Даниэль Клугер

Что-то страшное грядет

Название организации "Аль-Каеда" на русский язык переводится как "Основание". А по-английски - Foundation. Для любителей научной фантастики это слово ассоциируется с культовым сериалом классика жанра Айзека Азимова. Сериал повествует о цивилизационном кризисе, о распаде галактической империи, о постепенном погружении в тьму варварства, с последующим медленным и мучительным восстановлением единства человечества. Можно, конечно, считать это совпадением. Но - не единственным совпадением действий Усамы Бин-Ладена с образами и событиями американской НФ - совершенно уникального явления в массовой литературе. Вот и еще одно: картина известного художника-иллюстратора НФ Бориса Вальехо, на которой изображены пылающие башни-близнецы ВТЦ, предвосхищающая с фотографической точностью жуткую картину террористической атаки 11 сентября. А если говорить о серии романов Азимова, то в них каждый раз в преддверии кризиса появляется телевизионное изображение отца-основателя "Аль-Каеды" (то есть, Foundation), разъясняющее своим верным последователям суть текущего момента.

Вот и думай после всего этого о случайности совпадений... Хотя случайны ли они в действительности?

Нет-нет, я не предлагаю считать Бин-Ладена и его международную террористическую сеть выдумкой хитрых и коварных американцев, вовсе нет. Речь об другом. О так называемом конфликте цивилизаций.

Сколько цивилизаций может уместиться на острие пера?

На сегодняшний день нет для политиков разных мастей и государственной принадлежности более популярного словосочетания, чем "конфликт цивилизаций". Термин был вброшен в современный политический лексикон американским ученым Сэмюэлем Хантингтоном. И столь соблазнительным показалось очень многим объяснить нынешний разгул террора именно конфликтом двух цивилизаций - христианской и мусульманской, - что нынче это определение является чуть ли не само собой разумеющимся. Во всяком случае, объясняющим все происходящее вполне адекватно. И популярнее всего рассуждения об эпохе цивилизационного конфликта, в коей нам приходится жить, разумеется, в Израиле. Правда при этом делается небольшая поправка: у нас принято говорить не о христианской, а об иудео-христианской цивилизации. Сама эта поправка весьма многозначительна, и Хантингтон в своей теории не сделал ее отнюдь не случайно.

Сам он рассматривает цивилизацию следующим образом: "Цивилизация представляет культурную сущность. Деревни, регионы, этнические группы, народы, религиозные общины - все они обладают своей особой культурой, отражающей различные уровни культурной неоднородности. Деревня в Южной Италии по своей культуре может отличаться от такой же деревни в Северной Италик, но при этом они остаются именно итальянскими селами, их не спутаешь с немецкими. В свою очередь европейские страны имеют общие культурные черты, которые отличают их от китайского или арабского мира... Западный мир, арабский регион и Китай не являются частями более широкой культурной общности. Они представляют собой цивилизации. Мы можем определить цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей..."

И далее: " Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, - религии(выделено мной. - Д.К.). Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии..."

Из приведенных цитат прежде всего можно понять, что Хантингтон считает определяющим фактором, по которому следует оценивать принадлежность к той или иной цивилизационной системе, является как раз религия.

Так что наши политики, использующие определение "иудео-христианская цивилизация", этот фактор вполне произвольно отменяют, сообразуясь с собственным пониманием, а вернее, непониманием последней. По сути, эта маленькая приставка, вызванная естественным желанием быть частью "западной" цивилизации, подразумевает, что иудаизм есть всего лишь интегральная часть христианства. С таким утверждением, думаю, не согласятся ни иудеи, ни христиане. Если же это два различных мировоззрения, то почему именно они оказываются объединенными? Почему в том же отказано исламу? Разве степень близости ислама к христианству и тому же иудаизму меньше? Можно перечислить множество черт, объединяющих ислам с иудаизмом и противопоставляющих последний - христианству. Например, в исламе, так же, как и в иудаизме, не существует "единоначалия" и структуры, аналогичной церковной. Да и практика вынесения фатв мусульманскими богословами весьма близка к практике вынесения раввинами галахических постановлений. И, в отличие от папских булл, галахические постановления и фатвы носят не обязательный, а рекомендательный характер. Так что, руководствуясь постулатами "теории цивилизационного конфликта", еврейский мир с христианским объединить нельзя.

А вернее сказать, можно - при условии, что и исламский мир включить в единую цивилизационную рамку. Признать, что культуры, основанные на религиях семитского происхождения, возникших и сформировавшихся в средиземноморском бассейне, являются интегральными частями одной цивилизации. Одно из двух: либо различия, сформулированные Хантингтоном, не имеют принципиального значения, либо иудаизм, христианство, ислам породили различные цивилизации. И тогда непонятно - почему между христианством и иудаизмом конфликта нет, а между исламом и христианством, исламом и иудаизмом - есть. Ведь разные взгляды "на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии", присущи и отдельным странам, и даже отдельным нациям и народам. Опять-таки, конфликт между католицизмом и, например, православием внутри христианства, внешне не столь ярко проявляющийся, весьма серьезен. Так же, как и конфликт между суннитами и шиитами в исламском мире или между мусульманами и христианами в арабском. Можно, разумеется, раздробить мир на множество цивилизаций - в соответствии с рекомендациями Хантингтона, - но тогда вместо стройной теории, вроде бы все объясняющей, мы получим мозаичную, хаотическую картину, ничего не объясняющую вообще. Цивилизаций, согласно таким постулатам, на Земле окажется не меньше, чем чертей на острие пера - по утверждениям средневековых схоластов.

Словом, теория Хантингтона логична и привлекательна - настолько же, насколько выглядят логичными теории Льва Гумилева или Фоменко. Ее стройность - стройность абстракций и условных постулатов, ее логика - логика идеального газа или абсолютного вакуума. Вспомните, по Гумилеву: "Срок жизни этноса - семьсот лет. - Почему? - А потому что больше семисот лет этнос существовать не может. - А как же евреи? - А евреи нынешние ничего общего не имеют с древними. - Почему? - Потому что срок жизни этноса семьсот лет". Вот так же и по Хантингтону получается: "Мы живем в эпоху конфликта мусульманской и христианской цивилизаций. - Почему они находятся в конфликте? - Потому что это - разные цивилизации. - Но, может быть, это одна цивилизация? - Нет. - Почему? - Потому что имеет место конфликт между мусульманской и христианской цивилизациями".

Что же до опасности принятия "обеими руками" такого взгляда на современные взаимоотношения Восток-Запад, то она заключается в следующем. Согласно Хантингтону, линия "разлома цивилизаций" - средиземноморский бассейн. Христианский северо-запад противостоит здесь мусульманскому юго-востоку. Запад совершил то, что и привело взаимоотношения "христианской цивилизации" и "мусульманской цивилизации" к открытому конфликту: был создан "западный форпост", колония - в самом сердце "исламского мира". Читатель уже понял, что речь идет о нашем государстве. Так вот, по Хантингтону, именно существование Израиля не дает никакой надежды на прекращение конфликта. Каковы рекомендации?

Увы... В ранних своих статьях Хантингтон полагал необходимым для Запада отказаться от поддержки Израиля. Ликвидация Израиля - вот единственный для Запада выход мирно завершить конфликт. Так что те израильтяне, которые объединяют Израиль и Запад в "иудео-христианскую цивилизацию" и на этом основании полагают, что Запад просто обязан всячески поддерживать нашу страну (мы же свои!), заблуждаются. Из теории Хантингтона как раз-таки следует, что Запад ни в коем случае не должен поддерживать Израиль.

Правда, объективности ради следует признать, что после 1993 года в работах Хантингтона уже нет столь откровенных высказываний. А в своих интервью последних лет он, как правило, выражает сочувствие израильской борьбе с палестинским террором. Но это не меняет ровным счетом ничего в тех выводах, которые можно сделать из его теории.

Кстати, и Россию Хантингтон не включает в западную цивилизацию, отнеся ее к иной, определяемой как цивилизация православная.

"Красно-зеленая" армии

Главным аргументом сторонников Хантингтона в пользу его теории является всплеск террора, направленного против "западных" ценностей. Почему-то нынешний терроризм смертников и бурно развившаяся в мусульманских странах "культуру смерти" рассматривается исключительно как феномен исключительно исламский. Принято считать, что только в лоне ислама мог возникнуть и развиться террор в его нынешней форме. Тем самым мы как бы определяем современный терроризм, массовое появление "живых бомб" как явление восточное, к которому Запад (и Израиль в том числе) имеет отношение лишь как фактор, спровоцировавший это зло. И значит, речь идет действительно о двух цивилизациях, базирующихся на принципиально различных ценностях.

Но так ли обстоит дело в действительности?

Разумеется, у современного терроризма есть родство и кровное - с теми же исмаилитами-ассасинами, убийцами, посылаемыми Горным Старцем. Об ассасинах в последнее время не писал только ленивый (например, автор данной статьи) - и именно в связи с тем, что в их действиях и мотивах, на первый взгляд, усматриваются черты, роднящие этих средневековых сектантов с членами таких организаций как ХАМАС или "Хизбалла". В первую очередь - это готовность к жертвенности, пугавшая не только европейцев, но и мусульман-соседей. Принято считать, что террористы-смертники - наследники обитателей Аламута. А там, где есть внешнее сходство, легко усматривается им сходство внутреннее.

Между тем, ассасины возможно и повлияли на террористическую тактику - но никак не на идеологию. Ассасины действовали в условиях совершенно иного общественного устройства - монархического, - они совершали не террористические акты, а политические убийства. При всем кажущемся подобии это явления принципиально различные. Горный Старец не посылал своих мюридов убивать неважно кого на улицах городов (в условиях монархического общества подобные действия не имели бы никакого смысла) - он направлял смертников против конкретных людей - враждебных ему властителей: маркиза Монферратского, рыцарей-тамплиеров и т.д. Ничего удивительного в этом нет. В монархической системе можно было лишь заменить одного правителя другим, не меняя принципиальных взаимоотношений между слоями и классами. Поэтому ассасинов не следует считать террористами.

Идеология и практика террора сформировались вовсе не на Востоке. Террор возник в Европе, причем именно тогда, когда на смену монархическому государственному устройству пришло демократическое, ибо здесь высшие должностные лица уже оказались зависимыми от общественного мнения.

Конечно, террористы в чем-то подражали и что-то заимствовали у политических убийц - "тираноубийц" прошлого. Нечто, напоминавшее ритуал. Юридический характер акта тираноубийства подчеркивался использованием вполне определенной системы знаков. Например, убийце надлежало остаться на месте покушения: восстанавливая законность (а убийство правителя совершалось как бы во имя торжества закона и справедливости), тираноубийца формально преступал закон, поскольку общество не уполномочило его быть судьей и палачом, однако он сознательно обрекал себя на гибель, дабы еще раз увтердить главный принцип - наказуемо всякое нарушение, кто бы и зачем бы его ни нарушал. Поскольку в любом монархическом государстве убийство государя влекло за собой смертную казнь, именно здесь следует искать истоки зарождения "кодекса самоубийцы", характерного для нынешнего террора. И действительно, именно этот принцип унаследовали террористы, пришедшие на смену тираноубийцам: например, согласно неписанному кодексу русских эсеров боевик должен был оставаться на месте проведения теракта вплоть до появления полиции, дабы подчеркнуть этим фактом политический, а не уголовный характер совершенного преступления. Правда, в отличие от тираноубийц древних эсеры допускали применение различных мер к освобождению арестованного - после ареста.

Однако для рядовых боевиков остаться на месте взрыва брошенной бомбы означало прежде всего самопожертвование - этим объясняется, например, поведение Ивана Каляева, убившего великого князя Сергея Александровича. В тюрьме он писал - обращаясь, кстати говоря, к вдове убитого им человека: "Я хочу умереть на эшафоте - тогда моя сметрь тоже послужит Делу". Иными словами: я не преступник, я убиваю - но в имя великой цели, и во имя этой же цели я отдаю и свою жизнь. По сути - тот же принцип террориста-самоубийцы, которым руководствуются нынешние палестинские, иракские и прочие "шахиды". Принцип, ставший частью "культуры смерти", и, как мы видим, имеющий отношение не столько к религиозным принципам ислама (осуждающего самоубийства точно так же, как и другие монотеистические религии), сколько к сугубо европейскому "кодексу террориста", тщательно вырабатывавшемуся в течение почти двух столетий именно в недрах западной цивилизации.

Распространявшиеся после смертной казни боевиков их письма-завещания, обращенные к друзьям и родным, но главное - к народу, именем которого они клялись и во имя которого (как они полагали) совершались чудовищные преступления - еще одна характерная черта старого европейского терроризма. И разве не аналогом ее (с поправкой на изменение технологии) является распространение после теракта, совершенного "живой бомбой" видеокадров с его обращением? Эти кадры ритуальны, слова, произносимые кандидатом в самоубийцы - тоже. Но давайте задумаемся: на кого рассчитаны эти съемки, на протяжении последних лет активно транслирующиеся всеми телекомпаниями мира (в том числе, израильскими)? На палестинцев же? Или это все-таки часть того ритуала, который адресован в первую очередь европейцам (оговорюсь: под европейцами я подразумеваю представителей Запада вообще)? Часть кровавого театра, ставшего нашей повседневностью?

Террор является методом управления обществом посредством превентивного устрашения и способом создания тоталитарного общества в условиях общества иного типа - в частности, демократического. Невозможно победить в войне террористическими методами. Но довести общество до того, что в нем начнется так называемая "массовая истерия страха", а затем "массовая истерия неповиновения", то есть довести общество до того, что оно само начнет требовать от властей выполнять требования террористов (даже если требования эти убийственны для общества) это возможно. И как таковой он рожден Западным обществом и ни в каком ином появиться не мог. "Красная армия" ("Фракция Красной армии") Ульрики Майнхоф имеет к сегодняшнему "зеленому" террору гораздо больше отношения, чем средневековые арабские сектанты.

Набивший оскомину пример успеха террористов - взрывы в испанских электричках с последующими массовыми демонстрациями, сменой правительства и, соответственно, политического курса. Это классическая, в чистом виде, иллюстрация действенности террора, к которой стремились все без исключения террористы - и 60-х, и 90-х годов. Взрыв, гибель сотен ни в чем неповинных людей, далее - "истерия страха", охватившая уже миллионы, затем - "истерия неповиновения", когда ответственность за кровь возлагается не на убийц, а на власть, которая своими неправильными действиями этих убийц спровоцировала, далее - демократическая процедура выборов, и... Идеологи террора удовлетворенно потирают руки.

Четвертая мировая или первая гражданская

Если "войну цивилизаций" можно в какой-то степени уподобить войне между государствами-гигантами, то следует признать, что ничего подобного не происходит - сегодня, во всяком случае. Ибо террор никогда не был и не может быть альтернативой армии. Террористов можно было бы сравнить с диверсионными группами. Но одними лишь диверсионными группами войны не ведутся и не выигрываются.

Впрочем, есть одно исключение - война гражданская. Ислам, вопреки утверждениям политиков и социологов, является частью западной (вернее, как уже говорилось выше, "средиземноморской") цивилизации. И мы живем сегодня в условиях не войны цивилизаций, а гражданской войны в рамках одной цивилизации, одной "глобальной деревни".

Если принять такую точку зрения, то все встает на свои места.

Террор возник не в качестве реакции на оккупацию иностранных армий, а как радикальный метод борьбы за власть. Идеология террора целью своей имеет создание внутри демократического общества совершенно иной, тоталитарной системы отношений - путем перманентного устрашения граждан. Тоталитаризм - управление с помощью страха. И к этому как раз стремится терроризм. Тоталитаризм - это государственный террор. А для строительства такой системы нужен строительный материал - рядовые граждане, являющиеся одновременно и объектами террористических атак, и инструментами террористической идеологии. Поэтому вожди международного террора столь быстро оценили силу общественного мнения и такое мощное оружие в управлении им, каким являются средства массовой информации. Йэн Шрайбер, английский криминалист, однажды написал: "Терроризм вызывает в обществе сложный комплекс - ненависти, восхищения, отчаяния, надежды и страха. Это кривое зеркало, но с мощным усилителем. Усилителем же как раз являются масс-медиа, превращающие терроризм в подлинный университет для миллионов. Самое страшное явление последних десятилетий превратилось во всемирное шоу. А главное для террористов - это жажда паблисити, аудитории, зрителей. Без них он погибает в буквальном смысле". Правоту последнего утверждения подтверждает реальная история. Во время процесса над террористами уже упоминавшейся "Фракции Красной Армии" - немецкой террористической организации, известной также как "группа Баадер - Майнхоф", вне всякой связи с самим процессом, забастовали газетчики. В течение трех дней во всей Германии не выходили газеты. И террористы, привыкшие читать на первых полосах газет собственные зажигательные речи, видеть свои фотографии и имена... сломались. Очевидцы рассказывают, что с ними началась настоящая истерика. Они вдруг почувствовали себя в пустоте. То, что впоследствии лидер группировки Ульрика Майнхоф покончила с собой в тюрьме (по мнению независимых экспертов, она единственная из осужденных членов террористической организации "Фракция Красной Армии" действительно покончила собой; предполагают, что прочим помогли уйти из жизни полицейские. - Д.К.), связывают именно с этим происшествием.

Террор не может быть эффективным, если он не становится угрозой всем и каждому. Телевидение приносит его во все дома, во все уголки планеты. И тогда страх - главное оружие террористов - начинает действовать с максимальным размахом.

Следует ли, в таком случае, создать вокруг террористов искусственный вакуум - наложив ограничения на свободу информации?

На первый взгляд - почему бы и нет? Но только на первый взгляд. Действительно, в какой-то момент может показаться, что авторитарные режимы менее уязвимы для террористических атак, нежели демократические. Потому что, как уже было сказано, террористы манипулируют общественным мнением. Там, где общественное мнение значение не имеет или почти не имеет, там террор малоэффективен.

Но, во-первых, вряд ли в данном случае уместно "подобное лечить подобным", а авторитаризм - прямой путь к тоталитаризму, то есть к тому же террору. А во-вторых, исторически диктатуры недолговечны. Последствия падения подобного режима в интересующем нас аспекте весьма плачевны. Демократия, как ни странно, породила террор - но она же является единственным общественным устройством, способным противостоять этому злу. Ограничения свобод неизбежно порождают ту атмосферу страха и подозрительности, к которой и стремятся террористы. Вернемся еще раз к "испанскому варианту". Почему-то никто не задумался над тем, почему "Аль-Каеда" избрала в качестве пробного полигона именно Испанию. Между тем выбор далеко не случайный. Испания одной из последних в Европе вступила на путь реальной демократии. Здсь слишком свежа еще коллективная память о диктатуре, то есть - коллективный страх. Потому-то так легко сдирижировали главари террора испанским обществом, что инстинктивный страх перед немотивированной агрессией (и какая разница - на клеточном уровне - это агрессия со стороны террористов или со стороны политической полиции?) еще жив в большинстве граждан бывшего фалангистского государства. "Истерия страха" возродилась мгновенно - своеобразная "наследственная память". А дальше - произошло то, что произошло.

Чем устойчивее гражданское общество - уже не на уровне одной страны, но на уровне целой цивилизации, - тем менее вероятна победа террористической идеологии.

И еще нужно учесть следующее. В войнах между государствами (цивилизациями, народами) возможен компромисс - территориальные уступки, репарации и тому подобное. В гражданской же войне компромисс невозможен - именно потому, что центральный ее вопрос не национальное или социальное освобождение, а власть. Борьба за власть всегда бескомпромиссна.

Что же до удивительных совпадений, о которых я писал в начале этих заметок, то они могут служить своеобразным подтверждением принадлежности террора к нашей общей - западной - цивилизации. Потому и говорит с нами Усама Бин-Ладен на языке, самом характерном для любой цивилизации - на языке массовой культуры.

«Вести», 11.11.2004

Фейглин Мировая война

Фейглин Почему они идут на самоубийство?

С. Хантингтон Здоровый национализм"

Hosting by