Александр Риман
Брест-Литовск или Брест-Еврейск?
Краткая история еврейской общины самого западного города
Белоруссии
Брест – это не только
таможня…
У каждого из нас упоминание Бреста вызывает определенные
ассоциации. Почти всем знакома знаменитая Брестская крепость,
многие читали о Брестском мире 1918 года и Брестской унии конца
шестнадцатого века, объединившей в 1596 году католическую и
православную церкви на территории Речи Посполитой... Самые дотошные
знатоки новейшей истории не забудут упомянуть о единственном
в своем роде совместном параде советских и гитлеровских войск,
состоявшемся в Бресте в сентябре 1939 года, вскоре после
уничтожения независимого польского государства... Разумеется,
многие из тех, кто покидал пределы бывшего СССР, помянут
недобрым словом и небезызвестную брестскую таможню, а также
перегруженный транспортный узел. Кроме того, согласно четвертому
тому Большой Советской энциклопедии (3-е изд.), «современный Брест
– значительный промышленный и культурный центр».
О том, что Брест, или, как его раньше называли, Брест-Литовск,
являлся не только промышленно-транспортным, но и еврейским центром
на западных рубежах бывшей Российской империи и Советского Союза, в
официальных источниках эпохи застоя не упоминалось.
Как и о том, что еврейское название города – Бриск – легло в
основу фамилий многих людей, живущих сегодня по всему миру:
Брискин, Брискер или Брускин... Впрочем, были и исключения. В
романе Бориса Васильева «В списках не значился» одной из главных
героинь является еврейская девушка из Бреста, по имени Мирра.
Образы ее родственников и земляков придают особый колорит описанию
последних часов предвоенной жизни пограничного города на Буге. Вот,
например, какой диалог происходит между молодым лейтенантом
Николаем Плужниковым, прибывшим в Брест по распределению, и
еврейским возницей («дрожкачем») вечером, 21 июня 1941 года:
«- Ну что можно показать гостю в нашем, я извиняюсь,
Брест-Литовске? Крепость? Так он в нее едет. Канал? Так он его
увидит завтра при свете. А что еще есть в городе
Брест-Литовске?
- Он, наверное, старинный? – как можно увесистее спросил
Коля.
- Ну, если судить по количеству евреев, то он-таки ровесник
Иерусалиму».
Брест, конечно, не был ровесником Иерусалима. Но история
еврейской общины в нем, действительно, уходит в глубину веков, и мы
хотим, чтобы о ней узнало как можно больше людей – и тех, кто
родился и жил в этом городе, и тех, кто смотрел на его вокзал из
окна поезда, застрявшего там для таможенной проверки.
Не уповая на «эру
милосердия»…
Уникальное географическое положение города на Буге, стоящего на
пересечении важнейших торговых путей Европы, оказало влияние и
на развитие еврейской общины Брест-Литовска, возникшей в
середине XIV века. В городе находили приют сотни евреев, не
имевших постоянного жилья и пользовавшихся гостеприимством
брестских соплеменников, никогда не забывавших о заповеди помощи
ближнему. И если глава общества по устройству приезжих решал, что
нести это бремя брестским евреям не под силу, в дело вмешивались
местные раввины, принадлежавшие к знаменитой династии
Соловейчик:
- Ты не можешь распустить это общество, - сказал однажды его
руководителю рав Хаим Соловейчик (Брискер), главный городской
раввин с 1892 по 1918 годы, - потому что тогда мне негде будет
спать ночью.
Заметив удивление на лице главы общества, рав продолжал:
- Брест - это город с железнодорожной станцией, через него
проезжают многие евреи. На всех жителях Бреста лежит обязанность
позаботиться, чтобы ни один из проезжих не остался без крова и
еды. Когда об этом заботится общество, я могу спокойно спать ночью.
Но если такого общества нет, то я должен среди ночи идти на
станцию, чтобы проверить, не остался ли кто-нибудь из пассажиров,
ожидающих следующих поездов, а потом вести их и устраивать у себя
дома».
Это были не просто красивые слова. Когда в 1895 году большой
пожар уничтожил множество домов еврейского квартала, рав Хаим
спал на полу в боковой комнате синагоги и на все уговоры отвечал
одной фразой: «Я не могу спать в своей постели, когда у многих нет
даже крыши над головой»... Нужно ли удивляться, что брестские евреи
носили имя «брискер» с такой же гордостью, с какой называли себя
«вильнерами» жители центра еврейской учености и книгопечатания в
Неманском крае. Однако Вильно обрел свой общеизвестный статус лишь
в 17 веке. А до этого на протяжении трех веков Брест-Литовск, по
словам историка М. Вишницера, был «самым большим и важным центром
литовского еврейства».
Как это делалось в
Бресте
В эпоху правления короля Казимира Четвертого Ягеллона (1447-1492
гг.) почти все большие коммерческо-финансовые операции литовского
государства производились брестскими евреями. Им принадлежали
преимущественные права по сбору пошлин и налогов в различных
частях страны, а, кроме того, они владели поместьями и целыми
деревнями.
Как это нередко случалось в различные времена, эпохи расцвета
сменялись для «врагов Христовых» периодом жестоких гонений. В 1495
году преемник Казимира - Александр Ягеллон - издал указ об
изгнании евреев из страны. Брестские евреи потеряли свои богатые
дома и имущество, а городская синагога была превращена в костел.
Правда, в тот раз гонения длились недолго, и уже в 1503 году иудеи
получили принадлежавшую им собственность обратно, а в период
царствования Сигизмунда Первого (1506-1548 гг.) их положение еще
более укрепилось. В 1514 году брестский коммерсант Михаэль
Юзефович был назначен «старшиной» всех литовских евреев. Он сумел
добиться максимальных льгот для своих соплеменников, фактически
уравняв иудеев с другими гражданами страны в области
налогообложения и воинской повинности.
Зарабатывая немалые деньги, брестские купцы помнили не только о
своих коммерческих интересах. В 1569 году «мытники» Л. Шмерлевич и
М. Исакович, осуществлявшие сбор таможенных пошлин, не пожалели
средств на приглашение архитектора из Варшавы, поручив ему
строительство новой синагоги и частных домов. В конце XVI века
защитником общинных интересов был смелый и предприимчивый Шауль
Валь, который, согласно весьма правдоподобной легенде, в момент
передачи власти новому королю Сигизмунду Третьему сумел стать в
1566 году главой государства на одну ночь. В 1589 году Валь был
возведен на пост «королевского слуги» и через четыре года добился
для брестского кагала максимальной юридической независимости: все
внутриеврейские споры в городе рассматривались только раввинским
судом - «бет-дином».
Достойным преемником Шауля Валя был его сын Меир, занимавший
пост городского раввина с 1619 по 1631 год. Благодаря его
усилиям был создан Литовский Ваад (аналог польского Ваада четырех
земель), заседания которого происходили в Бресте.
С середины XVI века Брест-Литовск начал приобретать славу не
только торгового центра, но и города, где существовала
авторитетная иешива, сумевшая завоевать достойное место в ряду
прославленных иешив Люблина, Кракова и других более известных
польских городов. Брестскую иешиву основал в 1550 году знаменитый
ашкеназийский раввин Шломо Лурия (МаХаРШаЛь), занимавший пост
брестского раввина с 1539 года. В год основания иешивы МаХаРШаЛя
сменил на должности раввина Брест-Литовска его тесть, рабби
Калонимус бен-Яаков. С городом на Буге связана жизнь и деятельность
другого выдающегося представителя династии Яффо-Калонимусов -
Яэля Сиркеса (БаХа).
Между украинским молотом и польской
наковальней
Начало нового кризиса в жизни брестского еврейства датируется
1637 годом, когда в городе произошли первые за много лет
серьезные столкновения между иудеями и
поляками-католиками, переросшие в погром. Город серьезно
пострадал в ходе начавшегося в 1648 году восстания
украинских казаков под руководством Богдана Хмельницкого. По
свидетельству очевидцев, множество евреев погибло, остальные
бежали во внутренние районы Великопольши и в Данциг. Красочное
описание бедствий жителей Брест-Литовска оставил московский дьяк
Григорий Кунаков: «Во всех дворах, в воротах и в хоромах двери,
лавки и окна выломаны, ни одного двора целого нет, и жиды все
побиты, а остальные немноги поутекали». Общее число евреев,
погибших во время погромов Богдана Хмельницкого, составило, по
данным историков, не менее двух тысяч человек.
В 1655 году под покровительством короля Яна Казимира была
предпринята попытка возрождения брестской общины, но уже через
пять лет город был разорен русскими войсками. Ввиду понесенных
евреями убытков они были освобождены специальным указом от
уплаты долгов в течение трех лет. Это не понравилось местному
польскому населению, и отношения между иудеями и католиками снова
накалились. В 1680 году в городе произошел погром, инициаторами
которого были студенты местной иезуитской коллегии. Тем не менее,
в конце XVII века численность иудейского населения Бреста вновь
начала увеличиваться и, согласно переписи 1766 года, достигла 3175
человек.
Под властью российского
орла
В 1796 году Брест вошел в состав Российской империи в качестве
уездного города. В 1802 и 1828 годах деревянные постройки
еврейского квартала сильно пострадали от пожаров, но бедствия
иудейской общины на этом не закончились. В 1832 году началось
строительство Брестской крепости, в ходе которого были уничтожены
старинное кладбище и синагога, а также здания, имевшие
историческую ценность.
В 1840-1855 годах брестским раввином был Яков Меир Падуи,
потомок Шауля Валя. Он позаботился о том, чтобы был сохранен план
старой синагоги, и началось строительство новой. В 1866 году раввин
Оренштейн мобилизовал общинные средства на открытие приюта для
вдов. В 1870-х годах в Бресте появилась бесплатная лечебница, дом
и квартиры для неимущих евреев, а также Талмуд-Тора, где обучались
500 мальчиков.
Новый 20 век известил брестских евреев о своем крутом
нраве в мае 1905 г., когда в городе состоялся погром, приведший к
жертвам и разрушениям еврейских домов. В годы Первой мировой войны
российские военные власти дважды выселяли евреев из города по
подозрению в «государственной измене». Известие о большевистском
перевороте в Петрограде в октябре 1917 г. не произвело на евреев
Бреста большого впечатления. Однако вскоре название этого города и
фотографии его улиц с высокопоставленными политиками и генералами
стали появляться на первых полосах советских и европейских
газет.
Зимой 1918 года в оккупированном немцами Брест-Литовске
состоялись переговоры между Германией и Советской Россией,
которые закончились подписанием соглашения о передаче германским
«партнерам» обширной территории, куда вошла почти вся Белоруссия.
Первым руководителем советской делегации был не кто иной, как Лев
Давидович Троцкий, выдвинувший в ходе переговоров свой скандальный
лозунг «Ни мира, ни войны». Сменивший Троцкого новый нарком
иностранных дел Г.В. Чичерин все же подписал с немцами «мирный
договор», просуществовавший менее года. Уже в ноябре того же года
советские власти объявили «Брестский мир» недействительным и
начали открыто готовить большевистский переворот в Германии.
Бесхозный Брест превратился в арену ожесточенных столкновений
между различными государствами и военно-политическими
группировками. В конечном счете, по условиям Рижского соглашения
между Польшей и Советской Россией (февраль 1921 г.), город
вошел в состав возрожденного польского государства и стал
называться «Бжешчь над Бугем».
«Ляшув» - значит
«вернуться»
В 1920-1930-е годы Брест был захолустным городом слаборазвитой
независимой Польши. Евреев в 1931 году в нем проживало в полтора
раза меньше, чем в 1897 году, хотя 21,5 тысячи иудеев
составляли 44 процента населения «Бжешча». Молодежь уезжала из
города, и среди тех, кто покинул родные места, был будущий
премьер-министр Государства Израиль Менахем Бегин, родившийся в
Бресте в 1913 году. В 1939 году 26-летний Бегин, возглавлявший к
тому времени польскую организацию «Бейтар», был арестован
советскими «освободителями», оккупировавшими восточную часть
Польши вскоре после подписания пакта Молотова-Риббентропа.
Суровая школа сибирских концлагерей, описана Бегином в книге
«Белые ночи». Особенно яркими в ней получились сцены общения
молодого уроженца Бреста с его советскими соплеменниками,
занимавшими до ареста высокое положение в большевистской иерархии.
Пожалуй, самым известным из них можно считать бывшего заместителя
главного редактора газеты «Правда», по фамилии Гарин. Как и
многих его товарищей по советской номенклатуре, Гарина приводили в
отчаяние не только и не столько бесчеловечные условия содержания
заключенных, сколько сам факт ареста людей, безгранично преданных
большевистскому режиму. Однако, на пороге смерти бывший советский
идеолог, кажется, понял смысл происходящего и попросил Бегина
спеть ему сионистский гимн «Ляшув ле эрец авотейцну» («Вернуться на
землю праотцев»).
Бегин с удивлением узнал, что этот гимн его умирающий солагерник
впервые услышал в родной Одессе, где в молодости однажды посетил
собрание сионистов, но затем отверг казавшиеся ненужными
«националистические предрассудки». Лишь на смертном одре Гарин
вспомнил о своих корнях. «Мне казалось, - писал Бегин, - что я
только что принял исповедь еврея, который много лет отвергал свой
народ и теперь, перед самым концом, после страданий и мук
возвращается к своему народу, к своей вере». Как нам известно,
такие случаи не единичны во все времена. Последний из них произошел
совсем недавно в Пакистане, когда американский журналист Даниэль
Перл, захваченный в заложники исламскими экстремистами, накануне
гибели произнес давно забытые им слова: «Я еврей и родители мои –
евреи». Нам не уйти от своей судьбы, и это должны помнить все, кто
пытается спрятать свое еврейство тогда, когда это кажется
выгодным…
Что касается Менахема Бегина, то он попал под амнистию,
касавшуюся бывших польских граждан и сумел в 1943 году вместе с
частями армии генерала Андерса покинуть пределы Советского Союза
и добраться до Эрец Исраэль. Там он присоединился к
правосионистскому движению и в качестве лидера партии «Херут»
(«Свобода») в 1977 году возглавил правительство Израиля.
Сгоревшие в огне
Холокоста
К тому времени, когда Бегин добрался до исторической родины,
никого из его ближайших родственников, оставшихся в Бресте в июне
1941 года, уже не было в живых. Все они, включая мать Менахема,
были уничтожены в ходе многочисленных акций, первая из которых
состоялась в начале июля, когда на окраине города, в Брестской
крепости, еще отчаянно сопротивлялся атакам вчерашних союзников
по пакту «Молотов-Риббентроп» немногочисленный советский
гарнизон. В ходе июльской акции погибло, по различным сведениям,
от 5 до 10 тысяч евреев, преимущественно мужчин. Подробности этой
операции, осуществленной 307-м полицейским батальоном, описал ее
участник по фамилии Гейнрих:
«Согласно инструкциям, к ямам подводили группы, приблизительно
по 50 человек каждая, и заставляли евреев ложиться по обе стороны
рва... Выстрел производился следующим образом: острие штыка
приставлялось к затылку жертвы, после чего винтовка наклонялась на
45 градусов, и следовал выстрел... Эта акция закончилась к 16
часам. После окончания акции нас отвезли на грузовых машинах на
наши квартиры. Служба на этот день была закончена...
Евреи, о которых здесь говорилось, почти все шли навстречу своей
судьбе со стоическим спокойствием и героической выдержкой. Я лично
мог только удивляться евреям... Я католик, и... мое собственное
чувство вины, которое, несомненно, у меня было, я заглушал,
оправдываясь обстоятельствами».
В мае 1942 года в районе станции Бронная Гора, северо-западнее
Бреста, начались работы по подготовке гигантских ям общей
площадью около 17 тысяч кв. метров. В середине июня работа была
закончена, и к Бронной Горе в течение полугода шли эшелоны, до
отказа забитые евреями, чьи предки веками жили в Бресте, Кобрине,
Дрогочине, Березе и других городах и местечках Западного
Полесья. Брестское гетто было окончательно ликвидировано 15
октября 1942 года. А в марте 1944-го, за три месяца до
освобождения города советскими войсками, специалисты по «решению
еврейского вопроса» приступили к ликвидации следов своей
деятельности. В «Акте о зверствах, грабежах, издевательствах и
разрушениях, причиненных немецко-фашистскими захватчиками в
районе Бронная Гора Березовского района, Брестской области»
засвидетельствовано:
«На поверхности могил и площадки, где производилось сжигание
трупов, немцы насадили молодые деревья. На площадках обнаружены
остатки неперегоревших костей, приколки от женских волос,
детские ботиночки, деньги советских знаков, кость от плечевого
сустава и рука ребенка длиной 18 см».
Вместо
послесловия
Из 26 тысяч евреев, живших в Бресте накануне войны, уцелело
лишь несколько десятков. Попытки возродить славу старинного
Бриска в условиях Советской Белоруссии потерпели крах. Даже
памятник, установленный на могиле расстрелянных евреев в 1946 году,
был вскоре уничтожен властями в рамках борьбы с «еврейским
буржуазным национализмом» (надпись на памятнике была сделана на
языке идиш). В 1959 году власти закрыли единственную
сохранившуюся в городе синагогу. Двадцать лет спустя всесоюзная
перепись населения зарегистрировала в Бресте 1233 еврея. В годы
перестройки в городе была воссоздана еврейская община, и начало
функционировать культурно-просветительское общество «Тарбут».
Сегодня там есть еврейская воскресная школа и разнообразные
общественные организации, объединяющие бывших узников гетто и
концлагерей, ветеранов войны и участников партизанского движения.
Действует в городе и Центр исследований истории и культуры евреев
Полесья. Вот только самих евреев в городе все меньше и меньше.
Сейчас численность брестской общины не превышает тысячу человек,
считая тех, кто вспомнил о своем еврействе в последние годы. Но как
бы ни сложилась дальнейшая судьба евреев старинного города на реке
Буг, о его прославленной общине будут напоминать иешива «Бриск» и
детский приют в Иерусалиме, основанные еще в 1880 году бывшим
брестским раввином Дискиным. Пока существует Иерусалим, история
Бриска не закончится...
Опубликовано в газете «Трибуна», Тель-Авив, 10.12.2002 г.
|
