человек. Наши 24 еврея не составили бы там и 1% населения. Но и это казалось властям Нового Амстердама чересчур. Процент процентом, а сразу 24 еврея, одним махом, - это, знаете... Увы, в либеральной Голландии нельзя было просто дать еврею пинка под зад, так что приходилось терпеть и гадить на муниципальном уровне. А через 10 лет и власть переменилась. Произошёл обмен колониями, в результате которого голландцы отдали Новый Амстердам Англии. Англичане к тому времени к евреям помягчали, так что на этот раз бежать никуда не пришлось.
А город, если кто не знает, был переименован в Нью-Йорк.
Все молчали, посасывая свои сигареты. Ночь, чернее сердца испанского короля, опустилась на Землю Израиля и мягко катилась дальше, через Турцию и Египет, через Балканы и Тунис, через весёлые Нидерланды и проклятые Пиренеи – на запад, на запад. И пепел, вечный её спутник, метался в ночи, смешиваясь с пеплом наших сигарет, беспокойный, не знающий могилы пепел. Нет, он не стучал в наши сердца, он просто жил с нами все эти века, как будет продолжать жить с нашими детьми и внуками, пока эта планета ещё вертится, пока ночь сменяет день. Хотя пеплу, какая, к чёрту, разница? Какая, к чёрту, разница неорганическим частицам, бывшим когда-то португальским марраном или портным из Лодзи, вылетевшем в трубу треблинского крематория – какая им, к ядрене фене, разница между тёплой земной или морозной галактической ночью? Им – нету, ребята. Нам, пока, – есть. Горячий саудовский ветер крутит сигаретный пепел по чайному блюдцу, доктор Левит крутит свой знаменитый прутик, крутится-вертится шар голубой...
"Вести", 07.2002
|
