Александр Риман

Города и люди. История еврейских общин от "А" до "Я"

ГЛАВА 2. БЕРЛИН

ЗА  СТО  ДВАДЦАТЬ  ЛЕТ  ДО  ХОЛОКОСТА

В минувший шаббат, 12 октября, евреи читали в синагогах очередную главу Торы под названием «Hoax» («Ной»). В ней рассказывается о том, как накануне всемирного потопа долгожитель Ной в течение 120 лет строил свой знаменитый ковчег. При этом он охотно пояснял всем любопытствующим причину, побудившую его взяться за столь непростое дело. Однако, ни один из современников Ноя не последовал его примеру. В Мидраше рассказывается также, что даже в первые дни потопа, когда дожди еще были не очень сильными, и можно было спастись, никто из поколения Ноя не верил в надвигающуюся катастрофу...
В августе 1819 г., ровно за 120 лет до подписания пакта Молотова-Риббентропа, открывшего дорогу Второй мировой войне, в ходе которой были уничтожены шесть миллионов евреев, в Германии начались первые в новой истории Европы антисемитские погромы. В научную литературу эти погромы вошли под названием «Хеп-Хеп». Дело в том, что их организовывали немецкие студенты, изучавшие историю Древнего мира. Им очень понравилось латинское выражение «Херусалима эст пердита» («Иерусалим пал»), или сокращенно «Хеп-Хеп», которым пользовались римляне после уничтожения Второго храма и независимого еврейского государства в первом веке новой эры...
К удивлению многих немецких евреев, которые путем крещения или ассимиляции купили, как им казалось, статус равноправных граждан на земле Германии, многовековая ненависть выплеснулась на них прямо из учебников истории. Один из показательных случаев подобного рода произошел с будущим известным композитором Феликсом Мендельсоном-Бартольди, которому в августе 1819 года было десять лет. К тому времени заботливые родители уже успели обеспечить своему талантливому сыну статус христианина, и юный Феликс без страха гулял по улицам родного города, считая, что ему ничего не угрожает. Однако во время одной из таких прогулок к нему подошел хорошо одетый юноша, без лишних вопросов плюнул ему в лицо и прокричал: «Хеп-Хеп, юде!»
Если бы евреи Германии и других стран Европы всерьез воспринимали этот и тысячи других, намного более опасных симптомов приближающегося нацистского безумия, количество жертв Холокоста могло быть намного меньше. К сожалению этого не случилось...

ДИСЦИПЛИНА ПРЕЖДЕ ВСЕГО

Необходимо признать, что в процессе «окончательного решения еврейского вопроса» гитлеровцы проявили недюжинную изобретательность и неплохое знание психологии своих жертв в разных странах Европы. Невозможно представить, чтобы простой еврей где-нибудь в Могилеве или Бердичеве получил от немецких властей письмо, подобное тому, которое прислали одному из берлинских евреев в январе 1942 года. Текст письма гласил:
  «Гну Альберту Израилю Унгеру с супругой.
Ваш выезд намечен по распоряжению властей на 19 января 1942 года. Это распоряжение касается Вас, Вашей жены и всех неженатых и незамужних членов семьи, включенных в имущественную декларацию.
17 января в полдень Ваше помещение будет опечатано чиновником. Вы должны ввиду этого подготовить к указанному полудню Ваш крупный багаж и ручной багаж. Ключи от квартиры и комнат Вам надлежит вручить чиновнику...»
Казалось бы, в этом предписании нет ничего необычного. Разве что режет слух не совсем обычное сочетание имен «Альберт Израиль». Но те, кто знаком с новейшей историей Германии, не только не удивятся этому странному сочетанию, но и без труда догадаются, что рядом с немецким именем супруги гна Унгера в ее удостоверение личности было обязательно вписано имя «Сара». Патриотичные и добропорядочные немецкие евреи настолько удачно эмансипировались, что гитлеровским чиновникам пришлось в принудительном порядке присваивать замаскировавшимся «унтерменшам» давно ими забытые имена собственных предков.
Судьба гна Унгера и его супруги, как и судьба почти всех восьмидесяти тысяч берлинских евреев, остававшихся в городе накануне Второй мировой войны, была трагичной. Дисциплинированные жители Берлина с желтой звездой на груди с комфортом прибыли в Рижское гетто, где и были ликвидированы вскоре после приезда. Вежливое письмо, полученное Альбертом Унгером накануне депортации, было найдено на его трупе и чудом сохранилось до конца войны. Его текст был опубликован еврейским историком Шмуэлем (Буби) Цейтлиным в книге «Документальная история евреев Риги», изданной в Израиле в 1989 году.

ЗА СЕМЬ ВЕКОВ ДО ОСВЕНЦИМА

Поезда смерти, привозившие берлинских евреев к последним станциям их жизни Освенциму, Бухенвальду, Рижскому и Минскому гетто, начали свое движение задолго до прихода Гитлера к власти в Германии. Первое документальное упоминание о пребывании евреев в Берлине представляло собой описание первой же антисемитской акции. 28 октября 1295 года появился указ, запрещавший христианским торговцам продавать евреям пряжу. Повидимому, это ограничение не помешало «врагам Христовым» оставаться в Берлине, откуда они были впервые изгнаны во время эпидемии чумы в 1349-50 годах как главные «виновники» трагедии. Их дома были конфискованы и переданы немцам, синагога «упразднена», и даже после того, как евреи в 1354 году вернулись в город, им было запрещено ее восстанавливать. Этот запрет оставался в силе до 1714 года и крайне отрицательно сказался на духовной жизни местного еврейства. Мы не встретим среди них ни великих раввинов, ни оригинальных философов. Зато вошла в историю казнь берлинского придворного финансиста Липпольда, последовавшая сразу же после смерти его покровителя курфюрста Иоахима Второго.
Публичная экзекуция берлинского предшественника «Еврея Зюсса» состоялась 23 января 1573 года, после чего немедленно появился высочайший указ о выселении из города зловредного народа «на вечные времена». Но уже через столетие несколько десятков еврейских семей из Вены получили разрешение поселиться в Берлине. Впоследствии день появления соответствующего указа 10 сентября 1671 года отмечался берлинскими евреями как официальная дата основания общины. Однако в те годы первым семьям, получившим право жить в Берлине лишь в течение 20 лет, было не до праздников. Вплоть до середины восемнадцатого века им пришлось доказывать различным комиссиям законность и полезность своего пребывания в городе. В 1714 году молодой король ФридрихВильгельм Первый, обязав евреев платить более высокий налог, позволил им чувствовать себя немного свободнее в торговых делах. Это решение вызвало резкий протест немецкого купечества, которое ввело в свой устав специальный параграф:
«Так как купеческая гильдия состоит из честных и безупречных людей, то в состав ее не должны входить евреи, убийцы, богохульники... и вообще люди порочного поведения».
Впрочем, волнения берлинского купечества были напрасны. «Любовь» короля к евреям оказалась недолгой, и в оставшиеся годы своего правления, закончившегося в 1740 году, он внимательно следил за тем, чтобы все антиеврейские постановления тщательно соблюдались. В Берлине тогда проживало не более 120 еврейских семей.

НАЧАЛО «ПРЕКРАСНОЙ ЭПОХИ». МОЗЕС МЕНДЕЛЬСОН

Первые признаки улучшения ситуации проявились в годы правления Фридриха Второго Великого (1740-86 гг.). Хотя формально евреи не получили никаких послаблений, а имущественный ценз, необходимый для обладания королевской протекцией, даже увеличился, богатые торговцы и изворотливые предприниматели сумели воспользоваться алчностью нового короля и, выплачивая большие налоги, оседали в Берлине. К концу восемнадцатого века численность еврейской общины достигла 4 тысяч человек. Одним из важнейших центров ее духовной жизни был салон Генриетты Герц супруги Маркуса Герца, известного врача и поклонника философии И. Канта. Среди тех, кто посещал этот салон, можно было встретить А. Гумбольдта и Ф. Шиллера, французскую писательницу де Сталь и пламенного обличителя абсолютизма графа Мирабо. Бывал там и Мозес (Моисей) Мендельсон духовный лидер просветительского движения «Хаскала».
Поселившись в Берлине в 1743 году, Мендельсон превратил его во второй половине восемнадцатого века в крупнейший центр «Хаскалы». С того времени приверженцев этого движения в Восточной Европе называли не иначе как «берлинцами» («берлинерами»). Личным вкладом Мендельсона в еврейское просвещение был, прежде всего, новый комментированный перевод Торы на немецкий язык. Осуществляя издание книги в 1780-83 годах под названием «Нетивот хаШалом» («Тропы мира») и переводя с иврита на немецкий Песнь Песней, Псалмы Давида и одну из «Сионид» Иегуды хаЛеви, Мендельсон, по его словам, «заботился о благе своей нации». Однако многие представители молодого поколения этой нации восприняли идеи «Хаскалы» совсем не так, как предполагал ее духовный руководитель. Хотя сам Мендельсон решительно противился крещению, он не смог удержать от перехода в христианство даже собственных детей.
В 1799 году, через 13 лет после смерти Мендельсона, его последователь Д. Фридлендер обратился к главе берлинской консистории с просьбой о коллективном переходе в новую веру «просвещенных» городских евреев при условии сохранения ими некоторых обрядовых отличий. Предложение было отвергнуто, но переход отдельных евреев в христианство принял настолько массовый характер, что даже сам Фридлендер отозвался о нем как о «большом моральном зле».
В 1812 году он горячо приветствовал эдикт о предоставлении евреям прав прусских подданных, буквально захлебываясь в припадке немецкого патриотизма: «У евреев нет другой родины, кроме той, где они считаются гражданами. Прусские евреи любят свою родину, и немецкий язык их родной язык; только на нем они хотят молиться. Другой язык им не нужен». Однако радость «берлинеров» была недолгой. Уже через 3 года указ о равноправии евреев был отменен. Но активность поборников ассимиляции не уменьшилась.

ГЕНРИХ ГЕЙНЕ. ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИЗНАНИЕ

В 1819 году в Берлине было создано Общество еврейской культуры и науки. Среди его основателей были и осторожный реформатор Леопольд Цунц, и пропагандист немецкого патриотизма Исаак Иост. Хотя члены Общества брали на себя обязательство «не креститься изза государственной службы», переход в христианство «по идейным соображениям» практически не отвергался. Именно так поступил в 1825 году Генрих Гейне, хотя в дальнейшем он сожалел о принятом решении и считал, что тяжелая болезнь, приковавшая его к постели в 50-летнем возрасте, была расплатой за отступничество.
Как известно, сам Гейне любил повторять, что он отказался от религии своих предков из-за желания «купить входной билет в европейскую культуру». Однако эта сделка с самим собой не избавила гения немецкой поэзии от душевного дискомфорта и нападок антисемитов. Внутреннее противоборство Гейне-иудея и Гейне-христианина продолжалось до самой смерти и закончилось не в пользу последнего. В своих мемуарах под названием «Признание», написанных зимой 1854 г., тяжело больной писатель нашел в себе силы отказаться от заблуждений молодости:
«Как о Создателе, так и о его созданиях, евреях, я никогда не говорил с достаточным уважением изза моей эллинской натуры, которую отталкивал иудейский аскетизм. С тех пор уменьшилось мое пристрастие к Элладе. Я вижу теперь, что греки были лишь прекрасными юношами, евреи же всегда были мужами, могучими, непреклонными мужами, и не только в былые времена, но и до сего дня, несмотря на восемнадцать веков гонений и страданий...
Откровенно признаюсь, проживая в Пруссии и даже в Берлине, я охотно разорвал бы всякие церковные узы, если бы тамошние власти не отказывали в праве проживания в Пруссии, особенно в Берлине, всякому, не принадлежавшему к одной из положительных, государством признанных религий».

БЕРЛИН ОПЛОТ ЕВРЕЙСКОГО РЕЛИГИОЗНОГО РЕФОРМИЗМА

Помимо ассимиляторов, атаку на еврейство вели религиозные реформаторы. В 1845 году ученик И. Иоста 3. Штерн вместе с А. Бернштейном основали в Берлине «Общество реформ в иудаизме». С 1847 по 1860 гг. раввином реформистской общины был Самуэль Гольдхейм, боровшийся за изъятие иврита из ежедневных молитв и перенос еженедельной службы с субботы на воскресенье. Другой реформистский раввин, Авраам Гейгер, приступивший к исполнению своих обязанностей в Берлине в 1870 году, не настаивал на упразднении шаббата, но зато резко протестовал против того, что он называл «революционной национальной романтикой» в книге Моше Гесса «Рим и Иерусалим». В этом произведении, изданном в 1862 году, Гесс писал о необходимости возрождения еврейского государства в Палестине, а, по мнению Гейгера, евреи должны были навсегда забыть о Сионе.
Казалось, что энтузиасты ассимиляции достигли своих целей, когда в 1871 году в конституцию вновь созданной Германской империи был включен пункт о равноправии евреев. Вот как прокомментировал дальнейшие события один из авторов 16-томной «Еврейской энциклопедии С. Бернфельд: «Практическое осуществление эмансипации еще наталкивалось, правда, на большие затруднения, но все-таки казалось, что вскоре должны пасть последние преграды. Вдруг в Германии вспыхнуло (1878 г.) антисемитское движение».

«НОВЫЙ» АНТИСЕМИТИЗМ БЕРЛИНСКОГО РАЗЛИВА

Принято считать, что «вспыхнувшее вдруг» в 1878 году антисемитское движение в Германии обязано своим появлением берлинскому придворному проповеднику А. Штеккеру, основателю христианскосоциальной рабочей партии. Однако, вопреки распространенному до сих пор заблуждению, главными носителями антисемитской идеологии были вовсе не люмпенизированные пролетарии и клинические психопаты. О неполноценности евреев, их религии и национального характера, о несовместимости еврейской и арийской культуры писали философы Кант и Гердер, публицист Бауэр и композитор Вагнер, экономист Зомбарт и физик Ленард. Ни кто иной, как ИоганнВольфганг Гете выступил против евреев в парламенте герцогства СаксенВеймарского в 1823 году, а берлинский историк Трейчке в 1879 году изрек известную формулировку: «Евреи наше национальное несчастье», превратившуюся спустя полвека в один из главных лозунгов нацистов.
И профессору Трейчке, и приватдоценту Берлинского университета Дюрингу, предлагавшему не стесняться в выборе средств при решении «еврейского вопроса», было на кого равняться. В начале девятнадцатого века классик немецкой идеалистической философии и первый выборный ректор Берлинского университета Иоганн Готлиб Фихте предлагал обращаться с евреями следующим образом: «Для дарования им гражданских прав я не вижу иного способа, как отсечь им всем в одну и ту же ночь головы и приставить иные, в которых не будет ни одной еврейской идеи».

«ЛЮБИМЫЙ ГОРОД МОЖЕТ СПАТЬ СПОКОЙНО»

К сожалению, берлинские евреи совершенно игнорировали угрозы своих высокообразованных арийских земляков и делали все возможное, чтобы доказать безграничную преданность «фатерлянду». Талантливый инженер, политик и философ Вальтер Ратенау возглавил военную промышленность Германии в годы первой мировой войны, с фронтов которой не вернулись 12 тысяч немецких евреев. Среди первых берлинских иудеев, добровольно ушедших на фронт и погибших во славу Германии, был, например, депутат Рейхстага Людвиг Франк. В 1989 г. на фотовыставке в израильском городе Нагария демонстрировался снимок, сделанный в августе 1914 г. на берлинской улице. На фотографии изображена трогательная сцена вручения цветов еврею-кавалеристу Людвигу Бернштейну, уходящему на фронт. Каково же было удивление организаторов выставки, когда герой этого эпизода столетний израильтянин Людвиг Бернштейн узнал себя на старой фотографии. В сентябре 1996 г. израильские газеты опубликовали заметку о 102-хлетнем жителе Кфар-Шмарьягу Джеймсе (Якове) Ноймане, который также в августе 1914-го отправился защищать родной Фатерлянд...
И Людвиг Бернштейн, и Яков Нойман, как и тысячи других берлинских евреев, в 1920-1930-е годы смогли правильно оценить изменившуюся ситуацию и своевременно покинули негостеприимную родину. Наградой за правильный выбор им была долгая и содержательная жизнь в стране Израиля. Но так поступили далеко не все. И поначалу казалось, что Германия по достоинству оценила верность своих еврейских граждан. Так, например, упоминавшийся нами Вальтер Ратенау в феврале 1922 года был назначен на пост министра иностранных дел Веймарской республики. Но уже через 4 месяца он был застрелен немецким монархистомантисемитом. Ратенау постигла та же участь, что и его политического антипода Розу Люксембург, убитую в Берлине в январе 1919 года при попытке организации в германской столице коммунистического переворота.

В ПРЕДДВЕРИИ ХОЛОКОСТА

Помимо Р. Люксембург, Е. Левине и других эмигрантов из восточноевропейских стран, прибывавших в Германию с определенными политическими целями, с начала XX века в стране осели десятки тысяч экономических беженцев с востока. Многие из них поселялись в Берлине и его пригородах. Именно с этих «остюден» в октябре 1938 года началась депортация евреев из Германии, а когда 17-летний Г. Гриншпан в знак протеста убил немецкого консула в Париже, на Берлин и другие города Германии обрушилась «хрустальная ночь» 9 ноября 1938 года. Несмотря на пережитые ужасы, около 80 тысяч берлинских евреев оставались в городе к началу Второй мировой войны. Почти все они дождались «окончательного решения» своего вопроса в 1941-43 годах. Но это уже тема для отдельной статьи.
После окончания войны в Берлине поселились несколько тысяч уцелевших польских евреев, а в последние годы в город начали прибывать новые «экономические беженцы» из СНГ. Историей они не интересуются...

«Трибуна», ТельАвив, 29.10.2002 г.