|
Александр ЛихтикманКацав слезам не верил
Выступление Моше Кацава, транслировавшееся в прямом эфире всеми
новостными каналами, заметно повысило рейтинги подследственного
президента. Но причина этого явления отнюдь не блеснувшая слеза и
не плаксивый голос. Театральными эффектами израильтян не удивить –
народ привычный. Любой торговец на рынке способен изобразить
натуральную истерику, стоит лишь усомниться в свежести его
помидоров. А квартирный маклер поклянется всеми своими
родственниками, а если нужно – то и заплачет, лишь бы клиент
поверил, что более дешевого жилища, чем в его конторе не сыскать на
всем Ближнем Востоке. Не нам с вами рассказывать, а коренным
жителям страны – тем более.
Речь, составленная по всем правилам ораторского искусства,
произвела нужный эффект и вызвала волну сочувствия потому, что,
защищаясь, Моше Кацав неожиданно назвал многие вещи своими именами.
Конечно, он имел в виду самого себя, а не тысячи анонимных жертв
полицейского произвола, чиновничьего вероломства, журналистской
необъективности и клеветы сослуживцев-злопыхателей, но, услыхав
такие слова от человека, который пока является первым гражданином
страны, рядовой слушатель не мог не почувствовать прилив
солидарности. Риторическое восклицание "каждый из вас мог оказаться
на моем месте" попало в точку.
Кацав легко нашел общий язык с аудиторией, которая давно знает все
то, о чем он, судя по искренней (хотя, возможно, умело наигранной)
обиде в голосе, раньше и не догадывался. Полагаться на честное
слово Мазуза после закрытия дела о греческом острове – мягко
говоря, опрометчиво, сколько бы тот ни глядел в глаза и ни прижимал
ладони к грудной клетке. Тотальное недоверие к полиции испытывают
законопослушные граждане страны, например, 69% новых репатриантов,
а центральная пресса, по мнению очень многих, именно "вражеская", и
никак иначе. Поэтому, сказанное президентом далеко выходит за рамки
личного дела Моше Кацава, и в этом состоит важное символическое
значение его речи. На то он и символ!
В кои то веки в Израиле появился президент, заговоривший на одном
языке с народом. Так и тот – подследственный! Парадокс в том, что
если бы Мени Мазуз выполнил устную договоренность и не опроверг
заявление Кацава о том, что на их злополучной встрече обсуждались
"рутинные вопросы", дело, возможно, удалось бы замять. Но в этом
случае мы никогда не услышали бы из президентского дворца столь
жесткой и справедливой оценки правоохранительных органов и
центральной прессы.
И если по каким-либо причинам решено будет не выдвигать
обвинительное заключение, мы можем стать свидетелями лицемерной
восточной "сулхи": фальшивых извинений и показных объятий бывших
противников. Кацав со слезами на глазах скажет, что давеча
погорячился, что у нас все-таки профессиональная полиция, умеющая
хранить секреты, кристальная госпрокуратура и замечательные дружные
журналисты.
Все это еще может произойти. Раненый Кацав показал, на что он
способен в преддверии персонального слушанья в госпрокуратуре. Если
ему нечего будет терять, выступление прошлой недели покажется
цветочками. Видимо, он действительно не понимает, почему Мазуз
вдруг его "кинул", а пресса, осведомленная о ходе следствия лучше,
чем его адвокаты, устроила образцово-показательное линчевание. Ведь
Кацав старался изо всех сил и, с его точки зрения, заслужил лучшего
к себе отношения. За всю каденцию он не сделал ни одного заявления,
выходящего за рамки дозволенного. Не обидел ни национальные, ни
сексуальные меньшинства. Он, не моргнув глазом, подписывал амнистии
террористам и придавал законную форму преступным сделкам наших
правителей с террором. Он был послушно-нейтральным к власти и
непреклонно-твердым к народу.
Жарким летом 2005-го, после Кфар-Маймона, когда страсти накалились
и даже официальные опросы вопили о несогласии большинства с "планом
размежевания", одного его высочайшего слова было бы достаточно,
чтобы остановить приближающуюся беду. Всего-то и требовалось – со
своей президентской колокольни призвать к проведению досрочных
выборов или референдума! И тысячи людей не были бы "выкорчеваны" со
своей земли, армия не запятнала бы себя вечным позором, и миллиарды
шекелей можно было бы потратить на пользу, а не во вред. Сколько
петиций он получил, сколько делегаций обивали его порог, сколько
слез пролилось на ковер его приемной. Но президент не дрогнул.
Если бы не Кацав – не было бы "сделки Танненбаума", и "Хизбалла" не
отпраздновала бы победу. Если бы не он, на свободу не вышли бы
тысячи палестинских террористов, отпущенных с 2000 года скопом и по
отдельности, в рамках "жестов доброй воли" и просто так – чтобы
освободить место в тюрьмах. Сколько врагов, помилованных Кацавом на
радость правительству, воюют против нас с оружием в руках? Сколько
занимаются изготовлением взрывных устройств и планированием
диверсий? Ему что-то за это было?
Мог ли Кацав предположить, что под занавес каденции его обвинят в
сексуальных домогательствах по отношению к считанным единицам
"истиц"? Он выполнил свой договор перед системой, потому и
обратился к Мени Мазузу за помощью. Но из жертвы шантажа
превратился в подозреваемого преступника. Нечестно? Несправедливо?
Но не такую ли справедливость он олицетворял на протяжении
последних шести лет?
«Вести», 1.02.2007
|
| |
Статьи
Фотографии
Ссылки
Наши авторы
Музы не молчат
Библиотека
Архив
Наши линки
Для печати
Наш e-mail
|
|