| |
Иегуда Галеви
Большая Сионида
Давно отмерен срок
сомнений и тревог,
в конце моих дорог
белеют города,
песком занесены
до будущей весны,
они тихи, как сны,
прозрачны, как вода.
В тени разбитых стен
забвенье, прах и тлен,
тоскливый вой гиен,
стервятников страда,
но я готов идти
всю жизнь, чтобы найти
заветные пути,
ведущие туда.
Я бросить все готов --
друзей, родимый кров,
веселый шум пиров,
безбедные года --
давно я сердцем там,
где плещет Иордан,
в прекраснейшей из стран,
где тянется гряда
скалистых древних гор,
где сплетена в узор
лесов, пустынь, озер
чудная череда.
Исполню ли обет?
его теплом согрет,
я молод, хоть и сед,
и радуюсь, когда,
мечтой перенесен
через Синайский склон,
я узнаю Сион,
прекрасный, как звезда.
Друзей тревожный взгляд
зовет меня назад,
и речи их шумят,
как талая вода,
что топит берега,
болота и луга,
но, лишь сойдут снега,
уходит без следа.
И я молчу в ответ.
Я не безумец, нет.
Я на тепло и свет
меняю царство льда...
Скорей они больны,
безумны и пьяны
и суть из пелены
не видят никогда.
Бесплоден спор, увы --
уже не склеить швы,
и не родит травы
сухая борозда.
И разве счастье в том,
чтобы с набитым ртом,
раскормленным скотом
влачить свои года?
Ведь не заставят петь
ни золото, ни плеть
заманенного в сеть
весеннего дрозда.
И так ли тяжек свод
простых мирских забот?
Когда Творец зовет --
до тварей ли тогда?
Разверстые гробы --
венец любой судьбы,
для Господа -- рабы
земные господа...
К чему мне мир кусков,
владенья дураков,
пустых, гнилых божков
нелепая орда?
Пусть царские венцы
напялили глупцы --
должны ли мудрецы
бояться их суда?
Ведь там, где судит вор,
диктует приговор
тупая, как топор,
тяжелая вражда.
Заря глядит в окно,
но на сердце темно,
и сладкое вино --
как горькая бурда...
И днем, и при луне
душой стремлюсь вовне,
здесь все постыло мне --
и воздух и еда.
Все, что я здесь любил,
я проклял и забыл,
лишь тех святых могил
бесценная руда
из пыльной мглы скорбей
зовет меня к себе,
чтоб там внимать трубе
Последнего Суда.
Мне этот прах милей
застолья королей,
лишь там, в родном тепле
давидова гнезда,
где спят который век
Скрижали и Ковчег,
где время медлит бег,
дождю и холодам
не сбить с куста огонь,
лишь там, в земле благой,
я обрету покой,
отныне -- навсегда.
Но тяжелей камней
грехи прошедших дней,
и нет спасенья мне,
горька моя беда --
проклятый счет растет,
чем дальше жизнь течет,
тем тягостнее гнет
ошибок и стыда.
И страшно в трудный бой
вступать со злой судьбой,
гоня перед собой
грехов своих стада --
лишь тот увидит свет
в ночи безумств и бед,
чья вера, как рассвет,
чиста и молода.
Неведомой стезей
ведет корабль свой
незримый рулевой,
рука Его тверда,
без милости Его
все сущее мертво...
Через пучину вод
добраться до гнезда
стремится суть моя,
и, верою горя,
в путь снаряжаю я
крылатые суда!
Авторизованный перевод А. Тарна по подстрочнику д-ра
Г. Глускиной.
< < На сайт А.Тарна
< <
> > В "Хроники Иерусалима" > >
|
|
|
