Шендерович и Иртеньев об Арафате

Вернемся в реальность. Она прискорбна. Умер Арафат. Это огромная потеря для российского народа, потому что изготовлен был этот Арафат у нас, на Лубянке и Смоленской площади, там и обучен говорить о мире и взрывать автобусы. Но это — повесть былых лет…

А вся прошлая неделя и начало нынешней прошли в спорах о состоянии Арафата. Данные существенно расходились. Врачи оценивали состояние Арафата как крайне тяжелое, а эксперты оценивали его состояние в пару миллиардов долларов. Эти два состояния Арафата, в таком сочетании, давали неплохие шансы его лучшей половине, Сухе, которая, пока Арафат боролся с сионизмом, три года боролась, как могла, с его финансовым благополучием, снимая целые этажи парижского «Бристоля». Близкая смерть источника этой радости обострила ее супружеские чувства до невозможности, и она целую неделю не подпускала к аппарату искусственного дыхания руководителей палестинской автономии, которые по отключении аппарата имели в виду вступить в некоторые права и над финансами. Деньги нужны позарез: на искомые миллиарды — сколько еще можно взорвать автобусов в Тель-Авиве! Войдите в положение: на одни гвозди сколько уходит! А взрывчатка, а детонаторы? А все денежки записаны на Арафата, а он в коме, а у входа в палату — любящая супруга-наследница (Суха эдакая). Пришлось руководству автономии лететь в Париж и брать эту Суху за горло. С четверга по вторник Арафат умирал несколько раз и несколько раз оживал — в зависимости от того, кто в этот момент находился ближе к телу. Наконец, после длительных консультаций высоким нуждающимся сторонам удалось договориться об условиях смерти Арафата, и Арафат тут же умер.

Этот свежий пример любви и верности растрогал до слез моего друга, поэта-правдоруба Игоря Иртеньева.