Евгения Кравчик

«Шахиды» из Нацерета

На исходе первой военной недели объектом ракетного обстрела стал Нацерет – крупнейший арабский город страны. В результате прямого попадания реактивного снаряда были убиты 3-летий Ревья Саллах и его 7-летний брат Махмуд

Выехав на другое утро в северном направлении, избираю кратчайший путь - шоссе Вади-Ара. Приблизившись к Умм Эль-Фахму, обращаю внимание на обилие знамен. Красно-черно-зеленые - палестинские. Зеленые - хамасовские. И ни одного бело-голубого...

На развилке (Афула - направо, Нацерет и Тверия - налево) движение иссякает. Трудно поверить, что всего за неделю страна поделилась на две неравные (пока) части. Где-то в 30-ти километрах за моей спиной жизнь течет своим чередом: люди просыпаются по звонку будильника, смотрят за утренним кофе прямые трансляции с передовой и отправляются на работу. В зоне ракетных обстрелов, где я сейчас нахожусь, народ просыпается среди ночи от воя сирены, причем совсем не обязательно у себя дома: «крайний» север вот уже девятый день не вылезает из убежищ и подвалов, а «средний» опасливо прижимается к стенам домов.

Вчера невидимая граница между жизнью и смертью прорезала цветущую Изреэльскую долину: война вторглась в высящийся на холме Нацерет.

Сирена - не роскошь

Въехав в город, впервые за много лет застаю его заторможенным и почти безлюдным. Лавки и магазины открыты, но покупателей не видать. Добравшись до причудливой громадины нового здания суда, резко сворачиваю влево, чтобы попасть в нужный мне квартал.

Из расположенного у дороги гаража доносятся возбужденные голоса. Притормозив и войдя внутрь, застаю типичную для военных будней картину: четверо взрослых и мальчик лет шести прильнули к экрану телевизора.

- Ливанский телеканал! - сообщает один из перевозбужденных зрителей.

- Тише, не мешай! - прерывает его другой...

- Как вам работается? - начинаю я издалека.

- Нет работы! - восклицает Райх Риш, владелец гаража и магазина автопринадлежностей. - Десятый день не отходим от экрана телевизора. Впрочем, в последние полтора месяца экономический кризис усугубился - клиентов совсем не стало. А тут еще и война.

37-летний Райх Риш женат, отец четверых детей. Гараж он держит 15 лет.

Два месяца назад было у меня двое наемных рабочих, но в последние дни пришлось их уволить: даже машины ремонтировать народ перестал, - жалуется он, прижимая к себе 6-летнего сына Басама (на иврите мальчик, подобно большинству своих ровесников из Нацерета, не понимает ни слова).

- Где застал вас обстрел? - спрашиваю я Райха.

- В гараже... - мрачнеет он. - Я сходу сообразил: ракета! И взобрался на крышу, чтобы посмотреть, куда она упала. Вижу столб огня, облако черного дыма, причем не где-нибудь, а в Нацерете, в нескольких сотнях метров отсюда. Я быстренько отвел детей домой, а сам побежал смотреть. Оказалось, «катюша» угодила в расположенное неподалеку здание гаража «Мазды». Полдома снесло. Бардак страшный... А тут еще нам сказали, что в северной части города тоже был взрыв, есть жертвы...

Райх вскакивает, чтобы показать снятый с помощью продвинутого мобильника документальный фильм. В беседу тем временем вступает 37-летний Усама.

- Мы в тот момент были на похоронах, - рассказывает он. - Как услышали взрыв, бросили носилки с телом покойной и разбежались, кто куда. Люди кричали: «Это близко - в тридцати-сорока метрах отсюда, около отделения больничной кассы «Леумит»!» Дети (их у меня четверо) до сих пор в шоке: они играли в расположенном неподалеку от гаража школьном дворе. Взрывной волной туда забросило частицы металла. Обе девочки (8-летняя и 6-летняя) всю ночь не спали и приставали с вопросом: «Что такое ракета?»

32-летний Салиб Васат тоже неспокоен.

- Я частенько бываю на автозаправочной станции по соседству с гаражом «Мазды», - говорит он. - А вчера отправился на похороны, но дойти не успел: упала ракета и в направлении процессии полетели осколки...

Черно-белое кино

В беседу вступает Важди Ауда - известный в городе человек. Работает он электриком, много лет увлекается документальной киносъемкой.

Властные структуры Израиля и господствующий здесь режим постоянно настроены на войну, - размышляет он. - Самооборона? Чушь! Просто евреи ненавидят арабов - это ими и движет. На днях на территориях убили целую семью - десять детей. Что же это за «самооборона» такая? Знаете, как восприняли в Нацерете ракетные обстрелы? 70 процентов населения убеждено, что всему виной - Израиль. На мой взгляд, евреям на этой земле делать нечего. Мы, жители Нацерета - арабы, то есть - палестинцы. Нет у нас с арабскими государствами никаких разногласий. Мы к своим братьям относимся замечательно, они отвечают нам взаимным уважением. Лично я никогда бы не ввел войска в Ливан. И в Иорданию не ввел бы, и в другие арабские страны. В израильских тюрьмах содержится несколько сот палестинских заключенных? Нужно их освободить! Половина зэков - невинные люди. Арестовали их просто так, потому что живут на территориях. Чего от них хотят? За что мучают?

Важди терпеливо, как учитель в школе, объясняет: арабская ментальность принципиально отличается от еврейской:

У арабов говорят: я убью того, что посмел убить моего брата. Но не потому, что такой у меня каприз, а оттого, что с такой психологией я родился. Всякий раз, когда начинаются разговоры о мире, Израиль совершает нечто такое, что весь процесс возвращается назад. Вначале с восторгом отзывались о Махмуде Аббасе, но сейчас его уже знать не хотят. Точно так же «кинули» и Арафата. Чего же вам надо? Сформулируйте наконец-то!

С другой стороны, сейчас все мы оказались в одной лодке: выпущенные «Хизбаллой» ракеты не «отличают» еврейскую Нагарию от арабского Нацерета, - вставляю я.

Важди категорически не согласен:

- Мы, арабы, погрязли отнюдь не в ливанском болоте, а в израильском, - возражает он. - Но нам выбраться из этого болота гораздо проще, чем вам. Нет у нас никаких счетов с арабскими государствами. Перед нами стоит совершенно иная проблема: когда мы пытаемся сблизиться с израильским народом, тот знать нас не хочет. Вот вы, например, приехали из России. И сразу получили все льготы по полной программе: дом, деньги, работу. А мы до сих пор барахтаемся в том же болоте, в котором были всегда. Возьмем, к примеру, Нацерет. Город древнейший, существует более двух тысяч лет. А когда был основан соседский Нацрат-Илит?

- Около пятидесяти лет назад! - отвечают хором заинтригованные нашим диалогом слушатели.

Верно! Чтобы построить этот город, у арабов отняли их исконные земли. Почему? Ведь нас в Нацерете - 70 тысяч душ, земли на всех не хватает! Несмотря на это, город со всех сторон теснят «границами»: справа - кибуц, слева - Мигдаль ха-Эмек... К тому же нам запрещают строить пятиэтажные дома.

На каком основании?

Никаких членораздельных объяснений на этот счет никто не дает: для арабов в Израиле изобретены особые законы, - иронизирует Важди Ауда. – Нет, я отнюдь не против, чтобы из-за границы сюда, подобно вам, приезжали евреи. Мы готовы жить с ними вместе. Но попробуйте добиться, чтобы в Израиль на постоянное жительство впустили кого-то из арабов! Поймите меня правильно: лично я никогда не возьму в руки оружие, чтобы бороться с господствующим здесь режимом. Но в обмен на законопослушание я требую, чтобы мне гарантировали равные с евреями права. Евреев всех стран мира принимают в Израиле на том основании, что их истребили в Катастрофу. А наши братья по крови были истреблены во время резни в Сабре и Шатиле. И МЫ солидаризируемся со СВОИМИ жертвами. Представьте, что мой дядя живет в Ливане. Чего же вы от меня ожидаете? Чтобы я взял ружье и дядю застрелил?!

- У вас действительно есть родственники в Ливане? - переспрашиваю я.

Да, - отвечает Важди, - и дядя, и двоюродный брат. Пока с ними, хвала аллаху, всё в порядке. Как бы там ни было, ни я, ни кто-либо из жителей Нацерета не вправе обратиться в Генштаб и просить: не стреляйте, пожалуйста, по такой-то цели, потому что там живет мой дядя. Ведь как Израиль бомбит территорию Ливана? Наощупь, вслепую. Я даже допускаю мысль, что кое-кто из ливанцев, сотрудничающих с израильской разведкой, сводит счеты со своими личными врагами, подсказывая, по каким целям якобы надо стрелять.

Недавно в Южном Ливане было выявлено 25 человек, которые сотрудничают с Израилем, - вставляет Салиб Васат свое веское слово. - К тому же если Израиль якобы воюет с «Хизбалллой», на каком основании он убивает в Ливане мирных граждан, в том числе и детей?

- У вас тоже есть там родственники? - спрашиваю я.

- Нет, мои родные в Сирии, - отвечает Салиб.

Важди разъясняет:

Нет ничего удивительного, что практически каждый из нас имеет родных либо в Сирии, либо в Ливане, либо в Иордании: в 1948 году, когда арабов отсюда выгнали и землю у них отобрали, беженцы поселились в соседних странах...

«Политинформация» прерывается на полуслове: сотрудники гаража усилили звук. На экране (ливанский телеканал!) - сопровождаемые разъяснениями диктора кадры бомбежки одного из предместий Бейрута. Трудно поверить, что всего 12 часов назад в нескольких стах метрах от того места, где смотрят сейчас прямую трансляцию, взорвался выпущенный «Хизбаллой» реактивный снаряд.

- Мы говорили о правах израильских арабов, - оживляется хозяин гаража. -По-моему, самый яркий пример нашего бесправия - отсутствие в Нацерете бомбоубежищ (о том, что нет их в Цфате и остро не хватает даже в «упакованной» Хайфе, моим собеседникам, видимо, неизвестно - Е.К.). Правда, в здании школы, которая находится рядом с разрушенным гаражом, имеется подвал, но ключей от входной двери в критический момент не нашли. Не действует в городе и сирена...

Важди Ауда вспоминает:

- Во время войны в Заливе в Нацерет приехали представители командования тыловых частей, чтобы разъяснить населению, как вести себя при воздушной тревоге. «Спускайтесь в убежища», - сказал один из офицеров. Мы в ответ рассмеялись: «Нет здесь никаких убежищ!» - «Мы позаботимся о том, чтобы они были построены». Вот уже 15 лет ЦАХАЛ продолжает об этом «заботиться», однако никаких убежищ в городе нет и поныне... Знаете, что является главной проблемой тель-авивских евреев? Они прислушиваются только к самим себе. И только о себе заботятся. Понять нас они не желают и не могут.

Важди приводит такой случай:

- Прошла однажды в Нацерете демонстрация, участники которой несли портреты шейха Ахмеда Ясина. Что написали об этом на другое утро в одной из ведущих газет? «Нацерет превращается в Газу»! Это отпугнуло израильтян, они прекратили посещать наш город. Если раньше, много лет назад все только и делали, что ездили в Нацерет за покупками или в рыбный ресторан, то сейчас даже жители соседнего Нацрат-Илита стараются появляться здесь как можно реже. Прежде экономика города зижделась на туризме - в последние годы многие бизнесмены обанкротились...

Вначале - Тверия

В муниципалитет, расположенный в христианском квартале Нацерета, я отправляюсь в сопровождении Важди. Загрузив в багажник увесистую сумку с кинокамерой, он тезисно излагает историю своей хамулы.

Предки мои из деревни Балад Эль-Шейх - той самой, где похоронен Аз-Ад-Дин Эль-Касам, - говорит он с нескрываемой гордостью.

- И когда родители поселились в Нацерете?

- В 1948 году. Всего треть населения города - прямые потомки тех, кто проживал здесь ранее. Остальные две третьих - дети, внуки и правнуки палестинских беженцев.

Около канцелярии мэра топчется мужчина с забинтованной рукой. Накануне 36-летний Эдуан Краим был ранен осколками стекла.

- Страшно было смотреть на перепуганных стариков, живущих в соседнем с гаражом доме, - рассказывает он. - После падения ракеты в их квартире вспыхнул пожар. Я пострадавших вытащил, вызвал «скорую». Вместе с другими был доставлен в афульскую больницу.

- Вы впервые стали свидетелем ракетного обстрела?

- В том-то и дело, что нет, - вздыхает Эдуан Краим. - Пять дней назад, в выходные, мы с женой и детьми поехали в Тверию - родственников проведать. Прогуливаемся в самом центре города, в районе полицейского участка. И вдруг как бабахнет! Впервые в жизни я слышал свист и шипение, от которых кровь стынет в жилах. Ракета разорвалась метрах в ста от нас. То был первый обстрел Тверии. Стреляли залпом - выпустили по городу шесть «катюш». Страху мы натерпелись!.. Когда выехали из города и я оглянулся, мне дурно стало: в нескольких местах над Тверией поднимались столбы огня и черного дыма. Жена до сих пор в шоке. 9-летняя дочка три ночи не может заснуть. Как услышит шум мотора боевого самолета, бледнеет. В два-три часа ночи тормошит меня: «Папа, что это?» Я ей: «Успокойся, Хибат, это самолеты ВВС, которые летят в Ливан». - «Включи, пожалуйста, телевизор. Кажется, опять что-то случилось»... Пришлось позвонить в социальный отдел и попросить для девочки направление к психологу...

Эдуан Краим - сотрудник муниципалитета, координатор городского клуба для подростков.

- Взрывной волной в зданиях клуба и школы выбило все стекла, - говорит он. - Да и в Ливане разруха, повреждены объекты инфраструктуры, убиты люди. Война несет горе и нам, и ливанцам... Больше всех страдают дети. В Нацерете после обстрела у многих школьников началось ночное недержание мочи. Дурной признак...

По лестнице энергично поднимается генеральный директор муниципалитета Раджи Мансур.

- Только что посетил семью, потерявшую двоих детей, - сообщает он. - Мы надеемся, что правительство немедленно прекратит эту бессмысленную войну. Кроме трагедий и разрухи, ничего она никому не принесет - об этом свидетельствует весь опыт прошлого.

В эпицентре

Из муниципалитета отправляюсь в Сафафри - северный квартал Нацерета. Там накануне прямым попаданием реактивного снаряда было убито двое братьев - 3-летний Ревья и 7-летний Махмуд Саллах.

Архитектура отдаленного от центра района скорее напоминает деревенскую, чем городскую: узкие улочки... Загоны для содержания овец... Над одной из каменных вилл реет стяг ХАМАСа.

Спустившись по крутому склону, вклиниваюсь в группу женщин: в руках у каждой - увесистый поднос со съестным. Традиция запрещает готовить обеды в доме покойника. В дни панихиды мужчины и женщины находятся в разных помещениях. И на мужской половине мне, естественно, появляться нельзя.

Вслед за соседками вхожу в сумрачный подъезд и поднимаюсь по крутым каменным ступеням на третий этаж. В просторном зале в окружении близких полулежит на диване 40-летняя мать погибших.

- Простите, кто вы? - спрашивает меня в дверях одна из родственниц.

Журналист русскоязычной газеты.

- Что ж... Проходите...

Женщины расступаются. Не успев сообразить, как следует себя повести, чтобы не задеть и не оскорбить религиозные чувства присутствующих, я в мгновение ока оказываюсь рядом с осиротевшей матерью. Нависает напряженная тишина. Теперь уже все взгляды мусульманок прикованы к единственной среди них светской еврейке. Значит, и вести себя надобно в полном соответствии с собственной национальной традицией.

- Все мы - весь народ! - скорбим вместе с вами.

- Шукра (спасибо)...

По лицу женщины текут слезы. Кто-то из родственниц уступает мне низенькую табуретку. Другая снимает с полки фотографии убитых мальчиков.

Посмотрите, какие у Ревии глаза... А вот наш Махмуд - красавец, всеобщий любимец... Горе-то какое!.. Было у нас пятеро детей и три девочки (детьми мусульмане называют только мальчиков - Е.К.). Осталось - трое.

- Выйдем на балкон, - предлагает Рауйя Джамаль. - Отсюда виден наш дом. Рядом с ним и упала ракета...

Пока мы с Рауйей топчемся на узком балконе (взрывной волной стекла выбило практически во всех домах, расположенных в 50-100 метрах от эпицентра), женщины в салоне приступают к скромной трапезе.

- Сходим к вам? - спрашиваю Рауйю.

- Пойдемте. Да и мне пора: дома меня ждет трое детей...

Спускаемся по лестнице, выходим из подъезда.

- Вчера в отцовском доме собралось человек тридцать - вся хамула, - говорит Рауйа. – Семейная традиция: каждую неделю по средам мы обедаем все вместе - братья, сестры, дети... В пять часов вечера мы с женщинами суетились на кухне - заканчивали последние приготовления. Часть детей находилась в доме, часть - во дворе, а Махмуд с Ревией играли на улице. Внезапно раздался взрыв такой силы, что нас оглушило. Со всех сторон посыпалось битое стекло. Сорвало с петель двери, карнизы с занавесками. В кухню вбежал, размазывая кровь по футболке, мой семилетний сын: «Мама, мама, двоюродному брату в живот угодила железяка. Он сгорел, он мертв, мертв...»

Рауйя, не помня себя, вызвала «скорую» и поехала со своим сыном в афульскую больницу «Ха-Эмек».

Забинтовали ребенку руку, успокоили, как могли, - рассказывает она. - А потом отправили к психиатру: от шока мальчик лишился дара речи... В тот момент, когда рядом с родительским домом разорвалась ракета, сын стоял на втором этаже у окна и смотрел вниз - туда, где играли Махмуд с Ревией. Обоих убило на глазах у моего мальчика. Для семилетнего ребенка - страшная травма.

У калиток нескольких домов, мимо которых мы проходим, стоят ребятишки с повязками: у пацана перебинтована рука, у девочки - голова...

Один из пострадавших, 6-летний Халед, доверчиво тянется тонкой ручонкой к моей фотокамере.

- Больно, детка?

Халед не понимает, чего я от него хочу. Не владеет ивритом и 26-летняя мама мальчика.

- Это - наша родственница и соседка, - объясняет Рауйа. - Осколками битого стекла ранило не только Халеда, но и ее полуторагодовалую дочку...

А вот и дом, рядом с которым накануне разразилась не поддающаяся осмыслению трагедия. Скрежещет под ногами битое стекло. Вслед за Рауйей поднимаюсь на второй этаж.

В салоне в полном одиночестве сидит бабушка, потерявшая двух внуков. На журнальном столике - поднос с горкой осколков и металлических шариков. Ими «начинены» боеголовки реактивных снарядов. Взрывная волна превращает в пули эти безобидные, на первый взгляд, частицы металла.

Вон где стоял в момент взрыва мой сын. - Рауйа указывает в сторону узенькой лоджии (пол усыпан битым стеклом). - Не выходите на балкон, опасно: он может обвалиться.

В одной из спален уцелели только стены: снесло и окна, и дверь, повреждена мебель. Топчутся посередине комнаты растерянные дошколята. С опаской притрагиваются к содранным вместе с карнизом занавескам: а вдруг снова раздастся взрыв?!

Сколько снарядов выпустили уже по Израилю боевики «Хизбаллы»? Более восьмисот? Или - порядка тысячи? И сколько из них взорвалось не на просторах кибуцных полей, а в жилых домах? Десяток? Или - сотня?!

Статистика - запрограммированная обезличка. Тому, кто ни разу не стоял на пепелище, вдыхая прожженный огнем, пропитанный дымом и паленой кровью смрад, реактивный снаряд кажется такой же абстракцией, как визжащая на экране телевизора сирена. В эпицентре взрыва многократно виденное «кино» обретает не просто конкретные, осязаемые очертания - оно подавляет разум и умертвляет эмоцию. С середины 90-х, постоянно выезжая на места совершенных «исламикадзе» терактов, я называю это жуткое, ни с чем не сравнимое ощущение духом смерти.

Вот и у малышей семейства Саллах всего за сутки выработался новый условный рефлекс: чтобы тебя не размазало по асфальту, как Ревию и Махмуда, нужно держаться подальше от залитой солнечным светом улицы. Опасно приближаться к окнам, выходящим на северную (взрослые предупредили!) сторону: оттуда может накатить дьявольский огненный шар, после чего под домом на асфальте окажутся чьи-то изуродованные тела...

Больше всего отпугивает малышей асфальт с выделяющейся на буднично сером фоне свежей черной «заплатой». Вчера это место было окрашено цветом бурой крови, вскипевшей в огне...

Ребенок - в какой бы семье ни родился и где бы ни жил - безмерно далек от проблем, волнующих взрослых. Для него политические разборки - пустой звук. В ушах малышей квартала Сафафри все еще стоит пронзительный свист, адский грохот и нечеловеческие вопли насмерть перепуганных матерей. По словам Рауйи, сразу после ракетной атаки мать погибших мальчиков неслась по улице, как умалишенная, выкрикивая имена двоих сыновей и тщетно пытаясь до них докричаться...

- В этой комнате вчера после пяти часов легла переходнуть моя младшая сестра, - голос Рауйи возвращает меня к действительности. - Девушке 19 лет, собирается замуж. До сих пор в шоке...

Фотографироваться миловидная обитательница полуразрушенной комнаты категорически отказывается: религиозная традиция велит мусульманской девушке быть скромной и держаться в тени...

Семья у нас образованная, интеллектуальная, почти все взрослые владеют ивритом, - объясняет тем временем Рауйа. - Мой брат учится в Хайфском университете, я - дипломированный бухгалтер, сестра - экономист...

Одна из уцелевших стен комнаты увешана дипломами.

Мама тоже имеет образование, - продолжает Рауйа. - Отец - уважаемый в городе человек. Всю жизнь родители без устали работали, чтобы построить этот дом. А остались - у разбитого корыта.

Спускаемся во двор. Окружающие его бетонные стены изрешечены теми самыми частицами металла, которые при взрыве превращаются в пули. На нижнем, подвальном этаже зияет черная дыра. Сюда вонзился ствол реактивного снаряда («Вечером полицейские увезли его на экспертизу», - объясняют женщины).

- А в этом помещении был склад... - Рауйа указывает на сорванную дверь.

Оказавшись на круто сбегающей вниз улице, замечаю элегантную даму в джинсах и бронежилете.

- Корреспондент итальянской телекомпании, - шепчет Рауйа. - Вот здесь, на этом месте и были убиты мои племянники. Один из мальчиков погиб на месте - мой сын нашел на асфальте его сандалию. А другой обгорел, но, кажется, был еще жив, однако «скорая» приехала только через час. Возможно, если бы медики появились быстрее, мальчика удалось бы спасти...

- Как сообщили матери о гибели детей?

- Ее попросили посчитать, все ли на месте. Выяснилось, что двоих не хватает. Вот она и бросилась сюда, как ошпаренная. Когда прибежала, одно из тел признала сразу, а другое - нет: оно полностью обгорело, кожу с лица снесло частицами металла...

Мое внимание привлекает дом на противоположной стороне узкой улочки. Здесь живут ближайшие родственники Саллахов. Оказавшись в гараже, вижу автомобиль с выбитыми стеклами.

- Я в момент взрыва находился в доме, - говорит Салим Таялха (на руках - полуторагодовалая малышка с забинтованными ручонками). - Не стесняйтесь, заходите!

Дом Таялхи пострадал ничуть не меньше, чем жилище Саллахов: даже во внутренних, «тыловых» комнатах снесло рамы и двери, выбило стекла.

- Я - серебряных дел мастер, - говорит младший брат Салима. - В мою комнату войти невозможно, разве что компьютер уцелел. И на том спасибо - он необходим для работы.

Один из четырех живущих в доме братьев, Мухаммед, в момент атаки сидел на диване под окном.

- Как только услышал свист, распластался и прикрыл голову, - говорит он. - Это и спасло мне жизнь...

Хвала аллаху, что наша семья не успела спуститься во двор и сесть за стол, чтобы приступить к традиционной трапезе, - говорит Рауйя Джамаль. - Упади «катюша» несколькими минутами позже, никого из нас не осталось бы в живых...

- Мы все - палестинцы?

Вечером того же дня в интервью 10-му телеканалу отец убитых мальчиков сказал буквально следующее: «В смерти своих сыновей я обвиняю правительство Израиля».

- Но ведь ракету по Нацерету выпустили боевики «Хизбаллы»? - удивился корреспондент.

- Виноват в случившемся - Ольмерт! – произнес Саллах твердо.

На другой же день в обстоятельном интервью корреспонденту телекомпании «Эль Джазира» шейх Хасан Насралла попросил у Саллахов прощения за гибель двух сыновей.

«Я знаю, что одних извинений недостаточно, - подчеркнул главарь «Хизбаллы». - Мы считаем вас «шахидами», принесшими себя в жертву во имя Фаластын. В войну подобные вещи иногда случаются. Хочу передать вам соболезнования и еще раз попросить прощения».

Тем временем депутат кнессета Ибрахим Царцур, председатель партии РААМ-ТААЛ и лидер Исламского движения, обвинил правительство Израиля в преднамеренном убийстве невинных граждан Ливана и потребовал создать всемирный арабо-исламский фронт, который «действовал бы во всех сферах и по всем направлениям». По случаю парламентских каникул высказался Царцур не с трибуны кнессета, в чате популярного сайта «Ислам он-лайн».

На исходе минувшей субботы в Тель-Авиве на площади Рабина активисты компартии «ХАДАШ» и движения «Гуш шалом» провели демонстрацию протеста против убийства мирных ливанских граждан.

Фото автора. На снимках:
Двоих сыновей мать недосчиталась...
Отверстие, пробитое в стене дома стволом реактивного снаряда

Ракета не отличает еврейскую Нагарию от арабского Нацерета

"Новости недели", 27.07.2006

Другие статьи о войне "размежевания"

Другие статьи о терактах

Другие статьи Евгении Кравчик

К списку репортажей