Глава 39. Мифы и военно-политическое руководство

Классическая, если так можно выразиться, схема войны предполагает предварительное достижение военного преимущества и его последующую реализацию на поле сражения. Блицкриг внес в эту “статичную” схему весьма важные “динамичные” коррективы. Германия начала войну, не имея стратегического преимущества, оно было достигнуто в ходе тактических побед первых операций. Для этого был необходим высокий боевой дух боевых частей, оперативного военного командования и политического руководства. Кроме того, необходимым условием были их согласованные действия, когда каждое из этих звеньев, укрепляло остальные и развивало достигнутые другими успехи. Не менее необходимым условием была “зеркальная картина” у противника: отсутствие воли к борьбе, непрофессиональность и неспособность к совместным действиям (внутренняя война) основных функциональных звеньев государственной машины. Исторический опыт доказал, что все эти моменты решающим образом зависят от личности политического лидера нации, будь то лидер коллективный или индивидуальный. Об этом мы будем говорить ниже, а сперва остановимся на некоторых уроках блицкрига.

Так называемые “демократии Запада” хронически страдают от отсутствия сильных и компетентных лидеров (что связано с извращениями демократии, а не с ее сутью), и от неспособности мобилизовать волю нации даже перед лицом вполне очевидной опасности. Классическим примером было развитие событий вокруг Мюнхенского договора, но схема не раз была повторена и в дальнейшем. В этих условиях ответом на “потенциальную угрозу” является достижение гигантского стратегического преимущества, которое в конечном итоге сможет превозмочь “временные” успехи первого периода агрессии. Эта парадигма предполагает переход к тотальной войне, поэтому ее слабым местом является возможность использования “системы салями”, т.е. постепенных “мелких” успехов противника, каждый из которых не оправдывает перехода к тотальной войне. Серию тактических успехов обязан увенчать решающий и короткий удар, который опрокинет всю систему баланса сил. Именно такая критическая точка в мировой истории была пройдена в 1967 г. Советский Союз рассчитывал, что, уничтожив Израиль, Египет и Сирия (его ближневосточные союзники) поставят под свой контроль всю нефть Ближнего Востока. Победа Израиля в Шестидневной войне по сути дела спасла “демократический мир”, который ответил ему черной неблагодарностью (чего и следовало заранее ожидать).

Как мы уже понимаем, Советский Союз противопоставил стратегии Запада “стратегию салями”, он также дополнил ее интенсивным использованием психологической борьбы. Идеалом советской политической стратегии была “Чехословакия”, а не “Польша”, но если Гитлер, в основном, использовал психологическую слабость своих противников, то советские руководители, обученные Лениным, ее сознательно и весьма умело создавали. Свой опыт они передали Арафату, который в лице “постсионистских сил Израиля” нашел не противников (пусть даже слабых или вовсе ничтожных), но прямых союзников.

О роли мифа в политике

“Статические периоды” истории могут быть описаны в тех или иных “научных” терминах, т.е. могут быть поняты на основе прошлого. Напротив, “динамичные моменты” истории характеризуются созданием нового, которое подчас требует выработки новых теорий (или даже наук), т.е. принципиально не может быть понято в рамках старых понятий. Новое может быть создано только целенаправленной интеллектуальной деятельностью индивидуума, или коллектива индивидуумов. В природе действует закон увеличения энтропии, отменяемый только биологическими процессами. Точно так же, в сфере социальной только интеллектуальная деятельность (создание новых концепций) останавливает и “обращает” процесс постепенной деградации. Интуитивно это ощущается всеми, и поэтому в “динамические” периоды истории проблема личности вырастает неизбежно.

История XX века уже доказала, что, как и прежде, человеческое общество зависит от личных качеств лидера, от его интуиции, его удачи, его харизматичности. Все эти качества не могут быть доказаны (тем более в отношении к будущему!), в лучшем случае они могут быть экстраполированы (спроецированы из прошлого). Внешне политическая “игра” включает гигантскую массу переменчивых параметров и в огромной мере зависит от действия противника, известных лишь частично и не полностью. Поэтому “область приложения” точной науки неизбежно сужается. Соответственно расширяется область действия мифологизированных систем.

Гражданин современного “демократического” государства стоит перед почти неразрешимой проблемой. Он должен высказывать свое (решающее!) мнение по вопросам, в которых он не разбирается (экономика, оборона и т.п.), и, помимо этого, он почти ничего не знает о своих лидерах (т.е. он знает то, что им выгодно рассказать). Эта проблема “решается” >в двух направлениях. С одной стороны гипертрофией мифологического отношения к лидеру (положительного или отрицательного). С другой стороны ориентацией на идеологию, являющуюся суррогатом знания. Идеология связана с понятиями “прогресса, главной линии истории” и т.п., которые якобы обеспечат победу тому, кто им следует. Самым значительным, эффективным и вместе с тем опасным является соединение этих двух начал. Соединение может иметь разные пропорции. Так Ленин, прежде всего, представлял “единственно верную идеологию” и уж затем был сам по себе гениален. А Гитлер был, прежде всего, гений харизмы и интуиции. Оба начала весьма удачно дополняют друг друга: идеологические сомнения отметаются гениальностью вождя (гений не ошибится), сомнения в лидере будут отметены идеологией (лидер следует правильной идеологии, поэтому беспокоиться нечего). Собственно, единственной альтернативой (не для всех приемлемой) является жить в состоянии постоянного экзистенциального выбора и активной интеллектуальной работы.

"Осло" и Рабин

“Соглашения о мире в Палестине” (“Соглашения в Осло”) несут в себе все основные элементы изложенной выше системы, при этом интересно, что у разных принципов нашлись разные персональные носители. В основе всего процесса, без сомнения, лежит психологический базис постсионизма и этизма. “Земля Израиля” (“недвижимое имущество”) как ценность не сопоставима с этикой - это интеллектуалы движения МЕРЕЦ. Соглашения лежат в русле современной эпохи, в наши дни ничто, кроме денег (“экономического процветания”) не имеет значения - это Перес и его “Новый Ближний Восток”. Такова идеология “соглашений” (в двух ее аспектах). Ради этой идеологии были выброшены все “принципы безопасности”, входившие доселе в общенациональный конценсус, как то: Голаны останутся нашими, чужая армия не перейдет Иордан, мы и только мы отвечаем за нашу безопасность и др. Разумеется, столь резкий переход порождает сомнения и страхи, сознательные или подсознательные. Тут появляется третий элемент - Рабин, лидер, абсолютный военный авторитет, “Господин Безопасность Израиля”. Таким образом, Рабин оказался центральной фигурой всего процесса - он один может дать ему мифологическую глубину (все еще сионизм) и гарантию безопасности (кто, как не Рабин понимает в безопасности).

Эти строки начали писаться, когда Рабин еще был жив, но его смерть (безотносительно к ее трагизму) лишь подтвердила выводы. Уже до выборов 1992 г. можно было заметить важную психологическую тенденцию: чувство неуверенности, вызванное неудачами ЦАХАЛа, сублимировалось в культ личности Рабина-Великого-Генерала. Мифологическая основа этого культа не только не замечалась, но почти сознательно отвергалась. Боясь потерять мнимое ощущение безопасности (“пряча голову в песок”), израильтяне не хотели ничего слышать и знать об истинной истории своих вооруженных сил и своего (истерически) любимого лидера. Эти чувства только усилились в круговороте Осло, Нобеля, “жертв мира”, манипулятивных терминологических игр и пр. Чувства сублимированного страха и растерянности долгое время оставались в подсознании, они прорвались после убийства Рабина: израильтяне вдруг потеряли свой “оплот”, своего “защитника”, остались один на один со страхами и опасностями “соглашений”.

Израильтяне в политическом смысле - молодая нация (в отличие от еврейского народа). Они впервые оказались в такой ситуации, но многим из нас еще памятен 1953 г., и ассоциации очевидны. Три год понадобилось советскому народу, чтобы услышать начало правды о своем прошлом кумире. Сейчас, когда пишутся эти строки, еще неизвестно, сколько понадобится Израилю.