Алекс Тарн

Ларс Триер: нудист, садист, антихрист

Фильм Ларса Триера «Антихрист» посвящен Андрею Тарковскому; там и в самом деле заметны соответствующие цитаты: фирменный ветер в кустах, звуки, стуки и прочие штуки. В данном случае это сослужило Триеру плохую службу: стремился-то он сфабриковать атмосферу ужаса, а образы Тарковского создают совсем другое настроение (если не ощущение единства, слияния с природой, то хотя бы определенное томление, даже тоску по таковым).

В своих интервью Триер упоминает и другой знаменитый образец: японский хоррор «Звонок» Хидео Накаты. Что ж, до «Звонка» ему тоже далеко: для того, чтобы природа да и предметы вообще действительно пугали в кадре, их необходимо по-настоящему прочувствовать в жизни, причем в жизни собственной, а не чьей-то - русской (Тарковского) или японской (Накаты).

Триер же не чувствует ни природы, ни предметов. Шум его кустов так и остается напоминанием о «Зеркале», черный зев лесной норы не в состоянии напугать даже гипервпечатлительного зрителя, а говорящий лис так и вовсе смешон. Ларс Триер глух и слеп к окружающему миру во всех его реальных проявлениях – в этом, кстати, оборотная сторона авангардистского минимализма его сетов (см. «Догвилль» и «Мандерлей»), где улицы и дома для пущей условности нарисованы мелом на полу павильона. Принято восхищаться смелостью этой режиссерской находки (что я и делаю вместе со всеми), но попутная правда заключается еще и в том, что Ларс Триер просто не умеет иначе.

Зато есть в этом великом режиссере нечто, что свойственно (в столь концентрированной, максимальной степени) только ему одному: Ларс «фон барон» Триер ненавидит людей. Нет, он совсем не одинок в своем пафосе, но мне не приходилось еще встречать художника (говорю обо всех видах искусства), который ненавидел бы род человеческий столь последовательно, страстно и талантливо.

На мой личный вкус, поистине космических высот эта ненависть достигает в фильме «Танцующая во тьме», после просмотра которого не хочется жить даже самым упертым жизнелюбам. Там (как и в «Рассекая волны», «Догвилле» и «Мандерлее») Триер пользуется простым, но действенным приемом: в антураж всеобщего человеческого Зла помещается какая-нибудь особенно чистая, хрупкая Добрая натура (для пущей хрупкости и наивности это всегда женщина), которую мерзостный мир и пожирает со свойственным ему черствым и жестоким чавкающим безразличием.

В этих картинах нет ни грана человеколюбия, что, впрочем, не смущает многих либеральных критиков-гуманистов, которые по долгу идеологической службы способны обнаружить жизнеутверждающие мотивы и в жерле проснувшегося вулкана. Они обычно указывают на сам факт наличия таких сгустков Добра, как персонажи Эмили Вотсон, Бьорк, Николь Кидман и Брайс Хавард: в них, мол, и сосредоточена надежда художника на лучшее.

Чушь, конечно: ведь Триер специально позаботился о том, чтобы вышеупомянутые «сгустки Добра» казались существами не от мира сего, юродивыми, едва ли не инопланетянами. Можно ли надеяться на инопланетян? Режиссер и сам не верит в возможность существования подобных типов – нереальные олицетворения Добра нужны ему лишь для того, чтобы на контрасте высветить реальное торжествующее Зло.

И, тем не менее, нельзя не признать, что само присутствие этих фигур создает хотя бы некоторую иллюзию надежды – иллюзию, иллюзию… но мы ведь так охотно хватаемся за иллюзии! Думаю, именно это наше свойство и придает вышеупомянутым фильмам Ларса Триера столь разрушительный кумулятивный эффект.

Но в последнем фильме Триера этот эффект, к счастью, отсутствует напрочь, поэтому те, кому удалось пережить «Танцующую в темноте», выдержат «Антихриста» с легкостью необыкновенной. Потому что здесь ненависть захлестывает Триера прямо таки выше головы - настолько, что не оставляет места даже для инопланетных иллюзий.

Ларс Триер (именно так, потому что «фон» происходит из школьной шутки, ставшей впоследствии мифом, а мне меньше всего хочется потакать каким бы то ни было триеровым мифам) – фигура знаковая не только для современной европейской культуры, но и для христианской цивилизации вообще.

Символику можно усмотреть во многих компонентах этого явления: семья агрессивно-языческого толка (истерический нигилизм, практический нудизм, духовный анархизм, ребенок-растущий-как-листья-травы); папаша-еврей, оказавшийся в итоге (к сорока ларсовым годам) приемным; биологический отец – ревностный католик, не желающий общаться с нежданно-негаданно обретенным сыном; собственное католичество с последующим разочарованием и возвратом в атеизм, но уже на новой, иван-карамазовской основе; кинематографический (почти религиозный) обет-догмат «чистоты», немедленно нарушенный самим его автором-составителем практически во всех заповедях; участие в изготовлении банальной порнографии – тяжелой, хардкоровой, без купюр.

Экуменическое жюри Канн-2009 «наградило» «Антихриста» своей анти-премией – «за женоненавистничество». «Ненавистничество» – понятно, но почему именно «жено-»? Только потому, что женщина лупит в кадре доской по фаллосу, а затем сверлит бессознательному мужчине ногу? Зато потом она же – и тоже в кадре - отрезает себе ножницами клитор - так что равновесие, скажем так, соблюдено. Думаю, что экуменисты почувствовали себя более чем неуютно вовсе не из-за мифического женоненавистничества Триера, а из-за того, что фильм «Антихрист» - удивительно христианский по сути своего изуверства.

Меня всегда удивлял термин «иудео-христианская» по отношению к европейской цивилизации. Ведь, как ни крути, а иудаизм для христианства – не более, чем приемный папаша, – в точности, как родитель Ларса Триера. Христианство, а с ним и вся выросшая из него европейская культура, вот уже двадцатый век тщится отделаться от горького гностического яда – тщится и не может, ибо сосет этот яд из собственных корней. Кстати, поскольку это не только яд, но и наркотик, правильнее будет сказать - тщится и тащится.

Разве многие картины жизни реального Ларса Триера – нудизм и сексуальный промискуитет родителей, производимое им самим откровенное, идейное порно - не представляют собой современную инкарнацию давних маркионовых оргий? Разве не типично христианским является образ персонажа Эмили Вотсон («Рассекая волны»), приносящей себя в жертву посредством грязнейшего разврата? Разве пафос торжествующего Зла, утверждение царства Сатаны, набатом гремящие в фильмах Триера, не звучат отголоском камланий средневековых гностических сект? Разве не восходит к скопчеству, хлыстовству и прочим умерщвлениям плоти отрезанный клитор персонажа Шарлотты Гинзбур или извергающий кровь фаллос персонажа Виллема Дефо?

Странно, что экуменисты забеспокоились только сейчас, как будто творчество Ларса Триера стало изуверским именно с появлением «Антихриста». По сути своей оно было изуверским всегда – точно так же, как по сути своей является изуверским само христианство и, соответственно, взращенная им культура.

И тот, кто объявляет эти дикие выплески гностической энергии обычным сектантством, попутным недоразумением, просто не желает видеть очевидное: там, где есть Добро и Зло, Рай и Ад, Бог и Сатана, непременно найдутся такие, которые захотят служить второй, а не первой составляющей вышеупомянутых дихотомий. Такие, как Ларс дель фон де Триер. Конечно, можно и далее именовать их еретиками, созывать крестовые походы и складывать костры на площадях, но не честнее ли будет посмотреть правде в глаза?

Живой журнал Алекса Тарна, 11.11.09

Авторский сайт А.Тарна
Заказать книги А.Тарна можно по тел. 050-6485162

Hosting by