Моше Фейглин

История семьи как часть истории страны

Давиду было шесть лет, когда произошло рукопожатие Рабина и Арафата. Давид едва ли понял тогда, что произошло, но запомнил выражение беспомощности на лице своего отца Йегуды.

Родители Давида, Йегуда и Тамар, поженились, когда Йегуде было 22 года и у него за спиной была служба в армии и учеба в йешиват-hесдер*. Тамар как раз получила тогда ученую степень бакалавра в Бар-Иланском университете. Супруги обосновались в солидном поселке в 25 минутах езды от Иерусалима. Это было во времена, когда Шамир был премьер-министром и казалось, что Ликуд будет править вечно. Конечно, левые создавали давление, но будущее еврейских поселков в Иудее, Самарии и Газе выглядело безоблачным. Правительственная реклама призывала израильтян покупать дома за "зеленой чертой" - основной лозунг в этой рекламе был: "Место в сердце страны".

Все было замечательно. Давид был первенцем Йегуды и Тамар, потом у них родились еще девочка и два мальчика. В это время Шамир под давлением левых отправился на Мадридскую конференцию. Уже в Мадриде было ясно, что Арафат возвращается на сцену, и когда израильтяне это осознали, они забрали бразды правления страной у Шамира, политической стратегией которого было постоянное отступление с боем, и передали эти бразды Рабину, начальнику Генштаба в Шестидневной войне, который воспринимался как "Мистер Безопасность" и к тому же обещал достичь мира в течение шести месяцев.

Спокойная жизнь Йегуды и Тамар рухнула. Рабин, а за ним и Перес, и Нетаниягу, отдали место в сердце страны Арафату, вооружили до зубов его аппарат убийц, дали врагу международную легитимацию и широкую экономическую поддержку, одновременно подавляя голоса протеста, зазвучавшие в израильском обществе.

Все это, возможно, можно было бы перенести, если бы не нестерпимая потеря чувства национальной справедливости. Мы вдруг перестали быть в этом фильме "хорошими", а наши враги "плохими". "Война идет не между евреями и арабами", - сказал Рабин, - "А между сторонниками мира из обоих народов и противниками мира из обоих народов".

Сами Йегуда и Тамар родились вскоре после Шестидневной войны и впитали в себя тогдашнее ощущение победы. Они помнили операцию в Энтеббе и бомбежку иракского ядерного реактора. Для них Государство Израиль олицетворяло справедливость, готовность бороться за нее и способность достичь ее. Внезапно все переменилось - Йегуду и Тамар оторвали от их справедливого государства и объявили врагами государства и народа. Их премьер-министр поставил их в один лагерь с Хамасом и Хизбаллой ("и те, и эти выступают против соглашений Осло"). Вдруг выяснилось, что они более не авангард сионизма, а его враги.

Йегуда начал участвовать в различных акциях протеста. Эти акции не приводили ни к каким изменениям, но, по крайней мере, помогали частично избавиться от накипевшего внутри. Когда движение "Зо Арцейну" перекрыло дороги в стране, маленькому Давиду только исполнилось семь лет. Мать оставила его тогда присматривать за братьями, поскольку должна была поехать и привезти домой вышедшего из тюрьмы отца.

Ариэль Шарон лежал тогда в палатке протеста и держал голодовку против политики правительства. После убийства Рабина все протесты прекратились. У вставшего во главе правительства Переса появилась возможность абсолютно беспрепятственно отдать террористам все города в Иудее, Самарии и Газе, и он использовал эту возможность в полной мере.

Потом были выборы, Нетаниягу победил, а затем продолжил ровно тот же курс. Через три года после этого Эхуд Барак победил Нетаниягу на выборах. Как и во времена победы Рабина над Шамиром, израильтяне хотели премьер-министра, который пообещал бы им все, что можно. Рабин, маститый и решительный генерал, обещал мир в течение шести месяцев и победил Шамира. Барак, во многом схожий с Рабиным, обещал мир в течение трех месяцев и победил Нетаниягу. Ни Шамир, ни Нетаниягу не пытались предложить альтернативу обещаниям мира со стороны левых. Их нерешительность была очевидной и их поражение было лишь вопросом времени. Унизительное бегство армии из Ливана по приказу Барака поставило весь израильский север, вплоть до Хадеры, в зону досягаемости для ракет Хизбаллы. Свое обещание о мире Барак попытался выполнить путем передачи Иерусалима врагу, но усилившийся терроризм помешал ему. Все это с неизбежностью привело к поражению Барака.

Наступление террористов достигло своей вершины в 2000 году, после восхождения Шарона на Храмовую Гору. Йегуда был в полном отчаянии. Арабский террор свирепствовал: взрывы автобусов и невиданные прежде ужасы стали повседневностью израильской жизни. Жизнь евреев Иудеи, Самарии и Газы стала совсем дешевой - уезжая на работу утром, люди не могли с уверенностью сказать, вернутся ли они вечером домой живыми. В некоторых маленьких поселках почти 10% мужского населения было убито.

Во время выборов 2001 года Йегуда стоял на перекрестках и раздавал материалы в поддержку Шарона. Он не был ликудником - просто Шарон был для него спасательным кругом в море кризиса. Да и за кого еще можно было голосовать? За Барака?! Общественность, которая уже осознала, что такое мир, обещанный левыми, бежала от всего, что источало запах Осло. Люди хотели кого-нибудь, кто достигнет настоящего, а не воображаемого мира - проведет небольшую военную кампанию и положит конец этому ужасу. Шарон уверенно победил и стал премьер-министром.

В первые годы после рукопожатия Рабина и Арафата Йегуда боролся за возврат к тому Израилю, который он потерял. Он все еще помнил чувство победы, ощущение принадлежности к справедливой стране, ощущение солидарности в обществе, вне зависимости от политических взглядов. Он был полным энтузиазма сионистом и хотел вернуться к "доброму старому сионизму", который он знал прежде.

Но он был интеллектуально честен, и когда Нетаниягу продолжил процесс Осло, Йегуда осознал, что проблема состоит не в том, находится ли у власти Ликуд или Авода. В это время в его поселке начал появляться еженедельник "Лехатхила". Идеи, о которых в нем говорилось, казались Йегуде абсолютно наивными. Там говорилось о том, что классический сионизм переживает кризис, и нужно создать верящее руководство страной. Йегуда не считал, что это возможно в нынешних условиях, но он также осознал, что другого решения нет. . Он присоединился к "Еврейскому руководству", и вместо стремления к потерянному прошлому он начал мечтать и продвигать вперед новый Израиль, который со временем заменит нынешний, терпящий неудачу.

Тем временем маленький Давид вырос в симпатичного, полного сил юношу. В домашней теплице вырос дикорастущий цветок. Давид и его друзья носили большие кипы и отращивали длинные вьющиеся пейсы - подсознательный протест против аккуратной вязаной кипы, спрятанной за пальмаховского вида чубом у его отца. И хотя Йегуда никогда не менял своего внешнего вида, ему понравилась эта мода "молодежи холмов".

В Иудее, Самарии и Газе потихоньку начал витать новый дух. Йегуда не мог объяснить его, но этот дух ему нравился. Он перестал держаться за сионизм старого типа и осознал, что его сын выражает гораздо более адекватный взгляд на вещи.

Сын Йегуды, Давид никогда не жил в атмосфере победы. Государство практически не существовало для него. Оно не защищало его от арабов, которые постоянно забрасывали камнями автобус, на котором он ехал в школу. Оно не спасло отца Ури, его лучшего друга, от теракта. Оно выпустило из тюрьмы террористов, которые устроили взрыв, в котором Шмуэлю, сидящему за ним в классе, оторвало ноги.

Бронированный автобус, бетонные укрепления, мешки с песком стали для Давида рутиной повседневной жизни. Государство не только не решало эту проблему, которую оно, на самом деле, само и создало, но и преследовало тех, кто пытался защищать себя.

Йегуда и Тамар объяснили Давиду, что корень проблемы не в государстве, а в правительстве. «Мы любим государство, а правительство сменится», - говорили они. Но Давид так и не сумел разобраться в этих нюансах. Для него государство не выражало справедливость - ее выражали родители и друзья. Учителя и поселок олицетворяли для него отечество, а государство, армия и полиция были для него чем-то чужим и полным противоречий - иногда они защищают, но чаще - преследуют. Власти казались ему чем-то жалким: даже когда они защищают своих граждан, они не уверенны в собственной правоте. Каждый раз когда они не трусят и не убегают, они оправдываются.

С этим двойственным отношением Давид и его друзья росли в течение всего десятилетия Осло. Когда Шарон решил уничтожить целые поселки и изгнать их жителей, Давиду и его друзьям было 16 лет. В их жизни укоренился острый конфликт между воспитанием, полученным от родителей и привившим им богобоязненность, любовь к стране и народу, сдержанность, дух первопроходчества, самопожертвование - и между бессилием, нигилизмом и преступным самоустранением, исходящим от государства.

Давид и его друзья выросли с чувством морального превосходства над государством и его институтами, к которым его родители еще сохранили некую долю уважения. У Давида и его друзей подобное уважение не исчезало, поскольку не могло и возникнуть. Йегуда не верил, что придет день, когда он предпочтет вернуть вое офицерское удостоверение командиру элитного подразделения, в котором он служил. "Я пошел в армию для того, чтобы защищать евреев, а не депортировать их", - объяснил он. - "Еще наступит день, когда израильская армия вернется к своему прежнему состоянию, и тогда я буду рад снова служить в ней".

На прошлой неделе Давид и его друзья сели на дорогу посреди большого шоссе. Когда полицейские стали их бить, они рассмеялись полицейским в лицо - они уже видели гораздо более опасные вещи. Когда офицер полиции объявил, что те, кто не уйдут с дороги, будут арестованы, Давид с друзьями обступили его, и каждый требовал быть первым арестованным. Давид выиграл.

Когда арестованных бросили в тюремную камеру, они громко пели. Когда полиция потребовала от них назвать свои имена, дать отпечатки пальцев и выйти на свободу под ограничительные условия, они рассмеялись и отказались сотрудничать. Страх перед системой и ее силовыми органами растворился в их чувстве морального превосходства. Угроза ареста и суда полностью потеряла свой сдерживающий эффект. Система обнаружила, что она беспомощна перед лицом действительности, которой она никак не ожидала.

Однако вся сила акции по перекрытию дорог стала понятной лишь два дня спустя. Давида с друзьями привезли в суд для продления ареста. "Мы готовы отпустить их", - объяснил измученный представитель полиции изумленному судье, - "но никто из этих несовершеннолетних не желает назвать себя и подписаться под обязательством не участвовать более в подобных акциях".

Потрясенный судья посмотрел на радостных подростков, сидящих напротив него. "Где их родители?" - возмутился он. - "Что же это за родители, которые так безответственно обращаются со своими детьми?" Йегуда, сидевший в задних рядах в зале суда, украдкой бросил взгляд на своего сына, который явно был одним из лидеров арестованных. Тамар с трудом сдерживала слезы. Как матери ей было нелегко в этой ситуации удержаться от того, чтобы встать и обнять своего сына.

Но Давид был уже в будущем, в освобожденном еврейском Израиле. Йегуда и Тамар были вместе с маленьким Давидом, который мчался вперед и уже перенесся из нынешней "просвещенной диктатуры" к сознанию, основанному на настоящей свободе.

Йегуде и Тамар сегодня около сорока, их сыну Давиду шестнадцать. Он вместе в этой борьбе и никто не может противостоять им. Они уже победили.

----------------------------------

* Йешива, в которой учеба перемежается со службой в армии

"Секрет", 2.06.2005

Перевод Ш. Бродской

Другие статьи Фейглина

Hosting by