Александр Риман

        

Еврейский мальчик с портретом Гитлера, или Стоит ли эмигрировать в Германию "ради детей"?

Совершая государственный визит в Германию в середине января нынешнего года, президент Израиля Эзер Вейцман обронил всего лишь одну фразу, произно­сить которую долго не решались высшие руководители нашей страны: «Я не понимаю евреев, живущих в Герма­нии». Не сомневаюсь, что эти слова вызвали, мягко гово­ря, недоумение у тех, кто уже дав­но чувствует себя «бун­десбюргерами» и, тем более, у тех, кто собирается обрести этот статус в ближайшее время. И в самом деле, чего же тут непонятного? Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Ну да, конечно, когда-то, очень давно, папы и де­душки этих самых милых герров и фрау могли при­чи­нять какие-то неприят­ности нашим предкам. Но сегодня-то все они раскаялись и, помогая нам, искупают свою вину... Разумеется, мы читаем в газетах, что 80 % евреев-эмигрантов не находят работу в Гер­мании, и получаем пись­ма, где наши родственни­ки жалуются на то, что даже через несколько лет не находят с немец­кими соседями общий язык. Но, в конце концов, разве дело в нас, разве для себя мы стараемся? Лишь бы детям нашим было хо­рошо...
Что можно противо­поставить этой железной логике самоотвержен­ных еврейских пап и мам, готовых ради люби­мого чада сорваться с насиженного места, бро­сить любимую работу, на­конец, отказаться от ре­патриа­ции в страну сво­их предков, где уже жи­вут, и совсем  неплохо, десятки родственников и друзей... Я перебираю свои книги, журналы и га­зетные вырезки, где из­раиль­ские, немецкие, американские и прочие авторы пишут о на­г­лых вылазках неонацистов, осквернении еврейских клад­бищ  и поджоге сина­гог, о странном поведе­нии герман­ской полиции и тайных поставках не­мецкого оружия на­шему злейшему врагу - Ирану... Я смотрю на фотографии военных лет, где изобра­жены веселые, красивые немец­кие парни, при­ставляющие стволы винтовок и пистоле­тов к вис­кам беззащитных лю­дей, и с ужасом понимаю, что все это видели, мог­ли видеть те самые ев­рейские мамы и папы, которые перешагнули моральный Руби­кон, под­а­вили эмоции и забыли о прошлом «ради будуще­го»...
Ну что ж, поговорим о будущем. О счастливом бу­дущем счастливых де­тей, избавленных предус­мотритель­ными родите­лями от ненужных труд­ностей израильской жиз­ни. Начнем с небольшой цитаты из статьи Викто­рии Мунблит, опубликованной в газете «Вести» 23 ноября 1995 года:
«Несколько лет тому назад еврейская община Гер­мании обратилась с просьбой к Сохнуту: срочно при­с­лать воспи­тателей и педагогов для работы в детских лет­них лагерях. Родители-евреи, уехавшие из Советского Союза пять, десять, пят­надцать лет тому назад, были из­рядно напуганы: мало того, что их отпрыс­ки считали себя немцами - у некоторых еще и об­наружился бережно хра­нимый портрет Гитле­ра...»
Частный случай? Не­типичный пример? Возмож­но... Но вот еще одна, совершенно «нети­пичная» история, услы­шанная мной от пожило­го врача, выехавшего в Германию из Киева око­ло двух лет назад. Он по­дошел ко мне в Иеруса­лиме и извиняющимся голосом на ломаном ан­глийском попытался вы­яснить, на каком автобу­се можно доехать до Му­зея Катастрофы «Яд ва-­Шем». Ока­залось, что он гостит в Тель-Авиве у приятеля, а в Гер­манию попал после настоятель­ных уговоров жены-неев­рейки, доказывавшей ему, что, поскольку их сын по за­конам иудаиз­ма - русский, в Израиле им всем делать не­чего.
...Поначалу казалось, что жизнь подтвердила пра­воту жены. Мальчик прекрасно освоил язык и поступил в университет. У него появились прияте­ли - немецкие сту­денты, и вскоре он получил при­глашение на «междусо­бойчик» к одному из них... Сын явился домой под утро, «освежая» квартиру запахом алкоголя и жен­ских духов. Отец, не со­мкнувший глаз всю ночь, осмелился спросить, почему Сережа не догадал­ся хотя бы позвонить взволнованным родите­лям. Все, что произошло потом, отец вспоминает, как кошмарный сон. Се­режа, его любимый и единственный сын, под­нял голову и посмотрел на отца совершенно трезвым, ненавидящим взглядом: «Заткнись, юде! - спокойно и отчет­ливо сказал он отцу. - Еще одно слово и я вырву твой вонючий жидовский язык. Ду ист ферфлюхте русише юде! Раус! Вон из Германии!»
Ошарашенный рас­сказом, я имел глупость спро­сить у этого пожило­го еврея, не пытался ли он кому-то сообщить об этом происшествии и вообще как-то повли­ять на сына. «Что вы, что вы, - засуетился заботливый папаша, - мальчик слу­чайно сорвался, возмож­но, у него были какие-то неприятности. Я не хочу его ни в чем уп­рекать... Не хочу и не имею пра­ва», - добавил он после не­большой паузы.
Больше я не задавал никаких вопросов. Мне вдруг стало ясно, почему отец проглотил позор той страшной ночи и если рассказывает кому-то об этой жуткой исто­рии, то лишь случайным собес­едникам (выговориться-то надо!) Я понял, что у него, пожилого уважае­мого чело­века, нет мо­рального права осуждать сына за его подлый, предательский поступок. Он потерял это право в тот мо­мент, когда пере­ступил порог немецкого посольства в Киеве, в том самом Киеве, где его бабка и дед, по расска­зам соседей, были живы­ми закопаны в землю во дворе собственного дома, потому что не мог­ли из-за болезни са­мос­тоятельно двигаться в сторону Бабьего Яра. Ради «бу­дущего своего сына» он предал их па­мять. Он предал па­мять отца, погибшего на фрон­те от немецкой пули, и пре­дал мать, потерявшую во время бомбежки глаз и кисть левой руки. Нако­нец, он предал самого себя, мальчишку воен­ных лет, едва не умершего голодной смертью в уральской эвакуации...
...В голосе пожилого человека не чувствовалось обиды - он выражал лишь сожаление и непо­нимание: «Откуда Сере­жа мог нахвататься подо­бной мерзости? Не­ужели от своих немецких дру­зей? Я ведь видел кое-кого из этих ребят, они приходили к нам домой. Вполне симпа­тичные парни и девушки, ничего плохого о евреях я от них не слыхал...»
...Более двух лет на­зад муниципалитет Дрез­дена оплатил поездку в Израиль небольшой груп­пе точно та­ких же симпа­тичных немецких парней, дабы развеять у них на­цистские предрассудки и пробудить если не лю­бовь, то хотя бы уваже­ние к еврейскому народу и пони­мание пережитой им Катастрофы. О том, что было дальше, расска­зал журналист Габи Ба­рон из газеты «Едиот ахронот»: «В гостинице в Нетании они быстро пе­реоделись в нацистскую форму и маршевым ша­гом от­правились на пус­тынный в этот час пляж отрабатывать «гусиный прусский шаг солдат СС». На другой день в экскур­сионном автобусе они дружно распевали знамени­тые песни «Страда­ния наших геройских со­лдат», «Слава отправляю­щим жидов в кремато­рии» и прочее литера­турно-музыкальное насле­дие... Позже в гостинице у двух женщин-евреек была истерика, но сопровождавшие группу не об­ратили на это внимания.
В Нагарии экскурсан­ты встретились с двумя по­жилыми немецкими евреями, жителями горо­да, которые начали что-то рассказывать, и тут начался скандал: «Не же­лаем ничего слушать о прошлом! Достаточно!» - орали немцы. («Вести», 11 ноября 1993 г.)
«Не желаем ничего слушать о прошлом»... Как часто мы слышим эти слова от наших друзей и родствен­ников, принима­ющих решение эмигрировать в Герма­нию, от наших нынешних соседей и сограждан, оцени­вающих условия жизни в Герма­нии и Израиле исключи­тельно с точки зрения материальной выгоды. Между тем, прошлое на­поминает о себе намного чаще, чем нам ка­жет­ся. И порой  почти  невоз­можно различить голоса из прошлого и из настоя­щего:

«Немцы есть разные, но, в общем, это культур­ные и порядочные люди, это вам не дикая Россия, это Европа - и европейс­кая порядочность». Нет, это не обрывок раз­гово­ра современных претен­дентов на получение ста­туса беженцев в Герма­нии. Эту фразу слышала выползшая из Бабьего Яра после расстрела Дина Проничева-Вассерман на улицах Киева 29 сентября 1941 года, ког­да первые партии евре­ев уже падали с обрыва, скошенные пулемет­ными очередями. Это были живые люди из плоти и крови, верившие в жи­тейскую логику и желав­шие сча­стья своим детям никак не меньше, чем мы с вами. Это были наши отцы и братья, матери и сестры...
«Моя мама была са­мая красивая мама на свете! Когда ее вели в крематорий, она видела меня, мое лицо неотступно стояло перед ней. Я это твердо знаю. И на моем страшном пути пе­редо мной неотступно стояло лицо моей мамы.
Мама, мне теперь предлагают за тебя день­ги.  Я еще не знаю, сколь­ко немецких марок дают за сожженную маму...
У моей сестры были длинные, волнистые зо­лотые волосы... В Освен­циме сестру остригли на­голо... Волосы моей сестры вместе с волосами со­тен тысяч ей подобных были отправлены в Герма­нию. Из них на фабриках изготовили одеяла, фет­ровые шляпы, мягкие «дедушкины» кресла...
Как я могу взять день­ги за мою сестру - вашу полевую проститутку - и не стать альфон­сом?.. Верните мне хоть один волосок из золоти­стых локонов моей сест­ры, верните мне хотя бы один ботинок моего папы, сломанный винтик с детского велосипеда моего маленького брати­ка, пылинку с ноги моей мамы...»                  

(К. Цетник, 135633. «Часы над головой».
                   Тель-Авив, 1973, с.105-107, 110).



Может быть, все же стоит прислушаться к мнению свидетеля на процессе Эйхмана в Иерусалиме, бывшего узника Освенцима Иехиэля Динура, избравшего себе псевдоним «Концлагерник», по начальным буквам не­мецкого назва­ния этого исправительно­го заведения - «Ка-Цет». Или нам удобнее отмах­нуться от него, так же, как от мнения одного из наиболее уважаемых де­путатов израильского Кнессета, спикера наше­го парламента до 1992 г. Дова Шилянского - одно­го из организаторов ев­рейского подполья в Шауляе, прошедшего ужасы концлагеря Дахау: «Я хочу открыть тебе один секрет: никакой новой Германии нет. И почему они станут другими - хищ­ники, создавшие Освен­цим, Дахау, Треблинку. Мое место среди людей, открывших для себя одиннадцатую заповедь: «Не забудь!» (Дов Шилянский, «Мозельман», или Одиннадцатая заповедь», Иерусалим, 1984, с. 191)    
Всем нам известна мудрая пословица: «На чужом горе счастья не построить». Тем более нельзя построить  счастье на трагедии собственного народа. Ни для себя, ни для своих детей...

«Новости недели»,  6 марта 1996 


Hosting by TopList Rambler's Top100 Rambler Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. Дизайн: © Studio Har Moria