Информация, элита, либерализм

– Когда ты сегодня смотришь на систему массовой информации, в которой работаешь, ощущаешь ли ты, что она все еще управляется тем же прежним элитарным слоем? Сохранилась ли в СМИ гегемония ашкеназийских атеистов?

– Безусловно. Мы, ашкеназы-атеисты, управляем системой. Это – не ощущение, это статистический факт. Контроль над израильской системой массовой информации осуществляется мужчинами еврейско-ашкеназского происхождения, притом атеистами. Есть, конечно, Офер Нимроди (выходец из Ирака), есть еще Илана Даян и я. Но общая картина такова, что публицисты, заведущие отделами, издатели и влиятельные журналисты – все они мужчины, ашкеназы и атеисты. Прошлое у большинства из них связано с партией Авода. Большинство из них в политическом отношении находятся несколько левее центра, но намного правее в своих взглядах на экономику. Это весьма и весьма определившаяся и сплоченная группа. Гегемония в СМИ полностью находится в их руках.

– Считаешь ли ты, что эта монолитная структура создает реальную проблему для общества?

– Да, да, да. В огромной степени. Если взять эту элиту и проверить, какой процент израильского общества она представляет, то он не превысит и десяти. То, что в Государстве Израиль соответствует десяти процентам, в средствах информации составляет не меньше девяноста. Поэтому власть этой группы можно считать аномалией. Ее философия вовсе не является философией израильского общества.

– Выходит, что хотя сам МАПАЙ (лейбористская партия, предшественница Аводы) и умер, но в определенных кругах его отпрыски все еще контролируют ситуацию?

– Они управляют всеми центрами влияния. Это включает в себя экономическую и академическую системы, систему средств массовой информации. Только в двух видах элит есть относительно свободный доступ для чужаков: в политической элите есть определенное представительство выходцев из восточных общин, и в элите судебной есть довольно значительное представительство женщин. На этом все и заканчивается. Остальные влиятельные структуры в стране находятся по-прежнему в руках все той же старой группировки гегемонистов. Это ясно и очевидно, и потому всякий, кто утверждает, что это не так, попросту слепец или лгун.

– Эта группа гегемонистов обычно вещает с общедемократических позиций, она действительно настолько им предана?

– Она придерживается либеральных принципов, в них есть
определенная привлекательность. Права личности, свобода передвижения, свобода слова. Но, на мой взгляд, с того момента, как либерализм превратился в "нью-либерализм", он лишился всякого морального оправдания. По-настоящему они заботятся лишь о собственных сиюминутных интересах либо об интересах разных отдаленных групп, которые в сущности ни при чем. Гораздо проще солидаризоваться с проблемами палестинцев на территориях, чем, скажем, с проблемой соседки напротив, которую избивает муж. Это попросту легче, поскольку не требует личных обязательств. Создалась такая ситуация, когда видишь рабочих, страдающих от эксплуатации, но спокойно проходишь мимо. Твое равнодушие оправдано тем, что ты левый и не согласен с оккупацией. И поскольку ты причастился святой водой левого движения, ты уже не обязан видеть все безобразия, какие творятся в обществе, к которому ты принадлежишь. Мне трудно говорить об этих вещах, поскольку я рассказываю о группе, из которой вышла сама, но упомянутое мною явление настолько широко распространилось, что я не могу не чувствовать тяжесть на душе.

Левые, социализм, капитализм

– Ты левая? Шели Яхимович – левая?

– Я не могу этого сказать. Я журналистка. Если я скажу, что я левая, после этого появится статья. Но это и так достаточно ясно.

– И в то же время в последние годы ты настроена критически относительно левых. Полагаешь, что им не хватает общественной отзывчивости?

– Отзывчивость – это не то слово. Мои понятия более однозначные, не эмоциональные. Вот что я вижу в израильских левых: это люди, чье сердце открыто для страданий палестинцев, но полностью закрыто для бездомного, лежащего у порога их дома. Я нахожу это нестерпимым и непростительным.

– Но это понятно. В Израиле капитал и борьба за мир идут рука об руку. Есть значительное совпадение между элитой новолиберальной и элитой миротворческой.

– То, о чем ты говоришь, – правда. В то же время, на мой взгляд, это полнейшее искажение, которое я не приемлю. Ясно, что оккупация – это западня. Ясно, что необходимо мирное урегулирование. Но это – банальности. Это выражения, очевидные сами по себе, обрамляющие любую мысль. В то время как левые создали хорошо разработанную политическую программу, они совершенно упустили из виду общественно-экономическую сторону дела. Под прикрытием тезиса о противостоянии оккупации они произвели на свет идеологический вакуум, тяжелее которого трудно что-нибудь представить. Они породили ослепление и глухоту по отношению к любой несправедливости, кроме случаев, когда она, так или иначе, связана с оккупацией.

– Определи себя. Свою идеологию. Как бы ты сформулировала свое мировоззрение? Ты марксистка?

– Есть моменты в марксистской теории, которые мне близки. По-моему, наш экономический порядок плох. Он противоречит нравственности. Скажем, такое выражение, как "рыночные силы". Что оно означает? Оно означает, что мы бросаем людей на арену, как гладиаторов: сильные и мускулистые побеждают, а слабые гибнут. По-моему, это ужасно. Это не капитализм, а джунгли. В этом есть элемент тотального общественного распада, всеобщее разрушение солидарности и прав трудящихся, достигнутых в результате тяжелейшей борьбы последних двухсот лет. Мы возвращаемся к системе, напоминающей систему индийских каст. Это – бойня и разорение.

– Итак, ты утверждаешь, что основной подавляющий фактор в современном израильском обществе – это не правые, не ортодоксы и не политики. Истинный подавляющий фактор – это капитал. Новый израильский капитализм и новый либерализм.

– Верно. Я полагаю, что мы сегодня имеем дело с новой религией, новолиберальной, а ее служители – это очень маленькая часть населения. Ничтожно малая группка. И то, что я вижу вокруг себя, это союз между владельцами капитала и журналистами, повинующимися стихии рынка.

То, что я вижу, – это использование совершенно оруэлловского языка.

Я вижу, как замечательные либеральные тезы подвергаются чудовищной мутации и продуцируют угрожающие смысловые нелепости. Я вижу, как средства информации обслуживают этот процесс. Раболепие нуворишей перед идолами, пресмыкательство перед капиталом, низкопоклонство. Большинство экономических обозревателей куда шире сотрудничает с капиталистами, чем военные обозреватели с ЦАХАЛом. Мощь капитала настолько агрессивна и тоталитарна, что она распространяется на любые сферы нашей жизни. Капитал оккупирует экономику, политику и духовные сферы. Обрати внимание: в конечном итоге все правительства, сменившиеся в течение последнего десятилетия были неолиберальными. Не было решительно никакой разницы между Нетаниягу, Бараком или Байгой Шохатом. Даже покойный Ицхак Рабин, благословенна его память, жил в очень богатой социальной среде, внутри которой вырабатывались его ценности. Все те, кто шли следом за ним, от него не отличались. Все верят в эту сумасшедшую приватизацию. Все поклоняются рыночной стихии, жертвуют общественными идеалами и человечностью во имя того, что изображается как экономическая эффективность.

– Не динозавр ли ты в некоторой степени? А может, последний из могикан марксизма, дряхлого и бесповоротно устаревшего?

– Не хочу быть превратно понятой. Экономическая теория марксизма импонирует мне, но при этом я не коммунистка. Я полагаю, что тяжелый труд, профессионализм и талант достойны возна-
граждения. Мне бы хотелось, чтобы врач, проучившийся семь лет и работающий как ненормальный в государственной больнице, получал много денег. Но сегодня происходит так, что ни тяжелая работа, ни подготовка, ни способности не гарантируют вознаграждения. Больше всех денег делают посредники по транспортировке грузов, по рабочей силе, по связям между капиталом и властью. И, на мой взгляд, это посредники в самом уничижительном смысле этого слова. Я не думаю, что нужно быть коммунистом, чтобы отмежеваться от этого.

– Тут имеется проблема. Ты выходишь в свой крестовый поход против израильского капитализма прямиком из стеклянной клетки 2-го канала новостей. Из той самой системы, которая именно и есть орган трансляции этого ненавистного тебе капитализма.

– Это – действительно проблема. Но мы живем в новолиберальном обществе, и таковы его нормы. Таковы его институты. Ты предлагаешь мне сделаться автором социалистического журнала, которым интересуется десять человек? Я в это не верю. Фактически я большая поклонница рейтинговой системы. Я ощущаю, что мне дана уникальная возможность быть обладателем всепроникающего голоса, который может быть услышан в сотнях тысяч жилищ, услышан теми людьми, чьи мозги система промывает миллионом разнообразных способов.

– Позволь мне кое-что уточнить. Каждый раз, когда я вижу, как популярные телеведущие, получающие гигантские зарплаты, с затуманенным взором вещают о нищете и неравенстве в израильском обществе, я невольно улыбаюсь. Это вы и есть общественное неравенство. Телевизионные таланты именно и есть центры влияния, прислужники капитала и центровые игроки на его празднестве. Так что все эти апеллирующие к обществу подрывные речи, исходящие из ваших сияющих студий, – не что иное, как фальшивка.

– Реплику о затуманенных взорах я не приемлю. Она слишком легковесна. Верно, что 2-й канал – это бастион капитализма. Справедливо и то, что он является частью новолиберального мира. Однако 2-й канал в то же время – это приличное и чистое место работы. На меня не давят. Я могу высказывать любые резкие мнения практически без ограничений.

– Ты меня не убедила. Это диссонанс: 2-ой канал – один из центров влияния системы, против которой ты выступаешь.

– А разве газета "Ха-Арец" не такой же центр? По-моему, в еще большей мере. Он более концентрированный и его душеизъявление – не что иное, как мнение элиты. "Ха-Арец" – это в определенной степени бюллетень элиты. Именно потому, что статьи большинства его сотрудников достигли высокого интеллектуального уровня, а также оттого, что и у его читателей серьезный умственный потенциал, он используется как совершенное орудие системы.

"Гаарец", Перевод с иврита Виктора Голкова, "22", №131