Глава 32. Катамон (монастырь Сен-Симон)

1. Квартал Мкор-Хаим

Еврейский квартал Мкор-Хаим на юге Иерусалима был отрезан от Нового города. Гражданское население давно уже покинуло его, оборону держало подразделение бригады "Эциони", снабжение осуществлялось под охраной английской армии. Командир квартала Хаим Даниэли: “В квартале жило 40 семей. С началом войны все ушли. Осталось только три семьи. Я мобилизовал восемь молодых ребят, обучил их, и мы вместе выходили на дежурства. В январе пришел религиозный взвод из Тель-Авива. В феврале их сменили 60 иерусалимских добровольцев. Я организовал роту, и мы охраняли Мкор-Хаим до начала мая". Нахум Бен-Хур командир отделения из Тель-Авива: "В квартале было два взвода. Мы звали их "Досим" и "Тасим" (1). Тель-авивцы говорили мне: "На что нам Иерусалим? Давайте прорвемся и уйдем в Тель-Авив". Арабы стреляли все время. Однажды я был ранен, и английская санитарная машина перевезла меня вместе с другими ранеными в Западный город. Мы остановились у арабского поста. Иракский офицер беседовал со мной. Я думал, что пришел мой конец. В госпитале я лежал две недели, пока мне не надоело. Я ушел из госпиталя и ночью вернулся в броневике Хаганы в Мкор-Хаим. До сих пор я страдаю от раны, которую не залечил тогда. Мои бойцы плакали, увидев меня. Несмотря на боли, я командовал северным сектором вплоть до взятия Катамона".

10 раз арабы атаковали квартал и 10 раз были отбиты. 27 раз они подвергли Мкор-Хаим усиленному обстрелу. Защитники похоронили трех товарищей, 25 человек было ранено. Тяжелораненых эвакуировал английский броневик, трое из них умерли. 21 апреля Даниэли докладывал: "На пасхальный седер у нас нет ничего. Нет ни вина, ни мацы". 23 апреля: "Телефон отрезан, нет пенициллина, нет нефти, нет еды. Положение крайне тяжелое. Не хватает боеприпасов. Нужно действовать". Неудачи у Нэбэ-Самуэль и в Шейх-Джарах ухудшили моральное состояние бойцов. 25 апреля, в самый разгар боев на севере города Даниэль доложил, что его люди начинают самовольно оставлять позиции: "Сегодня удалось остановить их, завтра, может быть, не удастся".

2. План операции

Катамон расположен на высоком холме, господствующем над всем югом города. Основали квартал греки, они же построили монастырь Сен-Симон. Арабы переделали это имя в "Катамон", и так стал называться весь квартал. Самые богатые арабы страны жили в нем, там располагалось несколько консульств. В Катамоне было несколько еврейских семей, но все они ушли с началом боев. Вооруженные силы евреев не раз совершали налеты на квартал. Хагана взорвала там отель “Семирамис” (2). ЛЕХИ тоже взорвали там несколько домов. 14 марта разведка доносила: "Жители Катамона оставили квартал". В апреле полурегулярные части арабов вошли в квартал. Командовал ими иракский офицер.

24 апреля в ночь, когда 5-й батальон готовился атаковать Шейх-Джарах, командиры Хаганы и 4-го батальона произвели рекогносцировку. Они решили начать бой захватом монастыря Сен-Симон и затем, передвигаясь к северо-востоку, занять весь квартал. Табенкин: "Мне было ясно, что в уличном бою мы не выстоим. Я предпочел сосредоточенную атаку на Сен-Симон через "долину Креста"(3), осуществляя одновременно давление со стороны квартала Рехавия". Йосеф Ами, командир 4-го округа Иерусалима, приводит важное уточнение: "Считалось, что главные силы арабов находятся около монастыря. Захватив его, мы приведем арабские силы к полному распаду". Данные разведки говорили о 150 арабских бойцах, вооруженных ручными пулеметами и личным оружием.

Стоит рассмотреть план подробнее. Идея его была в том, что ПАЛЬМАХ наносит внезапный удар по основной базе врага, после чего противник в панике рассыпается во все стороны. Внезапность обеспечивается продвижением через труднодоступную местность. Вопрос заключался в том, что случится, если противник сумеет достаточно быстро реорганизовать свои силы?

В принципе, возможно несколько решений. Прежде всего, логично продолжать наступление. При этом атакующая часть окажется окруженной превосходящими ее (в целом) силами противника. Преимуществом атакующих будет концентрация и инициатива. Естественной тактикой будет быстрое маневрирование и нанесение коротких решительных ударов, в ходе которых противник будет разбит по частям. По этой схеме было построено наступление Бонапарта в Италии в 1796 г. (6 побед в 6 дней). Впоследствии Наполеон сказал, что он выиграл эту кампанию одними маневрами. Но в действительности она включала несколько решительных сражений. Бонапарт показал в них пример личной дерзости и беспримерной отваги, предписав этим стиль действия всей армии (4).

Другой вариант - отступление. Этот вариант очень проблематичен. Опыт войны показывает, что именно на этапе отхода резко возрастает опасность потерь и поражения, при этом топографические трудности превращаются из союзника во врага. Почти классическим примером является рейд "чиндитов" Вингейта в Бирме (1943). Вингейт обучил свои войска двигаться напрямую через "непроходимые" джунгли и за счет этого тактического новшества получил психологическое и тактическое преимущество. Однако, когда рейд затянулся, японцы оправились от психологического шока и нашли ответы на тактику Вингейта. Основные потери чиндиты понесли при отступлении, в частности, и сам Вингейт лишь чудом остался жив. Интересно отметить, что меньше всего потерь было у колонны, которая продолжала движение вперед до соединения с войсками Чан Кайши в Южном Китае.

Наконец, существует и третья возможность: перейти к обороне. Речь идет о том, чтобы занять важную позицию и вынудить противника атаковать в невыгодных для него условиях (5). Однако длительный оборонительный бой потребует регулярного снабжения едой, боеприпасами, медикаментами и т.п. Все это будет затруднительно из-за топографических условий, входящих в исходную посылку операции. Фактически перейти к обороне, значит "сесть в осаду". Такая возможность допустима только в самых крайних случаях, и должна быть тщательно взвешена. Примером такого точно рассчитанного хода является удержание города Бастони (американской армией) во время Арденнского сражения 1944 г. Менее известный пример был осуществлен в крепости Бейт-Баци во время войн Маккавеев. Отряд Шимона сознательно "сел в осаду". Он приковал к себе армию селевкидов, и этим развязал руки Йонатану, который вел параллельные активные действия (6).

Мы увидим в дальнейшем, по какому варианту развивалась операция в Катамоне. Но, прежде всего, надо было взять монастырь Сен-Симон.

3. Первая попытка

В ночь с 26 на 27 апреля в 22:00 два взвода 4-го батальона спустились в долину Креста и начали продвигаться к монастырю. Операцией командовал Мордехай Бен-Порат. Бойцы несли с собой два 2-дюймовых миномета, 56 мин и взрывчатку. Было холодно, и шел дождь. Издалека слышались выстрелы. Около полуночи, когда отряд уже был в несколько сотнях метров от монастыря, его обстреляли из пулеметов и легких минометов. Огонь не был прицельным. Один боец был ранен. Бен-Порат: "Стреляли издалека, отряд был обнаружен. Йоселе следил за происходящим из Нэвэ-Шаанан, он приказал мне вернуться". Рафуль: "Арабы заметили нас и стреляли в воздух". Ицхак Ашкенази: "Были выстрелы. Ничего особенного. Никто не пострадал. Не было боя". Табенкин: "Было ясно, что мы не успеем атаковать до рассвета. Я отменил атаку".

Но есть свидетельства, которые придают событиям совсем другой оттенок. Ноам Ранан, сержант отделения минометной поддержки: “Люди сбились в кучу, и Мотке (Бен-Порат) сказал командирам взводов: "Ребята, в самом деле, скажите им рассыпаться по местности". 56 мин мы выпустили в один присест. Я спрятался за скалой не от выстрелов, а от ветра и дождя". Командир отделения Игаль Наор: “Минометчики получили приказ прекратить огонь, но они отстреляли все мины, как будто хотели освободиться от них". Шарон Лев-Тов: "Не было желания атаковать. Если бы был приказ продолжить атаку, мы взяли бы Сен-Симон. Потом говорили, что это всего лишь разведка боем, чтобы выявить систему огня арабов. Мы могли бы дойти до монастыря".

Свидетельства участников боя рисуют довольно типичную картину: военная часть не хочет выполнять боевую задачу. Схема поведения довольно проста. Формально все делается в точности согласно приказу и уставам. Разумеется, не все идет гладко (не бывало еще в мире операций, где все шло бы гладко!). Первая же подходящая трудность объявляется непреодолимой, и операция прекращается. Описание может показаться оскорбительным для ПАЛЬМАХа и для тех, кто верит в него как в идола. Но мысль принадлежит не кому иному, как самому Табенкину. За несколько лет до смерти он описал это явление автору и даже дал ему "поэтическое" название: "круговая атака". Он сказал, что сознательно применял технику "круговой атаки" (действовать по приказу, но не выполнять задание), когда приказы Ядина, Рабина или Садэ казались ему нелогичными. Примеры читатель без труда найдет в предыдущих главах. Атака 27 апреля имеет много характерных признаков "круговой атаки". Оперативный офицер 4-го батальона Элияhу Сэла (Раанана) писал, что после поражения Нэбэ-Самуэль командиры потеряли веру в боеспособность своих людей. Игаль Наор много лет спустя подвел свой личный итог атаке 27 апреля: "Не было причин отказаться от атаки в ту ночь. Видимо командиры заранее решили не атаковать монастырь". Иными словами, и он определяет атаку как "круговую".

Между тем, Яаков Эцион с взводом 4-го батальона проводил отвлекающую операцию. Он вошел в Катамон со стороны квартала Кирьят-Шмуэль. Бойцы заняли руины дома семьи Шаhин (7), чтобы отвлечь на себя арабов. Берл Зильберг: "Мы проверили дом, оказалось, что он пуст. В 24:00 сообщили командиру батальона, что мы взяли цель и ждем указаний. Нам было сказано, что основные силы подходят к монастырю по долине под прикрытием дождя, тумана и оливковых деревьев. Сообщение кончалось словами: "Все в порядке". В 01:00 мы получили приказ открыть сильный огонь. Начали ружейный огонь. К нему присоединился 3-дюймовый миномет. Ответ не заставил себя ждать. По дому прямой наводкой били "виккерсы" (станковые пулеметы). Было уже два часа ночи, и до рассвета оставалось только несколько часов. Мы знали, что была запланирована "непрерывная" операция, но мы еще никогда не участвовали в дневном бою. Мы не слышали выстрелов и обычного шума боя из района монастыря. Начали тревожиться за судьбу роты, которая вышла к монастырю, и за судьбу операции. Из штаба - ни ответа, ни привета. В 2:50 пришел приказ отходить. Причины отхода мы не знали. Вернулись в гимназию (откуда вечером вышли на операцию). Там сказали, что операцию отменили из опасения, что не успеют завершить ее до рассвета" (ср. с “непрерывной операцией” выше).

4. Худшее время ПАЛЬМАХа

Ицхак Садэ был уверен в успехе операции и даже пригласил журналистов наблюдать за ней из своего КП в Нэвэ-Шаанан. Но вместо успеха ПАЛЬМАХ вновь потерпел поражение. Арье Хашия один из командиров батальона "Мория": "После неудачи настроение было самое мрачное. Все считали ПАЛЬМАХ чем-то совершенно особенным: ПАЛЬМАХ никогда не отступает и берет любую цель. Если ПАЛЬМАХ не взял Катамон - значит эту важную цель взять невозможно"(8). Командиры отпустили людей отдыхать, а сами поспешили в штаб Садэ. Штаб размещался в квартире Эрста (командир батальона "Мория") в квартале Рехавия. Как будет реагировать "старик" (т.е. Садэ)? С любовью и страхом Йоселе, Раанана и Бени ("политрук" - Бени Маршак) предстали перед Садэ и передали ему точный отчет (9). Садэ посмотрел каждому из нас в глаза и сказал: "Ничего. Мы пойдем еще раз, и Катамон будет наш. Любой ценой. В ваших руках судьба западного Иерусалима".

В 8:30 Садэ доложил Ядину: "Операция в Катамоне не удалась. Подразделения вернулись на базы. Нет потерь". Но Садэ провел ночь в Рехавии, на квартире Эрста. Его доклад только пересказывал "точные доклады" командиров-интересантов. После встречи с командирами Садэ решил вернуть 4-й батальон из Иерусалима в Кирьят-Анавим и Маале hа-Хамиша для отдыха и реорганизации. Он не встретился с командирами и бойцами, которые непосредственно участвовали в операции. Генеральный штаб утвердил решение Садэ и приказал Табенкину явиться в Тель-Авив для разбора, поскольку бригада "Эциони" жаловалась, что 4-й батальон не возвращает оружие, взятое у бригады "на время". Рабин полагал, что Табенкин отстранен от командования. Он запросил штаб ПАЛЬМАХа, верно ли его предположение. Ответил ему оперативный офицер Морис Бен-Дрор (который замещал Алона). В штабе ничего не было известно об отставке.

Кроме того, Рабин представил штабу ПАЛЬМАХа отчет о бое. Причину неудачи он видел в отсутствии тяжелого оружия (10). "Рота атаковала Катамон и отступила. Вывод: "Невозможно взять укрепленную цель без серьезного, предварительного обстрела. Успех в Шейх-Джарах и неудача в Катамоне доказывают это". Морис Бен-Дрор представил Ядину отчет, где развивалась та же мысль: "Укрепленные кварталы и дома невозможно взять без тяжелого оружия. (Без него) новая атака не даст результатов". Бен-Дрор предложил перебросить в Иерусалим две "Давидки" и мины для 3-дюймовых минометов и только тогда снова атаковать Катамон. Не следует забывать, что с 20 апреля связь с Иерусалимом осуществлялась только легкими самолетами. Они доставили мины, но в очень ограниченном количестве.

Но атака на Катамон сорвалась не из-за отсутствия тяжелого оружия. Она сорвалась из-за того, что Бен-Порат и его бойцы не горели желанием вступить в бой, а также потому, что командир 4-го батальона, судя по всему, еще не оправился от шока поражений у Хульды и Нэбэ-Самуэль. Командир бригады (Рабин) и командир операции (Садэ) находились далеко от места боя и не могли вмешаться, даже если бы они этого хотели. Разумеется, в целом вывод Рабина и Бен-Дрора о необходимости тяжелого оружия справедлив, и он проливает новый свет на технику боя, принятую в ПАЛЬМАХе. Эта тактика восходила к "полевым ротам" Вингейта, которые действовали без тяжелого оружия. Но подразделения Вингейта выполняли роль боевых патрулей и егерских частей. За их спиной стояла регулярная армия, которая не стеснялась применять артиллерию и авиацию против арабских деревень (11).

В начале Войны за Независимость в распоряжении ишува был только ПАЛЬМАХ, т.е. патрули без регулярной армии. Он действовал в знакомых ему рамках “малой войны”, не понимая, что этим нельзя решить стратегических задач (12). Не имея достаточного военного кругозора, доморощенные теоретики ПАЛЬМАХа (в том числе Табенкин и Рабин) превратили тактическую необходимость в догму и идеал. Ишув остро нуждался в регулярной армии, в условиях весны 1948 г. построить ее можно было только на базе ветеранов Бригады и людей МАХАЛа (гл.15). В ПАЛЬМАХе видели в них конкурентов и относились с пренебрежением к самой идее ведения регулярной войны.

Но арабская сторона тоже совершенствовалась в ходе войны, и к апрелю 1948 г. ПАЛЬМАХ уже был вынужден поступиться идеологией и начать усваивать элементы техники ведения регулярной войны. Этот процесс происходил стихийно и, что было почти неизбежно, сопровождался догматизацией “новых приемов боя”. Атака Нэбэ-Самуэль была провалена из-за того, что слишком долго ждали подхода минометов (13). В квартале Шейх-Джарах роль тяжелого оружия была второстепенной. О серьезной огневой поддержке вообще трудно было говорить в блокированном Иерусалиме из-за постоянной нехватки боеприпасов. Собственно ПАЛЬМАХ в основном рассчитывал на психологический эффект обстрела, именно поэтому так ценились "Давидки", создававшие при выстреле и при взрыве страшный шум (14).

Между тем, генеральный штаб Хаганы делал свои выводы. Ядин уже побывал в Иерусалиме, и ему были известны "особенности" штаба Садэ. 27 апреля достиг апогея кризис в отношениях между Шалтиэлем и Садэ. Оба прилетели в Тель-Авив, чтобы изложить свои претензии. Исраэль Галили: "Отношения между ними были таковы, что надо было решить, кто из них останется в Тель-Авив. И тогда было решено, что Садэ остается". Можно считать, что в генеральном штабе поняли, что Садэ не способен командовать операцией "Йевуси". Эшет свидетельствует, что Бен-Гурион принял решение отстранить Садэ. Впоследствии Ядин говорил, что назначение Садэ на должность командира "Йевуси" было ошибкой. Несколько туманная формулировка Галили, видимо, вызвана желанием "спасти честь" основателя ПАЛЬМАХа.

Командиром операции "Йевуси" был назначен Давид Шалтиэль (заметим: не Рабин!). Бен-Гурион прилетел в Иерусалим и оставался там три дня, до второй атаки на Катамон и взятия квартала. Шалтиэль должен был вылететь вслед за ним, но из-за плохой погоды, он "застрял" в Тель-Авиве и прибыл в Иерусалим только после начала боя. Рабин получил следующее извещение: "Штаб "Йевуси" распускается с получением этой телеграммы. Командир операции "Харэль" (Рабин) действует по указаниям "Эциони" (Шалтиэль)". Таким образом, 27 апреля ПАЛЬМАХ был подчинен Хагане. С таким положением не желали мириться ни штаб ПАЛЬМАХа, ни его политические патроны. Все политические, партийные, моральные и прочие аргументы были брошены на борьбу против Шалтиэля и Бен-Гуриона. В этой борьбе идеологи ПАЛЬМАХа в итоге одержали победу. Ее результаты проявляются и сегодня в скверном состоянии системы безопасности Израиля. Побочным результатом "победы" является непререкаемый военный авторитет Ицхака Рабина.

В день неудачной атаки на Катамон, 27 апреля, комиссия ООН обсуждала положение в Иерусалиме, и представитель Сохнута Моше Шарток заявил, что "Сохнут согласен на немедленное прекращение огня". В самом Иерусалиме Элиэзер Каплан встретился с комиссией по перемирию, созданной консулами. Госдепартамент требовал от представителей Сохнута в Америке объявить перемирие во всей "Палестине" на основе территориального статус-кво и отсрочки объявления независимости. Высший арабский совет рекомендовал принять условия прекращения огня в Иерусалиме, и госсекретарь Джордж Маршалл поспешил объявить: "Обе стороны согласны на перемирие".

Силы местных арабов, и Армия спасения стояли перед полным развалом и поражением. Перемирие было выгодно только им. Мало того: немало еврейских поселений и городских кварталов находились в изоляции. Перемирие в существующих "границах" было равносильно их падению или, по крайней мере, эвакуации. Разумеется, при этом пали бы и некоторые блокированные арабские точки, как пал целый ряд деревень до этого. Но это не было существенно для арабов, в то время, как падение всякого еврейского поселения рассматривалось ишувом как катастрофа и начало полного поражения. Следовательно, предлагаемые условия прекращения огня, с точки зрения ишува, противоречили основному принципу ведения войны (15).

Отсюда понятно, что военное руководство ишува не было заинтересованно в прекращении огня в Иерусалиме до того, как будет прорвана блокада еврейских кварталов на юге города и блокада всего Иерусалима у Баб эль-Вад. Нужна была быстрая победа в обоих секторах. Более того, интуитивно они понимали, что победа изменит и политическую обстановку. Американцы увидят, что им не придется посылать войска в Палестину ради спасения или эвакуации евреев, и одновременно они убедятся, что арабские силы слабы и не способны изменить равновесие сил между Западным и Восточным блоком. Победа позволит ишуву вести более решительную и самостоятельную политику (16). Командование ПАЛЬМАХа и партия МАПАМ тоже были заинтересованы в немедленной победе. Перемирие, заключенное на фоне неудач и поражений ПАЛЬМАХа, неизбежно ослабило бы их позиции в военной и политической структуре будущего государства.

Таким образом, оказалось, что все главные "составляющие" руководства - политическая, военная, партийная - на этот раз были объединены в желании активных действий. Мы уже видели, что Ицхак Садэ был отстранен от командования, несмотря на стаж и заслуги в прошлом. Ядин не позволил отвести 4-й батальон в Кирьят-Анавим. 28 апреля в 19:40 он послал Рабину телеграмму с приказом немедленно атаковать Катамон “с Давидкой, или без Давидки". 30 апреля Бен-Гурион записал в дневнике, что батальоны ПАЛЬМАХа останутся в Иерусалиме "до взятия кварталов Катамон и А-Тур". Полным диссонансом в этой атмосфере было поведение Рабина. В штаб ПАЛЬМАХа он послал телеграмму: "4-й батальон не может действовать без тяжелого оружия. Без него нет смысла атаковать Катамон". 29 апреля он снова докладывал, что 4-й батальон выдохся, и что следует послать в Иерусалим 120 новых бойцов: "Это необходимое условие для продолжения операции". Коль скоро Иерусалим был в блокаде, приход пополнения было делом долгим, т.е. практически Рабин предлагал отложить операцию на неопределенное время (17). Об этом свидетельствует и сам факт обращения в штаб ПАЛЬМАХа, несмотря на то, что бригада "Харэль" давно уже была в прямом подчинении генерального штаба.

За всеми этими "высокими причинами", нельзя забывать о положении в блокированном квартале Мкор-Хаим. 28 апреля командир батальона "Мория" Зальман Март передал командиру квартала Хаиму Даниэли: "Держитесь. Вскоре мы прорвемся к вам. Квартал важен нам из-за квартала Тальпийот и киббуца Рамат-Рахель. Указание врачу: сшей артерии ниткой. Перекрыть артерию шнурком и попытаться сшить артерию. Обвести льняную нить вокруг артерии. Если не удастся, наложить давящую повязку". Даниэли ответил: "Нет льняной нитки. Высылай санитарные машины. Шломо Гелер умер. Пятеро ранены. Положение ухудшается. Если не придет помощь, будет катастрофа. Люди падают от усталости. Оставляют позиции". И снова: "Положение критическое. Обнаружили попытку дезертирства. Ответь немедленно". И 29 апреля: "Люди не спали и не ели".

На этом фоне разворачивался второй бой за Катамон.

5. Вторая атака и бой за Сен-Симон

Новая атака была назначена на ночь с 29 на 30 апреля. Табенкин, выжатый и подавленный, не изменил основного плана боя. Атаку должны были поддержать 3-дюймовые минометы и пулеметы. В последний момент к ним присоединился броневик с 2-фунтовым орудием (40мм). На этот раз роты Бен-Пората и Банера должны были атаковать монастырь одновременно. Это не обязательно означало увеличение мощи атаки. В условиях ночного боя на тяжелой местности командиру трудно держать под эффективным контролем большое число бойцов, а неуправляемые солдаты способны скорее помешать бою, чем помочь ему.

Бригада "Эциони" выделила для операции батальон "Мория" и силы местной обороны, но Рабин и Табенкин не поставили им боевой задачи на первом этапе боя. Арье Хашбая писал, что Табенкин представил план операции командирам в зале гимназии в Рехавии: "Бени Маршак сказал: "Судьба еврейского Иерусалима в наших руках, и мы не имеем права разочаровать". Табенкин сказал: "Взять Катамон легко. Ночью возьмем монастырь. Назавтра возьмем хребет до домов Шаhин и вскоре очистим весь квартал от нечисти". Следовательно, ночной успех в монастыре предполагалось развить последующим наступлением. Но то была (если была!) лишь общая идея. Инструктаж ограничился общими фразами, не перейдя к подробностям и точному планированию. Батальонный фельдшер Авраhам Клар: "Не было объяснений, не было подробных инструкций, не было анализа возможных действий в соответствии с развитием боя. Не было сказано, что будем делать после прорыва в Сен-Симон. Будем ли мы атаковать квартал дальше или соединимся с батальоном". Игаль Наор: "Мне не было ясно, что мы собираемся делать".

Тем временем началась операция. Стемнело. Разведчик Дов Эйтан повел роты Бен-Пората и Банера из Рехавии через долину Креста в Катамон. Боевая группа насчитывала от 150 до 200 человек. Командовал ею оперативный офицер батальона Элияhу Сэла (Раанана). Отделение Ашкенази должно было атаковать с тыла позиции арабских пулеметов, которые могли блокировать огнем долину. Яаков Эцион со своим взводом снова занял дом Шаhин и здания вокруг.

Около полуночи Раанана доложил в КП Табенкина в квартале Нэвэ-Шаанан: "Мы у подножья холма. Ждем приказа". За несколько минут до этого броневик с орудием прибыл в квартал Баит-ва-Ган. в 12:17 началась артподготовка: броневик выстрелил три снаряда и 3-дюймовый миномет выпустил три мины. На этом кончился боезапас. Игаль Наор: "Арабы тоже открыли огонь. Пули пролетали высоко над нашими головами. Мы остановились. Орудие прекратило огонь. Мы спрашивали друг друга: "И это все?" Мы были разочарованны. Это не показалось нам серьезным". Минометчики атакующей группы открыли огонь из 2-дюймовых минометов, которые они принесли с собой. Раанана запросил штаб: "Где артиллерийская поддержка?"- "Уже дана. Атакуй" - ответил ему Табенкин.

Бен-Порат начал движение к монастырю с двумя взводами. В это же время Ашкенази атаковал с тыла арабские пулеметы. "Мы уничтожили их гранатами и ружейным огнем. Убили двух иракских офицеров". Трое его бойцов были ранены огнем арабских минометов. Ашкенази полагал, что на этом он выполнил свою задачу: "Я вернулся с бойцами в Нэвэ-Шаанан. Мы не очистили всех позиций".

Арабы открыли ружейный огонь по взводам Бен-Пората. Один боец был убит, несколько ранено. Бен-Порат потерял контроль. Раанана послал вперед Банера. Банер был ранен осколком гранаты и остановился. Бойцы Банера и Бен-Пората перемешались, они продвигались к цели самостоятельно, разрозненными группами. Арабы думали, что это только отвлекающая атака, что основной удар там, где атаковал Ашкенази. Туда они послали большинство защитников монастыря.

Рафаэль Эйтан (Рафуль) командовал взводом у Банера, он шел во главе своих людей. Игаль Наор (командир отделения у Эйтана): "Рота Бен-Пората застряла. Там был балаган. Мы обошли их и добрались до хозяйственного здания монастыря. Первым вошли Янкеле Метвицкий и его отделение. Мы шли за ними. Со всех сторон нас обстреливали, но в доме не было арабов, и мы очень быстро захватили его. Тогда Рафуль приказал нам прикрыть огнем атаку на сам монастырь". Йоселе Ронен привел свой взвод (рота Бен-Пората) к самой стене монастыря. Хаим Винклер, командир авангардного отделения Ронена: "Десять арабов приближались к нам. Мы забросали их гранатами и убили. Взорвали дверь в монастырь. В самом монастыре не было боя. У входа нас встретили две молодые женщины. Они сказали, что в монастыре нет мужчин, но мы нашли нескольких. Они не были солдатами".

Женщины-монахини занялись ранеными. Йекутиэль Шор: "Они промывали и перевязывали раны. Они были потом убиты. Я полагаю, что кто-то застрелил их". Йосеф Яhалом: "Нижняя часть тела одной из женщин была оголена. Очередь прошила его в районе таза и бедер. Это было жуткое зрелище крови, мяса и половых органов. Я натянул ей платье, чтобы прикрыть этот ужас. Они лежали у входа в главный зал монастыря. Никто не убрал их в течение всего дня боя. Мы только перепрыгивали через их тела". Дов Дорон пришел в монастырь на следующий день в составе батальона "Мория": "У входа в монастырь лежали две убитые женщины. Пальмахники сказали мне, что это бл-ди".

Ноам Ранан из роты Бен-Пората: "Я вошел в монастырь одним из первых. Мы столпились во дворе. Одна минометная мина могла бы прикончить всех. Снаружи бил по нам пулемет. Были раненые. Я предложил Дадо (Давид Эльазар, в будущем начальник генерального штаба) организовать расчет, чтобы заглушить пулемет. Он не ответил". Шмуэль Розенфельд: "Меня вместе с подрывником Арье Хайкиндом послали очистить один из двух домов против монастыря. Мы бросили внутрь гранаты, и они подожгли дом. Мы не смогли погасить пожар. Весь дом загорелся. При свете пожара арабы обстреливали пальмахников во дворе монастыря".

В 0:50 Раанана доложил Табенкину: "Монастырь взят. Пятеро арабов убиты (включая монахинь?). У нас несколько раненых. Противник ведет минометный обстрел. Просим боеприпасов". Две роты оставались на территории монастыря, не делая попыток продолжать наступление. Не имеем ли мы дело с еще одной "круговой атакой"? Монастырь был взят практически без боя, и последующее бездействие невозможно списать на этот счет. Впоследствии Раанана рассказал Отделу истории ЦАХАЛа, что после взятия монастыря, атакующие отделения перемешались, и что командиры не сумели организовать их заново. "Мы решили обороняться в захваченных зданиях и произвели ознакомление с местностью". Табенкин утверждал, что планировалось только взятие монастыря. В свидетельстве Раананы можно услышать иные намеки. Возможно Табенкин оставил окончательное решение на рассмотрение командиров на месте. Это предположение согласуется с тем, что мы знаем о стиле ведения операций в 4-м батальоне. Представляется логичным, что потеряв контроль над своими подразделениями и не сумев восстановить боевые порядки рот, командиры предпочли "сесть в осаду" (см. выше). Если это так, то они сами обрекли себя на тяжелый бой в невыгодных условиях.

Арабское командование в Иерусалиме получило известие об атаке на Катамон после первых же выстрелов. В 12:15 командир иракских добровольцев Эль-Фадель позвонил в Амман и попросил помощи у секретаря Арабской Лиги. Азам-Паша послал приказ Каукджи: "Приди с орудиями, обстреляй Иерусалим из Нэбэ-Самуэль и Бейт-Сурик. Евреи запросят прекращения огня. Мои бойцы устали. У нас тяжелые потери. Если ты не придешь на помощь, евреи перейдут в наступление". В квартале Катамон находились солдаты Арабского легиона Иордании: они охраняли там арабские консульства. Из Аммана был выслан приказ сосредоточить их у монастыря, солдаты сменили иорданскую форму на гражданскую одежду и поспешили на поле боя. Еврейская разведка докладывала: "Утром к арабам пришло подкрепление с минометами. Командует ими один из высших иракских офицеров района. Еще одна арабская рота послана в 9:30. В 11:50 из деревни Малха арабы вышли пешком и на машинах в Катамон. У них чувствуется военный порядок".

В 4:40 Раанана доложил Табенкину о начале перестрелки. В 1953 г. Элиаhу Сэла (Раанана) писал ("Книга ПАЛЬМАХа"): "Мы решили остаться на месте, организовать круговую оборону и ждать темноты (т.е. следующей ночи!). Но атака началась прежде, чем мы успели как следует подготовиться к обороне. Положение было тяжелым. Арабы вели бешенный огонь, позиции еще не были подготовлены, люди не распределены, место неудобно для обороны (sic!). Арабы, видимо, поняли, что бой определит их судьбу не меньше, чем нашу. Поэтому они сконцентрировали против нас все лучшее, что было у них из людей и оружия. Снова мы видели арабов, атакующих наши позиции с яростью и упорством, как после боя за Кастель, когда они пришли забрать тело Абд эль-Кадера эль-Хусейни (18). Чувствовалось твердое военное командование, атаки прикрывались огнем. Так они смогли подойти к нам на несколько шагов. Их прикрывали каменные заборы, и мы не видели дальше 20 метров.
Порядки взводов и отделений перепутались, но всегда находилось резервное отделение. Атака противника захлебнулась, но наше положение было тяжелым: боеприпасов в обрез, много раненых и не было ясно, когда мы сможем их вынести" (19).

В 6:00 Рабин доложил Ядину: "Этой ночью монастырь занят нашими войсками. Рота удерживает позицию. Противник сопротивляется отчаянно. Использую станковые пулеметы (?). Мы продержимся до ночи. Необходимо немедленно послать самолет, десантировать боеприпасы в монастырь. Самолет может приземлиться здесь".

Рабин не понимал, что происходит на местности, и не усвоил опыта предыдущих месяцев войны. Не могло быть и речи о том, чтобы самолет приземлился в Катамоне. Десантировать боеприпасы парашютами на столь малую площадь тоже было невозможно. Возможно, Рабин имел в виду не сам Катамон, а взлетную полосу в Иерусалиме. Об ее существовании, генеральный штаб разумеется, знал и без Рабина.

Так или иначе, уже утром положение осажденых стало критическим. В 8:40 Табенкин послал подкрепление из 60 бойцов бригады "Эциони" под командованием Шмуэля Гилата. Бойцы должны были принести с собой продукты и боеприпасы. Дов Дорон, один из бойцов Гилата: "Нас спустили в долину, показали издалека дом в Катамоне и приказали бежать туда. Этот дом находился в 300 метров от монастыря. Я был ранен в ногу, но стеснялся сказать об этом. Мы бежали по долине. Командир роты был с нами, но командир взвода исчез в самом начале. Ремень моего ранца лопнул, ранец упал, и я вслед за ним. Кто-то протянул мне мое ружье и исчез. Я остался один. Несколько часов я мотался по долине, не зная, где я. После полудня добрался до Нэвэ-Шаанан. Потом товарищи рассказали мне, что они дошли до деревни Малха и удрали оттуда почем зря". Такова история пополнения, посланного Табенкиным. У Раананы и его людей осталось мало боеприпасов и почти не осталось еды.

Первая контратака была отбита. Арабы начали обстрел из минометов и пулеметов. Небольшие группы арабов все время пытались просочиться в монастырь и время от времени предпринимали большие атаки. Число раненых росло, ими занимался батальонный фельдшер Авраhам Клар. У него не было необходимых материалов, и он не мог помочь тяжелораненым.

Ури Шалем: "Во время первой атаки я занял позицию у главных ворот. У меня был “стэн” и гранаты. Огнем я отражал арабские атаки. В монастыре было много людей, было очень тесно. Время от времени появлялся Бени Маршак с 2-дюймовым минометом и выпускал мину. Это облегчало ему совесть. Мы прикрывали огнем одну из вылазок под командованием Рафуля”. Хаим Винклер: "Арабы залезли на деревья и стреляли оттуда. Монастырь был слишком маленький. В нем было много людей". Шарон Лев-Тов: "Я стоял в нише, наверху было окно. Мы поднимались к окну и отвечали огнем. Кто поднимался на крышу, получал пулю. Мы были в шоке".

Рафаэль Эйтан (Рафуль): "Дадо приходит ко мне и говорит, что положение тяжелое. Нашему взводу приказано атаковать с северо-запада. Мы вышли небольшой группой: пулеметчик, Дадо, 2-3 бойца и я. Пошли в атаку, пулемет прикрывал нас. Пуля попала в защитную дужку курка, отхватило пулеметчику несколько пальцев, и пулемет вышел из строя. Когда мы дошли до калитки, я увидел араба. Он встал из-за камня и направил на меня ружье. Следующее воспоминание: я лежу на земле с пулей в голове. На всю жизнь я запомню этого араба. У него была вязанная шапочка на голове. Он поднял винтовку, прицелился, выстрелил и попал. О чем думает молодой парень с пулей в голове? Вчера вечером Моти Эфрати дал мне теплый шарф укрыть шею от иерусалимского холода. И вот теперь кровь из моей головы стекает на его шарф. Как я верну ему шарф, испачканный кровью? Дадо затащил меня в монастырь. Там перевязали мне голову и уложили в комнате, забитой убитыми и ранеными".

Первые сообщения из монастыря Табенкин получил около полуночи, но он не вмешался в ход боя. Только к утру, с известием о первой контратаке он послал взвод батальона "Мория" (те самые 60 человек, которые не сумели дойти до Сен-Симона). Затем он послал офицера за помощью в штаб 5-го батальона. Характерно, что мы нигде не находим упоминания о Рабине. Комбриг, как всегда, находился где-то далеко, там, откуда он не мог влиять на ход боя.

Как всегда, не было готовых резервов. В ночь атаки два взвода 5-го батальона производили диверсионные вылазки на шоссе Иерусалим-Иерихон. Часть батальона находилась на горе Скопус и готовилась к атаке на больницу Августа Виктория. Остальные сидели в лагере Шнеллер в ожидании приказа занять центр города, если англичане, паче чаяния, оставят его. Овед Михаэли был в лагере Шнеллер: "Йоханан Зариз приехал по поручению Йоселе в 5 утра и разбудил меня. "4-й батальон попал в беду. Бери свой взвод, ты идешь первым. За тобой пойдет Йеhуд Сегев. Придется атаковать днем. Там 200 ребят дают кранты". После Хульды и Нэбэ-Самуэль мы боялись дневных боев. Я пошел, как на верную смерть. В Нэвэ-Шаанан располагался штаб Йоселе. Он сказал нам: "Надо идти!" - но сам он не пошел. Йоханан Зариз привел меня к долине и сказал: "Двигай в темпе. Вот твое направление". Монастырь я не мог различить, видел только оливковые деревья. У меня были три пулемета. Йоханан сказал: "Оставь пулеметы здесь. Ты не сможешь атаковать с ними. Я позабочусь о прикрытии". Он открыл огонь, а я повел дальше три отделения. Пулеметы давали хорошее прикрытие. Йоханан сказал, что мы получим огневое прикрытие из Нэвэ-Шаанан, но я его не видел и не слышал. На склоне перед монастырем начали стрелять минометы и станковые пулеметы. Ребята были в шоке. Я с трудом удерживал их от бегства. Переходил от одного к другому и показывал, куда надо стрелять. У нас было шестеро раненых. Я видел арабов в 50 метрах. Они подходили, прикрываясь каменным забором. Их командир был увешан оружием, я бросил гранату и убил его. Сегев и его люди стреляли. Они спасли нас и все это дело. Я сказал Бени Йерушалми: "Возьми максимум патронов и доберись до монастыря". Он пришел туда с шестью бойцами,- все живые и здоровые. Мы остались на открытом пространстве. Пришел связной и сказал, что мое отделение уничтожено. Я пошел туда и увидел, что арабы атакуют. Мы забросали их гранатами, и они отошли. Перевязали раненых. Тут пуля попала мне в рот. С трудом я смог сказать ребятам, что я немного отступаю. Меня положили в броневик и увезли в больницу". В 11 часов подкрепление подошло к монастырю. Зариз: "Последние 20 метров мы шли по тропинке, простреливаемой арабами. Я приказал, чтобы, кто может, передвигался перебежками. Из всего отряда только я и еще семеро дошли до монастыря". Взвод "олим" с Кипра вышел вслед за взводом Зариза и Михаэли. Командовал им Ашкенази: "Мы видели взвод Михаэли. Все ранены. Остановились и оказали им помощь. Я получил пулю в колено, вернул людей и был эвакуирован в больницу". 20 человек под командованием Бен-Маймона пришли в монастырь без потерь. Последние 20 метров они преодолели ползком. Бойцы несли на себе только обычную выкладку, они не доставили осажденым ни продовольствия, ни патронов.

Арабы продолжали обстрел и атаки. Фельдшер Авраhам Клар: "Арабы блокировали огнем переход из монастыря к двум домам. Мы прозвали его "переулок смерти". Дадо и я вытаскивали раненых под прикрытием дымовой завесы. Мики был ранен в обе ноги. Дадо поставил дымовую шашку, и я пополз. Дадо связал ему руки бинтом. Я заложил его связанные руки себе за голову и пополз на спине, волоча его за собой. Сержант Авраhам Висар побежал в монастырь принести боеприпасы. В "переулке смерти" он упал. Дадо поставил шашку, я пополз к нему и оттащил в монастырь, но он был уже мертв".

В полдень Раанана оценил положение как безнадежное: "С точки зрения военной логики нет никаких шансов удержаться. Половина людей ранены, нет подкрепления". Но трудно было решиться на отступление, было ясно, что будет невозможно вынести раненых, и что отход потребует новых больших потерь. Йосеф Яhалом: "Споры об отступлении продолжались часами. Арик Хайкинд был тяжело ранен, но в полном сознании. Он сказал: "Оставьте нам по гранате и уходите". Так родилась идея отступать без раненых". Ханох Бартов: "Резче всех возражал Бени Маршак. Он цитировал любимое изречение Ицхака Садэ: "Когда идет дождь, помни, что он идет и у противника". Шло время, и количество раненых все прибавлялось. Сам Бени был легко ранен в губы. Он ходил с перевязанным ртом. Даже агитировать бойцов он больше не мог!"

Тем временем арабы начали большую атаку. Азария Раппопорт: "На этот раз появились два броневика с 2-фунтовыми орудиями. Они подошли по дороге с юга и свернули к монастырю. Пытались прорваться через ворота, но ворота были слишком узки. Броневики опрокинули столб, подошли к зданию. Мы открыли огонь из пулемета бронебойными пулями. Броневик остановился. Им не хватало пехоты. Издалека бил арабский пулемет. Оба наших пулеметчика были ранены. Раненый пулеметчик стрелял по броневикам. Они развернулись и ушли”.

Эта атака доказала необходимость принять какое-то решение. Яhалом: "Раанана считал, что не следует откладывать отступление. Йоселе требовал дожидаться темноты". Дадо: "Мы воевали с нерегулярными частями, они убивали пленных. Решили, что останется отделение командиров. Оно прикроет отступающих". Банер: "Собрали всех раненых в одну комнату. Было решено взорвать монастырь вместе с ранеными. Бросили жребий, вышло, что взрывать будем я и Дадо".

Рафуль был среди тяжелораненых: "Раздали гранаты. Я тоже получил мою гранату. Я обдумал все: как выну чеку, как подложу гранату под себя. Надо не зажать предохранитель. Я видел, что арабы делают с пленными, и граната была лучшим выходом. Я не помню, прощался ли я мысленно с родными. Все было так ясно. Арабы снаружи, мы внутри. Они входят, нам некуда уходить. У нас есть только граната. Потом мне стало известно, что Клар подложил взрывчатку под матрацы".

Рабин пишет в своей автобиографии: "После полудня положение стало еще хуже. Кончался боезапас, число раненых росло. В определенный момент командир (Раанана) попросил разрешить отход. Я был в пути в штаб батальона (где он был раньше?). Я услышал, что разрешение дано. Я был огорчен. Но трудно (!) было изменить это". Итак, Рабин сам подтвердил, что он не участвовал в командовании боем и, что все важнейшие решения принимались без него.

"Когда у тебя идет дождь, он идет и у противника"

Арабы в Катамоне воевали упорно, но неумело. Противник (ПАЛЬМАХ) вклинился в их оборону, захватив важную позицию. Следовало смять его решительной и координированной атакой или отрезать от основных сил. Можно было также измотать его длительным обстрелом и большими потерями на коммуникациях. Вместо этого арабы растрачивали силы в атаках, которые пальмахникам удавалось отразить (хотя и с большим трудом). Это напоминало бездарную тактику (и стратегию) Антанты на Западном фронте Первой мировой войны (20). Следует помнить, что, как правило, атакующий несет бульшие потери, чем обороняющийся (пока не удается сломить оборону). Неудачные атаки вымотали арабов, привели к потерям и разочарованию. Это спасло защитников монастыря. В полдень Ицхак Навон, командир иерусалимской разведки докладывал: "Арабы просят подкреплений. Чувствуют, что не удержатся. Просили вмешательства армии. Неясно: английской, или Арабского легиона". Через англичан пришло следующее известие: "Командир Катамона просил помощи у командира Старого города. Тот ответил: "Не могу помочь. Если ты не можешь выстоять - отступай". Табенкин не мог передать эту обнадеживающую весть в монастырь: батарея рации в монастыре выдохлась, и с полудня связь почти прекратилась.

Подкрепления, организованные арабами были задержаны в пути. Из квартала Мкор-Хаим обстреливали "немецкую колонию", и поэтому командир Старого города боялся послать своих бойцов. Но самым важным было действие сил Гуш-Эцион. Дневник Кфар-Эцион: "По приказу иерусалимского штаба мы атаковали сегодня арабскую колонну на дороге Хеврон-Иерусалим. Более 15 машин застряли на шоссе. Среди арабов началась паника, и они оставили машины. Противник вызвал подкрепление. Броневики Легиона и английской армии атаковали русский монастырь и другие позиции огнем из орудий и пулеметов. К счастью, никто не пострадал". Подкрепление из Хеврона в Иерусалим не пришло 30 апреля. Боевой дух бойцов Гуша повысился, после того, как они сделали нечто полезное. Вполне возможно, что этой вылазкой Гуш-Эцион спас положение в Катамоне, но она же стала причиной атаки и падения Гуша 12 дней спустя.

6. Взятие квартала Катамон

Перед полуднем 30 апреля Давид Шалтиэль вернулся в Иерусалим и взял в свои руки командование боем. Он послал в Катамон взводы батальона "Мория" и гарнизонных частей 4-го района Иерусалима. Вместе с взводом Эциона (4-й батальон ПАЛЬМАХа) эти части составили сводную роту, которая атаковала Катамон из квартала Кирьят-Шмуэль. Шалом Эшет был с ними, он принес 3-дюймовый миномет и на скорую руку обучил командира взвода иерусалимской Хаганы, как пользоваться им. Затем рота была усилена взводом 5-го батальона (под командованием Амоса Хорева); взвод принес с собой "Давидку". Сводная рота, организованная Шалтиэлем, осуществила то, что казалось невозможным Табенкину: она захватила Катамон в ходе дневного уличного боя. (Следует, однако учесть, что большие арабские силы и внимание арабских командиров были прикованы к монастырю).

Рота прорывалась на соединение с монастырем, и она должна была прийти прежде, чем монастырь падет. Шалтиэль знал об упадке боевого духа пальмахников в Сен-Симоне и принял совершенно необычные меры. Он приказал командиру квартала Мкор-Хаим послать ложное донесение, как будто он видит отступление арабов из Катамона. Донесение было послано и по счастливой случайности оказалась правдой! Наблюдатели доложили Табенкину, что арабы действительно отступают! Гаврош пытался добраться до монастыря на мотоцикле (!). В 4 часа, оставив мотоцикл, он взобрался на крышу одного из домов: "Мы видели, что арабы уходят из окрестностей монастыря. Целые подразделения бегут. Я доложил по радио: "Йоселе, я вижу, что арабы бегут. Сообщи ребятам в монастырь. Пусть продержаться еще немного".

По счастливой случайности рация в монастыре на время ожила, и там приняли передачу. Клар: "Получили новый приказ: "Не отступаем. Все на позиции!" Бойцы кричали от радости, бежали к позициям, стреляли и бросали гранаты. Арабы уже дошли до стен монастыря. Они были убиты там или бежали. С этого момента кончилась осада". Возможность победы вдохнула новые силы в бойцов. Самолеты доставили из Тель-Авива мины к 3-дюймовым минометам. Дов Хаклай огнем из квартала Баит-ва-Ган блокировал деревню Малха. Это еще более ухудшило положение арабов. Сводная рота продолжала бой. Йеhошуа Гаркави: "Я получил приказ послать взвод на соединение с монастырем. Взвод не смог пробиться. Тогда я решил попробовать прорваться одним броневиком. Мы сбились с дороги и оказались в центре Катамона. Наткнулись на группу арабов, которые стреляли по монастырю. Они были поражены. Мы быстро обошли их и добрались до монастыря. Возможно, что рейд броневика напугал арабов и решил исход боя". Йосеф Нево, командир роты батальона "Мория": "Положение пальмахников в монастыре было тяжелым. Мы получили приказ доставить им боеприпасы. Мы двигались от холма Шаhин, вдоль улицы. Пехота шла впереди, броневики сзади (21). Когда мы пришли к монастырю, пальмахники удерживали позиции вокруг центрального здания. Никто не знал, что происходит, и где противник. Фруктовый сад был ничейной территорией. Моя рота, прежде всего, заняла два дома к югу от сада. Этим мы обеспечили контроль над подходами к монастырю".

Залман Март, командир батальона "Мория": “Силы пальмахников были на исходе. Табенкин просил меня привести подкрепление. Я вызвал роту Кнолера. Он хотел отложить операцию до темноты, но я послал его в Сен-Симон при свете дня. Рота двигалась по долине Креста. Арабы все еще контролировали огнем пути подхода. Рота сумела прийти в монастырь с одним убитым. Она сменила ПАЛЬМАХ. Взвод Дадо остался там".

В 17:30 Эмиль Гури, командир арабского Иерусалима, сообщил в Амман, что евреи обстреливают Катамон из тяжелых орудий (акустический эффект "Давидки"?) и атакуют остальные арабские кварталы. Если Легион не придет на помощь, евреи займут Катамон, после чего, несомненно, падет весь Иерусалим. Ответ: "Вышлем подкрепление через 3-4 дня. Пока что держитесь". Гури: "У нас убиты 31, среди них 3 легионера, и еще 50 ранены" (22). Ответ: "Продержитесь любой ценой. Ночью придут пополнение и пушки. Они обстреляют Иерусалим из Нэбэ-Самуэль, Шоафата и Биду". Подкрепление и пушки не пришли.

Когда арабы оставили Катамон, Залман Март послал роту Яакова Салмана в квартал Мкор-Хаим. Даниэли послал навстречу группу из 30 бойцов. Командир группы Нахум Бен-Хур: "В темноте я увидел фигуры. Я не знал, кто это: евреи, или арабы. Я пошел на риск и приказал не открывать огня. Мы сошлись и увидели, что это Салман. Он пошел в Мкор-Хаим, а я в монастырь. Оттуда автобусом мы поехали в Шнеллер, и там нас присоединили к батальону "Мория".

Подразделения "Эциони", "Харэль" и гарнизонные части 4-го района завершили взятие Катамона. Теперь сопротивление было слабым. Части Легиона некоторое время обороняли посольство Ирака, но потом оставили его. 2 мая Рабин доложил штабу ПАЛЬМАХа: "Катамон полностью в руках "Эциони". Это не вполне точно. После полудня 1 мая части английской армии под командованием бригадира Джонса вошли в Катамон и остановили наступление Хаганы. Англичане снова защищали свои коммуникации.

7. Грабеж

Мы уже говорили, что Катамон был кварталом богачей. Многие евреи устремились в Катамон и грабили оставленные дома (23). Они искали и находили спрятанные сейфы. То, что не могли унести - уничтожали. Среди мародеров были командиры Хаганы и ПАЛЬМАХа.

Яаков Эцион: "Ночью 30 апреля мы заняли некое здание. Под утро я увидел, что наши ребята под огнем грузят в броневик ковры. Я видел, как Х нес ковры. От изумления я не знал, что сказать, потом начал кричать: "Под огнем грузить ковры?!" Комната у Y в Маале hа-Хамиша была полна дорогим хрусталем".

Гавриэль Раппопорт (Гаврош): "Йоселе назначил меня "ответственным за батальонное имущество". Я привез из Катамона два грузовика с роялями и коврами. Мне сказали, что это для раненых. Мы привезли трофеи в Кирьят-Анавим и затем в Црифин. Мне стало известно, что часть награбленного попала в Эйн-Харод (киббуц Табенкина). После войны я слышал, что частные люди забирали вещи себе". Яаков Эцион: "Я видел, как Z бежит с мешком на спине. Мне рассказали, что он заплатил старику-арабу, чтоб он сторожил ему склад награбленного. После Катамона мы стали циниками, с трудом могли слышать об идеологии" (25).

Элияhу Арбель оперативный офицер бригады "Эциони": "Я видел пальмахников, укутанных персидскими коврами. Когда днем стало жарко, они бросали их посреди улицы. В 3 часа ночи прибежал связной и срочно вызвал меня в Катамон. Я увидел броневик. Он резко остановился. Я с опаской подошел к нему: а вдруг в нем сидят арабы? Я увидел, что он набит холодильниками, патефонами, коврами - всем, что хочешь. Водитель сказал мне: "Оставь мне адрес, я привезу тебе все, что угодно". Я не знал что делать: арестовать его? убить его? Я сказал ему: "Провались ты ко всем чертям!" И он уехал. Потом, во время перемирия, я получил зарплату. Соседка рассказала жене, что в таком-то магазине есть дешевые холодильники. Я пошел в магазин и нашел там водителя того броневика. Он сказал мне: "Для тебя - за сто лир!" Я сказал ему: "Тебе не стыдно?" Он ответил: "Если ты идиот, я должен стыдиться?!" Мне также известно, что наши солдаты уничтожали произведения искусства в монастырях и церквях". Командир военной полиции Нааман Стави получил приказ от Давида Шалтиэля не пускать гражданских лиц в Катамон. Стави: "Я увидел машину, груженную всяким добром. Она выезжала из Катамона. Водитель прорвал заграждение. Я знал этих людей. Доложил Шалтиэлю. Он сказал: "Что ты предлагаешь?" Я ответил: "Обыскать их дома и арестовать!" Шалтиэль не согласился".

Игаль Алон: “Когда планировалась операция "Йорам" (26), я и Давид Маркус приехали в Иерусалим и были в штабе у Шалтиэля. Он рассказал нам со всеми подробностями о грабежах в Иерусалиме". Шалтиэль упомянул имена командиров ПАЛЬМАХа, но Алон, который все еще считался командиром ПАЛЬМАХа не наказал их. Они продолжали продвигаться по служебной лестнице ЦАХАЛа.

В Иерусалиме, как и в Тверии, и в Цфате, мародеры не были наказаны. Кое-кто из них уже и тогда был среди военной элиты, иные поднялись наверх в последующие годы. Сейчас прошло уже 47 лет, но они по-прежнему заинтересованы, чтобы об этом никто не знал, и не без успеха используют свое влияние и авторитет, чтобы блокировать попытки серьезного изучения Войны за Независимость.

Из протоколов “комиссии Гринбойма”

Грабежи в квартале Катамон обсуждались на "Комиссии Гринбойма" ("Комиссия пяти”). Перед нами протокол 4-го заседания (4 июля 1948).

Аhарон Цизлинг: "Верно ли, что 4-й батальон ПАЛЬМАХа взял с собой из Иерусалима трофеи, награбленное добро, увез из Иерусалима и этим перекрыл дорогу конвою с продовольствием?" Игаль Алон: "Известно, что необходимое оборудование и продукты берет себе атакующая бригада, остальное передается специальной комиссии. Так обстояло дело, когда я командовал взятием Цфата. Мы взяли холодильники, медицинские препараты, машины (Ицхак Гринбойм: и рояли?) - и рояли. Холодильники я взял для батальонов, которые там сражались. Холодильники для кухонь, радио - для комнат культуры. Я считал это законным делом. Это делалось в соответствующих рамках. В Иерусалиме это делалось в согласовании с иерусалимским аппаратом. Подробности об этом может передать Ицхак Рабин, который командовал бригадой". Феликс Розенблит: "Нельзя ли уточнить детали этих ”законных трофеев?" Игаль Алон: "Мне они не известны". Ицхак Рабин: "Два рояля, 3 холодильника, 6-7 радиоаппаратов". Моше Шапира: "А также ковры?" Ицхак Рабин: "Один ковер был символически вынесен из дома Верховного арабского совета. Все вещи были оприходованы. У нас было 600 раненых. Мы должны были заботиться об их здоровье и удобствах".

Добавление переводчика:
Операция "Йорам" состоялась в июне 1948 г., и тогда же Алон узнал от Шалтиэля о мародерстве в Катамоне. Сопоставление дат показывает, что Алон сознательно лгал правительственной комиссии. Что касается Рабина, то теоретически остается открытой возможность, что он просто не знал, что происходит в его бригаде и в Иерусалиме. Однако уверенный стиль его ответов и "точные цифры", приводимые им, с трудом согласуются с этим предположением.

-----------------------------------------------
1. "Досим" - религиозные (сленг). "Тасим" - дураки (сленг) от арабского "тас" - на иврите - таиш - козел.
2. По ошибке предполагалось, что в нем расположен командный пункт, на самом деле там погибли лишь гражданские лица.
3. Глубокая долина, ограничивающая Катамон с запада. В долине находится греческий (ранее грузинский) монастырь, в котором похоронен Шота Руставели.
4.При взятии мостов Арколи и Лоди. Ничего подобного нельзя было ожидать от "политических" командиров ПАЛЬМАХа.
5. См. “правило Мольтке”, гл.21,1
6. С развитием технических возможностей был выработан новый вариант операции. "Осажденная" армия меняет топографические условия. Так американские десантные части, высаживаясь на островах Тихого океана, первым делом строили аэродромы. Высадившись в Нормандии (1944), союзники привезли с собой из Англии два плавучих порта.
7. Дом был взорван в одной из вылазок ЛЕХИ
8. Это - квинтэссенция мифа о ПАЛЬМАХе. Этот миф был весьма успешно "маркетирован" до и после Войны за Независимость, внутри Израиля и вне его. Кое-кто верит в него и сейчас. Нет сомнения, что успех в создании, упрочении и поддержании этого мифа является главной победой ПАЛЬМАХа. После 1967 г. миф “всесилия” перекочевал в ЦАХАЛ. Идеологи “мирного процесса” сознательно раздувают его, чтобы объяснить, что в ходе переговоров с арабами можно идти на любой риск. “Миф о непобедимости” способен в известной степени поднять боевой дух своих войск и запугать противника. С другой стороны армия, слишком верящая в свою силу, будет спустя рукава готовиться к операциям и к войне в целом. Одновременно возрастет опасность паники и депрессии в случае неудачи. Именно это случилось в Израиле в ходе Войны Судного дня и интифады, и тогда возник лозунг: “возможно только политическое решение”. Поэтому следут с большой настороженностью относиться к распространению мнения о “неодолимой силе” нашей армии.
9. Точных отчетов не было в 1948 г. Стиль рассказа полностью выдержан в традициях официальной историографии, но он проливает некоторый свет на то, как осуществлялось командование в бригаде "Харэль". В частности, характерно, что Рабин не упомянут в рассказе.
10. В 1948 г. тяжелым оружием считались 3-дюймовые минометы, "Давидки" и станковые пулеметы. Садэ обещал еще 2-фунтовые орудия, но их не было в бою 27 апреля.
11. В Шхеме (Наблусе) английская армия сознательно организовала резню мужского населения города. Этот факт документально доказан после открытия британских архивов.
12. Арабы тоже вели “малую войну” и были готовы на большие жертвы. Такого рода войны могут продолжаться практически до бесконечности, но в 1948 г. фактор времени был на руку арабам, кроме того, ишув был связан необходимостью снабжать Иерусалим. С другой стороны после Второй мировой войны было несколько примеров, когда партизанские силы побеждали регулярную армию. Наиболее известны: Вьетнам, Афганистан, интифада. Характерные условия этих побед. (1) Регулярная армия продолжает действовать в рамках сложной структуры, не соответствующей гибкой и децентрализованной структуре противника. (2) Политическая и военная элита больше всего боятся, что гражданам страны станет известно об их ошибках. Поэтому они предпочитают не менять тактику и нести все новые и новые поражения. Когда “цена победы” становится слишком большой (в результате их ошибок) они сдаются. Но им важно, чтобы это можно было проделать под эгидой “пристойного” политического соглашения. (Вьетнам нарушил свое соглашение в течение года, теперь очередь за Арафатом).
13. Глава 30,2,4
14. Такое отношение к тяжелому оружию отчасти до сих пор сохраняется в ЦАХАЛе.
15. “Вести военные действия ради одержания победы приемлемой ценой". В соответствии с этим, современная война ведется в двух планах: в классическом военном (для того чтобы одержать победу, или чтобы не дать ее противнику) и в морально-психологическом (чтобы понизить границу приемлемости у противника и повысить ее у себя).
16. Здесь мы имеем дело с важной коррекцией классической формулы Клаузевица. Война не есть "продолжение политики иными средствами", но "политика невозможна без военной силы".
17. Только в конце мая 120 человек поднялись пешком по "тропе Теппера", обходя Латрун. Это было первое подкрепление, полученное Иерусалимом с 20 апреля.
18. Это чрезвычайно многозначительная оговорка. В ночь с 3 на 4 апреля ПАЛЬМАХ фактически без сопротивления взял деревню Кастель. С точки зрения пальмахника-Раананы на этом бой кончился, и многодневные арабские атаки имели место после боя. Поэтому реакция арабов в Катамоне была для него неожиданной.
19. Перед нами классическая картина боя в окружении, т.е. осады
20. Главнокомандующий британской армии следующим образом определил свою стратегическую линию: “В конце у нас останется 500 человек в строю, но у Германии останется 100 - и мы победим”.
21. Эффективный боевой порядок мотопехоты в уличном бою.
22. В боях за Сен-Симон ПАЛЬМАХ потерял 17 человек убитыми и 78 ранеными. В уличных боях за Катамон потери составили: убитыми 1, ранеными 2.
23. Переводчик нашел свидетельство о грабеже еврейских квартир в Мкор-Хаим. Хозяева квартир вернулись после прорыва блокады и нашли бойцов Хаганы, занятых вывозом мебели. Они прогнали хозяев угрозой оружия. Для этого существовал специальный термин: "стэнократия".
24. X командир ПАЛЬМАХа. Затем офицер высокого звания в ЦАХАЛе, по выходе в отставку занимал престижные должности в гражданской структуре Израиля. Имя известно автору книги. Y - также командир ПАЛЬМАХа и ЦАХАЛа, занимавший потом престижные должности. В Маале hа-Хамиша располагался штаб 4-го батальона Табенкина.
25. Это психологическое явление типично для "крушения идеологии". Честные идеалисты (которых, разумеется, было много в ПАЛЬМАХе) верили официальной пропаганде. Они считали, что "пролетарский и сионистский характер" их армии исключает мародерство (и прочие черные стороны войны). Столкновение с действительностью привело к когнитивному диссонансу. Лишь немногие разрешали его, поняв, что неверна была исходная (марксистская в своей основе) идеологическая установка. Большинство предпочло разрешить диссонанс тотальным отрицанием всякой идеологии ("постидеология"). Эта схема постоянно воспроизводится в Израиле, насыщенном социалистическими мифами. Не зная этого явления, невозможно разобраться в духовной жизни современной израильской интеллигенции. (Ср. "бесов" писателя Канюка, гл.30.).
26. Третья попытка взять Латрун. Две бригады ПАЛЬМАХа ("Харэль" и "Ифтах") атаковали, но были отбиты. Командовал боем Игаль Алон. Рабин, уже отставленный от командования бригадой, был у него оперативным офицером.