Виталий Вовнобой

Следующий лидер Израиля выйдет из тюрьмы Маасиягу

Тюремные впечатления

«Поколение Осло»

Для любого человека будет потрясением, если на рассвете к нему в спальню вваливаются несколько вооруженных людей в штатском. Первая мысль, промелькнувшая в моем просыпающемся мозгу была – «бандиты!» Как хорошо, что я не начал стрелять! В продолжение этого кошмара меня заковали в наручники и отправили на четверо суток в тюрьму. Для меня, человека уже, к сожалению, не такого молодого и здорового, это было тяжелым испытанием, последствия которого я буду еще долго преодолевать. Но я благодарен судьбе за то, что я увидел там, в тюрьме.

Тюрьмы сегодня переполнены людьми, которых посадили за сопротивление программе «итнаткут». С иврита это переводится как "отключение", "отделение" , а по сути это уничтожение еврейских поселков в Гуш-Катифе и Самарии. «Итнаткут» здесь в тюрьме самое популярное слово, оно заменяет для полиции название «политзаключенный». Целый корпус тюрьмы так и называется «итнаткут». Только и слышно – «Он арестован за итнаткут», «посади его в итнаткут» и др.

Люди, сидящие «за итнаткут», вернее за свой протест против него, принципиально отличаются от других, привычных для полиции заключенных.

Я видел их – это новое поколение – «детей Осло», независимых и гордых людей, которые выросли за эти последние 10-12 лет «процесса Осло» - процесса арабского террора и нашего отступления.

Мне довелось участвовать в сопротивлении «договору Осло» с самого начала. Я хорошо помню, что в массовых демонстрациях «Зо арцейну»* не было такого количества молодых людей и подростков. Не встречал я тогда среди участников демонстраций и такого четкого понимания сути происходящих событий и полного отсутствия этатизма – слепого преклонения перед государством и его институтами. Мои тогдашние соратники-израильтяне даже выдержав избиение полиции и попав в тюрьму продолжали считать, что армия и полиция «всегда правы», что нужно только объяснить, убедить их, что ты хороший, что ты болеешь за всеобщее благо и не хочешь никому зла. Правые израильтяне не были готовы настаивать на своей правоте, в первую очередь искали во всем собственную вину, они были готовы безоговорочно признавать превосходство любого человека в форме. До сих пор я наблюдаю у большей части правой оппозиции постоянное желание извиняться и оправдываться.

В этих мальчиках я впервые увидел сознание собственной правоты, не зависящее от чужого мнения. Они уважают себя и других, готовы выслушать оппонента, но не готовы безоговорочно отступать перед предрассудками толпы или перед грубой силой. Раньше я много раз пытался передать своим единомышленникам-израильтянам знание, вынесенное из нашего сопротивления советскому режиму, знание, которое я почерпнул из книг Узников Сиона, Солженицына, Амальрика и других известных диссидентов. В этот раз я учился правильному поведению от своих сокамерников, посаженных «за итнаткут».

У них нет «стокгольмского синдрома»

Начнем с самого простого и внешнего. Из литературы мне прекрасно известен «стокгольмский синдром» - синдром заложника или заключенного солидаризироваться со своим тюремщиком, в полной власти которого он находится. Человеческому сознанию слишком страшно переносить эту постоянную опасную зависимость, и оно стремится смягчить это чувство, приписывая своему «властителю» рационализм и милосердие. Вы начинаете оценивать события с его, господствующей, точки зрения, принижая себя и возвеличивая и приукрашивая того, у кого вы в полной власти. В тюрьме это выражается в почти физическом желании не сердить и угождать следователям и полицейским. Я поймал себя на этом, когда заметил разницу в своем поведении и в поведении этих мальчиков. Я сам бывалый, если не зэк, то диссидент, и я умею не бояться следователя на допросе, тем более что я не чувствую за собой никакой вины. Но я заметил за собой желание пойти быстрее, если тюремщик меня подгоняет («ну ему же некогда, ему еще других заключенных надо отвести»), желание занять сторону «начальства» против своих же товарищей по камере, которым жизненно необходимо сначала закончить молитву и только потом пойти на завтрак. Их поведение было спокойно и исполнено достоинства – они не грубили, но и не братались с тюремной обслугой, они ставили между ними и собой четкую грань, как бы говоря: формально я нахожусь в вашем подчинении, но я не признаю легитимность вашей власти надо мной. Многие из этих молодых людей (на мой взгляд просто детей, им по 19-20 лет, у меня сын их возраста) находились в тюрьме добровольно! Их «взяли» на демонстрации и готовы были отпустить под условием больше в них не участвовать. Но они предпочитали сидеть 20, 30, 60 дней, но не лгать и не изменять своим принципам.

«Настоящий еврей все время учится»

Тяжелее всего на многих действует вынужденное безделье. Эти ребята ни минуты не теряли зря. В камере образовалась маленькая библиотека: Гемара, книги по истории сионизма, биографии активистов ЭЦЕЛя и ЛЕХи, книга Моше Фейглина о том, что происходило в Израиле 90-х годов, философская книга Моти Карпеля о сионистской идеологии и другие. Большая часть ребят носит кипу – они сразу спрашивали друг друга – что ты учишь? И разбивались на группы, чтобы по еврейской традиции, обсуждать и спорить по поводу изучаемых текстов. Особенно меня поразил Меир - юноша, с которым я находился еще в камере предварительного заключения. Он не выпускал книгу из рук и всюду, на завтрак и на прогулку ходил с книгой под мышкой. В «предварилке» мы сидели с ним вместе с «неполитическими». С нами был отец и сын, обвиняемые в финансовых нарушениях, а так же какой-то мужчина, выглядящий как «хареди». «Смотри», - сказал отец сыну, - «этот хоть и в вязаной кипе, а тот в шляпе, но именно этот молодой и есть настоящий религиозный еврей – он все время учится, а тот еще ни разу книгу не открыл!»

Когда нам велели приготовиться к переезду в тюрьму «Маасиягу» Меир, всегда спокойный и невозмутимый, запрыгал от радости. «Чему ты радуешься?», - спросил я его. – «Солженицын писал, что любой «этап» ухудшает условия. Здесь мы уже привыкли, купили какие-то вещи в тюремной лавочке, а там...». «Как ты не понимаешь, там же все мои друзья!» - ответил он и переспросил: «А кто такой Солженицын?»

Без доверия нет демократии

Раньше мне часто приходилось объяснять израильтянам (особенно моим единомышленникам), что прикрываясь соблюдением некоторых демократических процедур, государство обрушивает на политическую оппозицию всю мощь своего насилия. Израильтяне любят и почти обожествляют государство и его символы – суд, армию и др. «Но ведь законное правительство приняло законное решение», - сомневались в своем праве на протест даже мои ярые единомышленники. «В Советском союзе было запрещено учить иврит, но я считал себя вправе нарушать этот закон», - отвечал им я. «Ну это же было в недемократической стране», - отвечали они задумчиво, - «а у нас демократия».

«Поколение Осло» выросло в стране, которую трудно назвать демократической. И во времена Бен-Гуриона с демократией в Израиле были большие проблемы, но с начала «Осло» олигархия практически перестала соблюдать хотя бы видимость того, что она болеет за интересы страны. Не удивительно поэтому, что государственные институты теряют доверие и поддержку граждан. По опросам менее половины населения доверяют политикам, судам, полиции и прессе. Хотя периодически и происходят выборы, но нарушение предвыборных платформ, пренебрежение решением референдума, коалиционные манипуляции – все это не оставляет сомнений: даже если власть процедурально законна, то она не легитимна. Государство не обеспечивает нужды населения, особенно главного – права на жизнь и безопасность. Власть не защищает своих граждан, она становится на сторону врагов и выпускает террористов из тюрем. Власть облагает своих граждан непомерными налогами, но деньги падают в пропасть «итнаткута», а не идут на учение и лечение. Власть не справляется с элементарным поддержанием порядка – резкий рост преступности, аварии на дорогах, демонстрации студентов, забастовки учителей и профсоюзов, не говоря уже о непрекращающихся обстрелах террористами севера и юга страны. Десять лет (с небольшими перерывами) власть открыто пренебрегает своими гражданами, называя их то «пропеллерами», то «асафсуфами», то «бунтовщиками». Это привело к появлению нового поколения, которому не надо объяснять, что эта страна – не наша, что она не принадлежит своим гражданам. Эта армия не защищает, а выселяет евреев, эта полиция покрывает крупных коррупционеров и избивает демонстрантов, этот суд покровительствует арабским убийцам и наказывает защищающихся.

Государство – это средство, а не цель, орудие, а не объект поклонения

У этих молодых людей не было ни малейшего соблазна обожествить государство и армию – этих кумиров прежних поколений евреев, получивших наконец-то то, чего им так не хватало в галуте. Но если другие представители их поколения отвечают на это жестким цинизмом: «косят» от армии, уезжают за границу, живут только «для себя», уходят от действительности в «транс» и т.п., то у этих юных идеалистов есть в душе принципы, которые они ставят выше собственного удобства. Этим они похожи на поколение сионистов - отцов-основателей государства. Как и те, они связаны между собой дружбой, родством или соседством, так же, как и они, получили сходное образование в одних и тех же школах, так же активны и готовы на жертвы. По воспоминаниям моих однопартийцев, 80-летних ликудников, с англичанами боролись мальчишки начиная с 12-14 лет, в то время как старшие предпочитали стратегию уступок и переговоров. Для заключенных камеры «итнаткут» нынешняя власть так же враждебна еврейству, как и власть английского мандата. И не важно, что ее проводят евреи – мало ли было ренегатов-евреев на протяжении еврейской истории.

Этим юношам не нужен диплом по философии или политологии, чтобы понять теорию ненасильственного демократического гражданского протеста. И их образование и житейский опыт формируют у них цельное мировоззрение: «Никакого насилия, все евреи – братья, и даже гера, живущего с нами в мире, нельзя обижать. Но никто не может заставить меня назвать белое – черным, заставить поступить не по совести. И это не мое личное дело, я должен защитить весь еврейский народ от страшной ошибки, должен предостеречь весь мир от уступки террору. Вы не предоставляете нам легальной возможности оспорить это ваше решение, но вы и не заставите нас выполнять его. Мы сделаем все, что от нас зависит, ляжем у вас на дороге и вам придется переступить через нас. Вы можете применить к нам насилие, запереть нас в тюрьму, но вы не сможете заставить нас силой изменить наши взгляды и заткнуть нам рот. И в тюрьме мы остаемся свободнее наших тюремщиков. Вы можете разбудить нас в 5 утра, но наш сон будет спокойным сном человека, находящегося в ладу со своей совестью». Естественно, они даже мысленно не произносили таких высоких слов, но они сквозили во всем их поведении. Не знаю, учили ли они в школе про Мартина Лютера, сказавшего: «Я здесь стою и не могу иначе», про Махатму Ганди и Мартина Лютера Кинга, но действуют они в точности так же.

Тюремщики за нас, а не против

Тюремщики проникались к этим ребятам невольным уважением. Это уважение было вызвано не только сочувствием к их убеждениям, ведь и большинству полицейских не нравится идея вытаскивать евреев из собственных домов. Полицейский, отбиравший у меня дома компьютер, понимал всю абсурдность выдвинутых против меня обвинений. Он чувствовал себя не в своей тарелке и оправдывался: «Я воевал, я служил в Ливане». Другому полицейскому, простому служащему в тюрьме я тщетно пытался объяснить, что такое домейн-нэйм и почему меня из-за него арестовали. Наконец, я сказал ему, что кроме компьютера у меня забрали и бланки с подписями членов центра Ликуда за переизбрание Шарона. «Что этот Шарон творит, что творит! Мой отец и я сам уже много лет члены Ликуда. Давно пора этого Шарона переизбрать!»

У всех, не зависимо от их политических взглядов, вызывали уважение именно поведение этих юношей в тюрьме, их спокойное достоинство и уверенность в своей правоте. Даже противников полностью обезоруживало отсутствие у обитателей корпуса «итнаткут» какой-либо агрессивности, а так же какого-либо желания увильнуть от наказания и любой ценой выйти на свободу. Их самоотверженность и сплоченность заслужили уважение всех, от начальника тюрьмы и до уголовников. Эти юноши обладают всеми качествами лидеров. Я не сомневаюсь, что из этой переделки они выйдут только более сплоченные и окрепшие, только более уверенные в том, что им по силам изменить это государство к лучшему. Будущий лидер Израиля выйдет из тюрьмы Маасиягу.

«Если бы молодость знала, если бы старость могла»

Конечно, я не хочу их идеализировать, эти ребята, как и все люди, не совершенны. С моей точки зрения, главный их недостаток, который можно и нужно исправить – это отсутствие систематического и широкого образования. В беседах с ними я упоминал советских евреев-«отказников» и диссидентов, говорил о теориях современного государства и о том, что собой представляют современные высокие технологии. Для них это было ново, они слушали с уважением и интересом. К моему счастью, наши беседы в тюрьме продолжались только несколько дней, а потом я «дал слабину» и вышел на свободу, внеся денежный залог. Не знаю, что я успел дать этим ребятам, но они мне дали намного больше. За те несколько дней, что я был с ними, их вера, сила и юношеский задор невольно передались и мне, старому больному программисту, одевающему кипу только в редких торжественных случаях. Когда в 5 часов утра они стояли во дворе и читали утреннюю молитву «ватикин», мне из моей камеры показалось, что у них над головами встает столб света. Их энергия передалась мне, и я обещаю продолжать делать все для того, чтобы исправить трагическую ошибку «Осло» и не допустить катастрофы. Я хочу, чтобы нашим детям и внукам досталось государство в лучшем виде, чем мы его получили.

Встреча в «корпусе итнаткут» была моим самым ярким впечатлением за последние несколько лет. В эти страшные для нашей страны времена я еще раз смог убедится в том, что нам есть на что надеяться. Я увидел, что рано отчаиваться, даже если власть уже открыто попирает последние остатки законности и здравого смысла, даже если арестовывают за слова и отправляют в ШАБАК за желание выйти на демонстрацию**. Я понял, что народ Израиля не разделен непреодолимой стеной, что все мы – уроженцы страны и репатрианты, ашкеназы и сефарды, светские и религиозные имеем сходные идеалы. Нам не по пути только с теми, у кого вместо принципов желание любой ценой остаться у власти, кто действует по принципу «после меня хоть потоп». Мы не станем разобщенными одиночками, слепо следующими туда, куда толкает нас коррумпированное руководство. Только от нас зависит оставаться свободными, даже если многие из нас и в тюрьме.

-------------------------------------

* «Это наша страна» - массовое движение гражданского протеста против договора Осло и передачи Арафату Иудеи и Самарии, активно действовало в 1993-1995 годы.

** Через несколько дней после того, как меня освободили, ШАБАК арестовал пятерых человек (в том числе племянника известного узника Сиона Арье Вудки) которых объявили опасными для государства по подозрению «в намерении организовать демонстрации на дорогах».

"Вести", 4.08.2005

Другие статьи на тему Тюремные записки

Hosting by