Ури Мильштейн
Преступная некомпетентность
(Военное руководство Израиля в период Войны Судного дня)
Предисловие переводчика: Не так давно мы отмечали 40-летие событий Войны Судного дня. Чтобы лучше понять их суть, полезно вглядеться в лица тех, кто в те дни принимал судьбоносные решения, касающиеся безопасности Страны, то есть тех, кто стоял во главе верховного командования вооруженными силами Израиля. Попробуем сделать это с помощью известного израильского военного историка доктора Ури Мильштейна, чья подробная статья «Верховное командование» была опубликована на сайте News1. С любезного разрешения автора я предлагаю вниманию русскоязычных читателей перевод избранных отрывков из этой статьи в своей редакции.
Алекс Тарн
Краткая предыстория
Когда государство Израиль, едва родившись, вступило в первую войну своей современной истории – Войну за независимость, верховное командование его вооруженных сил было сосредоточено в руках одного человека: главы Сохнута и временного правительства Давида Бен-Гуриона. По сути, ДБГ был тогда диктатором, хотя официально и не считался таковым. В последующий период «акций возмездия» и «операции Кадеш» военная верхушка включала уже двух человек: к главе правительства и министру обороны Давиду Бен-Гуриону добавился начальник Генштаба Моше Даян. Эта же структура сохранилась и позже (ДБГ и Моше Даяна сменили Леви Эшколь и Ицхак Рабин). К несчастью, она оказалась парализованной страхом накануне Шестидневной войны, в ситуации, которая была воспринята Эшколем и Рабином как неотвратимая угроза уничтожения государства Израиль. Внезапный психический коллапс Рабина и последующий уход Эшколя с поста министра обороны знаменовали полное крушение вышеупомянутого дуумвирата. Интересно, что именно в условиях этого недееспособного верховного командования Израиль добился самого впечатляющего военного успеха.
Во время «Войны на истощение» верховное командование состояло уже из трех человек: главы правительства Леви Эшколя (а после его смерти – Голды Меир), министра обороны Моше Даяна и начальника Генштаба генерал-лейтенанта Хаима Бар-Лева, которого за 20 месяцев до начала Войны Судного дня сменил генерал-лейтенант Давид (Дадо) Элазар.
В дополнение к Голде, Даяну и Дадо к составу верховного командования в сентябре 1973 года следует отнести и нескольких других второстепенных, хотя и весьма влиятельных участников:
– Исраэль Галили, министр без портфеля и персональный оракул Голды;
– глава Мосада Цви Замир, находившийся в прямом подчинении Голды Меир и считавшийся особо приближенным к ней;
– глава военной разведки АМАН генерал Эли Зеира, который имел репутацию лучшего стратегического аналитика и был ставленником Даяна;
– командующий ВВС генерал Бени Пелед, как представитель главной ударной силы ЦАХАЛа;
– заместитель начальника Генштаба генерал Исраэль Таль, считавшийся превосходным профессиональным военным с репутацией интеллектуала;
– и, наконец, военный секретарь Голды Меир бригадный генерал Исраэль Лиор, который нередко играл определяющую роль в ее решениях (в силу обстоятельств, о которых будет сказано ниже).
В этом сильно расширенном виде внутренние трения между составляющими элементами верховного командования не только не шли на пользу, но скорее затрудняли работу.
Голда Меир
Номинально во главе израильского верховного командования перед Войной Судного дня и во время нее стояла Голда Меир. Она менее всего подходила к этой роли, причем, по множеству причин: по характеру, способностям, жизненному опыту, недостатку профессиональных знаний, отсутствию военной интуиции и даже по состоянию здоровья.
Голда Мабович родилась в России в 1898 году; когда ей исполнилось восемь, семья переехала в США. Последующие 15 лет американской жизни наградили девушку превосходным знанием английского. Вступив в партию сионистов-социалистов «Поалей Цион», она встретила Бен-Гуриона, который как раз приехал в Штаты во время Первой мировой войны. Эта случайная встреча оказалась судьбоносной и для Голды, и для Израиля. Можно с большой степенью вероятности предположить, что если бы Голда приехала в Эрец Исраэль не из Америки, а из России – пусть даже будучи функционером той же самой партии, которая господствовала тогда в ишуве, - ее восхождение по ступеням партийной иерархии было бы куда менее успешным.
Давид Бен-Гурион, который знал ее лучше других, говорил автору этих строк, что когнитивные способности Голды Меир были весьма ограниченными. Отчего же по прошествии многих лет он назначил ее руководить политическим отделом Сохнута, а затем и министерством иностранных дел? По двум причинам: великолепное знание английского и личная преданность ему самому. При этом ДБГ был уверен, что ни Голда, ни другие партийные функционеры из ее поколения не подходят для того, чтобы самостоятельно встать к рулю государства. И Война Судного дня полностью подтвердила эту точку зрения.
В Соединенных Штатах Голда встретила своего будущего мужа Мориса Меерсона; в 1921 году они репатриировались в Эрец Исраэль. Едва сойдя с борта корабля, она стала функционером партии Ахдут ха-Авода. В семье родились двое детей, однако семейной жизни в обычном понимании не было. Супруги не развелись, но по большей части проживали врозь. Все свои помыслы Голды направляла на политическую карьеру. Этому же была подчинена и личная жизнь.
Голда Меир состояла в интимной связи со многими деятелями партии, включая Давида Бен-Гуриона, Берла Кацнельсона, Давида Ремеза, Залмана Шазара, Залмана Арана и других. Ремез, один из высших боссов МАПАЙ и Гистадрута, был ей особенно близок. Сойдясь с Меир в Дгании в 1924 году, он с тех пор неустанно заботился о ее карьере. Для начала Ремез устроил Голду на работу в строительную компанию «Солель Боне», которой тогда руководил, а затем, опять же его стараниями, Голда получила должность секретаря совета работниц в Гистадруте. В 1940 году, став секретарем Гистадрута, Ремез активно способствовал продвижению своей подруги на руководство политотделом этой организации.
На всех этих постах Голда зарекомендовала себя типичной аппаратчицей, упрямой, консервативной и догматичной, без выраженных способностей к творческой и созидательной работе. В тридцатые годы она работала главой профсоюзного отдела Гистадрута и председателем контрольного совета больничной кассы. Поэтому казалось естественным, что Бен-Гурион, который не переставал следить за карьерой Голды и даже, как уже говорилось, поддерживал с ней интимную связь, не возражал против ее назначения министром труда в своем правительстве. Эту должность она и занимала в составе пяти первых кабинетов государства Израиль. Ирония судьбы: в правительстве, которое Голда сформировала после Войны Судного дня, министром труда стал ни кто иной, как Ицхак Рабин, которому тоже суждено было запрыгнуть с этого места прямиком в кресло премьера.
Пожалуй, самым значительным решением из всех, принятых Голдой когда-либо, стало решение соблюдать безоговорочную верность Давиду Бен-Гуриону (речь тут, понятно, идет о верности политической). Когда ДБГ отдал приказ о преследовании подпольщиков Эцеля и Лехи во время «операций Сезон», Голда Меир заняла крайне жесткую позицию, настаивая на самых кровавых акциях, включая пытки и физическое уничтожение политических соперников. Во время внутренних кризисов МАПАЙ, которые завершились расколом партии в 1944 году, Голда неизменно принимала сторону своего патрона.
В благодарность за это он назначил ее в 1945 году своей представительницей в составе «Комитета Х», который руководил военными и диверсионными операциями против британских властей (период «Движения еврейского сопротивления» в 1945-46 гг.). Военное руководство в комитете осуществляли тогда Исраэль Галили и Моше Снэ (от имени Хаганы), наряду с Менахемом Бегином (Эцель) и Натаном Елин-Мором (Лехи). Видимо, тогда-то Голда Меир и уверилась в выдающихся военных качествах Галили. Благодаря этому он стал впоследствии главным военно-стратегическим советником Голды и играл эту роль как перед Войной Судного дня, так и во время нее.
Несколько раз карьерному продвижению Голды Меир просто сопутствовала удача. Во время «черной субботы» 29 июня 1946 года англичане арестовали почти все руководство Сохнута в Эрец Исраэль. Бен-Гурион, который находился тогда в Париже, согласился временно назначить Голду исполняющей обязанности арестованного Моше Шарета в политотделе организации. Выйдя на свободу, Шарет почти сразу же уехал за границу; так временное назначение Голды Меир превратилось в постоянное.
Перед Войной за независимость Давид Бен-Гурион поручил Голде важную задачу ведения тайных переговоров с королем Трансиордании Абдаллой. Так, собственно, и был приобретен ее первый дипломатический опыт. А в 1956 году, готовясь к «операции Кадеш», Бен-Гурион столкнулся с сопротивлением тогдашнего министра иностранных дел Моше Шарета, убежденного противника этой войны. Дабы нейтрализовать Шарета, ДБГ заменил его своей верной соратницей Голдой Меир. Его расчеты полностью оправдались: Меир стала беспрекословным проводником политики своего покровителя, не отвлекаясь на какие-либо личные инициативы. Увы, к ее жестокому разочарованию, главными сподвижниками Бен-Гуриона во время «операции Кадеш» и в последующие годы стали начальник Генштаба Моше Даян и гендиректор министерства обороны Шимон Перес. В то время Меир ничем не выказала своего недовольства, но хорошо запомнила обиду. Пройдет еще несколько лет, и Голда сполна отомстит всем троим.
В начале шестидесятых чаши весов качнулись в другую сторону. В связи с «Позорным делом» («эсек биш», дело Пинхаса Лавона) внутри МАПАЙ вспыхнула яростная междоусобица. Голда Меир и ее соратники не без основания опасались, что Бен-Гурион намерен пожертвовать ими и передать бразды правления представителям более молодого поколения – Даяну и Пересу. Совместными усилиями они выдавили ДБГ из партии, и прежние отношения беспредельной верности уступили место открытой вражде. Некогда всесильный премьер был вынужден уйти в отставку. Главой правительства стал Леви Эшколь, союзник Голды, а ее позиции значительно усилились: впервые в своей жизни она выглядела самостоятельной фигурой, а не чьей-то креатурой.
И тут, на взлете, в 1965 году у Голды Меир обнаружили рак. Она вынуждена была начать лечение и уйти из правительства, но при этом позаботилась о том, чтобы остаться в политике, закрепив за собой удобный пост генсека МАПАЙ. На этой лишенной реальных полномочий, но почетной должности она оставалась на виду, при этом не угрожая соперничеством ни кому из прежних своих союзников. Именно поэтому 26 марта 1969 года, после скоропостижной кончины главы правительства Леви Эшколя, партийные боссы МАПАЙ призвали Голду Меир занять его место. Она была не более чем временным решением, ширмой, за которой решался вопрос о реальном наследнике. Болезнь между тем прогрессировала; к 1972 году Меир втайне от широкой публики перешла на постоянную химиотерапию. Ее ментальные способности деградировали, все оставшиеся силы уходили на то, чтобы скрывать существующее положение дел. Что касается личного вклада главы правительства Голды Меир в вопросы обороны и безопасности, то практически все решения, которые оглашались от ее имени, принимала не сама Голда, а ее военный секретарь бригадный генерал Исраэль Лиор.
Из вышесказанного ясно, что личность Голды Меир, ее качества, способности, профессиональный и жизненный опыт и состояние здоровья никоим образом не соответствовали тем задачам, которые стояли перед главой правительства Израиля в опаснейшее время военного конфликта. Она во всех смыслах уступала своему главному противнику, президенту Египта Анвару Садату. Почему же на столь важном посту в столь важный момент оказалась столь некомпетентная фигура?
Избрание Меир на важнейший пост в самый канун войны было произведено исключительно в угоду внутренним партийным соображениям. Высшие функционеры МАПАЙ думали не о благе Страны, а о собственной карьере. Они не обращали внимания на серьезные проблемы ЦАХАЛа, проявившиеся во время «Войны на истощение», игнорировали растущую мощь арабских армий, не понимали общей стратегии Египта. Они, а вместе с ними и Голда Меир, придерживались «концепции циклов», согласно которой арабы согласятся на мир с Израилем только в результате ряда сокрушительных поражений. В соответствии с этой концепцией, каждая война парадоксальным образом работала на приближение желанного мира. В основе данного подхода лежала незыблемая уверенность в том, что любой конфликт с арабами не может закончиться иначе, чем полным поражением противника. Голда и ее советники были убеждены, что победа в каждой следующей войне заранее находится у них в кармане. Эта слепая уверенность и стала причиной выбора столь неподходящей личности на ответственный пост главы правительства воюющей страны. Этому преступному легкомыслию нет, и не может быть прощения.
Блестящая победа в Шестидневной войне была для Израиля чудом. Но не зря наши мудрецы предупреждали: «Тот, кто во всем полагается на чудо, не дождется его никогда». Война Судного дня выявила полнейшее ничтожество Голды Меир в военной и стратегической сфере. Впоследствии она уклонилась от личной ответственности, ссылаясь на то, что главную роль в катастрофическом провале официальной израильской стратегии сыграли «военные специалисты» – два генерала, Моше Даян и Давид Элазар, якобы, введшие в заблуждение ее, а заодно и всю Страну. Она же, Голда, всего лишь следовала их советам. В любом случае, сам факт наличия оправданий такого рода неопровержимо свидетельствует о том, что во время войны глава правительства Голда Меир не осуществляла военно-стратегическое руководство, а представляла собой безгласную и беспомощную марионетку. У руля же стоял некто другой. Кто именно? Согласно свидетельству бригадного генерала Исраэля Лиора перед комиссией Аграната, этим «другим» был тогдашний министр обороны, бывший начальник Генштаба, генерал-лейтенант Моше Даян. Именно к его мнению Голда Меир и прислушивалась больше всего.
Моше Даян
Министр обороны, генерал-лейтенант, бывший начальник Генштаба, солдат, проверенный в бою… К 1973 году послужной список Моше Даяна и впрямь пестрел довольно громкими титулами и лавровыми венками триумфатора. Но значит ли это, что он действительно обладал необходимыми способностями для участия в верховном командовании во время войны?
Даян родился в 1915 году в одном из первых кибуцев, Дгании, на берегу Кинерета. Шесть лет спустя семья переехала в Изреельскую долину, где вместе с группой единомышленников основала сельскохозяйственный мошав Наалаль, ставший впоследствии не столько производителем сельхозпродукции, сколько теплицей для выращивания элитных функционеров МАПАЙ и прочих деятелей высшего израильского истеблишмента. Этим же – партийной аппаратной возней – занимался в основном и Шмуэль Даян, отец Моше. Но необходимым условием попадания в элиту считалась тогда принадлежность к труду на земле. Вот и Моше Даян начал с получения сельскохозяйственного образования, окончив среднюю школу с соответствующим уклоном. В юном возрасте он, как и положено, вступил в Хагану, а в 20 лет женился и вместе с женой присоединился к сельхоз-коммуне элитного молодняка из Наалаля, выполнив, таким образом, все начальные условия для грядущего карьерного взлета.
Среда, в которой воспитывался Моше Даян, была еще менее интеллектуальной, чем в случае Голды Меир. Правильней будет назвать ее анти-интеллектуальной. Речь тут идет об идеологии «религии труда», которая стремилась приучить детей к грубой физической работе и максимально оградить их от всевозможных интеллектуальных ухищрений, свойственных ненавистному миру галута и йешив. Точно так же, кстати говоря, был воспитан и другой сверстник Моше Даяна, Ицхак Рабин.
Всё это поколение росло в демонстративном презрении к учебе, к упорядоченному образованию, к любым формам интеллектуальной деятельности. Они были не просто невеждами, но невеждами агрессивными, которые в принципе не желали тратить время на «теорию», на обдумывание и обсуждение, предпочитая полагаться исключительно на реальный опыт, практическую смекалку, обыденный рассудок и интуицию. Всего этого у Моше Даяна было в избытке. И все бы ничего, но, к несчастью, этого набора качеств явно не хватило, чтобы осуществлять военное руководство Страной в период Войны Судного дня.
В одном из своих выступлений в качестве начальника Генштаба Даян заявил, что в ЦАХАЛе чересчур увлекаются «согласованием», вместо того чтобы заниматься «делом». Возможно, в этом его подходе и кроется причина того катастрофического разрыва, который имел место между верховным командованием и воинскими корпусами на поле боя во время сражений Судного дня.
Решающее влияние на военное мышление Моше Даяна оказали два человека, с которыми его свела судьба в период «Большого арабского восстания» (1936-1939 гг.): британский офицер Чарльз Вингейт, обучавший отряды Хаганы приемам ночного боя, и Ицхак Саде, непосредственный полевой командир Даяна. Оба были весьма впечатлены тактическими талантами молодого бойца, и в 1941 году Саде назначил его командиром взвода в ПАЛМАХе. Даян и его солдаты в качестве проводников сопровождали британские части во время захвата Ливана; для самого Даяна эта операция завершилась ранением и потерей глаза.
Моше Даян упустил большую часть Войны за независимость: Бен-Гурион послал его в Соединенные Штаты сопровождать гроб с телом американского полковника Дэвида Маркуса. Там Даян познакомился с другим полковником-евреем, Дэвидом Баумом, который обладал немалым опытом диверсионных операций во Франции в период Второй мировой войны. Общение с Баумом тоже внесло немалый вклад в формирование Моше Даяна как боевого командира. В итоге, его военная концепция представляла собой причудливую смесь сельскохозяйственного образования (мошав Наалаль), практических навыков партизанской войны (Саде), теории ночного боя (Вингейт) и словесного разбора операций диверсионных армейских групп (Баум). Все это способствовало формированию превосходного взводного командира, мастера тактического боя, который делал особый упор на схватку лицом к лицу с застигнутым врасплох противником, причем, по возможности, небольшими силами. Всех этих качеств, несомненно, хватило бы Моше Даяну, но лишь при том условии, если бы он так и остался командиром взвода. Однако всего четыре года спустя Даян уже был генерал-лейтенантом и пребывал на высшей ступени израильской армейской иерархии!
В 1954-1956 гг. начальник Генштаба Моше Даян при участии молодого комбата Ариэля Шарона и при поддержке главы правительства и министра обороны Давида Бен-Гуриона производит в ЦАХАЛе настоящую революцию – революцию «подразделения 101» и десантников. Девизом «подразделения 101» стало проведение операций любой ценой, но малыми силами. Впоследствии, уже став министром обороны, Даян продолжал всемерно поддерживать операции того же характера. Иными словами, в продолжение всей своей военной карьеры – от комбата и комбрига Войны за независимость, до начальника Генштаба в период «акций возмездия» и министра обороны во время Войны Судного дня – Моше Даян намеренно игнорировал роль упорядоченных крупномасштабных армейских операций, требующих координации сил, оперативной подготовки, теоретических знаний и соответствующих навыков планирования и взаимодействия разнородных воинских частей.
Зато премудрости партийной политики Моше освоил еще в родительском доме. Во время братоубийственных «Сезонов» и в 1944-1945 гг. он успешно охотился на бойцов Эцеля и выдавал их британцам, был активным функционером МАПАЙ и считался одним из лидеров фракции «молодых», которая требовала для себя большего представительства в органах власти. Он участвовал в Базельском сионистском конгрессе 1946 года – том самом, на котором Бен-Гуриону удалось отстранить Хайма Вейцмана от руководства сионистским движением. Он также помогал создателю Мосада Реувену Шилоаху в его тайной политической деятельности. Эта параллельная воинской партийная активность весьма способствовала карьере Даяна в дальнейшем, когда Бен-Гурион стал возлагать на него поручения политического характера.
Потерпев военную неудачу во время боев за Иерусалим, Даян смог достичь дипломатического взаимопонимания с командующим иорданскими силами в городе Абдаллой аль-Талем, что и привело в итоге к желанному соглашению о прекращении огня. Вскоре после окончания войны Бен-Гурион снял Игаля Алона с поста командующего Южным округом и назначил на его место Даяна, а позднее, в декабре 1953 года, сделал его начальником Генштаба.
Формальное военное образование Моше Даяна включало:
– шестинедельный курс командиров боевых групп Хаганы в 1938 году;
– полугодовой курс комбатов в рамках ЦАХАЛа в 1950 году (сам же Даян охарактеризовал его как «ущербный»; командиром курса был Ицхак Рабин, а инструкторами – командиры ПАЛМАХа);
– трехмесячный курс старших офицеров в Англии в 1952 году.
Подведем итог: в общей сложности военному делу Моше Даян обучался менее года. С общим образованием дело обстояло не лучше. Дважды он пытался заполучить университетский диплом бакалавра – оба раза безуспешно. Свидетельство об окончании средней сельскохозяйственной школы так и осталось единственным документом, заверяющим получение Моше Даяном каких бы то ни было, худо-бедно упорядоченных знаний. Его тактический опыт был ограничен партизанско-диверсионными операциями, а опыта боевого управления силами большими, чем взвод, не имелось вовсе.
На посту начальника Генштаба Моше Даян вел себя как типичный политический назначенец, то есть был замешан в политических интригах намного больше, чем все его предшественники и все те, кто занимал этот пост позже. Вместе с генеральным директором министерства обороны Шимоном Пересом он активно подталкивал Бен-Гуриона к войне с Египтом (операция Кадеш), а также во многом способствовал устранению Пинхаса Лавона (который был министром обороны во время перерыва, взятого Давидом Бен-Гурионом на кратковременную отставку с декабря 1953 по февраль 1955 года).
Военные действия «операции Кадеш» были крайне незначительны, но при этом полны несогласованностей и логистических неудач. С политической точки зрения эта война и вовсе оказалась провалом. Тем не менее, Моше Даян вышел из нее в ореоле нетленной славы героя и полководца, что неудивительно, учитывая всеобщую про-мапайную мобилизованность израильской прессы и израильской историографии.
Это безудержное и бесстыдное мифотворчество привело удачливого комвзвода на пост министра обороны Израиля буквально за несколько дней до начала Шестидневной войны. Последовавшая блестящая победа ЦАХАЛа и вовсе обеспечила Даяну статус полубога, одного из величайших полководцев всех времен и народов – как среди израильтян, так и в глазах всего пораженного человечества. Политики не были исключением – даже те, кто, подобно Голде Меир, причисляли Даяна к своим политическим соперникам. Все это тем более странно, что личный вклад Моше Даяна в победу был практически нулевым!
Тем не менее, с момента окончания Шестидневной войны и до самого Судного дня 1973 года Даян считался крупнейшим в мире военным специалистом, чьи оценки не подлежат никакому сомнению. Его рекомендации по вопросам безопасности автоматически воспринимались как истина в последней инстанции. По сути, он получил неограниченную свободу перестроить армию так, как ему казалось необходимым, осуществить любые угодные ему реформы и перемены. Однако «великий полководец» мало интересовался проблемами ЦАХАЛа и военного строительства. Вместо этого он всецело сосредоточился на политике, преимущественно внутрипартийной, а также на отношениях с арабами Иудеи, Самарии и Газы.
Нечего было и говорить о серьезном анализе уроков Шестидневной войны; с легкой руки Моше Даяна в ЦАХАЛе утвердилась уверенность в имманентной закономерности безоговорочных израильских военных побед – как в прошлом, так и в будущем. В результате, никто не обращал серьезного внимания ни на реальные проблемы ЦАХАЛа, ни на угрожающие перемены, происходящие в армиях арабских противников, жаждущих реванша. Блестящий результат Шестидневной войны обеспечил Израилю несколько лет стратегического преимущества, которые необходимо было использовать для создания эффективной военно-стратегической доктрины, для построения оборонной силы, которая была бы адекватна будущей войне, для защиты Синая и Голанских высот. Вместо этого «великий стратег» Моше Даян, а с ним и вся военная верхушка, пребывали в плену удобной концепции, согласно которой арабы не отважатся на новую войну в условиях подавляющего превосходства израильских ВВС, а если все же решатся на такую авантюру, то будут наголову разбиты в течение нескольких часов.
Давид Элазар
Младшим партнером в триумвирате военного руководства Израиля был генерал-лейтенант Давид (Дадо) Элазар, начальник Генштаба ЦАХАЛа. Младшим по возрасту, но не по значимости. Поскольку Голда Меир ничего не понимала в вопросах безопасности, а Моше Даян не проявлял к ним никакого интереса, Дадо в течение 20 месяцев с момента своего назначения и до начала войны имел возможность принимать решения практически единолично. Проблема заключалась в том, что он абсолютно не был готов к такой роли.
Дадо репатриировался в Израиль в 1940 году, в возрасте 15 лет. В итоге, он не имел возможности получить аттестат зрелости, не говоря уже об учебе в университете. Его военное образование было тоже весьма убогим: курс младших командиров ПАЛМАХа в 1947 году, первый курс офицеров ЦАХАЛа в 1948-ом (продолжался всего полтора месяца) и курс комбатов в 1950-ом. Всё вместе – меньше года. Во время Войны за независимость Дадо воевал в составе 4-го батальона ПАЛМАХа в иерусалимском секторе и в течение года продвинулся из командиров отделения в комбаты. Причины этого стремительного взлета не совсем понятны.
Ханох Бартов, биограф Элазара, пишет, что сражением, которое определило судьбу Дадо, был бой у иерусалимского монастыря Сен-Симон в апреле 1948 года. Если этот бой чем-то и знаменит, так это крайне неудовлетворительным командованием на всех уровнях. Неудовлетворительно функционировали все: и командир бригады Ицхак Рабин, и командир 4-го батальона Йосеф Табенкин, и непосредственный командир Элазара, батальонный офицер-оперативник Элиягу Сэла (Раанана). Они отметились множеством ошибок, которые впоследствии были заметены под ковер, как это всегда делалось в ПАЛМАХе, и придворные летописцы опубликовали очередной грубо сфабрикованный миф. Если именно это сражение стало определяющим для будущего начальника Генштаба, то вряд ли стоит удивляться провалам в высшем командовании ЦАХАЛа перед Войной Судного дня и во время нее.
После «операции Кадеш» Дадо прошел переподготовку и был назначен командиром бронетанковой бригады, затем командовал танковым корпусом, а в 1964-ом получил генеральство и Северный военный округ в придачу. В этот период на сирийской границе происходили разве что мелкие инциденты, известные как «Война за воду». Во время Шестидневной войны Элазар руководил захватом Голанских высот, который произошел практически без боя. Во время последующей «Войны на истощение» занимал пост начальника оперативного отдела ЦАХАЛа. Иными словами, как теоретическая подготовка, так и практический опыт генерал-лейтенанта Давида Элазара оставляли желать много лучшего.
В дополнение к этому, его компетентность как начальника Генштаба во время Войны Судного дня представляется сомнительной, по крайней мере, по трем следующим причинам:
– отношения между Дадо и Даяном характеризовались крайним взаимным недоверием, поскольку кандидатура Элазара была навязана Даяну Голдой и ее советниками;
– Дадо был мало знаком с Южным военным округом и плохо знал обстановку на Синае, где, собственно, и намечалось главное противостояние будущей войны;
– Дадо был мало знаком с методами и принципами задействования ВВС – главной ударной силы ЦАХАЛа.
В течение 20 месяцев своей каденции Дадо занимался преимущественно операциями диверсионного масштаба, типа «Весны молодости» (нападение израильского спецназа на объекты террористов в Бейруте 10 апреля 1973 года). А если рассматривать его деятельность в плане подготовке ЦАХАЛа к войне, то следует признать, что в этом направлении не было сделано почти ничего. Или вообще ничего. Чтобы лучше понять степень непонимания ситуации Элазаром, достаточно посмотреть, чем он занимался в часы, которые непосредственно предшествовали нападению арабов. Сначала Дадо просматривал документы об армейских закупках в США, а затем знакомился с планом форсирования Суэцкого канала – форсирования израильтянами, а не Египтом! В представлении Элазара форсирование канала арабами не представлялось возможным. Как и всё военное руководство, он ни секунды не сомневался в способности ЦАХАЛа без труда остановить любое наступление противника. Реальность оказалась иной...
Ури Мильштейн - историк, исследователь, публицист, возглавляет институт "Сридут" ("Выживание").
Ури Мильштейн Подразделение 101
|
