"Сегодня счастье, завтра счастье. Помилуй Бог! - Когда же и уменье?"
(Суворов)

"Самый надежный способ быть обманутым - считать себя умнее других"
(Ларошфуко)

ГЛАВА 5. ОТ ПОБЕД К ПОРАЖЕНИЯМ

Военное и политическое руководство Израиля, равно как и его академические круги, не исполнили своего гражданского долга. Они не изучили хода Шестидневной войны и причин победы. За отсутствием рационального объяснения, победа стала считаться чудом. Но атеистическое руководство Израиля не могло принять чудо, как проявление Божественного Провидения, и победа была "объяснена" с помощью псевдоаргументов, которые якобы "доказывали" неизменное качественное превосходство ЦАХАЛа. Израиль убедил себя, что он всегда будет умнее своих соседей. Прошло совсем немного времени, и "принцип Ларошфуко" вновь доказал свою правоту. Набор пустых лозунгов и необоснованных мнений получил название концепции, с ней вступил ЦАХАЛ в Войну Судного дня.

Но до 1973 г. Израиль вел еще Войну на истощение (1968-1970). Она окончилась соглашением, которое запрещало Египту придвигать зенитные ракеты к зоне канала. Америка была посредником на переговорах и гарантировала выполнение условий перемирия. В ночь с 7 на 8 августа соглашение вступило в силу, на следующий день египтяне уже нарушили его. Сначала американцы отказывались признать этот факт, но 3 сентября они были вынуждены подтвердить, что израильские претензии справедливы. Америка заставила Израиль не реагировать на усиление ПВО Египта, зато "компенсировало" нас самолетами "Фантом" и "Скайhок". Разумеется, народу Израиля "объяснили", что самолеты важнее ракет, и что Израиль остался в выигрыше. "Объяснения" прошли проверку через три года в огне войны: в первые дни зенитные ракеты уничтожили треть израильских самолетов. Кроме самолетов, Америка предоставила Израилю кредит (не подарок!) в размере полмиллиарда долларов. Деньги были потрачены на гражданские цели.

Во время заключения соглашения Рабин был послом Израиля в Вашингтоне. Его послали туда, чтобы собрать "дивиденды" военной славы. Всего два года назад Рабин оставил пост начальника генштаба. Если бы он действительно разбирался в военных вопросах, он бы понял стратегическую важность ракетных систем ПВО. Если бы он был способным дипломатом, он бы сумел предотвратить опасный для Израиля ход событий. Если бы он был политиком высокого уровня, он бы нашел способ известить народ Израиля об ухудшении его военного положения. Ничего этого не произошло. Рабин был послушным (и не слишком талантливым) исполнителем воли своих начальников (Голды, Эвена, Даяна и др.) и одновременно учился у них "культуре власти". А эти начальники не понимали того, что происходило у них под носом, их, прежде всего, интересовали проблемы партийной и личной выгоды. Все эти лица несут ответственность за идиотский оптимизм печально знаменитой "концепции", за кровь и поражение в Войне Судного дня. Из всех них только Рабин остался на верхушке израильской политики.

Вместе с тем, события 1970 г. можно видеть и в более широком аспекте. Исход Войны на истощение утвердил схему войн Израиля и отношений с Америкой. Все войны кончались дипломатическим поражением, и Израиль шаг за шагом привыкал подчиняться диктату США. Эта привычка предопределил политическое мышление Ицхака Рабина и всей партии "Авода".

Война Судного дня (1973) была трагедией для Израиля и большой удачей лично для Рабина. В самое трудное время войны "великого полководца" оставили сидеть дома. Очевидно, в правительстве помнили, что на Рабина полагаться не следует. В этом и была его удача. Не участвуя в войне, он не нес ответственности за ошибки и неудачи.

До 1973 г. коллективное сознание считало военным гением Даяна. Рабин, безусловно, был вторым, а не первым в военной иерархии. Кроме того, Рабин оставил ЦАХАЛ, его сменил Хаим Бар-Лев, известный возведением одноименной линии укреплений вдоль Суэцкого канала. Концепция Бар-Лева была принята в Израиле с воодушевлением и обеспечила ее автору престиж очередного военного гения: Бар-Лев еще больше вытеснил Рабина из сознания израильтян. Ошибки и поражения войны 1973 г. изменили соотношение сил. Даян потерял ореол непогрешимого военного специалиста, действия Бар-Лева считались проблематичными, Голда Меир была вынуждена уйти в отставку, - но Рабин сохранил свой престиж!

Война 1973 г. вызвала "бунт пушечного мяса": впервые израильтяне осмелились подумать, что их руководство ошибалось и - даже! - обманывало своих граждан. Кое-какие факты просочились в прессу, и их оказалось достаточно, чтобы "смести" целое поколение правящей элиты (см. выше). Правительство социалистического блока стояло перед полным фиаско. Политики Партии Труда искали формулу спасения, они нашли ее в лице Ицхака Рабина.

После потерь и поражений 1973г, нужно было, прежде всего, реорганизовать ЦАХАЛ. Этим занимались Рабин (глава правительства) и Перес (министр обороны). Перес не имел военного опыта и образования, он только занимался некогда закупкой вооружения. Военные концепции Рабина застыли на уровне до 1967 г., если не раньше этого (см. выше). Ни министерство обороны, ни генеральный штаб - никто вообще в Израиле - не производил интеллектуального анализа уроков войны 1973 г. (равно, как и всех предыдущих войн). В результате "исправление ошибок 1973 г." пошло по простейшей линии арифметического наращивания массы и брони. Силы ЦАХАЛа были удвоены и утроены. В то же время проблемы "мозга армии": планирования, организации командования и эффективности структур - остались в стороне. ЦАХАЛ начал превращаться в малоповоротливое бронированное чудовище. Это обычный результат развития армии по линии гигантомании, которое неизбежно кончается превращением армии в "черную дыру", поглощающую без остатка и без пользы все ресурсы нации. Именно эта опасность грозит Израилю и его армии в 90-х годах.

Разумеется, все надо понимать в правильной пропорции. ЦАХАЛ остается маленькой армией - просто потому, что число солдат находится в известном отношении к численности населения. Но вместе с тем он давно уже перерос размеры крошечных соединений 1948 или 1956 гг. Уже в Войне Судного дня арабы задействовали тысячи танков, только на Синае их число не уступало танковым силам в решающих сражениях Второй мировой войны. Ясно, что противостоять им должна определенная масса, а не единицы. Однако уже в войнах 1967 и 1973 гг. оказалось, что ЦАХАЛ использует только малую часть своего потенциала. Недостаточно иметь хорошую материальную часть и превосходно обученные экипажи, основной проблемой ЦАХАЛа стало командование. Современное вооружение стоит настолько дорого, что и самые богатые страны стремятся, прежде всего, использовать до конца потенциал имеющегося оружия. Для этого нужен военный интеллект. Эта концепция кристаллизуется в формуле "армия маленькая, но умная и мобильная". Антиинтеллектуальная деятельность Рабина и Переса в середине 70-х гг. поставила ЦАХАЛ на противоположный путь, с которого его стало весьма трудно сдвинуть.

Сейчас, в 90-х гг., все время говорят о желательной трансформации ЦАХАЛа в "маленький и умный идеал". Но для этого надо произвести целый ряд кардинальных изменений, которые заодно убьют не мало "священных коров" идеологии и традиции, и оставят кое-кого из генералов за бортом нового ЦАХАЛа (маленького! - заметим). Структура ЦАХАЛа, прежде всего, стремится сохранить самое себя, как и все армейские структуры в мире, как и всякая вообще общественная структура. Было бы наивным полагать, что желательные изменения произойдут сами собой, внутри структуры. Они должны быть навязаны армейской верхушке извне, политическим руководством и, желательно, до очередного военного поражения, а не после. Для этого требуется концентрация интеллектуального усилия и политической воли. Ни того, ни другого пока не нашлось ни у ЦАХАЛа, ни у партийной элиты. Меньше всего этого можно ожидать от Ицхака Рабина и Шимона Переса, ориентированных на партийные интриги и парламентские комбинации.

Вернемся к 70-м гг. Рабин стал главой правительства (1974 г.) в результате игры сил и интересов внутри партии "Авода" (тогда: МААРАХ). Правительство раздиралось внутренними распрями, прежде всего, взаимной конкуренцией и обоюдной ненавистью Рабина и Переса. Началась "распродажа" успехов 1967 г, правительство Рабина шаг за шагом уступало нажиму США и арабским угрозам. Политика правительства распространяла атмосферу апатии и пессимизма. Лучом надежды мелькнула на несколько дней операция в Энтебе. Она вызвала всплеск народной энергии и показала, что "можно иначе". Когда после операции правительство вернулось на прежний путь "пошаговой капитуляции", его падение осталось "делом техники".

Немедленно после отставки Рабина возникла идея, что страну надо "спасать". Одним из кандидатов в "спасители" был Игаэль Ядин, его авторитет был основан на принадлежности к академическим кругам (что должно было обеспечить "интеллектуализм") и на военном опыте 1948 г. В этом было заключено неразрешимое противоречие, поскольку кодекс поведения интеллектуала обязывал Ядина раскрыть правду, скрытую в мифах о Войне за Независимость; открытие тайн нанесло бы сильный удар по военному авторитету самого Ядина.

Ядин введен в наш рассказ единственно, чтобы показать атмосферу тех дней. На предвыборных собраниях он под аплодисменты публики называл Рабина политическим импотентом. Ни в коем случае нельзя пройти мимо вульгарности Ядина, характерной для "стиля" израильского политического мышления, но не менее важно, что эта оценка Рабина "принималась на ура", она была самоочевидной в те дни.

Даже внутри собственной партии Рабин потерпел поражение: ее лидером (вплоть до 1992 г.) стал Шимон Перес. На выборах 1977 г. победил Ликуд, и Рабин на долгих пять лет ушел из первых рядов политики Израиля.

ГЛАВА 6. РАБИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ

В 1982 г. началась Ливанская война. В течение двух лет ЦАХАЛ контролировал около трети территории Ливана, военные силы ООП оставили Ливан, в Бейруте был избран новый президент, который почти подписал мирный договор с Иерусалимом. Однако затем президент был убит, а идея договора была "похоронена". Правительство Израиля подверглось сильному политическому давлению извне и изнутри, шииты Южного Ливана вели эффективные партизанские действия; в 1984 г. ЦАХАЛ отступил к международной границе и оставил за собой только узкую "полосу безопасности" под марионеточным управлением "Армии Южного Ливана" (ЦАДАЛ), всю остальную территорию Ливана фактически контролирует Сирия.

Таково конспективное описание событий. Необходимо, однако более подробно рассмотреть политическую и военную историю этой войны, потому что она определила развитие Израиля, по крайней мере, на следующие десять лет. Кроме того, не исключено, что война 1982 г. изменила положение во всем мире.

С начала 70-х гг. вооруженные отряд ООП обосновались в Южном Ливане и вели оттуда пограничную войну против Израиля. Эта война включала вылазки через границу, обстрелы из орудий и "катюш", а также морские десанты террористических групп. ЦАХАЛ отвечал бомбардировками, артобстрелами и вторжениями на ливанскую территорию. Велась своего рода "война-на-равных", которая могла продолжаться до бесконечности, что было выгодно арабам. Поэтому в 1978 г. Израиль "сломал правила игры": ЦАХАЛ оккупировал Южный Ливан до реки Литани. В обмен на отступление в Южный Ливан были введены силы ООН, которые, по идее, должны были предотвратить возобновление "пограничной войны". Этого не произошло. "Голубые каски" продемонстрировали свое бессилие, а время от времени и открыто помогали боевикам ООП.

Война 1982 г. началась как повторение операции "Литани" в более широком масштабе. Как мы уже знаем, политический результат операции 1978 г. был ничтожен. Правительство Израиля учло этот урок, и на этот раз планы были много шире и глубже. Речь шла о полном изменении политического курса Ливана путем создания в Бейруте сильного правительства, дружественного Израилю. Это привело бы к решению проблемы безопасности северной границы, а, возможно, и к кардинальному изменению обстановки на Ближнем Востоке.

Эти планы не были пустой фантазией ввиду совершенно особой обстановки, сложившейся в Ливане. Ливан является конгломератом религиозных общин, между которыми все время идет явная или подспудная борьба за власть. Присутствие палестинских боевиков нарушило хрупкое равновесие сил. Началась гражданская война (со всеми ее ужасами), в которой палестинцы поддерживали мусульман-суннитов, а отчасти также и шиитов. Сирия имела особые интересы в Ливане, в стратегическом плане она рассматривала Иорданию, Палестину (т.е. Израиль) и Ливан в качестве провинций "Большой Сирии". Президент Асад действовал, как всегда, осторожно и эффективно (см. гл.5, прим.1). Пока на юге (от Бейрута до границы с Израилем) бушевала война всех-против-всех, Сирия шаг за шагом подчинила себе весь север. Подходила очередь Бейрута и юга Ливана, для Израиля появление сирийской армии на северной границе считалось слишком опасным. Поэтому, начиная войну, Израиль имел "тайную цель" поддержать антисирийские силы в Ливане и предотвратить превращение этой страны в вассала Сирии.

Израиль полагал, что ему необходимо было иметь союзников внутри Ливана: в 1982 г. эти союзники были. Христиане-марониты выступали как патриотические ливанские силы. Христианские милиции (называемые на Западе "фалангами") вели борьбу с сунитами, с палестинцами, а иногда даже с сирийцами. Военный союз между фалангами и ЦАХАЛем был бы только естественен, и он действительно оформился еще в период первого правительства Рабина (1974-1977). Поэтому в Израиле полагали, что будет достаточно изменить соотношение сил в пользу "фаланг", разбив палестинцев и сирийцев. По конституции Ливана, президентом страны должен был быть христианин-маронит, в тот момент, когда им становится командир "фаланг", можно считать, что цель Израиля достигнута. История отношений с маронитами должна была обеспечить хотя бы пассивную поддержку партии Авода (внутри), публикация кровавых фактов о гражданской войне в Ливане должна была нейтрализовать давление на Израиль извне. Казалось, все было предусмотрено, в военном отношении не предполагалось больших неожиданностей: впервые в своей истории Израиль выбирал удобное ему время для начала войны и бросал в бой превосходящие силы. На деле события развернулись иначе.

Для осуществления политических планов войны решающим был фактор времени. В течение 24 часов ЦАХАЛ должен был перерезать шоссе между Дамаском и Бейрутом, но судя по всему, эту идею не удалось "внедрить" в сознание командования боевых частей. Наступление проходило медленно, более того, были отданы приказы, которые психологически противоречили главной задаче и сдерживали темп продвижения. Например, следовало всемерно избегать жертв среди мирного населения. Идея была хороша и гуманна, но ради нее пожертвовали ночными атаками, населению давалось время покинуть зону боев и т.д. Решающий факт заключается в том, что авангардная танковая дивизия ЦАХАЛа вышла к дамасскому шоссе только на шестые сутки, причем в бою у Эйн-Зхалта ее остановили два батальона сирийской армии. Дивизия не выполнила боевой задачи, и шоссе было перерезано только несколько дней спустя. Это был тяжелый удар по престижу ЦАХАЛа, и он не мог быть компенсирован успехами в других секторах. Война 1982 г. показала, что в командовании ЦАХАЛа имеются серьезные недостатки, значительная их часть не исправлена и по сей день.

Приятным исключением были действия ВВС Израиля. В воздушных боях они сбили 100 сирийских самолетов с "сухим счетом" 100:0; кроме того, удалось "расколоть" систему ПВО, построенную на советских ракетах. Некоторые самые современные и секретные системы даже не были еще переданы в страны Варшавского Договора, теперь стало ясно, что они уже устарели. Таким образом, ПВО Восточной Европы и самой России предстояло строить заново, на что уже трудно было выделять средства. Считается, что действия ВВС Израиля вместе с программой "Звездных войн" США начали цепную реакцию событий, которые привели в итоге к внутренним изменениям в бывшем СССР.

Нельзя сказать, что правительство Израиля игнорировало "телевизионный" аспект войны, но оно потерпело полное поражение на этом "фронте". Было известно, что Арафат установил превосходные связи с западными журналистами, но, видимо, считалось, что положение изменится после публикации правды о насилиях над христианским населением Ливана, об атмосфере террора и вмешательстве в гражданскую войну. Ничего этого не произошло, судьба "ливанских единоверцев" не волновала христианский Запад, европейская и американская пресса продолжали сотрудничать с ООП, более того - к ним присоединились и некоторые израильские журналисты. Деятельность групп информации, подготовленных Министерством иностранных дел, оказалась неэффективной.

Для арабов мировая пресса была фактически единственным "фронтом", где они могли добиться успеха, и действовали они, надо сказать, вполне грамотно и эффективно. Во время боев в Бейруте палестинцы специально устанавливали артиллерийские орудия в жилых кварталах или поблизости от западных посольств. Израиль производил точечные бомбардировки этих орудий, но в панических докладах посольств и в "сенсационных" корреспонденциях они были превращены в массированные бомбардировки города. Между тем ВВС Израиля не только не производили массированных бомбардировок, но даже не имели для этого достаточных сил. Этой подробностью, разумеется, никто не интересовался, "факт" массированных бомбардировок был записан в коллективном сознании, что и было важно ООП.

Но самую крупную победу одержали арабы в лагерях беженцев Сабра и Шатила. Там были блокированы значительные силы боевиков ООП, и было необходимо "очистить" лагеря. На этот раз ЦАХАЛ решил, прежде всего, беречь жизни еврейских солдат, "чистка" была поручена фалангистам. Фалангисты рвались в бой, они горели чувством мести, за все, что претерпело от палестинцев христианское население Ливана. Было известно, что фалангисты не стесняли себя высокой моралью. Они провели "чистку" основательно, убив заодно женщин, стариков, детей и т.д. Вся ответственность была возложена на Израиль, как будто солдаты ЦАХАЛа убивали в Сабре и Шатиле, волна протеста захлестнула и левые круги Израиля, включая прессу. Чтобы уменьшить давление изнутри и извне, был уволен из правительства министр обороны Ариэль Шарон.

На "телевизионном фронте" арабы действовали в основном "подкупательно". Огромные суммы денег были переправлены из богатых арабских стран в редакции западных газет и "ключевым" журналистам, определявшим общую линию, "неугодных" корреспондентов убивали, похищали или запугивали. Были журналисты, которые хотели рассказать об этом и готовили для себя "бегство в Израиль", но в итоге все осталось "закрытым" для широкой публики. Справедливо будет сказать, что на этом пришел к концу период классического западного либерализма, потому что без свободной прессы не может быть либерализма, не может быть и демократии.

Мог ли Израиль противостоять этой "телевизионной атаке"? Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Возможно, картина была бы иной, если бы Израиль приготовил заранее свое "телевизионное наступление", потому что в пропагандистской войне первое впечатление часто бывает решающим. Но этого не было сделано. Существовали планы создания отдельного управления информации (наподобие министерств информации, принятых в арабских государствах), но из-за борьбы за влияние планы остались на бумаге. Пропаганду и информационную войну оставили в руках людей не профессиональных или даже откровенно враждебных правительству.

Но самое большое разочарование было уготовано правительству Израиля на "внутреннем фронте". Реакция левых кругов была необычайно резкой, к экстремистским левым течениям вскоре присоединились и левоцентристские круги, на борьбу с Ливанской войной "мобилизовались" почти все израильские публицисты и даже многие юристы. Такое широкое явление нельзя объяснить одной только борьбой за власть, причины много глубже.

Ливанская война затронула глубокий слой израильского сознания, она поколебала одну из идеологических основ либерального и социалистического сионизма. Его стратегическая концепция была сформирована в начале века так называемой группой Кинерет. Интеллектуальным лидером группы была поэтесса Рахель Блувштейн (лучший лирик Израиля до наших дней), которая находилась под сильным влиянием идей Л.Толстого. Речь идет, прежде всего, об идеологии принципиального отказа от насилия, поэтому, согласно воззрениям группы Кинерет, применение военной силы допускалось исключительно для самообороны и то лишь в самый последний момент. Предполагалось, что высокая этика еврейского ишува "перевоспитает" окружающих арабов, конфликт сионизма с арабским миром рассматривался как результат "невежества" арабов, которых следует "просветить". Берл Каценельсон добавил специфический "марксистский штрих": еврейский ишув должен построить себя как социалистическое общество, этим автоматически будут решены все проблемы, включая и отношения с арабами. Влияние Каценельсона на социалистический сионизм неоспоримо, влияние поэтессы Рахель менее известно, но возможно, даже более глубоко.

Военное сознание ишува развивалось в круге этих идей. Проблема самозащиты всегда остро стояла перед сионистскими поселенцами, разбросанными небольшими островками в море арабского населения. В начале века оборону ишува осуществляла организация

"hа-Шомер", основанная выходцами из России, где они участвовали в еврейской самообороне. Идеологически они были сродни эсерам, не боялись употреблять оружие и верили в историческую роль личности. Вместе с тем, они не собирались оставаться замкнутой вооруженной кастой ишува, мечтали о создании военных отрядов в каждом поселении и даже об основании в Палестине военной академии. Но политическое руководство пошло по линии догматического "антимилитаризма", оно настояло на самороспуске организации "hа-Шомер" и других родственных групп. Результатом явился непрофессионализм Хаганы и катастрофические результаты арабских погромов в 1921, 1929 и 1936-39 гг. По счастью, благородные идеи Льва Толстого не овладели ишувом до конца, на практике евреи отвечали насилием на насилие, но в области идеологии концепция сохранила этически-лирическую и социально-справедливую девственность.

Можно сказать, что ишув до некоторой степени пребывал в состоянии "раздвоения личности", исповедуя одно, а на практике делая нечто совсем иное. Это состояние известно в социологии как когнитивный диссонанс, до поры до времени оно не особенно мешало ишуву ввиду его общей антиинтеллектуальной атмосферы. Что касается "правых" (например, ревизионистов), то они не были обязаны вассальной верностью идеологии Каценельсона и Рахели, они, например, считали возможным использовать армию, оружие и военные победы в политических целях. По-видимому, "правые круги" не заметили, что левая интеллигенция Израиля начала тяготиться когнитивным диссонансом и в решении проблемы склоняется в пользу пацифистской теории. Между тем "первые ласточки" появились уже давно. Аба Эвен заявлял, что территориальный компромисс является для него интеллектуальным принципом, И.Лейбович - любитель парадоксов - учил, что война 1967 г. была справедливой до момента победы и стала несправедливой немедленно после победы и т.п.

Ливанская война отрицала всю доктрину "прогрессивной" израильской интеллигенции. Она была начата после обстрелов Кирьят-Шмона, но эти "катюши" не угрожали жизни страны (только ее чaсти), поэтому реакция правительства считалась "неуравновешенной"; арабские жертвы (слеза ребенка!) были непереносимы в отличие от еврейских жертв, которые следовало переносить с достоинством и сдержанностью, благо они имели место где-то на севере, а не в Тель-Авиве. И самое главное: мир был заключен в результате применения силы, хотя было "известно" и общепринято, что мир полагается "покупать" уступками арабам, это был "интеллектуальный принцип", важный для левой интеллигенции Израиля. Короче говоря, Ливанская война угрожала разрушить внутренний мир левых. В истории XX века известны подобные явления. Например, в 1933 г. в Оксфорде (Англия) был проведен "плебисцит" среди студентов. Большинство поклялось никогда больше не воевать за Короля и Отечество. Прошло всего шесть лет, и стало ясно, насколько были оторваны от действительности эти "интеллектуалы". Уинстон Черчилль писал о них: "Бедные мальчики! Своим мужеством на войне они смыли с себя позор "плебисцита". Но чего стоят их организаторы и вдохновители?!"

В начале войны Рабин поддерживал политику правительства Бегина, противоположную позицию занимал Перес, тогда лидер партии Авода. В первые дни войны в Южном Ливане был арестован Набиль Бэри, командир шиитской милиции "Амаль", боевики которой участвовали в войне против Израиля. Кроме того, Бэри был лидером партии, которая даже входила в Социалистический Интернационал, поэтому Перес взял на себя миссию добиться его освобождения. Ради национального единства Бэри был отпущен и немедленно начал организовывать партизанскую войну против ЦАХАЛа. Вряд ли следует предполагать, что Перес хотел гибели израильских солдат. Скорее всего, он исходил, может быть подсознательно, из смеси "доктрины группы Кинерет" с распространенным сюжетом дешевых "вестернов": благородный шериф спасает главаря банды от смерти (в реке, от укуса змеи, пожара и т.п.), далее следует суровая мужская слеза, и бандит превращается в поборника закона. В дальнейшем Рабин изменил точку зрения, и усвоил позицию Переса. "Мы научились работать вместе", - так сформулировал Рабин новую ситуацию.

Тем временем события в Ливане продолжали развиваться. Командир "фаланг" Башир Джумаэль был избран президентом и подписал мир с Израилем. Вскоре он был убит, и президентом стал его брат - марионетка Сирии. Израильское присутствие в Ливане потеряло всякий смысл, но правительство Бегина было потрясено неудачами и неожиданностями, которые валились на него со всех сторон, оно не могло решиться на какой-либо "драматический" шаг. Правительство "загнало себя в угол", разрешить ситуацию могло только политическое потрясение. Оно пришло в 1984 г., когда в результате "ничейного" результата выборов было создано правительство национального единства. Рабин стал министром обороны, он "вывел" ЦАХАЛ из Ливана.

Ливанская война была попыткой комбинации военной и политической стратегии в духе классических концепций. Для Израиля это был первый опыт такого рода, и первый блин вышел комом. Можно было бы многому научиться на уроках Ливанской войны, если бы только они изучались. Вместо этого политическая элита Израиля "похоронила" идею сочетания "хитрости" (дипломатии) с "силой" (армией). Политическая структура Израиля погрузилась в состояние паралича, самым опасным стал разрыв между армией и правительством. Правительство боялось руководить армией, оно оставило ее на произвол судьбы (т.е. на волю генералов). Под руководством Ицхака Шамира пассивность стала определяющим фактором израильской политики. Этим было предрешено грядущее поражение Ликуда, реализованное на выборах 1992 г. Однако не следует строить иллюзий: опасный разрыв продолжался и в правительстве Рабина, хотя и в несколько ином ракурсе. Рабин единолично решал вопросы военной политики, даже в вопросе о соглашениях с ООП мнения армии попросту не спрашивали.

ГЛАВА 7. "ГОСПОДИН БЕЗОПАСНОСТЬ"

В течение десяти лет, почти без перерыва, стоял Ицхак Рабин во главе Министерства обороны Израиля. Израильское общество видело в нем высший авторитет в вопросах безопасности страны. Он определял лицо ЦАХАЛа в течение этих десяти лет, подобно тому, как Моше Даян определял лицо ЦАХАЛа от Шестидневной войны до Войны Судного дня. Это положение дало Рабину шанс вернуться к власти. Ему надо было не только победить Ликуд, но и "обойти" своего старого соперника Шимона Переса. Оружием Рабина был абсолютный и непререкаемый авторитет ЦАХАЛа, для победы Рабин должен был,

во-первых, укрепить этот авторитет, и, во-вторых, перенести его с безличного аппарата (армии) на конкретную политическую личность (Рабина).

Прежде всего, следовало решить первую задачу, и это было не очень просто. Военные неудачи 1976-1983 гг. грозили поколебать профессиональный авторитет командования ЦАХАЛа и выявить неполадки в его механизме. Поэтому первой реакцией Рабина стало "закрытие критики" в любом ее виде. В ЦАХАЛе установлен официальный порядок анализа каждой операции или войны. Результаты анализа, как правило, не принимаются в расчет, но порядок остается порядком, анализ производится. После Ливанской войны исследование было поручено полковнику Эммануэлю Вальду. Его отчет упоминал о многих принципиальных и технических недостатках в армии Израиля, включая ошибки и неэффективность структур высшего командования; отчет содержал также предложения реорганизации и исправления ошибок. Ответ ЦАХАЛа и Министерства обороны был категоричен: отчет отвергли, а Вальда уволили из армии.

Впоследствии (1994) Рабин скажет, что он ошибся, но для армии и страны важно не это запоздалое признание, а реакция высшего командования в 1984 г., именно она определила моральную атмосферу в армии.

Характерно, что отчет Вальда касался периода, за который министериальную ответственность нес Ликуд, а не Рабин. Казалось, было бы удобно использовать отчет для межпартийной борьбы, но стратегически гораздо важнее было сохранить в предельной чистоте "авторитет" системы. Он неизбежно будет спроецирован на того, кто ею руководит. Этому уроку Рабин научился у Алона, а традиции умолчания и лживых докладов были знакомы ему еще по ПАЛЬМАХу. Личный интерес Рабина совпал с корпоративным интересом генералитета и не натолкнулся на активное сопротивление общественного мнения. Этот интерес состоял в уничтожении всякой возможности критики ЦАХАЛа извне и, тем более, изнутри.

"Самокритика" (т.е. самоосознание) крайне редко встречается в социальных структурах. Она возможна только, если там имеется "интеллектуальное ядро". В системе, которая направляет свою энергию на самосохранение и саморекламу, нет места для "интеллектуального отдела", к сожалению, именно в этом направлении эволюционировал ЦАХАЛ под руководством Рабина.

ЦАХАЛ потерял способность к "интеллектуальному маневру", и результаты не заставили себя ждать. За период с 1984 по 1992 гг. арабы навязали Израилю три войны. Все три велись методами, к которым ЦАХАЛ не был готов, во всех трех он не сумел приспособиться к тактике противника и перехватить инициативу: сказалось отсутствие "интеллектуального ядра". Все три войны закончились фактическим поражением армии Израиля и его политического руководства. Результаты поражения сказались в последующие годы.

Интифада началась в 1987 г. во время визита Рабина в Соединенные Штаты. Она застала врасплох командование ЦАХАЛа и правительство Израиля, хотя все признаки указывали на приближение взрыва. Но признаки игнорировались, а когда взрыв произошел, решили, что лучше всего будет дать арабам "перебеситься и выпустить пар". Рабин не счел нужным "возвращаться из-за пустяков", Шамир не понял, что происходит у него под носом, не понял этого и генеральный штаб. Вернувшись, Рабин получил лживые отчеты, которые имели целью "прикрыть" просчеты командования. Рабин не сумел разобраться в ситуации - спустя несколько лет он даже признался в этом - но, как и в случае с отчетом Вальда, было уже поздно. Первые проявления интифады переросли в настоящую войну.

Очевидная оплошность потребовала оправдания, и армейская система нашла манипулятивный аргумент: предвидеть интифаду было в принципе невозможно, коль скоро она застигла врасплох "самого Арафата". Это идиотское "объяснение" было "куплено" политическим руководством, которое искало возможности убежать от ответственности, и - что еще хуже - израильским обществом, которое еще не было готово поставить под сомнение авторитет своих генералов.

Надо заметить, что Арафат действительно не ожидал начала интифады, но он сумел быстро сориентироваться и извлечь из нее максимальную выгоду. Командование ЦАХАЛа оказалось менее гибким. Неожиданно для себя оно было вовлечено в войну совершенно особого типа, к которой оно не готовилось, и которую оно не изучало. Самолеты, танки и пушки были бесполезны в этой войне, а ЦАХАЛ, превращенный уже в бронированного гиганта, умел мыслить только этими категориями. Поражение армии было предрешено, потому что она не сумела приспособиться к новым условиям.

Арабы на первом этапе применяли тактику "народной" борьбы, их оружием были массы людей и камни. Арабский "борец за свободу" легко превращался в "мирного жителя" и обратно, "мирное население" оказывало активную поддержку "метателям камней". Все это создало обстановку, к которой ЦАХАЛ принципиально не был готов. "Нормальное" военное мышление предполагало деление на "вооруженного противника" и "мирных жителей", но сейчас эти понятия перемешались. "Противником" были дети или "ни в чем не повинные мирные граждане". Действия против них противоречили "моральному кодексу" (знаменитая слеза ребенка!), и все это происходило под "дулами" телевизионных камер, потому что "телевизионная война" не прекращалась ни на минуту и была для арабов еще важнее, чем в 1982 г.

Армия могла бы многому научиться у полиции, но для этого нужно было думать, нужно было менять привычные рамки - ЦАХАЛ, лишенный интеллектуального ядра не был способен к этому. Рабин отдал приказ переломать арабам кости, и солдатам раздали дубинки. Полицейских учений не проводилось, и солдаты поняли Рабина буквально. Когда сцены избиений были показаны телевещательными станциями, Рабин сказал, что им были спущены "разъясняющие указания". Солдаты были отданы под суд - Рабин остался в министерском кресле. Эта схема повторялась раз за разом, пока солдаты и низовые командиры не усвоили "намек" высшего командования: предпочтительнее не проявлять инициативы, важно точно выполнять инструкции. Успех не так уж важен, а порой может быть и опасен.

Так сложило с себя ответственность низовое звено армии. Политическая верхушка старалась избегать ответственности уже со времени Ливанской войны, оставалось только командование ЦАХАЛа. Но и оно нашло спасительную формулу: для интифады возможно только политическое решение. Что называется, на нет и суда нет!

Самое удивительное, что при всем этом, ЦАХАЛ чуть-чуть было не победил в этой войне. Удалось найти эффективную форму борьбы с активистами террора, со своей стороны политическое руководство ООП тоже понаделало ошибок, изолировало себя от богатых арабских стран, и организация стояла на грани банкротства. "Электоральный переворот в Израиле" спас ООП: Рабин не мог идти против принципов. Принципы говорили, что проблема интифады может быть решена только политическим путем - под руководством Рабина ЦАХАЛ счел себя обязанным отказаться от возможности военной победы.

В 1991 г. во время кувейтского кризиса Израиль подвергся обстрелу баллистическими ракетами. Политическое и военное руководство было в полной растерянности и не подготовило плана действий. Населению передавали противоречивую информацию: говорили, что обстрел маловероятен и, без сомнения, совершенно не эффективен, с другой стороны раздавали противогазы. Все произошло с точностью до наоборот: противогазы оказались ненужными, зато обстрел был весьма точным и болезненным.

Это была классическая "война нервов", направленная против мирного населения с целью подавить его мораль и волю к борьбе. Солдатами в этой войне были старики, женщины и дети, их оружием были терпение и выдержка, проявляемые в "комнатах безопасности" под нелепые "успокоительные песни", вещаемые по радио. Больше ничем не мог помочь "доблестный ЦАХАЛ" гражданскому населению, он был парализован политическими обстоятельствами (участием Сирии и Египта в коалиции против Ирака). Цену этой войны Израиль заплатил трижды. Прежде всего, был нанесен серьезный удар военному престижу: впервые Израиль не защищал себя сам, а полностью доверил свою безопасность "друзьям". Далее, Израиль понес значительные материальные потери, компенсировать их обязали Ирак, но без указания точного времени - т.е. никогда. В-третьих Америка поняла, что с Израилем можно не церемониться, символическое участие Сирии в антииракской коалиции было куплено обещанием отобрать у Израиля Голаны. Израилю вновь был преподан урок, забытый им после 1948 г.: без военной силы невозможны политические победы.

Военное и политическое поражение было очевидно. Ирак поставил Израиль перед двойной угрозой: обстрелом баллистическими ракетами и химической атакой. Обе угрозы должны быть рассмотрены отдельно.

Суть угрозы оружия массового уничтожения состоит в том, что даже одна единственная бомба может причинить гигантский вред, в специфических условиях Израиля она может стать роковой для существования государства. В 1990 г. наиболее реальной была химическая угроза, и было точно известно, что Ирак располагает запасом химических авиабомб, но одновременно считалось маловероятным, что иракские СКАДы будут иметь химические боеголовки. Итак, химическая угроза сводилась к возможности прорыва

одного-единственного самолета, возможно, пилотируемого летчиком-самоубийцей. Возможности перехвата такого самолета ограничены, поскольку время полета от Иордана до Тель-Авива составляет четыре минуты (!), и самолет, даже подбитый над горами Самарии (две минуты полета), может все же донести свой "груз" до Тель-Авива, Хайфы или Иерусалима, т.е. он выполнит свою боевую задачу. Поэтому на протяжении всего кризиса в воздухе круглосуточно дежурили перехватчики, и, кроме того, все средства ПВО Израиля были выдвинуты в долину Иордана.

Баллистические ракеты, снабженные "обычными" фугасными боеголовками, составили вторую угрозу Израилю. Было доказано на практике, что это оружие наносит серьезные удары по тылу, способно разрушить экономику и сорвать мобилизацию резервов, в то же время практически не существует эффективной защиты от этих ракет. Не вдаваясь в подробности, скажем, что предлагаемые системы противоракетной защиты ("Патриот" и "Хец") не дают полной гарантии уничтожения баллистической ракеты, неизмеримо превосходя ее по стоимости. Предлагаемая программа противоракетной обороны угрожает поглотить без остатка весь военный бюджет страны, который будет вложен в чисто оборонительное оружие, не способное нанести противнику какой-либо вред (кроме, может быть, легкого огорчения). Психология, стоящая за этой программой, является смесью технологического энтузиазма военной промышленности с пассивно-оборонительной концепцией командования. В конце 30-х гг. подобная комбинация привела к созданию бесполезной и дорогой Линии Мажино, которая в 1940 г. без единого выстрела сдалась динамичной армии нацистской Германии.

Ответ на ракетную угрозу может быть найден в комбинации пассивной обороны и концепции ответного удара. Пассивная оборона предполагает, прежде всего, рассредоточение населения перенаселенного центра страны. Экономические географические и экологические условия Израиля определяют, что решение может быть найдено только в виде расселения еврейского населения на западных склонах гор Самарии, на центральном горном плато Иудеи и Самарии и на юге гор Хеврона. Это, разумеется, означает аннексию территории Самарии и Иудеи.

Концепция ответного удара предполагает соответствующие изменения в структуре ЦАХАЛа, вооружении и общей моральной атмосфере в стране. Эти изменения несовместимы с существующей военной концепцией, если вообще допустить, что в Израиле имеется военная концепция. Эти изменения не могут быть осуществлены без твердого политического руководства, скоординированного с военным командованием. Ничего этого не было в правительстве Шамира, не было этого и в правительстве Рабина.

После войны 1990 г. Рабин вполголоса начал говорить о том, что в будущей войне Израиль ждет поражение, потом эти разговоры утихли, но вся политика Рабина в вопросах безопасности показывает, что он не верил в возможность военной победы в серьезной войне. Судя по всему, он и не готовился к ней. В 1993 г. Рабин получил от Америки 15 самолетов, имеющих особо большой радиус действия, это было представлено общественности как большое достижение, якобы меняющее стратегический баланс в регионе. На самом же деле, этих самолетов может хватить только на несколько вылазок в тыл противника (Иран или Ливию), они не способны изменить ход серьезной войны с противником, если он будет готов к жертвам и длительной борьбе. Более эффективным могло бы быть использование ракет типа "Йерихо", но ракетные программы Израиля еще в 80-е годы были поставлены под контроль Америки. Взамен была получена ограниченная политическая и финансовая помощь, что тоже было преподнесено, как большой успех израильской дипломатии.

Создание "полосы безопасности" в Южном Ливане облегчило положение израильских поселений, но породило новые проблемы. Место палестинских боевиков и милиции "Амаль", связанной с "социалистом" Бэри, заняли мусульманские фанатики шиитской партии Хизбала. Они возобновили пограничную войну против ЦАХАЛа и Армии Южного Ливана. Со своей стороны ЦАХАЛ вел войну вяло, без инициативы и неожиданностей, что само по себе равносильно поражению в такого рода войнах.

Вялость ЦАХАЛа может шокировать читателя, она противоречит имиджу, который существует, по крайней мере, со времени Синайской кампании (1956). Однако тот, кто изучал или помнит военную историю Израиля, вовсе не будет удивлен. В истории ЦАХАЛа уже был "период пассивности", приходящийся на начало 50-х гг. Тогда армия Израиля была бессильна перед действиями палестинских террористов ("федаинов"), возможный ответ состоял в "операциях возмездия": вылазках через границу и ударах по арабским деревням с возможными жертвами среди "мирного" населения. Израиль весьма неохотно и нерешительно перешел к этой тактике, глава правительства Моше Шарет говорил, что он стыдится этих действий. Нерешительность, естественно, вела к неудачам. В конце концов, после ряда болезненных и позорных поражений было создано "подразделение 101", которое изменило лицо ЦАХАЛа и превратило его в боевую динамичную силу, выражаемую журналистской формулой "маленькая, но умная армия".Отсюда начинается новый период в военном мышлении Израиля, поколение "командиров 1948 г." сменилось командирами парашютистов и подразделения 101. Однако изменение внизу не сопровождалось изменением наверху: базисные концепции не были осознаны и изменены, потому что ЦАХАЛ продолжил антиинтеллектуальную тенденцию в сионизме.

Антиинтеллектуальные тенденции в ЦАХАЛе только усилились под руководством Рабина после 1984 г., равно как и "дух пассивности". Кроме того, ситуация принципиально отличается от той, которая была в начале 50-х гг. Тогда во главе правительства стоял "активист" Бен-Гурион. В наши годы "атмосфера пассивности" насаждается сверху, из канцелярии главы правительства, и ею уже охвачена военная верхушка страны. Поэтому возврат к "принципам активизма" безусловно, будет более сложным, более болезненным и вместе с тем более глубоким, чем в 50-х гг.

Израиль не сумел вовремя выйти из состояния эйфории победы. А в этой атмосфере было невозможно исследовать уроки войны и даже использовать ее результаты.

Период 1967-73 гг. справедливо назвать "эпохой Голды". Она была сильной личностью, но вместе с тем отличалась догматизмом и недостаточным пониманием окружающего мира. Голда была искренней патриоткой, но государство для нее было чем-то вроде партийной ячейки, а партия была членом великого мирового содружества Социалистического Интернационала. Больше всего она была озабочена возможностью, что партия потеряет гегемонию в стране. Голда считается последним лидером "исторической МАПАЙ", в частности, она "традиционным образом" не разбиралась в военных вопросах.