Рав Михаэль Пуа

Невозможный, но характерный случай

Как я пытался помолиться у Стены Плача

Вчера, в первый день Нисана, который пришелся в этом году на 10 апреля, моя жена, десятилетняя дочка, сын и я решили посетить Стену Плача*. Мы приехали из Галилеи, из поселения Мицпе Нетуфа, и рассчитывали помолиться и принять участие в демонстрации за открытие Храмовой горы для евреев. Оттуда жена и дочь собирались поехать в зоопарк, а я – на работу.

Когда мы подошли к пропускному пункту на площадь перед Стеной Плача со стороны "арабского рынка", меня задержал инспектор полиции (два "фалафеля" на погонах) по имени Игаль Эльмалиах и потребовал удостоверение личности. Когда я предъявил документ, он заявил мне, что я не имею права пройти на площадь. Я попросил разъяснений, по какому праву он лишает меня свободы передвижения и права молиться у Стены Плача. Уважаемый инспектор ответил, что есть приказ, запрещающий вход на площадь. Я спросил: почему, если есть такой приказ, столько людей беспрепятственно проходит? Последовал ответ: есть приказ, запрещающий конкретно тебе пройти на площадь. Я был удивлен. Я и не знал, что представляю такой интерес, что лично обо мне был издан приказ – запрет проходить к Котелю. Кроме того, мне было не совсем ясно, на каком основании мне это запретили. Как оказалось, инспектор Игаль Эльмалиах просто соврал: у него не было никакого приказа. Просто я выгляжу, как еврей: у меня борода, пейсы и большая кипа, и это единственная причина того, что меня не пустили к Котелю. Моя жена и я продолжали настаивать на своем праве пройти вместе, и полицейские, стоявшие в воротах, закрыли проход своими телами. Я им объяснил, что они действуют против Основного закона, и что они не имеют права делать различие между мной и любым другим гражданином и лишать меня права на свободное передвижение и молитву без законных оснований.

Тут я получил урок по правоведению от полицейского по имени Шарон Дрор. Шарон Дрор – полицейский без униформы, но великий правовед. Он сказал: "Я тут господин, и я буду решать, куда тебе можно пройти, а куда нельзя". "Гражданин – господин в демократической стране, а полиция – обслуживающий его инструмент поддержания законности", - пытался я объяснить, но меня никто не слушал. "Ты задержан", - объявил он, - "а если попытаешься пройти, я тебя арестую". "Пожалуйста, - ответил я, - можешь арестовать меня прямо сейчас, а если нужно, я пройду через ворота, и арестуй меня после этого". Однако "господин Шарон" не хотел меня арестовывать, но и пропускать не хотел. Он просто силой преградил мне путь и даже оттолкнул, вместе с еще одним полицейским по имени Яаков Гольбгейсер.

Когда полицейские увидели, что я настаиваю на своих правах и не сдаюсь под их незаконными угрозами, подошли еще трое полицейских в штатском и заявили мне, что я задержан, и что мне придется последовать за ними. Я отказался, сказав: "Если я задержан, я не обязан следовать за вами, только если вы меня арестуете, я должен буду пойти за вами". Один из них сказал: "Хорошо, ты арестован".

Мы начали двигаться пешком в сторону Кишлы – полицейского участка недалеко от Стены Плача. Трое полицейских в штатском – Моше Коэн, Дуду и Дорон сопровождали меня, мою жену, сына и дочь. По дороге к нам присоединились несколько прохожих, заинтересовавшихся странным происшествием. Тем временем подоспела пресса, которой мы сообщили о происшедшем, и взяла интервью у моей жены. Когда мы пришли в Кишлу, меня стали допрашивать и предъявили обвинение в том, что я пытался подняться на Храмовую гору через ворота "Муграби". Разумеется, я отказался сотрудничать со следователем, и на каждый вопрос – от "ваш телефон" и далее – отвечал, что это политическое следствие и политический арест. В это же время из соседней комнаты доносился крик следователя на одного из подследственных: "Сейчас же подпиши!". Крик был откровенно угрожающим, и я стал опасаться, что этот следователь, в соответствии с таким "стилем работы", начнет бить подследственного. И действительно, через некоторое время из другой комнаты раздались крики: "Врача! Врача!" Кричал молодой человек, с которым я познакомился уже позже – Асаф Яфин из поселения Мораг. Его избивали полицейские, ему вывернули руки, и он звал на помощь. Моя жена и все люди, которые стояли снаружи, вне здания полиции, видели сквозь ворота, как четверо полицейских вытащили Асафа из кабинета следователя, повалили на землю и стали топтать его и пинать ногами. В этом инциденте, видимо, принимал участие дежурный офицер по имени "Эзер", который, по словам Асафа, душил его и пинал. Моя жена позвонила в "Маген Давид Адом" и вызвала амбуланс. В МДА ей заявили, что полиция несет ответственность за все, что происходит на участке, и, по словам диспетчера, полиция сообщила ей, что нет никого, кто нуждается в медицинской помощи. Тем не менее, моей жене удалось убедить диспетчера выслать машину. Как только полицейские поняли, что в дело вмешался "Маген Давид Адом", их поведение совершенно изменилось. Откуда ни возьмись, появился полицейский санитар, который попробовал оказать Асафу медицинскую помощь. Асафа положили в служебном помещении, где задержали и меня, пришел офицер и поинтересовался его самочувствием. Асафа отвезли в больницу без сопровождения – он был только задержан, а не арестован, как объяснили мне полицейские. Мой сын, ожидавший меня снаружи, поехал с ним. После обследования Асафа выписали с заключением врача – "нуждается в пяти днях постельного режима".

Тем временем мы все еще находились в помещении полицейского участка – арестованный по имени Яир, которому разбили часы, отняли очки, мобильный телефон и один ботинок, подросток 14-ти лет, я и еще двое задержанных. С нами была полицейская по имени Марсела и еще двое полицейских. Я, естественно, не теряя времени даром, прочел им лекцию о долге неподчинения преступному приказу о выселении евреев. "Ничего тут не поделаешь, это закон, и такова наша профессия", - вздыхает Марсела. "Действительно, - говорю я ей, - и в Содоме, и в нацистской Германии все было абсолютно законно. Более того – там, если кто-то не выполнял закон, он лишался не только заработка, но зачастую и жизни. И тем не менее те, кто выполнял преступные приказы, были представлены к суду, включая судей, которые судили на основании "закона". Неужели ты готова силой изгонять законопослушных граждан из дома только потому, что это нужно Шарону для его политической карьеры?" Марсела опускает голову, а я думаю про себя, что нужно, видимо, организовать побольше арестов и задержаний – сейчас самое время заняться "обработкой" полицейских.

Незадолго до 14.00 я объявляю полицейским, что в 14.00 заканчиваются три часа, на которые полиция имеет право нас задержать, и ровно в это время мы встаем и уходим. Марсела улыбается: "нет проблем, придет офицер и подпишет приказ о продлении задержания". Отлично, думаю, я получил новую информацию – оказывается, только офицер может подписать приказ о продлении задержания. Наступает 14.00, а офицера все нет. Марсела выходит в холл и докладывает по телефону одному из своих командиров: "Они уходят, и я не буду их задерживать, у меня нет права". Мы подходим к дверям, но там нас ждет полицейский Эммануэль Шмуэль. Он не знает законов, он знает только своего командира, который для него выше любых законов. "Пока мой офицер тебя не отпустит, ты отсюда не выйдешь", - говорит он и загораживает собой дверь. "Ты действуешь противозаконно", - говорю ему я и мои товарищи. "Марсела, объясни ему, каков закон", – говорю я, и Марсела со стыдом опускает голову, она не знает, что сказать.

Неожиданно наступает избавление. Один из следователей, по имени Иорам Сулиман, кричит им с конца стоянки: "Отправьте их ко мне!" Иорам в гражданском, стоит рядом с гражданским микроавтобусом и приказывает нам подняться в машину. С этого момента я попадаю в какую-то совершенно нереальную ситуацию, которую я никак не могу себе объяснить.

"Ты кто?" – спрашиваю я. "Ты офицер? Ты продлеваешь наше задержание или мы свободны?" "Залезай в машину и не задавай вопросов", - грубо говорит он мне. "Я не собираюсь садиться в гражданскую машину, и я вовсе не обязан выполнять твои распоряжения, пока ты не предъявишь мне удостоверение полицейского". Иорам хватает меня с силой и начинает толкать. "Не нападай на меня и не бей, - говорю я ему. – Я сделал все, что мне сказали сделать законным путем, а ты действуешь противозаконно, я вообще не знаю, кто ты такой". Иорам продолжает свое, толкает меня с силой внутрь машины, толкает еще двух, закрывает дверь и начинает выезжать со стоянки полицейского участка. "Ты меня похищаешь, - говорю я ему. – Я еду против своего желания в гражданской машине, с человеком в гражданском, который не желает объяснить мне, что он делает и куда меня везет".

Машина выезжает из ворот участка. Моя жена и друзья, которые к тому времени собрались, подходят к машине. Дорога узка, перед Иорамом выезжает большой автомобиль. "Он меня похищает! – кричу я жене, - запиши номер машины!" Иорам начинает нервничать, дает задний ход и врезается в стоящую за ним полицейскую машину. "Поезжай вперед! – кричит он водителю машины, загораживающей ему путь, и когда тот отъезжает, дает газ и, игнорируя правила движения, несется к Яффским воротам. "Куда ты нас увозишь?" – спрашиваю я, но Иорам не отвечает. Мы проезжаем Яффские ворота и оказываемся возле полицейского контрольно-пропускного пункта на въезде в Старый город. Женщина в полицейской форме пытается остановить его, по всей видимости, поврежденная им машина пытается его догнать, чтобы составить протокол. "Эта машина принадлежит полиции", - кричит он в их сторону, объезжает их и останавливается перед автобусной остановкой. Он достает из кармана два удостоверения личности, сует их мне и говорит нам: "Выходите". "Не хватает одного удостоверения, - сообщаю я ему, - нас тут трое". "Выходите, не важно, выходите!" Парень, сидевший сзади, берет свое удостоверение и выходит. Я кладу свое удостоверение в карман и вместе с Яиром, сидевшим рядом со мной, требую вернуть ему удостоверение, очки, мобильный телефон и ботинок, которые у него отняли. "Выходите, а ты завтра приходи за своими вещами", - упорствует Иорам, а мы настаиваем на своем: "Нет, сначала верни". Иорам выходит, открывает дверь и силой пытается вытащить Яира. Я кричу ему: "Почему ты применяешь силу?!" Еще и еще раз он пытается действовать силой, но чувствует себя неуверенно – если бы меня там не было, я не знаю, как бы закончилась эта история. В конце концов Иорам садится в машину и с почетом возвращает нас обратно на полицейский участок Кишла, откуда он нас похитил. Это была самая странная поездка за всю мою жизнь. Мы с Яиром прощаемся – он идет получать свое имущество и документы, а я выхожу из участка. Сейчас куда? Разумеется, к Стене Плача – молиться, чтобы в следующем году мы были по-настоящему свободными людьми на своей земле.
----------------------------------------------------
Прим.переводчика:

Площадь перед Стеной Плача, как и любая другая площадь города, открыта для посетителей в любое время суток. В последнее время в определенные часы посетители могут подняться оттуда и на Храмовую Гору. Однако услышав, что 10 апреля на Храмовую гору собирается подняться большое количество евреев, полиция прислала туда большие силы «для поддержания порядка». Никакие специальные ограничения или изменения в расписании на этот день не были объявлены.

"Вести", 28.04.2005

Перевод Шошаны Бродской.

(Рав Михаэль Пуа - член секции "Еврейское руководство" в Ликуде, http://www.manhigut.org/russian/)

Евгения Кравчик Дорога, которая не ведет к Храму

Hosting by