Хаим Соколин. "Серая зона"

"Серая зона"

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

М А К С

Макс Адлер взглянул на светящийся циферблат. Часы показывали полночь. Он лежал с закрытыми глазами уже больше часа, ворочался с боку на бок, но сон не приходил. В голове против воли прокручивались события прошедшего дня, обрывки случайных разговоров, потом вдруг возникали какие-то странные, непонятные видения и воображение уносило его в надуманный мир ночных фантазий. Это было то сумеречное время суток, когда человек уже не бодрствует, но ещё не спит. От сознания того, что ночные часы бегут неумолимо и что на сон остаётся всё меньше времени, попытки заснуть становились особенно мучительными. Он снова и снова отдавал напрасные приказы кому-то, сидевшему внутри него и отказывавшемуся повиноваться - “спать, спать, перестать думать!” Но этот “кто-то” будто издевался над ним и продолжал своё чёрное дело. Наконец, изнурённый борьбой с самим собой, он заснул неглубоким тревожным сном... Наступил первый майский вторник 199... года, судьбоносный день в его жизни.

Бессонница началась у Макса внезапно, около двух лет назад. Раньше он не знал, что это такое. Он всегда ложился в половине одиннадцатого, минут двадцать читал перед сном, потом выключал свет, поворачивался на правый бок и через три - четыре минуты засыпал. Сон его был спокойным и крепким, без сновидений или ночных пробуждений, и заканчивался в шесть утра. Будильник ему не требовался. Сколько он себя помнил, это время, минута в минуту, было запрограммировано в нём каким-то непостижимым образом. Макс открывал глаза, переворачивался на спину и лежал минуты две неподвижно. Затем резко откидывал одеяло, вставал и начинал утреннюю рутину, доведённую до автоматизма. Она включала обязательную получасовую гимнастику, холодный душ и лёгкий завтрак, состоявший из грейпфрута, кофе с молоком и поджаренных в тостере двух ломтиков белого хлеба с твёрдым сыром. В семь двадцать, гладко выбритый и безупречно одетый, он спускался в гараж под домом, садился в серебристую “ауди” и отправлялся на работу.

Жил Макс на окраине Кирлингерского леса, в маленьком живописном городке Вейдлинг, расположенном среди холмов и виноградников северного предместья Вены. Сначала он выезжал в сторону Дуная по узкой извилистой Демгассе, которая через шестьсот метров переходила в более широкую и прямую Брандмейерштрассе, а затем поворачивал на юг вдоль реки по магистральной Хейлингенштрассе. Он доезжал до Северного моста, пересекал по нему Дунай и попадал в левобережный район Флорисдорф. Этот отрезок пути занимал обычно двадцать минут. Ещё десять минут уходило, чтобы доехать по Бруннерштрассе до просторного компаунда нефтяной компании “Эрдойль Гезельшафт”, где Макс работал старшим специалистом в отделе зарубежной разведки. Он отвечал за операции компании в юго-восточной Азии и Австралии. В его обязанности входила оценка нефтяного потенциала этих регионов, составление разведочных проектов и контроль за их выполнением. Такая работа требовала досконального знания не только геологии и технологии разведки, но также нефтяного рынка, инфраструктуры и политической обстановки в странах, где проводились поиски. Макс хорошо разбирался в сложном переплетении столь многообразных факторов, от которых зависел успех нефтяного бизнеса. То, чем он занимался, было, по его убеждению, лучшим из всех возможных сочетаний в профессии разведчика. С одной стороны, он не мыслил свою жизнь вне геологии, которую считал одной из трёх самых увлекательных научных областей, наряду с астрономией и биологией. С другой стороны, возможность бывать в разных странах отвечала его страсти к путешествиям. “Достоин одобрения тот, кто соединяет полезное с приятным”, - эти слова Горация он сделал своим девизом.

Но главным, конечно, было то, что его проекты и рекомендации приводили к открытию новых месторождений. Обязательные ежегодные оценки результатов работы, хранившиеся в его личном файле в отделе кадров, отражали эти успехи и были составлены в самых лестных выражениях. Поэтому у Макса была безупречная профессиональная репутация. А поскольку все знали, что он не претендует на какие - либо административные должности, то отношения с коллегами были дружеские и корректные. Впрочем, если требовалось, Макс умел быть жёстким и непреклонным. И это тоже все знали.

По - существу, работа занимала главное место в жизни Макса Адлера. В то же время его нельзя было назвать трудоголиком, которого ничто другое не интересует. Раз в месяц он обязательно бывал в оперном театре, не пропускал интересные выставки и концерты. А зимний отпуск проводил обычно в Альпах, на горных лыжах. Такая счастливая гармония между работой, отдыхом и теми занятиями, которые доставляли ему удовольствие и даже радость, сложилась как-то сама собой, без особых усилий с его стороны. С годами она определила и общий стиль жизни Макса.

Возвратившись с работы, он переодевался в спортивный костюм и совершал часовую пробежку по аллеям и тропинкам Кирлингерского леса, образующего северную, наименее людную часть обширного Венского лесного массива. Потом принимал душ, ужинал в небольшом ресторанчике недалеко от дома, а оставшееся до сна время либо читал, либо смотрел телевизор, предпочитая научные программы или “Нэшнл джиографик”.

Из того, что читателю уже известно о нашем герое, нетрудно догадаться, что жил он один. С женой Макс развёлся пять лет назад. Детей у них не было. Не было у него и близких родственников. В Израиле и Канаде жила какая-то дальняя родня, но связь с ними давно оборвалась. После развода стали постепенно ослабевать, а затем и вовсе прекратились приятельские отношения с несколькими супружескими парами, входившими в их общий с женой круг знакомых... Когда-то давно, более двадцати лет назад, была у Макса девушка по имени Джулия. Они идеально подходили друг другу и физически, и духовно, и интеллектуально. Джулия, талантливая балерина, была моложе Макса на десять лет и им казалось, что это единственное различие между ними. Но они забыли о другом различии - семья Джулии была очень богата, принадлежала к элите общества. Брак дочери с Максом не входил в планы её родителей и их заставили расстаться. Джулия вышла замуж за кого-то из своего круга, и Макс вычеркнул её из своей жизни. Но не из памяти. Этот урок социального неравенства он запомнил навсегда...

Такой образ жизни, возникший исключительно в силу сложившихся обстоятельств, вовсе не говорит о нелюдимости Макса или склонности к одиночеству. Он любил и ценил содержательное человеческое общение, но считал, что подлинные друзья появляются лишь в молодые годы, а в зрелом возрасте поздно навёрстывать упущенное. Так уж получилось, что судьба не свела его тогда со сверстниками близкими по духу и интересам. Молодость Макса совпала со сложным историческим временем, да и проходила она в условиях, не способствовавших возникновению прочных дружеских связей. Однако, он не видел здесь особой проблемы и не испытывал от этого какой-либо дискомфорт, ибо принадлежал к тому типу людей, которых называют самодостаточными. Интересная работа, увлекательная книга, хороший концерт, горные лыжи, путешествия - всё это целиком заполняло его жизнь. Он не считал, что слушать музыку, кататься на лыжах или путешествовать нужно обязательно в обществе знакомых. Наоборот, наибольшее удовольствие он получал, делая это один.

После развода Макс не тяготился одиночеством, а напротив обнаружил в нём неоспоримые удобства и преимущества. Впрочем, он был далёк от того, чтобы лишать себя насущных физиологических потребностей. Дважды в неделю, в среду и пятницу, он брал с собой в машину свежую тщательно выглаженную рубашку и смену нижнего белья. В эти дни он не ночевал дома, а наносил визит фрау Эльзе, моложавой пышнотелой вдове, знавшей толк в любви. Макс дорожил их добрыми стабильными отношениями, а она считала его внимательным и заботливым другом, каким он и был на самом деле. Их обоих устраивала эта прочная привязанность без каких-либо взаимных обязательств. В дни этих визитов приходила женщина, которая убирала его дом, покупала продукты и относила бельё в прачечную.

Однако, мы немного отвлеклись и забыли, что в начале рассказа речь шла вовсе не о среде и пятнице, а о неком конкретном вторнике в мае 199... года, который казалось ничем не отличался от всех прочих рабочих дней недели. Как обычно, Макс проснулся в шесть утра, несмотря на то, что заснул поздно. Он полежал пару минут на спине, затем откинул одеяло, сел на кровати, свесил ноги и нащупал шлёпанцы. Он уже готовился было встать и приступить к утренней рутине, как вдруг ощутил какую-то непривычную и ещё не вполне осознанную пустоту. Что-то было в это утро не таким, как всегда. Макс окончательно стряхнул с себя остатки сна и только тогда вспомнил, чем именно было вызвано такое ощущение. С этого дня его жизнь резко и бесповоротно изменилась. Ему больше не надо было, как это происходило на протяжении последних двух десятилетий, выезжать в семь двадцать на Демгассе, в семь сорок пересекать Дунай по Северному мосту и без десяти восемь парковать свою “ауди” около офиса компании. С сегодняшнего дня он был уволен. В возрасте пятидесяти пяти лет он стал безработным. А поскольку “Эрдойль Гезельшафт” была единственной нефтяной компанией в Австрии, то поиски новой работы теперь могли быть связаны только с иностранными фирмами. Для этого нужно было рассылать письма и документы, ездить на интервью. Но Макс чувствовал себя настолько опустошённым, что был не в состоянии заниматься такими делами. Кроме того, он понимал, что в его возрасте найти работу будет нелегко. Последние годы он работал с огромным физическим напряжением, зачастую по шестнадцать часов в сутки. Поэтому его единственным желанием было отдохнуть, обрести прежнюю форму и на какое-то время отключиться от всяких служебных забот.

Увольнение не было для Макса полной неожиданностью. Он знал о неизбежности этого события и готовился к нему на протяжении почти трёх лет, вскоре после того, как в компании появился Дейв Пауэлл, новый вице-президент по зарубежной разведке. Как человек разумный и уравновешенный, он был уверен, что встретит этот день с философским спокойствием и достоинством, без ненужных эмоций и надрыва. Однако, он даже представить себе не мог, каким трудным и опустошающим будет первое утро его новой жизни. Не первый месяц, не первая неделя и даже не первый день, а почему-то именно утро, которое вообще не играло никакой роли в его планах и размышлениях. В сущности, что такое утро? Всего лишь момент пробуждения, краткий отрезок времени между сном и долгим активным днём, какие-то шестьдесят минут, когда человек вообще ни о чём значительном не думает, а действует машинально по давно заведенному распорядку - идёт в туалет, умывается, чистит зубы, бреется, делает гимнастику, принимает душ, завтракает. Мысли, а с ними и проблемы приходят потом, когда он погружается в суету дня, сталкивается с необходимостью что-то обдумывать, принимать какие-то решения, действовать. И вот это первое утро его жизни безработного наступило... Макс сидел на кровати, свесив ноги, поставив их на шлёпанцы, и никак не мог решить, что же делать дальше. Такой странный вопрос перед ним никогда ещё не возникал. Он был совершенно не готов к нему. Что-то вдруг рухнуло и ушло безвозвратно. И это была даже не сама работа, к которой его мысли будут ещё не раз возвращаться, а всего лишь ежедневная утренняя рутина, которую он прежде вообще не замечал...

Макс не знал, сколько времени просидел на кровати в состоянии какого-то постыдного оцепенения - десять, двадцать, тридцать минут? Наконец, он заставил себя встать и проделать все те утренние процедуры, которые раньше выполнялись им с автоматизмом робота и поэтому не задерживались в памяти. Он никогда до этого не задумывался даже об их последовательности. Но сейчас он вдруг засомневался, что следует делать в первую очередь - чистить зубы или бриться? После некоторого раздумья он всё-таки сначала почистил зубы. Затем не спеша проделал всю утреннюю рутину, завершившуюся завтраком, вымыл посуду и оделся. Это заняло у него немыслимо долгое время - более двух часов. Закончив дела, он спустился в гараж, сел в машину и выехал на Демгассе. Он доехал до Хейлингенштрассе и остановился на обочине. Постояв минут пять, двинулся дальше, но на ближайшем перекрестке развернулся и поехал обратно. Справедливости ради надо сказать, что уже садясь в машину, Макс поймал себя на мысли, что делает что-то не то, затевает какой-то самообман, какую-то детскую игру с самим собой. Но противиться такому необъяснимому желанию не стал. Ему было любопытно увидеть как бы со стороны, чем всё это закончится.

Итак, он вернулся, поставил машину в гараж и поднялся в дом. Снял костюм, равязал галстук и облачился в серый стёганый халат. Наивная попытка вырваться из цепкого капкана жизни безработного закончилась нелепым конфузом. Больше он такие глупости делать не будет. То, что произошло в это утро, было отражением внезапного замешательства и утраты чувства реальности, которые совершенно выбили Макса из привычной жизненной колеи.

Около часа потребовалось ему, чтобы привести мысли в порядок и начать обдумывать что-то, отдалённо напоминающее план или программу действий на ближайшие месяцы. Без особых сомнений и колебаний он решил, что прежде всего отправится в долгое путешествие. Во-первых, Макс нуждался в смене обстановки, а во-вторых, он давно мечтал о такой поездке. Путешествия были одним из его главных увлечений. Он побывал во многих странах, но заветным желанием оставалось добраться до экзотических рифовых атоллов Тихого океана с такими таинственными и завораживающими названиями как Кваджалейн, Раротонга, Капингамаранги. И вот теперь самое время сделать это. Ещё в школьные годы Макс придумал для себя увлекательную игру. Брал контурную карту мира и стряхивал чернила с перьевой ручки на акватории океанов. На бумаге появлялись кляксы самых разных размеров и очертаний. Он обводил их и воображал, что это неведомые острова. Затем придумывал им названия, наносил в глубине заливов и бухт портовые города и рыбацкие деревушки, связывал их дорогами. Иногда из островов возникали целые архипелаги. Тогда он возводил их в ранг государств, соединял порты между собой и с окружающими континентами пунктирными линиями, воображая их судоходными трассами, и начинал путешествовать. Так появился у него на всю жизнь интерес к географии, а потом и к геологии.

...Вдруг, будто в виде компенсации за постыдное оцепенение, охватившее его утром, Максу захотелось делать всё быстро, энергично, не откладывая на завтра. Он подошёл к книжному шкафу и начал снимать с полок книги и туристические проспекты, касавшиеся Тихого океана. Часть этой литературы была сложена двумя высокими стопками наверху шкафа и пришлось принести лестницу, чтобы достать её. Разобрав книги, он увидел около стены чёрный цилиндрический футляр. Макс снял его, вытер пыль, извлёк находившийся внутри рулон ватмана и присвистнул от неожиданности.На ватмане было вычерчено генеалогическое древо двух семей, Адлеров и Ландау, которое когда-то давно составили его родители, а затем сам Макс дополнил недостававшими данными. Эта изображённая графически семейная хроника пролежала на шкафу так долго, что Макс совершенно забыл о ней. Была какая-то таинственная предопределённость в том, что он обнаружил её в столь не простой для себя день, будто многочисленные предки решили именно сейчас напомнить ему о себе и сообщить некий важный семейный секрет.

Макс развернул рулон на столе, придавил углы книгами и стал с интересом рассматривать свою родословную. Теперь он воспринимал её не так, как тогда, около тридцати лет назад, когда увидел впервые. От того первого знакомства с генеалогическим древом остались лишь смутные воспоминания о множестве имён, которые смешались у него в голове и которые он даже не пытался расположить по степени родства и соотнести с самим собой. Многочисленные Альфреды, Юлиусы, Теодоры, Розы, Клары, Эммы... Те из них, кто составляли одну ветвь древа, не знали о существовании другой ветви, ибо принадлежали к двум разным семейным кланам, соединившимся в некое виртуальное целое лишь благодаря браку Леопольда Адлера и Берты Ландау. И сейчас единственным оставшимся в мире реальным воплощением этого брака, а следовательно и всего древа был он, Макс Адлер, сын Лео и Берты. Как выглядели все эти люди, чем увлекались, какими талантами обладали, от чего страдали и чем гордились? Макс этого никогда не узнает. А ведь частицы их индивидуальности, перемешавшись причудливым образом и совершив немыслимый генетический твист, перешли к нему и сделали его таким, каков он есть.

Макс с любопытством разглядывал сложные родственные связи, обозначенные замысловатым пересечением линий, стрелок и прямоугольников. Слова и цифры внутри них были единственным зримым напоминанием о давно ушедших предках, сведённой до предельного минимума информацией: имя, фамилия, год рождения - тире - год смерти. Вспомнились удивительно точные строки Карла Крауса:

Неважно кто какого чина,

Рожденья год - тире - кончина.

Приходит так конец игре -

Жизнь умещается в тире...

(Перевод автора )

Макс вдруг перестал обращать внимание на имена, которые мало что говорили ему, а сосредоточился на датах, разделённых короткими чёрточками. Они поразили его. Неожиданно он обнаружил, что все его многочисленные прадедушки, прабабушки, дедушки, бабушки, дяди и тёти с обеих сторон, которые умерли естественной смертью, оставили этот мир в весьма преклонном возрасте - за девяносто, а кое-кто перешагнул и столетний рубеж. Исключением были те, кто сгорел в огне Холокоста. Их возраст был самый разный - от пяти лет и до глубокой старости. Датами их смерти Макс дополнил когда-то генеалогическое древо. Среди них были его дед, родители, старшие брат и сестра...

Максу вспомнились отрывочные эпизоды детства, будто выплывшие из тумана далёкого прошлого. Вот какой-то семейный праздник, все собрались в большой гостиной. Ему четыре года, он стоит между коленями прадеда Бруно Ландау, которому уже сто лет. Прадед гладит его по головке и говорит какие-то ласковые слова. Вдруг он забывает нужное слово и просит внучку Берту напомнить его. “Забывчив ты стал, дедушка,” - улыбается Берта. “Да, внучка, забывчив стал, - отвечает старик. - Потому и живу”. Все смеются. Макс не понимает, что смешного сказал прадед. Иногда он забывал застегнуть ширинку, но над этим, наоборот, смеялся только маленький Макс и никто больше.

Затем в памяти возникает сарай на опушке леса. Они с отцом входят внутрь. Там их ждёт какой-то незнакомый человек. Отец опускается на корточки и прижимается лицом к лицу Макса. Щёки мальчика становятся мокрыми и он недовольно вытирает их рукавом. Потом отец быстро выходит, а незнакомый человек берёт Макса за руку и выводит через заднюю дверь. Там стоит конная коляска. Они долго едут куда-то. С этого дня Макс живёт в другой семье. Потом он узнаёт, что человек в сарае был компаньоном отца. После войны он оплатил его учёбу в университете. От него же Макс получил рулон ватмана, лежавший сейчас перед ним, и шкатулку, в которой хранились несколько фотографий, прощальное письмо отца и старинные карманные часы брегет, принадлежавшие деду Оскару Адлеру.

Макс снова взглянул на даты, указанные в родословной, и подумал, что жить придётся долго. Не этот ли секрет решили сообщить ему сегодня многочисленные Адлеры и Ландау, сведённые по прихоти судьбы на одном листе ватмана? Нельзя сказать, что известие о принадлежности к роду долгожителей удивило его. Скорее озаботило. Теперь надо было думать, как распорядиться этим неожиданным подарком. Подарком ли? Раньше он никогда об этом не задумывался, хотя и понимал, что генетика ему досталась неплохая. В свои пятьдесят пять он ни разу не обращался к врачам, если не считать удаления аппендицита лет тридцать назад и лечения ноги, повреждённой на горных лыжах. В зубоврачебном кресле сидел только однажды, когда потребовалось запломбировать два зуба. Макс не знал, что такое боли в сердце или печени, какие страдания доставляют мигрень или запоры. Ему были неведомы муки радикулита или затрудненного мочеиспускания. Такие слова как диабет, геморрой, импотенция, депрессия имели для него абстрактное значение. При росте сто восемьдесят он весил ровно восемьдесят килограммов.

Макса нельзя было назвать красивым мужчиной в том смысле, как это понимают женщины. Поэтому они редко обращали на него внимание при первой встрече. Не было у него и того внешнего налёта интеллигентности, который отличает человека, родившегося в семье с давними культурными традициями. Высокий лоб не очень гармонировал с несколько грубоватым скуластым лицом, на котором выделялись маленькие глубоко посаженные глаза и крупный нос. Редкие чёрные волосы были слегка тронуты сединой. Однако, такая внешность не давала истинного представления о нём, что становилось очевидным после непродолжительного общения. Собеседники быстро меняли первое обманчивое впечатление, а женщины начинали видеть другую красоту - не внешнюю, а гораздо более привлекательную внутреннюю.

... Да, жить придётся долго, снова подумал Макс. Лет сорок , а то и больше. Чем же заняться, чем заполнить эти годы впереди? Можно, конечно, отправиться в долгое путешествие, даже на целый год. Его финансовое положение было достаточно прочным, что позволяло не думать о расходах. Ну, а потом? Нельзя же всё время путешествовать. Как это часто бывает, Макс отличался разносторонними интересами, но у него не было какого-либо хобби, которому можно посвятить свободное время. В молодости он пытался рисовать, но из этого ничего не вышло из-за отсутствия способностей. То же произошло и с желанием писать - оказалось, что сочинять не так-то просто. Не умел он и вырезать по дереву, разводить аквариумных рыбок, копаться в саду, хотя при доме, купленном двадцать лет назад, был приличный участок земли. За цветами и травой ухаживал садовник из фирмы ландшафтного дизайна. К любой так называемой общественной деятельности Макс испытывал хроническую аллергию ещё с молодости. Одним словом, всепоглощающего хобби у него не было.

... Макс продолжал рассеянно скользить взглядом по листу ватмана, словно надеясь извлечь ещё какую-нибудь информацию о предках. Впрочем, двигали им скорее инерция и вялое любопытство, нежели осознанный интерес или сентиментальность. Рядом с некоторыми именами были приведены данные о месте рождения и профессии. А если речь шла о лицах, породнившихся с семьёй, то указывалось их происхождение. Например, около имени жены Теодора Ландау, дяди Макса по материнской линии, было написано: “Клара, дочь адвоката Соломона Вайса из Галиции”. Это уточнение “из Галиции” показалось Максу забавным и привлекло внимание. Если учесть, что поженились Теодор и Клара намного позже распада Австро-Венгрии, когда Галиция уже отошла к Польше, то был в этом уточнении некий наивный снобизм, присущий коренным жителям Вены.

Около имени деда Оскара Адлера тоже стояла какая-то надпись из четырёх слов, но язык был не немецкий. Буквы вообще были не латинские. Макс снял с полки энциклопедию и открыл таблицу не-латинских алфавитов. Оказалось, что слова написаны каллиграфическими печатными знаками на иврите. Это озадачило его. Он вспомнил, что в письме отца было что-то сказано о дедушке Оскаре. Макс достал из шкафа шкатулку с реликвиями, вынул из неё письмо и стал внимательно перечитывать. Первая страница была очень эмоциональная и касалась родителей, брата и сестры. Хотя со времени их трагической гибели прошло почти полвека, он снова почувствовал комок в горле. Дальше отец переходил к дедушке Оскару и эта часть письма была похожа на какую-то информацию, смысл которой не вполне понятен. Отец писал, что дедушка очень состоятельный человек, но, к сожалению, в силу обстоятельств лишён возможности распоряжаться своим имуществом. Поэтому единственное, что он может оставить Максу на память, - это золотой старинный брегет. Отец настойчиво просил хранить эту драгоценную вещь, никогда не передавать в чужие руки и не ремонтировать, так как современные мастера могут испортить уникальный механизм. Стрелки брегета были неподвижны, а головка заводного механизма не вращалась. Но как часы они и не представляли никакой ценности. Поэтому у Макса даже не возникала мысль о ремонте. Он просто хранил их в шкатулке, как память о дедушке, погибшем в Холокосте. Письмо заканчивалось загадочными словами с каким-то явным подтекстом: “Это наш семейный талисман, который принесёт тебе удачу и счастье. Твоя жизнь должна сложиться хорошо. Дедушка Оскар любит говорить, что лучшая месть - это хорошо жить”. Когда Макс впервые, много лет назад прочитал письмо, то подумал, что эти фразы отражали душевное состояние отца, надежду, что младший сын переживёт Катастрофу и станет таким же преуспевающим человеком, как дед. В конце письма был пост-скриптум, который казался никак не связанным с его содержанием: “Тебе будет полезно хотя бы немного изучить иврит”. Впрочем, это выглядело просто как доброе пожелание.

Макс извлёк “талисман” из шкатулки. Часы были увесистые, диаметром более шести и толщиной не менее полутора сантиметров. На циферблате стояло имя французского мастера Брегета. Золотую заднюю крышку украшала витиеватая резьба, на которой читался год изготовления 1818. Макс начал машинально вглядываться в завитушки резьбы и вдруг заметил искусно вписанные в них и незаметные при беглом осмотре ивритские буквы. Он подошёл к ватману и сравнил их с надписью около имени деда. Оказалось, что буквы на часах составляли три последние слова из надписи на генеалогическом древе. Первого слова на них не было. “Любопытно, - подумал он,- надо будет узнать, что они означают”. Заинтригованный, он тщательно перерисовал в записную книжку слова с ватмана, сверяясь с таблицей в энциклопедии. Знаки имели чёткие прямоугольные очертания и копировать их было несложно.

Компания “Эрдойль Гезельшафт” была основана в конце двадцатых годов для поисков нефти в районе между Веной и чешской границей. С самого начала она принадлежала нескольким учредителям, ни один из которых, впрочем, не имел контрольного пакета акций. Помимо них было много мелких пайщиков, владевших долями процента каждый. Управлял компанией Совет директоров, который избирался на общем собрании держателей акций и который назначал президента и вице-президентов. В него входили, кроме влиятельных представителей финансовых и промышленных кругов, также наиболее крупные акционеры. Самый большой пакет долгое время не превышал десяти процентов. Компания выплачивала хорошие дивиденды и поэтому никто не хотел продавать свою долю. Но в середине тридцатых годов владельцу десятипроцентного пакета удалось приобрести дополнительные акции, предложив за них выгодную цену, и увеличить свою долю до двадцати пяти процентов. После этого он стал так называемым контролирующим акционером компании и получил постоянный пост вице-председателя Совета директоров. Однако, будучи занят другими бизнесами, он никогда не присутствовал на заседаниях, поручив защиту своих интересов небольшой венской адвокатской фирме “Ленхард и компаньоны”, глава которой представлял его в Совете и которая, в свою очередь, была младшим партнёром швейцарской фирмы “Манфред и Рорвиг”.

В марте 1938 года, на следующий день после аншлюса, контролирующий акционер “Эрдойль” продал швейцарской фирме весь свой пакет. Впрочем, эта финансовая операция прошла почти незамеченной в компании и никак не отразилась на её деятельности. Отто Ленхард по-прежнему продолжал занимать пост вице-председателя Совета директоров, но теперь он представлял адвокатскую фирму “Манфред и Рорвиг”. После войны имя бывшего контролирующего акционера никто уже не помнил, даже ветераны компании.

В шестидесятых годах “Эрдойль” вышла на международную нефтяную арену и её оперативная активность резко возросла. Она приобрела концессии в нескольких странах третьего мира и успешно вела там разведочные работы. В её структуре были созданы региональные отделы, курирующие поиски нефти в Африке, Южной Америке, юго-восточной Азии и в ряде других районов. Это привело к возникновению партнёрских связей с международными корпорациями и национальными нефтяными компаниями.

Три года назад в “Эрдойль” произошло знаменательное событие. Впервые за всю её историю на одну из руководящих должностей был приглашён иностранец. Им был англичанин Дейв Пауэлл, ставший вице-президентом по зарубежной разведке. Поговаривали, что это назначение имело прямое отношение к более чем тесным связям президента “Эрдойль” Гельмута Келлера с одной из крупнейших британских нефтяных корпораций. Во всяком случае то, что Пауэлл - это человек Келлера, было очевидным для всех. В компании отнеслись к его появлению без энтузиазма. Хотя Совет директоров и утвердил назначение по рекомендации президента, но Пауэлл всё же оставался тёмной лошадкой. Поэтому он нуждался в быстром и впечатляющем успехе, чтобы продемонстрировать своё соответствие должности и упрочить профессиональную репутацию. В этом же был заинтересован и пригласивший его Келлер.

В прошлом Пауэлл несколько лет работал в Австралии. И он решил, что именно этот регион больше всего подходит для такой цели. Он вызвал начальника отдела юго-восточной Азии и Австралии Зигфрида Кляйна и затребовал все имеющиеся оперативные геологические и геофизические материалы по региону. Ответственным за эти материалы был Макс Адлер. Так произошло его первое близкое знакомство с новым вице-президентом. Пауэлл приступил к их детальному изучению, изредка обращаясь к Максу за дополнительными сведениями. Через два месяца было объявлено, что компания приобрела в Новой Гвинее морскую разведочную концессию в западной части залива Папуа около дельты реки Флай (по-английски “муха”) и вскоре приступит к самому крупному зарубежному проекту. Стало известно, что Дейв Пауэлл сам проанализировал материалы по акватории залива и обнаружил гигантское геологическое поднятие, названное им Биг Флай (“Большая муха”), - классический объект для нефтяной разведки. Обычно такие проекты разрабатывал Макс Адлер, а если они поступали от партнёров, то в обязательном порядке передавались ему для экспертного заключения. На этот раз он был отстранён от работы. Пауэлл не собирался делить успех с кем бы то ни было. Далеко не все в компании желали ему удачи. И с этого момента его стали за глаза называть папуасом.

Стоимость проекта была огромной. Но папуасу удалось убедить Келлера в его высокой перспективности и экономической рентабельности, а затем оба они без особого труда добились согласия Совета директоров на получение банковского кредита. События развивались стремительно. “Эрдойль” заключила контракт с фирмой морского бурения “Ошеан Дриллинг” в Лос-Анджелесе и плавучая буровая установка “Сэми”вышла в море, взяв курс на Новую Гвинею ( Сэми - слэнговое сокращение английских слов semi-submersible drilling rig - полупогружная буровая установка на двух подводных катамаранах).

В разгар всей этой лихорадочной активности Зигфрид Кляйн зашёл в комнату Адлера.

- Послушай, Макс, что ты думаешь об этой затее?

Адлер молча пожал плечами.

- Это же твой район, - продолжал настаивать Кляйн. - Должен же ты иметь собственное мнение. Ты что, согласен с папуасом? Там действительно есть эта муха?

- Не знаю, -ответил Макс, - я не видел его интерпретацию. Многое зависит, как ты знаешь, от того, какие сейсмические скорости он использовал (Сейсмическая скорость - скорость распространения сейсмических волн в разных породах) . Я передал ему всё, что у меня было, и понятия не имею, как он обработал и экстраполировал данные по ближайшим скважинам на суше, в которых проводился сейсмокаротаж (Экспериментальное определение сейсмических скоростей в скважине).

- У тебя есть копии этих материалов?

- Конечно. Копии карт и другой графики у меня имеются, а остальные данные есть в компьютере.

- Вот что, Макс.Сколько времени тебе потребуется, чтобы проверить всё это?

- Ты имеешь в виду расшифровку структуры под водами залива?

- Да, именно это я имею в виду.

- Ну, если работать плотно, то две недели, не меньше.

- Хорошо. Продолжим разговор через две недели. И ещё вот что - о том, что ты этим занимаешься, никто знать не должен.

Ровно через две недели Макс позвонил Кляйну: “Приходи. Посмотришь, что получилось”. Когда тот вошёл, на большом рабочем столе уже лежали карты, профильные разрезы и таблицы сейсмических скоростей. Кляйн, не говоря ни слова, стал внимательно рассматривать их. Он был опытный геолог, настоящий профессионал, и сразу всё понял.

- Чёрт возьми, не зря у меня было предчувствие. Значит всё-таки ничего нет. Нет мухи - ни большой, ни маленькой. Весёленькая история. Что будем делать, Макс?

- Не знаю, Зигфрид. Они так раскрутили маховик, что даже приближаться опасно. Закончится всё это плохо.

- Да, закончится плохо.“Сэми” уже подходит к островам Гилберта. Скважина будет стоить сорок миллионов долларов, а весь проект - около ста. Пахнет грандиозным скандалом. Может всё-таки попытаться остановить эту затею?

- Видишь ли, если бы здесь была только профессиональная ошибка, то попытаться было бы можно. Но за всем этим стоят личные амбиции, и не только Пауэлла, но и Келлера. Это важнее интересов компании. Сотрут в порошок.

- Да, пожалуй, ты прав. Лучше не связываться. Ну что ж, спрячь всё это подальше. И будь, что будет. Нас это не касается.

Через несколько дней, на новогоднем вечере, который компания традиционно устраивала в итальянском ресторане, Кляйн, как обычно, выпил лишнего и, когда речь зашла о бурении в заливе Папуа, небрежно заметил: “Ни хрена там нет”.

- Как нет? - не без удовольствия воскликнул начальник юридического отдела Карл Финк, один из наиболее явных недоброжелателей Пауэлла. - Там же, по словам этого британца, огромное поднятие.

- Нет никакого поднятия . Большая муха улетела, остался огромный мыльный пузырь. Вон Макс может подтвердить, - Кляйн кивнул в сторону стоявшего поодаль Адлера.

- А мы сейчас спросим, - Финк направился к Максу.

В этот момент Кляйн внезапно протрезвел и ухватил его за руку: “Оставь. Я просто пошутил”. Но слово вылетело... В компании процветало доносительство. Не прошло и двух дней, как об этом стало известно Пауэллу.

После Нового года Кляйн зашёл к Максу. Он был взволнован.

- Послушай, Макс. Папуас каким-то образом узнал о твоей карте. Я только что был у него. Он хочет видеть её. Мне пришлось сказать, что она у тебя. Извини, дружище, но просто не было выхода.

- Что значит “каким-то образом узнал”? Ведь кроме нас двоих о ней никто не знает. Я никому не говорил. Ты что ли ляпнул?

- Ну, что ты! Ты же знаешь, это не в моих интересах. Да и какое это сейчас имеет значение? Главное, что он что-то знает. Я просто зашёл предупредить.

- Слушай, Зигфрид, но ведь это было твоё задание.

- Разумеется. Я не отрицаю. Но какой смысл говорить об этом Пауэллу? Ты уж как-нибудь постарайся выкрутиться. Одному зто сделать проще, чем двоим. Скажи, что поиграл скоростями ради любопытства. Войди в моё положение - у меня же трое детей. Ну, удачи, - бросил Кляйн уже в дверях.

Минут через десять позвонила секретарь Пауэлла и попросила зайти к боссу. “Захватите карту и другие материалы по заливу Папуа” - сказала она.

- Заходите, Макс. Как дела? - приветствовал его Пауэлл. - Принесли что-то интересное? Ну что ж, давайте посмотрим.

Макс разложил материалы на столе. По мере того, как папуас разглядывал их, его маленькое птичье лицо становилось пунцовым. Наконец, он побагровел весь, от подбородка до лысины.

- Сейсмокаротаж какой скважины вы использовали? - резко спросил он.

- Скважины “Аворро” компании “Тексако”.

- На каком основании? Вы что, не видите, что скважина “Дару”, пробуренная “Бритиш Петролеум”, расположена совсем рядом с нашей концесией, а “Аворро” - на расстоянии 30 километров от неё?

- Географически это так. Но “Аворро” находится в той же геологической зоне, что и концессия, а “Дару” - в другой зоне, с другим составом пород и другими скоростями. Мне бы не хотелось это говорить, Дейв, но использование скважины “Дару” привело к появлению на вашей карте ложного, несуществующего поднятия.

- Вызывающее и самонадеянное заявление. Что даёт вам право утверждать это?

Макс подошёл к профильным сейсмическим разрезам и показал на них границы геологических зон. Они были настолько очевидны, что у Пауэлла не нашлось возражений.

- Когда вы построили карту? - спросил он.

- Недели две назад.

- С какой целью?

- Мне было просто интересно. Я ведь курирую этот район, - спокойно ответил Макс.

- Что значит курирую? Сейчас я его курирую. И я не просил вас заниматься этим. Вы что, хотели проверить меня? Ваша карта - безграмотная чушь.

Макс бросил на Пауэлла насмешливый взгляд.

- Не паникуйте, Дэйв. Верните “Сэми” обратно , - сказал он твёрдо. - Ваша “Большая муха” - это большой блеф.

- Какая наглость! Кто, кроме Кляйна, видел карту?

- Никто.

- Идите. Материалы оставьте здесь.

После разговора с Пауэллом положение Макса в компании резко изменилось. Через несколько дней его перевели из большой светлой комнаты, которую он занимал уже много лет, в маленькую полутёмную каморку в конце коридора. Коллеги перестали заходить к нему, а встречаясь в вестибюле или в столовой ограничивались лишь коротким приветствием, а то и просто едва заметным кивком. Зигфрид Кляйн в присутствии других старался не показывать прежние дружеские отношения, а наедине подбадривал ничего не значащими словами: “Держись, Макс, всё образуется. Наберись терпения и не падай духом. Вот провалятся они в заливе Папуа и увидят, что ты был прав. Тогда всё изменится”. Оба они понимали, что тогда-то всё и начнётся...

Но хуже всего было то, что Макс вдруг перестал получать задания. После проекта, который был начат ещё до разговора с Пауэллом и закончен через месяц после него, Кляйн больше не передавал ему материалы для анализа или экспертной оценки. Его не приглашали на технические совещания, его мнением никто не интересовался даже тогда, когда речь шла о регионах, по которым он был признанным специалистом. В откровенной форме ему давали понять, что он должен уйти из компании. В то же время просто уволить его в приказном порядке было невозможно, учитывая безупречную прошлую работу, которая была документально подтверждена ежегодными оценками, хранившимися в его файле. Наконец, Макс не выдержал и пришёл к Кляйну.

- Зигфрид, в чём дело? Что происходит? Ты что, думаешь я уйду добровольно? Не надейся. Только за последние пять лет у меня в активе три новых месторождения, которые приносят компании миллионы. И не забывай - это ты впутал меня в эту историю. Так что, в случае чего, окажемся на улице вместе.

Кляйн побледнел.

- Макс, дружище, поверь, я здесь не при чём. Ничего не могу сделать. Всем этим дирижирует папуас. Попробую поговорить с ним, но ничего не обещаю.

На следующий день Кляйн зашёл в каморку Макса.

- Ну вот, твоё безделье закончилось. Есть срочная работа - оценить перспективы нефтеносности восточной части острова Калимантан и составить детальный план разведки. Срок - два месяца. И учти - ни дня больше. Через три месяца тендер на разведочную концессию.

- Ты шутишь, Зигфрид? Я знаю этот район. Для него и шести месяцев мало. И что значит - ни дня больше?

- Срок определил папуас. Он подчеркнул, что опоздание даже на один день будет считаться невыполнением проекта. Ты, конечно, можешь отказаться. Но сроки следующего проекта будут ещё менее реальными. А два отказа - повод для увольнения за профессиональное несоответствие. У тебя просто нет выбора. Так что берись за работу и будем уповать на Бога.

- Уповать на Бога, которого нет... Ну что ж, давай проектное задание.

Макс начал в тот же день и работал по двенадцать часов в сутки. Это был изнурительный марафон наперегонки с календарём. Через два месяца, день в день, детальный геологический анализ и план разведки были готовы. Презентация проходила при необычно многолюдной аудитории. Вся компания знала, что предстоит публичная расправа. Поэтому одни пришли из любопытства, другие - из-за профессионального интереса, а третьи, составлявшие специально отобранную группу, - с целью разыграть заранее подготовленный сценарий и провалить проект. Но справиться с заданием им не удалось. Ни один из них не владел материалом так, как Макс. Поэтому он с лёгкостью отвечал на каверзные вопросы и парировал критические выступления. В результате его план разведки был принят полностью, без малейших изменений и замечаний. Вскоре после этого Макс узнал, что никакого тендера в этом районе не было и “Эрдойль” не планировала проведение здесь разведочных работ. Жёсткий срок, отведённый для проекта, имел только одну цель - сделать его невыполнимым.

В эти дни, впервые в жизни, у Макса начались проблемы со сном. Режим работы был намеренно выматывающим. Но, будучи человеком сильным и волевым, он твёрдо решил, что это не должно повлиять на его физическое и душевное состояние. Однако, решить оказалось легче, чем сделать. Он ложился спать в половине одиннадцатого, как обычно. Но сон не приходил, несмотря на неимоверную усталость. Вместо этого калейдоскопом проносились события прошедшего дня и в голову лезли, вопреки логике и здравому смыслу, какие-то дикие фантазии, всегда на одну и ту же тему - как он отомстит папуасу! Порой месть принимала изощрённые формы... Вот он едет ночью по пустынной дороге и видит в кювете перевёрнутый автомобиль, а в нём раненый Пауэлл. Макс подходит к нему. Их взгляды встречаются. Он улыбается, снова садится в машину и уезжает... Или другая фантастическая картина. Макс становится президентом компании и теперь судьба Пауэлла в его руках. Он даёт ему проектное задание с нереальным сроком. Тот не справляется и Макс с позором увольняет его... Иногда объектом мести становится Зигфрид Кляйн... Наконец, промучившись час, а то и два, он с трудом засыпает. Утром вспоминает ночные фантазии с содроганием и отвращением. На память приходят слова из письма отца: “Лучшая месть - это хорошо жить”. Однажды под утро ему приснился настоящий папуас в набедренной повязке, с кольцом в носу, с которым он познакомился когда-то в Новой Гвинее. Он выходил на берег из залива Папуа и кричал: “Ты украл мою нефть! Я расскажу об этом Совету директоров!” Папуас приблизился и Макс узнал в нём Пауэлла. Он протянул ему свою карту, но Пауэлл завопил “безграмотная чушь” и помочился на неё. Макс бросился на него с кулаками... и в этот момент проснулся. Часы показывали без четверти шесть. Пора было вставать. Начиналось новое утро и новый тяжёлый рабочий день...

После презентации проекта по Калимантану снова потянулись месяцы вынужденного безделья, а потом вдруг Макс получил ещё одно проектное задание с таким же нереальным сроком. И опять блестящая презентация без единого дня опоздания. Такое напряжение не проходило бесследно - он осунулся, глаза ввалились, нервы начали пошаливать.

Тем временем провал в заливе Папуа становился всё более очевидным. Поскольку в финансовом отношении это был не рядовой проект, причины неудачи рассматривались на заседании Совета директоров. Пауэлл и Келлер вынуждены были объяснять, как мог произойти такой скандальный просчёт. И папуас нашёл выход - причиной ошибочной интерпретации геологических материалов, по его словам, были заведомо неправильные значения сейсмических скоростей, полученные им от Макса Адлера. Он также намекнул, что сделано это было умышленно, в отместку за то, что Адлер не был привлечён к проекту. Возмущению членов Совета не было предела. Специально созданная комиссия начала проверку работы Макса за несколько последних лет. И здесь обнаружилось, что из личного файла в отделе кадров исчезли оценки его предыдущих проектов. Никто не мог объяснить, как это произошло...

Упорные и грубые попытки профессиональной дискредитации, в которых участвовало немало коллег, продолжались уже около трёх лет. Но ни одного мало-мальски обоснованного повода для увольнения найти не удавалось. И вдруг необходимость такого повода отпала сама собой. Чтобы как-то компенсировать финансовые потери в заливе Папуа, компания была вынуждена сократить бюджет и уволить пять процентов сотрудников. Макс, конечно, оказался первым в этом чёрном списке. Вторым был Зигфрид Кляйн, вина которого состояла в том, что он видел злополучную карту. Когда проводится вынужденное сокращение персонала, никаких индивидуальных причин и объяснений для увольнения не требуется.

Незадолго до этого в США вышла книга, которая произвела сенсацию в обществе и особенно - в мире большого бизнеса. О ней говорили в СМИ, деловых клубах, компаниях, при частных встречах в кругу белых воротничков. Книга быстро стала бестселлером, а её автор - национальным героем. Звали его Ли Якокка, а книга была его автобиографией. Макс прочитал её на одном дыхании. В жизни и карьере этого человека были две вершины, два “Эвереста”, как он их называл. Первая вершина - пост президента компании “Форд”. Он начал работу в ней молодым инженером и через 24 года стал вторым человеком после самого Генри Форда, внука основателя автомобильной империи. За восемь лет на посту президента Якокка сделал компанию стабильной и процветающей. Однако, в последние три года он стал подвергаться постоянным унижениям и издевательствам со стороны Форда. “В 1975 году он приступил к своему преднамеренному плану уничтожить меня, - говорит Якокка. - В параноидальном мозгу Генри возникло подозрение, что после его смерти я отстраню его сына Эдсела от руководства компанией и завладею ею. Он действовал целенаправленно из месяца в месяц. Моя жизнь превратилась в ад. Я стал пить больше, появилась дрожь в руках. Я чувствовал, что расползаюсь по швам. Я стал записывать всё, что происходило. Жена поддержала меня. Может быть однажды ты захочешь написать книгу об этом, сказала она. И никто не поверит, что в респектабельной компании было возможно то, через что нам пришлось пройти”.

В течение трёх лет Форд делал всё, чтобы заставить Якокку уйти добровольно. “Почему я не уходил? - задаёт вопрос Якокка и отвечает так: - Были две причины. Форд не является единоличным владельцем компании. Основная часть акций принадлежит частным лицам. И я наивно полагал, что они не допустят увольнения человека, чьи впечатляющие достижения обеспечивают им высокие дивиденды. А во-вторых, я был столь же наивно убеждён, что Совет директоров, в котором было много моих личных друзей, не разрешит Форду уволить меня. Я не сомневался, что хотя бы один из них встанет и скажет, что это позор. Якокка приносит компании два миллиарда ежегодно. Если он уйдёт, я тоже уйду”.

Надежды Ли Якокки не сбылись. Никто не выступил в его защиту. Совет директоров не посмел бросить вызов Генри Форду. В возрасте 54 лет, в день своего рождения, Якокка был уволен без объяснения причин. “Сброшен с Эвереста”, как он пишет. Вторым “ Эверестом” стал предложенный ему вскоре пост президента компании “Крайслер”, которую он спас от банкротства и поставил на ноги. После этого успеха он стал фигурой национального масштаба и его кандидатура даже выдвигалась в Белый дом.

Историю увольнения, своё душевное состояние и пережитый стресс Якокка описывает подробно и эмоционально, с чисто итальянским темпераментом. Особое место в его драматическом рассказе занимает первое утро жизни безработного, когда им вдруг овладело смятение и он почувствовал себя потерянным, опустошённым, не знающим, что делать и чем заняться. Макса поразило сходство всего этого с тем, что происходило с ним самим. Как бы объясняя это сходство, Якокка замечает: “Когда ты уволен без причины после многих лет безупречной работы, не имеет значения кто ты - президент компании или клерк. Психологически это одинаковая катастрофа для любого”.

Наиболее болезненным было намеренное унижение, которому подверг его Форд. По условиям контракта, в случае увольнения президенту для поиска новой работы предоставляется полностью оборудованный временный служебный офис. Этим “офисом” оказалась маленькая обшарпанная комната на складе запчастей в нескольких милях от того здания, в котором ещё вчера Якокка занимал роскошный кабинет с ванной и специальным помещением для отдыха. На складе он пробыл менее часа и больше там не появлялся. Но унижение не забыл. Прочитав об этом, Макс вспомнил свою полутёмную каморку в конце коридора... Другим поразительным сходством было то, что друзья и коллеги, продолжавшие работать в компании, сразу же прекратили общение с Якоккой. Никто из них даже не пришёл на похороны жены и не прислал соболезнование. “Это был самый большой шок в моей жизни”- пишет Якокка. Так же как и бывший президент компании “Форд”, Макс наивно полагал, что геолог, работа которого привела к открытию не одного нефтяного месторждения, не может быть уволен без причины. Документы об этих открытиях имелись в его личном файле. Решение нашли простое - они были изъяты. Наконец, ещё одно сходство заключалось в том, что Якокка не скрывает появившуюся у него навязчивую идею отомстить Генри Форду. “Во время бессонных ночей я непрерывно фантазировал, как ударю его в самое больное место. А такие места я знал... За унижение мерзким “офисом” на складе запчастей я был готов убить его физически”. Эти строки напомнили Максу его собственные ночные фантазии. “Поразительно, - подумал он, - значит везде и со всеми это происходит одинаково. Технология расправы в респектабельных организациях одна и та же - будь то Европа или Америка, нефтяная компания или автомобильная, идёт ли речь о президенте или инженере. Но Якокке повезло - он взошёл на свою вторую вершину и снова стал “хорошо жить”. Это была лучшая месть Форду. А у меня впереди только горнолыжные вершины, что, в сущности, не так уж плохо...”

Самуэль Маркус, раввин Старой венской синагоги, что недалеко от Юденплац, рассматривал слова в записной книжке Макса.

- Первое слово не очень понятно. Возможно, это чьё-то имя. Бергет или Боргет. Без огласовки прочитать трудно (В иврите нет гласных букв. Иногда вместо них ставятся специальные знаки - огласовки. Брегет пишется “бргт”, что может читаться “бергет, боргет, брегет” и т.п. ). Вы знаете этого человека?

- Может быть Брегет? - предположил Макс.

- Вполне вероятно. А три других слова читаются так:”фтах эт ха’михсе”, что означает “открой крышку”.

- Я вам очень благодарен, рабби.

Выйдя из синагоги, Макс мысленно повторил эти слова: “Брегет. Открой крышку”. Он вспомнил, что на генеалогическом древе написана вся фраза, а на часах первое слово отсутствует. “ Это логично, - подумал он. - Ведь часы и есть брегет. И специально указывать это незачем. А на древе необходимо объяснить, о какой крышке идёт речь. Так вот что означал пост-скриптум об изучении иврита в письме отца...” Уже сидя в машине, он вдруг поймал себя на том, что непроизвольно напевает эти загадочные слова как некий рефрен. И ещё он заметил, что едет домой с особым нетерпением...

Крышка брегета была наглухо прикреплена к корпусу каким-то секретным внутренним зажимом. Максу пришлось повозиться, чтобы открыть её. Часы оказались полые, без механизма. Чтобы его отсутствие не делало их подозрительно лёгкими, внутрь была вложена свинцовая пластинка. По существу, брегет был лишь футляром. Макс извлёк из него плоский ключ сложной конфигурации с выбитой на нём цифрой 23 и записку на маленьком листке тонкой плотной бумаги, аккуратно сложенным в несколько раз. Текст записки гласил: “ Это ключ от принадлежащего Оскару Адлеру сейф-бокса, который находится в офисе “Свисс Бэнк Корпорэйшн” по адресу - Швейцария, Женева, Рю де ла Сите. Номер сейфа 23. Номер счёта в этом же банке Р4-644,481.2. В случае смерти Оскара Адлера, право доступа к сейфу и счёту получают его дети Леопольд, Эмма и Клара, а также их прямые потомки (дети, внуки и т.д.). Сейф абонирован и оплачен владельцем на 100 лет, начиная с 1938 года. Он открывается одновременно двумя ключами, один из которых приложен к данному письму, а второй находится в банке”.

Роланд Шиллинг, генеральный директор женевского филиала “Свисс Бэнк Корпорэйшн”, внимательно читал документы Макса Адлера и передавал их один за другим юрисконсульту Эдварду Верга, на столе которого лежала папка “Оскар Адлер. Счёт Р4-644,481.2, сейф-бокс 23”. Документы включали свидетельство о рождении с данными об отце и матери, а также официальное уведомление специального правительственного бюро о гибели в лагере смерти Маутхаузен Оскара Адлера, его троих детей и пятерых внуков. В уведомлении было указано, что оно выдано в соответствии с запросом Макса Адлера, единственного ныне живущего члена семьи.

- Господин Адлер, - торжественно произнёс генеральный директор, когда бумаги были просмотрены, - мы внимательно изучили представленные вами документы и пришли к выводу, что они соответствуют швейцарским законам и уставу нашей корпорации. Мы также пришли к выводу, что вы являетесь законным наследником покойного Оскара Адлера и имеете право доступа к его банковскому счёту и сейф-боксу. Однако, окончательное подтверждение этого права вы сможете получить только через неделю, после экспертизы документов в нашем главном офисе в Цюрихе. Мы сожалеем, что вынуждены отложить на это время завершение формальностей, и надеемся, что вы отнесётесь к этому с пониманием.

Через неделю Макс снова появился в кабинете генерального директора. Шиллинг встретил его широкой приветливой улыбкой, вышел из-за стола и пожал руку.

- Подтверждение из Цюриха получено, господин Адлер. Поздравляю. Сердечно поздравляю от себя лично и от имени нашей корпорации. Мы надеемся, что вы продолжите семейную традицию и останетесь нашим постоянным клиентом. Могу ли я спросить, господин Адлер, с чего вы хотели бы начать знакомство с вашими активами - с банковского счёта или сейф-бокса?

- С банковского счёта.

- Прекрасно. Я провожу вас в операционный отдел.

...На банковском счету оказалось 96 миллионов швейцарских франков. Макс подписал необходимые документы, заказал чековую книжку и кредитную карточку. С этого момента он стал владельцем счёта и мог распоряжаться им по своему усмотрению.

После ланча в служебном ресторане банка, на который его пригласил Шиллинг, они спустились в бронированное хранилище, где находились сейф-боксы. Здесь Шиллинг представил Максу супервайзера хранилища и попрощался. Макс и супервайзер подошли к сейфу 23. Супервайзер вставил ключ в верхнюю замочную скважину и ушёл. Макс вставил свой ключ в нижнюю скважину и повернул оба. Замок открылся легко и бесшумно, будто был смазан только вчера. Макс вынул из ниши длинный металлический ящик, перенёс его в закрытую кабинку и поставил на стол.Сейф был почти пуст и лишь тонкий запечатанный конверт лежал на дне. Макс сел в удобное кресло, вскрыл конверт и вынул из него три сложенных пополам документа. Он развернул тот, что находился сверху. Это был договор, заключённый между Оскаром Адлером и адвокатской фирмой “Манфред и Рорвиг” в марте 1938 года. В нём говорилось, что господин Адлер передаёт фирме принадлежащие ему двадцать пять процентов акций компании “Эрдойль Гезельшафт” на следующих условиях.

...Макс с трудом верил своим глазам. Ему вдруг стало казаться, что это не реальный документ, а лишь одна из его безумных ночных фантазий на тему мести папуасу. Ну, конечно же, знакомое видение - он становится президентом компании и судьба Пауэлла в его руках... Макс тряхнул головой, ущипнул себя и огляделся. Нет, он не спит, а сидит перед сейф-боксом в кабинке хранилища. Для верности он выглянул из неё и посмотрел на десятки других сейф-боксов в стенных ячейках. На сон не было похоже... Он перечитал договор снова, на этот раз - вслух, шёпотом. Как бы не доверяя только глазам, он хотел удостовериться в его реальности ещё и ушами. Но и глаза, и уши, и пальцы, которыми он недоверчиво ощупывал бумагу, говорили одно и то же: “Отныне ты, Макс Адлер, персона нон грата в компании “Эрдойль Гезельшафт”, становишься её контролирующим акционером и вице-председателем Совета директоров. Твои безумные ночные фантазии превратились в реальность”.

“Не слишком ли круто для нормального человека, а не финансового супермена ? - подумал Макс с несвойственным ему суеверием. - Такие сценарии можно увидеть в кино, а не в жизни”. Неожиданно, без всякой связи с происходящим, вспомнилась рыжеволосая красавица Джулия. Он понял, что никогда не забывал о ней. Просто сейчас память о тех давних событиях получила по некой загадочной и таинственной ассоциации новый импульс. Где она сейчас? Доходили слухи, что она живёт не то в Канаде, не то в Америке. Не удивительно ли, что он вспомнил о ней в хранилище швейцарского банка ? Почему он не оказался здесь тогда, двадцать пять лет назад? Всё могло бы быть иначе...

Вдруг его мысли сделали ещё один зигзаг и пошли в ином направлении. Как это всё стало возможно? Макс имел в виду ту почти мистическую случайность, в результате которой он сейчас держит в руках этот фантастический документ. Ведь ватман с генеалогическим древом мог пролежать на шкафу ещё тридцать лет и столько же могли оставаться незамеченными ивритские буквы на крышке брегета... Если бы не увольнение и вызванное им внезапное импульсивное желание отправиться в долгое путешествие, он никогда бы не полез за туристическими проспектами и не обнаружил рулон в чёрном футляре... А уволил его Пауэлл. Значит благодаря ему он сидит сейчас здесь. Как в английской поговорке: “У каждого облака есть серебряная подкладка”... Макс не верил ни в Бога, ни в знаки зодиака, ни в приметы. Он верил только в судьбу, в её предначертанность. И подумал, что это было предопределено, а следовательно неизбежно. Что “это”? Вся цепь событий - и появление в компании Пауэлла, и его амбициозная затея с разведкой в заливе Папуа, и задание Кляйна проверить “Большую муху”, и последовавшая за этим месть папуаса... Это не хаотическое нагромождение случайностей, не мистика. Это судьба. А судьба так же реальна, как воздух, пища и как сам человек, состоящий из плоти и крови. Если из цепи событий убрать хотя бы одно звено, то конструкция рухнет, судьба не состоится. Но в том-то и заключается главная тайна, что убрать звено невозможно. Это только кажется, что Пауэлл, Кляйн и он сам действовали по своей воле. Всё было предопределено, и они не могли не делать то, что делали...

Эти размышления привели мысли и чувства Макса в состояние равновесия и гармонии. Он раскрыл следующий документ. Это была справка о банковских реквизитах и юридическом статусе фирмы “Манфред и Рорвиг”. Там же был указан её адрес - Женева, Рю де Мон-Блан. Последний, третий документ касался банковского счёта, владельцем которого он стал в это утро.

Макс нажал кнопку звонка, вызвал супервайзера и спросил, где можно сделать копии. Тот проводил его в соседнюю комнату. Макс скопировал документы и положил оригиналы в сейф-бокс. Затем вставил его обратно в нишу стены, закрыл двумя ключами, вернул верхний ключ супервайзеру и вышел в вестибюль. Там он вынул из кейса карту города и нашёл Рю де Мон-Блан. Улица оказалась совсем близко от банка. Макс подумал, что за 50 лет адрес фирмы мог измениться. Поэтому он решил посмотреть на дом просто из любопытства.

Он перешёл по мосту на правый берег Роны в том месте, где река вытекает из Женевского озера, и сразу же попал на нужную улицу. Найдя дом, он был приятно удивлён - над простой, но элегантной входной дверью, прямо на облицовочной плите было выгравировано “Манфред и Рорвиг”. “Да, для тихой консервативной Швейцарии 50 лет - это вообще не исторический срок, - подумал Макс. - По Европе прокатилась мировая война, а здесь всё было и остаётся незыблемым. Дед Оскар не мог выбрать лучшей страны для своей последней финансовой операции”. Постояв несколько минут перед домом, он решил, что свой первый визит сюда должен нанести по всем правилам. А для этого нужно сначала позвонить по телефону и назначить время встречи. Он сделает это завтра.

Возвратившись в гостиницу, Макс раскрыл телефонный справочник и нашёл фирму “Манфред и Рорвиг”. Он опять был приятно удивлён - рядом с телефонами её владельцев стояли имена: доктор Гуго Манфред и доктор Виктор Рорвиг. “Конечно, это не те люди, которые подписали договор с дедом, - подумал он. - Видимо, их сыновья, а скорее всего внуки“. Хотя это и не имело для него никакого значения, но снова повеяло незыблемой швейцарской традицией, непоколебимой стабильностью.

Утром Макс позвонил Гуго Манфреду. Он услышал приятный вышколенный голос секретаря. Макс назвал своё имя и сказал, что хотел бы поговорить с доктором Манфредом. Его соединили.

- Здравствуйте, господин Адлер. Чем могу быть вам полезен?

- Я бы хотел встретиться с вами, доктор Манфред, по поводу акций “Эрдойль Гезельшафт”, принадлежащих семье Адлер.

- Простите, господин Адлер. Я как-то сразу не связал ваше имя с семьёй Адлер. Искренне рад разговаривать с вами. Где вы сейчас находитесь?

- В Женеве, недалеко от вас.

- Прекрасно. Мой компаньон Виктор Рорвиг и я будем счастливы видеть вас в любое время, которое вы сочтёте удобным. Если вы хотите приехать сейчас, то дайте нам два часа для подготовки документов.

У Макса возникло ощущение, будто собеседник только и ждал его звонка все эти годы. Никаких лишних вопросов, ни тени удивления, ни намёка на неожиданность или сюрприз. Искренняя готовность оказать услуги клиенту. Всё это говорило о высшем уровне профессионализма. Они договорились встретиться завтра утром.

Документы оказались в идеальном порядке и были быстро переоформлены на имя Макса. Итак, отныне Макс Адлер стал законным правопреемником деда Оскара и вступил во владение самым большим пакетом акций “Эрдойль Гезельшафт”. Он договорился, что один из владельцев фирмы сделает официальное заявление об этом в Вене и представит его в новом статусе Совету директоров и руководству компании.

Раввин Самуэль Маркус встретил Макса как старого знакомого.

- Рад видеть вас, господин Адлер. Надеюсь, моя скромная помощь была полезна.

- О, да. Весьма полезна. Если позволите, я и в дальнейшем буду пользоваться вашими услугами и советами в делах, в которых не очень сведущ. А сейчас я бы хотел обсудить с вами ряд других вопросов. Во-первых, я хочу построить на новом еврейском кладбище в районе Симмеринг мемориал в память членов семей Адлер и Ландау, погибших в Маутхаузене. И буду признателен, если вы поможете с выбором места и порекомендуете хороших специалистов. Во-вторых, я хочу установить в вашей синагоге мемориальную доску с именами погибших. И в третьих, я намерен сделать пожертвование синагоге.

- Очень похвальные планы, господин Адлер. Что касается мемориала, то кладбище находится в ведении похоронного братства “Хевра кадиша”. Я свяжу вас с ними и уверен, что они отнесутся к вашему желанию с полным пониманием. В отношении мемориальной доски можете положиться на меня. И, разумеется, я вам искренне благодарен за намерение сделать пожертвование.

Совместное заседание Совета директоров и руководства “Эрдойль Гезельшафт “ было назначено на десять часов утра в понедельник. По случайному совпадению, ровно два месяца назад Макс последний раз переступил порог компании. Утром того памятного дня ему пришлось перенести в машину личные вещи и сдать пропуск. “Всего два месяца, - подумал Макс, - а кажется, что мир перевернулся”. Он неожиданно быстро привык к своему новому положению, а главное - пропала бессонница, восстановился ежедневный распорядок и снова обязательной рутиной стали холодный душ, утренняя гимнастика, вечерняя часовая пробежка по лесным аллеям. Возобновились и визиты к фрау Эльзе. Он вошёл в свою прежнюю физическую форму, что отразилось и на его внешности. Но всё же иногда перед сном, когда мысли вдруг переставали подчиняться логике и чувству реальности, в сознание нет-нет да закрадывалось сомнение: “А правда ли всё это? Не сон ли?” В такие минуты Макс включал ночную лампу, брал с тумбочки договор деда с “Манфред и Рорвиг”, пробегал его глазами, успокаивался и быстро засыпал...

Когда Франц Ленхард, сын Отто Ленхарда и глава венской адвокатской фирмы “Ленхард и компаньоны” сообщил банкиру Клаусу Руппе, председателю Совета директоров, что их швейцарский партнёр намерен сделать важное сообщение на внеочередном заседании Совета, ему, естественно, был задан вопрос: “О чём пойдёт речь?” Ленхард, следуя инструкции Манфреда, ответил, что это касается кое-каких технических изменений в юридическом статусе пакета акций, принадлежащих швейцарской фирме. Подробности он не знал.

...До заседания оставалось несколько дней. Макс позвонил своему автодилеру и попросил подготовить “мерседес” последней модели, которым он решил заменить “ауди”. В четверг новый серебристый лимузин был доставлен к его дому. В тот же день он встретился с Гуго Манфредом и они обсудили детали предстоящего заявления на Совете директоров. Было решено, что сначала Манфред сделает краткое информативное сообщение, во время которого Макс будет находиться в соседней комнате. И лишь после того, как Манфред назовёт его имя, Элизабет Боне, секретарь фирмы, пригласит Макса в зал. Он войдёт и займёт место, заранее приготовленное для него за большим овальным столом справа от преседателя. Благодаря такому сценарию внимание публики не будет преждевременно отвлечено присутствием Макса и позволит ей без помех выслушать сообщение Манфреда.

Гуго Манфред позвонил в офис президента компании и попросил приготовить на понедельник два пропуска для сопровождающих его господина Адлера и госпожи Боне. Фамилия Адлер достаточно распространённая и поэтому секретарь Гельмута Келлера не связала её с Максом.

В понедельник, без двадцати десять два лимузина одновременно подъехали к офису “Эрдойль Гезельшафт” и остановились на специальном паркинге для руководства компании. Макс, Гуго и Элизабет поднялись на десятый этаж на так называемом “президентском” лифте и вошли в зал заседаний Совета. Никто из сотрудников им не встретился. Гуго и Элизабет остались в зале, а Макс прошёл в небольшую смежную комнату, служившую для отдыха и частных бесед.

Ровно в десять появились члены Совета и приглашённые. Каждый занял своё постоянное место. Манфред, сидевший как вице-председатель рядом с Клаусом Руппе, попросил оставить свободное кресло по другую руку от него. В кратком вступлении Руппе сказал, что просьба о внеочередном расширенном заседании Совета поступила от фирмы “Манфред и Рорвиг”, которой принадлежит двадцать пять процентов акций компании, и предоставил слово её совладельцу.

- Господа, - обратился к собравшимся Манфред, - как вы знаете, наша фирма приобрела пакет акций “Эрдойль Гезельшафт” в 1938 году, что дало нам право занять пост вице-председателя Совета директоров. Все эти годы интересы фирмы в Совете представлял наш младший партнёр “Ленхард и компаньоны”. В действительности, приобретение акций не было обычной финансовой операцией. Согласно договору между предыдущим владельцем пакета и “Манфред и Рорвиг” акции были переданы нам на хранение с условием вернуть их по первому требованию либо самого владельца, либо его наследников. Такой характер договора был обусловлен известными событиями в марте 1938 года. Я должен особо подчеркнуть, что юридическая сторона соглашения не противоречит ни швейцарским, ни австрийским, ни международным законам.

Манфред сделал паузу и вынул несколько листов из лежавшей перед ним кожаной папки. Напряжение в зале нарастало. Все понимали, что главное ещё впереди и с нетерпением ожидали его.

- Владелец акций и почти вся его семья погибли в Маутхаузене, - продолжал Манфред. - Но его внук, к счастью, жив и недавно связался с нашей фирмой. Он представил все необходимые документы, не оставляющие сомнений, что является законным наследником и правопреемником своего деда. Вот договор о возвращении ему акций, о которых идёт речь, за вычетом пяти процентов, предусмотренных в виде гонорара “Манфред и Рорвиг”, - Манфред взял со стола документ и показал его присутствующим. - Я уполномочен сообщить уважаемому собранию, что отныне, согласно уставу компании “Эрдойль Гезельшафт”, пост вице-председателя Совета директоров переходит к юридическому лицу, которому принадлежит пятая часть её активов, что обеспечивает ему статус контролирующего акционера. А теперь позвольте мне назвать имя. Многим из вас оно хорошо известно.

Манфред выдержал паузу и обратился к Элизабет Боне, сидевшей в кресле около двери в смежную комнату.

- Элизабет, пригласите, пожалуйста, господина Макса Адлера.

В первый момент в зале повисла тишина. Но через короткое мгновение она сменилась глухим нарастающим шумом. Послышались возгласы удивления и недоумения. Кое-кто, не веря своим ушам, переспрашивал имя у соседей. Когда Макс вошёл, шум моментально прекратился. Он держался уверенно и с достоинством. Элегантный тёмносиний костюм подчёркивал его новый статус. Прямо от двери он решительно направился к свободному креслу справа от Клауса Руппе. Прежде чем сесть, Макс медленно обвёл взглядом присутствующих, улыбнулся и отчётливо произнёс: “Здравствуйте, господа. Рад видеть вас снова”. Затем сел и, после небольшой паузы, продолжил.

- Я полагаю, доктор Манфред сообщил вам необходимую информацию. Хочу лишь добавить, что я намерен самым активным образом участвовать в делах компании. Главным направлением моей работы будет зарубежная разведка. В последнее время у нас не всё благополучно в этой области. Поэтому я решил взять её под свой контроль и разобраться в причинах неудач. Я убеждён, что в венском офисе и в наших зарубежных филиалах работают прекрасные специалисты. И если мы сможем более эффективно использовать их знания и опыт, то добьёмся успеха. А теперь я готов ответить на вопросы.

В зале снова воцарилась тишина. Все были поражены с одной стороны краткостью и резкостью выступления, а с другой - его деловым характером. Макс увидел краем глаза, как Дейв Пауэлл незаметно положил под язык таблетку. Наконец, люди стали приходить в себя. Первым решился сломать лёд начальник юридического отдела Карл Финк, который был в приятельских отношениях с Максом до его конфликта с папуасом.

- Господин Адлер, не знаю, как вас теперь называть...- он смущённо улыбнулся.

- Так же, как и раньше, - ответил Макс.

- О’кей. Макс, прежде всего я искренне поздравляю тебя и не сомневаюсь, что твоя работа принесёт компании большую пользу. А во-вторых, не могу не спросить... - Финк замялся. - Почему мы не знали об этом раньше? Я имею в виду то, что тебе принадлежит этот прелестный пакет.

- Ты хочешь честный ответ или уклончивый? - Макс улыбнулся.

Такой чистосердечный вопрос разрядил обстановку. Многие заулыбались, кое-кто одобрительно рассмеялся.

- Хотелось бы честный, - Финк тоже улыбнулся.

- Если честно, то раньше я и сам об этом не знал, - сказал Макс с подкупающей откровенностью.

Все засмеялись. Слово взял Гельмут Келлер.

- Позвольте искренне поздравить вас, дорогой Макс, от своего имени и от имени руководства компании. Хочу воспользоваться случаем и лишний раз подчеркнуть, что я всегда был самого высокого мнения о ваших личных и профессиональных качествах. Я совершенно убеждён в правильности вашего решения взять под контроль зарубежную разведку. Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку и сотрудничество.

- Спасибо, Гельмут, - сухо сказал Макс (раньше он не называл президента по имени, но ситуация изменилась).

После Келлера ещё несколько человек высказались в таком же духе. Последним выступил Клаус Руппе.

- Господин Адлер, - почтительно обратился он к Максу, - к сожалению, раньше я не был знаком с вами лично. Но мне приходилось неоднократно слышать, что вы прекрасный специалист. И я искренне рад, что такой профессионал как вы заняли пост вице-председателя нашего Совета. Надеюсь на дружеское и плодотворное сотрудничество.

Макс и Руппе встали и обменялись рукопожатием. Раздались дружные аплодисменты. Как только заседание закончилось, вокруг Макса столпились те, кто не успел засвидетельствовать лойяльность. Они пожимали ему руку и поздравляли, каждый в меру своей велеречивости. Был среди них и Дейв Пауэлл...

Офис Макса был оборудован на одиннадцатом этаже, над офисами президента и вице-президентов. К просторному кабинету примыкали комфортабельная комната отдыха и ванная. В приёмной было готово рабочее место секретаря, но пока оно пустовало. Макс вызвал начальника отдела кадров Юргена Фолкмана, чтобы обсудить вопрос о кандидатуре.

- Есть два варианта, - сказал Фолкман, - или подобрать кого-нибудь в компании, или обратиться в агенство по трудоустройству.

- Второй вариант предпочтительнее, - решил Макс. - Займитесь этим, Юрген. И не откладывайте. Офис может работать без шефа, но не без секретаря. Интервью с кандидатами проведите сами. Мои условия просты - профессионализм, приятная внешность и неглупое лицо.Но оно не должно быть слишком обезображено интеллектом.

Фолкман понимающе улыбнулся.

- Возраст? - спросил он

- Ах да, возраст. Ну, скажем, от тридцати до сорока.

- Хорошо, займусь этим безотлагательно. А пока пришлю кого-нибудь временно.

Было заметно, что Фолкман хочет что-то сказать, но не решается.

- У вас есть что-то ещё? - спросил Макс

- Да, если позволите. Это касается вашего файла. Помните те пропавшие документы? Они нашлись.

- Вот как. Приятная новость, - Макс усмехнулся, - Когда-нибудь вы мне расскажете об этом подробно...

- Могу сейчас, если хотите.

- Сейчас не надо. Можете идти.

Пауэлл и Келлер беседовали уже около часа, но Келлер продолжал делать вид, будто впервые слышит то, о чём говорит вице-президент.

- Не понимаю, куда вы клоните, Дейв? - спросил Келлер и удивлённо посмотрел на Пауэлла.

- Я бы не ставил вопрос таким образом, Гельмут. Я никуда не клоню, а просто хочу, чтобы вы поняли - мы оба в одной лодке. И если вы думаете, что Адлер отыграется только на мне, то заблуждаетесь.

- Не могли бы вы объяснить свою мысль более понятно. О какой лодке вы говорите? И за что Адлер должен на мне отыгрываться?

- Вот как. Надеюсь вы не забыли, что мы поступили с ним, как бы это сказать помягче, ну что ли не вполне корректно. И мало найдётся на свете людей, способных простить это.

- Почему вы всё время говорите “мы”? Это были ваши личные отношения и вам не следует впутывать меня в свои дела. Вы упорно твердили, что Адлер не отвечает профессиональным требованиям. В конце-концов, он работал в отделе, который подчиняется вам. А мой принцип – не вмешиваться в отношения между подчинёнными.

- Да, но я согласовывал с вами каждый шаг.

- Не помню. Если бы это было так, то противоречило бы указанному приципу. Следовательно, ваше утверждение не соответствует истине. Элементарная логика. Что же вы всё- таки хотите, Дейв?

- Я хочу, чтобы мы вместе пошли к Адлеру и выяснили его намерения относительно нас. Неопределённость меня убивает. Если потребуется, я готов просить у него прощения. И хочу, чтобы вы сделали то же. Меня не устраивает роль единственного козла отпущения. Не забывайте, что нам под шестьдесят. И если мы окажемся на улице, то вряд ли найдём достойную работу. Но если даже и найдём, то потребуется референс от Совета директоров. А он теперь в руках Адлера. Двадцать процентов обеспечивают ему решающий голос. Всё это буквально лишает меня сна.

- Не знаю, Дейв, не знаю. Мне искренне жаль вас. Я сплю спокойно. И, следуя вашей логике, я не чувствую ни малейшей вины (Келлер говорил неправду. На самом деле у него тоже появилась бессонница и он тоже был обеспокоен своим будущим, но решил во что бы то ни стало дистанцироваться от Пауэлла). Поэтому не могу принять ваше неуместное и, я бы даже сказал, наивное предложение. Если хотите, идите к Адлеру один. Но предупреждаю, не вздумайте говорить ему то, что вы сейчас здесь наплели. Прошу прощения за резкость. Только поставите себя в более трудное положение. Мой вам совет - не дёргайтесь. Проявите знаменитую британскую выдержку. Так это, кажется, называется, - Келлер усмехнулся.

- Ну что ж, Гельмут. Тогда мне остаётся напомнить, что условием моего перехода в “Эрдойль” была продажа вам части принадлежавших мне акций “Кинг Эксплорэйшн” по цене ниже рыночной. И если вы загоните меня в угол, то я вынужден буду рассказать об этом Совету директоров. Мы с вами скованы одной цепью. Вы просто обязаны помочь мне.

- Вы с ума сошли, Дейв! Бессонница лишила вас рассудка. О каких акциях вы болтаете? Мой брокер постоянно покупает и продаёт ценные бумаги. Я ему полностью доверяю и не сомневаюсь, что он действует в моих нтересах. В подробности я не вникаю. Вы что, решили шантажировать меня и сделать своим врагом? Подумайте как следует.

- Хорошо, я подумаю, - сказал Пауэлл и вышел из кабинета.

Продолжение

<< На сайт "Хроники Иерусалима" В библиотеку >>

Hosting by RJEWS

Наши баннеры: