Александр Риман
Террорист в области искусства
(Рихард Вагнер и еврейский вопрос)
В 1880 году в Берлине и других городах Германии начался сбор
подписей под «Антисемитской петицией», текст которой был составлен
видными представителями немецкой интеллигенции - профессором
Лейпцигского университета Фридрихом Цольнером и преподавателем
берлинского «Фридрих-Гимназиума», доктором Бернхардтом Ферстером.
Текст петиции гласил: «Уже давно умы патриотов всех сословий и
партий крайне встревожены растущим засильем еврейского населения...
Растущее влияние этого народа вытекает из его расовых особенностей,
которые немецкая нация не хочет и не может усвоить без гибельных
для себя последствий. Опасность налицо, и многими она уже
замечена... Эта опасность будет расти в той мере, в какой евреям
удастся массами проникать в свободные профессии и, главным образом,
занимать государственные должности, которые раньше для них были
закрыты и должны быть закрыты и впредь».
По данным современного немецкого историка Норберта Кампе, к 13
апреля 1881 года под «Антисемитской петицией» поставили свои
подписи 265 тысяч взрослых немецких граждан-мужчин, после чего она
была передана «железному канцлеру» Бисмарку. Не дожидаясь окончания
«подписной кампании», уже в ноябре 1880 года депутаты прусского
ландтага начали обсуждать вопрос об ограничении конституционных
прав евреев. По словам историка С. Бернфельда, «прусское
правительство ответило, что не намерено отменять еврейского
равноправия, но намекнуло при этом, что эмансипация наступила
слишком рано; это звучало точно ободрением антисемитам». Автор
«Всемирной истории еврейского народа» Семен Дубнов выражался более
определенно: «Авгуры антисемитизма в обществе и правительстве
отлично поняли друг друга. Труд был разделен: власть делала в
административном порядке все возможное для стеснения евреев, а
неофициальные антисемиты свободно вели свою преступную
пропаганду».
Современный французский исследователь, автор «Истории
антисемитизма» Лев Поляков отметил, что Бернхардт Ферстер «выступил
с идеей антисемитского ходатайства, вдохновленный пребыванием в
вагнеровском Байрейте». Эта незначительная, на первый взгляд,
деталь выводит нас «на след» одного из главных вдохновителей всей
антисемитской кампании в Германии во второй половине XIX века.
Композитор, дирижер и философ искусства Рихард Вагнер (1813-1883)
переселился в баварский город Байрейт в 1872 году, на вершине своей
популярности. В Байрейте по инициативе Вагнера открылся знаменитый
сегодня театр, где в 1876 году было осуществлено полное исполнение
цикла «Кольцо Нибелунгов», а в 1882 году поставлена опера
«Парсифаль».
Однако, несмотря на творческую загруженность и почтенный возраст,
Вагнер находил время и силы для того, чтобы благословлять на
антисемитские акции берлинских единомышленников. Те же, в свою
очередь, смотрели на Вагнера с восхищением и надеждой после того,
как в 1850 году в «Новом музыкальном журнале» была опубликована его
статья «Еврейство в музыке», изданная девятнадцать лет спустя
отдельной брошюрой. Причем, если в первом случае Вагнер предпочел
подписать статью вымышленным именем, то в 1869 году он уже без
всякой маскировки излагал свои главные «открытия»: еврейские
композиторы неизмеримо слабее своих коллег-христиан; «еврея в
музыке» отличает особый, «семитский стиль», который является одним
из признаков того, что евреи никогда не смогут стать составной
частью немецкой цивилизации; следовательно, нет никакого смысла в
предоставлении евреям гражданских и политических прав.
В статье Вагнера есть пассаж, ясно показывающий бесполезность
отчаянных попыток ассимилированных евреев различных стран стать
«своими» для представителей «коренных национальностей» путем
усвоения их языка и культуры. «Еврей говорит на языке той нации,
внутри которой он живет, обитает из поколения в поколение, но он
всегда говорит на нем, как чужестранец, - писал Вагнер. - И наше
европейское искусство, и наша цивилизация остаются для еврея
иностранными. В нашем языке и нашем искусстве еврей способен лишь
договаривать, дополнять, ему не по силам искренне создать
произведение из собственных слов, творение собственной
деятельности».
Сочинение Вагнера «Евреи в музыке» содержит и такие фразы: «Самая
неотложная задача состоит в освобождении от еврейского
господства»; «Иудаизм - это дурная совесть современной
цивилизации» и т. п. Статья заканчивается прямой угрозой по
отношению к евреям: «Подумайте, что существует одно-единственное
проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера - уничтожение!»
Немецко-еврейский писатель А. Когут, составивший в конце прошлого
века сборник документально-художественных биографий выдающихся
деятелей науки и культуры еврейского происхождения, делает
следующий вывод: «Пасквиль, написанный творцом "Тангайзера" и
названный им "Еврейство в музыке", был направлен главным образом
против Мейербера». Джакомо (Яаков) Мейербер (1791-1864) был не
только талантливым музыкантом и композитором, но и «главным
спонсором» молодого Вагнера, без его помощи малоизвестный
капельмейстер вряд ли смог бы добиться громкой славы.
Как отмечал А. Когут, детально изучивший биографию Дж. Мейербера,
«уже семилетним мальчиком... он возбуждал всеобщее внимание своей
игрой на фортепиано... Двенадцати лет от роду Мейербер успел уже
написать много вокальных и фортепьянных композиций. Двадцати лет он
написал кантату "Бог и Природа", которая 8 мая 1811 года была с
большим успехом поставлена в берлинской "Зингакадемии". Несмотря на
ранний успех, Дж. Мейерберу пришлось пройти через годы творческих
неудач и упорного труда, прежде чем к концу 20-х годов он достиг
всеобщего признания и материального благополучия. Помня о своих
трудностях, Мейербер в 1837 году благожелательно откликнулся на
письмо молодого Рихарда Вагнера, который в 1833-1839 годах тщетно
пытался закрепиться в оперных театрах Вюрцбурга, Магдебурга,
Кенигсберга и Риги в качестве "хордиректора" и "музикдиректора"».
Как отмечала музыковед М. А. Давыдова, «у себя на родине, в
Германии, Рихард Вагнер в дни своей молодости безуспешно пытался
добиться признания... Вместе со своей женой ему приходилось
буквально нищенствовать. В эти чрезвычайно тяжелые для Вагнера
времена руку помощи ему протягивали главным образом лица еврейской
национальности».
В своем первом письме к Мейерберу Вагнер был льстив и угодлив:
«Здесь не место умножать неуклюжие хвалы в адрес Вашего гения: я
ограничусь словами о том, что я вижу, как Вы в совершенстве решаете
задачу немца, освоившего достоинства итальянской и французской
школ, чтобы сделать всеобщим достоянием творения своего
собственного гения».
Благодаря помощи Мейербера Вагнер в 1839 году переехал в Париж,
познакомился с композиторами Г. Берлиозом и Ф. Листом, а также с
издателем «Музыкальной газеты» евреем Морисом-Адольфом Шлезингером
(1798-1871). Морис, основавший в Париже в 1821 году музыкальное
издательство, пошел по стопам своего отца, Адольфа-Мартина
Шлезингера (1769-1838), создавшего аналогичную институцию в
Берлине.
Первые воспоминания Рихарда Вагнера о роли благодетелей еврейского
происхождения в становлении его композиторской карьеры были полны
умиления. «Мейербер был моей единственной опорой, - писал Вагнер. -
С отменной заботливостью он делал все, что могло содействовать
достижению моих целей. Мейерберу приходилось часто отлучаться из
Парижа. Но и издалека он делал все, чтобы быть мне полезным. Он так
горячо рекомендовал меня директору театра "Ренессанс", что тот не
мог принять меня иначе, чем восторженно. В 1840 году, когда нужда
моя становилась невыносимой, Мейербер снова явился в Париж, с
нежностью осведомился о состоянии моих дел и познакомил меня с
директором Парижской оперы.
В 1841 году, когда Мейербер был в Берлине, я послал ему мою новую
оперу "Летучий голландец", и ему с удивительной быстротой удалось
поставить ее на сцене берлинского "Хофтеатра". Идеей моей оперы
"Летучий голландец" я во многом обязан личным объяснениям и советам
Гейне. Мое материальное положение в Париже и то, что я не умер с
голоду, всецело является заслугой Шлезингера, давшего мне работу
для издававшейся им "Музыкальной газеты"».
Таким образом, именно Шлезингер предоставил Вагнеру возможность
отточить свое перо в качестве музыкального критика и публициста.
Нам уже известно, как в дальнейшем Вагнер воспользовался
приобретенным им опытом...
В феврале 1842 года растроганный Вагнер шлет своему покровителю
Мейерберу послание с такими словами: «Целую вечность я не смогу
говорить Вам ничего, кроме благодарности!» Однако почти в то же
самое время в частном письме к композитору Шуману оперившийся
Вагнер заметил, что творчество еврея Мейербера - это «источник,
один запах которого уже издалека внушает мне отвращение, как только
я его почувствую». Однако скрытая ненависть к своему благодетелю
не помешала Вагнеру осенью 1848 года вновь просить у Мейербера
финансовую поддержку, в которой презираемый еврей ему не отказал...
В июне 1842 года Вагнер сообщил Листу о своем «бешеном желании
заняться терроризмом в области искусства». Он предлагал коллеге
«возглавить эту великую охоту» и «перебить огромное количество
зайцев». В письме к Листу Вагнер вполне мог позволить себе такую
откровенность, так как венгерский композитор и пианист и сам был
ярым противником «еврейской музыки». «Настанет день, - писал Ференц
Лист, - когда для всех народов, среди которых живут евреи, вопрос
об изгнании станет вопросом жизни и смерти».
Кроме того, в отличие от своего немецкого единомышленника Вагнера,
Ференц Лист считал, что композиторы еврейского происхождения
напрочь лишены способности отражать в своей музыке национальное
своеобразие, и потому их творчество не имеет права на
существование.
«Разве какая-нибудь оратория Мендельсона или опера Галеви, -
провозглашал Лист, - не могла бы быть так же хорошо проведенной и
продуманной христианами?»
Несмотря на то, что в 1849 году осторожный Ференц Лист не
откликнулся на призывное письмо Вагнера, и немецкий композитор в
1850 году вышел на долгожданную «охоту» в одиночестве, эхо
произведенных Вагнером выстрелов не замолкало в Германии многие
десятилетия...
Необходимо отметить, что во все времена у Вагнера не было
недостатка в адвокатах из числа «культуртрегеров» еврейского
происхождения. Они пытались и пытаются доказать, что между
Вагнером-публицистом и Вагнером-композитором нет ничего общего.
Однако в истории еще не было случаев, чтобы политические взгляды и
особенности мировоззрения деятеля искусства в той или иной степени
не отражались в его творчестве. Рихард Вагнер не был исключением из
этого правила. Израильский скрипач Даниэль Фрадкин,
репатриировавшийся в 1973 году из Москвы и работающий в
Иерусалимском симфоническом оркестре, пишет: «Вагнер... впервые
сформулировал идею полного уничтожения евреев не только в своей
статье, но и в главном своем творении, оперной тетралогии "Кольцо
Нибелунгов", основная идея которой - всемирная трагедия от золота,
правящего людьми. А золото - это, конечно, евреи, и главный герой,
Альберих, должен быть, как это написано в авторской ремарке,
"карликом с типично еврейской внешностью».
Дело не только в этом конкретном, хотя и очень важном эпизоде, а в
общей идеологической «начинке» всего музыкального наследия Рихарда
Вагнера. Он прославлял варварскую агрессивность древних германцев
и находил восторженный прием у миллионов своих соотечественников.
Подавляющему большинству немцев были малопонятны и неинтересны
художественные тонкости вагнеровских творений. Они восхищались его
«героическими» операми на инстинктивном уровне своих
предков-идолопоклонников.
Эту мысль впервые высказал известный еврейский ученый и публицист
из Австро-Венгрии, один из основоположников политического сионизма
Макс Нордау (1849-1923). В книге «Вырождение», опубликованной в
1892 году, Нордау писал:
«Истеричность Вагнера принимала все формы общегерманской
истеричности... Антисемиту Штеккеру он мог дать несколько очков
вперед. В патриотической фразеологии он был неподражаемый
мастер... Когда пылкая дружба баварского короля принесла Вагнеру
долгожданный почет и направила на него взоры всех немцев, когда
немецкий народ познакомился с Вагнером и своеобразным складом его
ума, тогда, конечно, все мистики еврейских человеческих жертв...
должны были к нему примкнуть, потому что в нем воплощались все их
навязчивые представления.
Музыка играла тут только второстепенную роль. Громадное большинство
этих фанатиков в ней ничего не смыслило. Душевное волнение,
которое они испытывали, слушая творения своего кумира, вызывалось
не певцами и оркестром, а отчасти роскошной постановкой, отчасти же
бредом, с которым они приходили в театр, признавая Вагнера своим
передовым бойцом и глашатаем».
Такого же мнения придерживался и публицист С. Толишус, работавший в
Германии накануне Второй мировой войны. В своей книге «Они хотели
войны» он отмечал, что немцы «преклонялись перед Рихардом Вагнером,
но не перед композитором Вагнером,.. а Вагнером, вызвавшим к жизни
забытый, мрачный и жестокий мир германской древности, мир
сражающихся между собой богов и героев, драконов и демонов,
неумолимой судьбы языческих мифов. Но то, что для одних было всего
лишь миром вагнеровской оперы, для подавляющего большинства
других, для народных масс Германии, стало реальностью
подсознательной сферы и легло в основу мифа о Третьем рейхе,
вдохновившего движение национал-социализма».
Еще резче высказывался выдающийся русский композитор и дирижер
Игорь Федорович Стравинский (1882 -1971), которого, по его словам,
в труде Вагнера «Евреи в музыке» поразили «злобность и
современность». «Геббельс и Розенберг, - писал Стравинский, -
вполне могли бы участвовать в нем... Сам Томас Манн не смог скрыть
горькую истину, что именно Вагнер был пророком Третьего рейха».
В 1880-е - 1890-е годы музыкальные и публицистические сочинения
Вагнера не только вдохновили берлинского преподавателя Б. Форстера
на составление «Антисемитской петиции», но и способствовали
формированию мировоззрения одного из самых фанатичных антисемитов
нового времени - Хьюстона Стюарта Чемберлена (1855 -1927). Как
отмечает один из авторов «Еврейской энциклопедии» (1908-1913), «в
литературе Чемберлен дебютировал рядом работ о Рихарде Вагнере,
антисемитские идеи которого увлекли его»...
В 1899 году в Мюнхене была издана работа Х.С. Чемберлена «Основы
девятнадцатого столетия», ставшая на много лет настольной книгой
юдофобов всего мира. С 1908 года англичанин Х.С. Чемберлен,
женившийся на дочери Вагнера Еве, жил в обители своего покойного
тестя, баварском городе Байрейте. Чемберлен неоднократно повторял,
что именно в Германии он чувствует себя дома, так как атмосфера
этой страны вдохновляет его на реализацию своего творческого
потенциала.
Книга Х.С. Чемберлена «Основы девятнадцатого столетия» послужила в
веке двадцатом прочным фундаментом для гитлеровского «Майн кампф»,
в котором повторяются и развиваются «открытия» Чемберлена, правда,
без прямых ссылок на первоисточник. В то же время духовного
наставника Чемберлена - Рихарда Вагнера - германский фюрер
возвеличивал открыто и неоднократно повторял: «На каждом этапе
своей жизни я возвращался к Вагнеру».
Это не были пустые слова. Главные вагнеровские идеи будущий фюрер
хорошо усвоил смолоду и сделал из них далеко идущие политические
выводы. «Евреи умеют только подражать чужому искусству, а точнее -
искажать его, - писал он в "Майн кампф", почти дословно цитируя
Вагнера. - Никакой культурно-созидательной силы евреи не
представляют и представлять не могут... Их интеллект не
конструктивен, он только разрушителен. Лишь в редких случаях евреи
подают импульс к чему-либо хорошему. Как правило, человеческий
прогресс идет вперед не благодаря евреям, а вопреки им».
Остается добавить, что после прихода Гитлера и его партии к власти
в Германии немецкие палачи заставляли евреев и других
«недочеловеков» наслаждаться музыкой Вагнера в Аушвице, Треблинке,
Бухенвальде и прочих воспитательных учреждениях Третьего рейха...
Не пытаясь реанимировать давний спор о том, этично ли исполнять и
пропагандировать музыку Вагнера в Израиле, я, тем не менее, хотел
бы, чтобы приведенные мною факты заставили читателя задуматься:
действительно ли музыка, как и деньги, не имеет запаха?..
«Вести», 23.12.1999
Тени Холокоста
|