Алекс Тарн

Отелла

Фантастическая драма в двух действиях из жизни инопланетян

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дездюк, Президент отдаленной планеты Крув.
Отелла, его жена.
Эго, Первый Министр.
Блевок, Начальник тайной полиции.
Шыкал, матерый журналист.
Шыкла, молодая журналистка-стажер.
Ланс, юноша.
Джин, девушка.

Действие первое

Кабинет Президента планеты Крув. На стенах – портреты прежних правителей. Большой стол уставлен телефонами; разостлана карта. Над столом склонился Президент Дездюк – старик в военном френче и сапогах.

Дездюк. (отрываясь от карты) За что мне это, черт меня дери?
На старости-то лет – такие беды!
Казалось бы, уж можно отдохнуть
от праведных трудов на благо Крува...
И вот – опять заботов полон рот! (оглядывается)
Нет, не "заботов"... правильней – "забот".
Никто не слышал? (снова оглядывается) Вроде бы, всё тихо...
Не дай мне Бог сказать так на людях...
Нет, "на людях" неправильно... на людях.
Ведь я на Круве - вождь и образец.
Шыкал писал, что я – Отец народа.
А коль Шыкал писал, то так и есть.
Жаль, грамоте я только не обучен.
Но это тс-с-с... большой-большой секрет;
никто не знает, разве что Отелла.
(мечтательно) Командовать, вот это я люблю.
Люблю ученья всякие, маневры,
я – на трибуне, а вокруг – ать-два! –
ударно маршируют батальоны,
и честь мне отдают офицера. (оглядывается)
"офицера"? нет, надо – "офицеры"...
или "офицера"? Тьфу, мать твою!
Проклятая премудрость, хрен ей в дышло!
Придет Отелла – надо бы спросить...
Да, кстати об Отелле... ну-ка... ну-ка... (воровато оглядываясь, достает запрятанную бутылку виски и стакан, наливает, выпивает залпом и тут же наливает еще)
...припрется, сучка, - капли не нальешь.
(мечтательно) Так вот, маневры... вот моя стихия!
Тут я силен, тут я – ого! Ого!
По части как, куда, в каком мундире...
нет равных генералу Дездюку! (воодушевленно марширует вокруг стола, потом вдруг останавливается, вспомнив неприятное)
А вот война... войну я не люблю.
И даже не за то, что убивают.
В конце концов, я - старший командир,
всегда умел пристроиться при штабе.
(гордо) Я не из тех, кого пугает смерть...
особенно, когда она – чужая.
Проблема в том, что надобно решать.
Ну, то есть, как бы принимать решенья.
А я такого с детства не люблю.
У нас в семье решает всё Отелла.
Но на войну Отеллу не возьмешь...
а жаль – была бы чудо-командирша...

Входит Отелла – высокая расфуфыренная старуха. Дездюк, заметив ее,
в страхе замолкает и пытается прикрыть собою бутылку.

Отелла. (грозно) Ну что, опять набрался, сучий потрох?
Дездюк. (в панике) Дык Тёлушка... дык я... дык ты... дык мы...
Отелла. (передразнивает) Дык ты... дык мы... где виски взял, подлюга?
У-у, харя! Вот-те, сволочь, вот-те, на!

Отелла хватает со стола линейку и начинает избивать Дездюка. Дездюк
в ужасе забивается под стол. Линейка ломается; Отелла оставляет Дездюка
в покое и обессиленно прислоняется к столу.

Отелла. Ну что за сукин сын... Вот бьёшься, бьёшься...
и всё зачем? Тебя же, дурака,
тебя же, гада, продвигать по жизни.
Да кто ты есть? Ничтожество, кретин,
занюханный фельдфебель, драный лапоть!
Да кем ты был бы, крыса, без меня?
Ну что молчишь, скотина? Щас как вдарю... (пинает Дездюка ногой)
Дездюк. Дык Тёлушка... дык ты... дык я ж чуть-чуть...
Отелла. Чуть-чуть... А о приёме ты подумал?
Тебе ж послов в четыре принимать!
Опять на всех надышишь перегаром?
Какой позор! Стране грозит война,
а Президент сидит и квасит виски!
Да хрен с ней, со страной... что обо мне,
что о жене твоей несчастной скажут?
Опять жена хиранского посла
смеяться, стерва, будет надо мною!

Входит Эго, подтянутый и ловкий старичок в штатском.

Эго. Мой господин! Простите... госпожа...
я, видимо, не к месту, извините...
Отелла. Нет, нет, останьтесь, Эго. Вы? Не к месту?
Уместней вас на Круве не сыскать.
И неуместней – тоже. Вот ваш... лидер. (презрительно указывает на
скорчившегося под столом Дездюка)
Эго. Мерси... мерси... (обходит стол и останавливается перед Дездюком) простите, господин...
вы что-то потеряли? Скрепку? Ручку?
Отелла. (в тон) Стакан? Бутылку? Пробку? Унитаз?
Дездюк. (кряхтя, выбирается из-под стола) При чем тут унитаз, Отелла, душка?..
Здорово, Эго. Что там у тебя?
Эго. Да то же, Президент. Война с Раба́бом.
Дездюк. Опять война? Но как же, почему?
Ведь мы им дали все по договору –
аэропорт, оружие, еду,
и пять провинций наших на закуску.
Чего ж еще? Все мало наглецам?
Эго. Как видите... Но, впрочем, новый список
не так велик. Всего-то ничего.
Они хотят: еще две сотни танков,
десяток наших южных областей,
три города, шестнадцать поселений,
двенадцать термоядерных ракет,
три миллиарда тугриков Хирана
и ежегодно тысячу девиц
для ихнего центрального борделя.
Дездюк. Как? Тысячу? Так много? Для чего?
У нас девиц так много не найдется...
Эго. Найдется, нарожаем, не беда.
Тут, Президент, вопрос свободы культа.
Девиц придется дать. У рабабо́в
обычай есть красивый и старинный.
Когда герой собрался на войну...
допустим, с нами... он идет в бордель,
и там ему девицу презентуют –
невинную, заметьте... а потом
готовят блюдо из ее печенки.
Отелла. Печенки? Чьей? Девицыной? Ужасно...
Эго. (разводит руками) Увы... увы... что сделаешь? – обычай.
Религиозный культ... попробуй, не уважь...
Допустим, мы откажем в этом пункте.
И что тогда, подумайте? – пойдут
по всей Вселенной толки-пересуды:
мол, Крув свободу культа не блюдет;
осудит нас ООП; облает пресса;
наш друг Хиран кредит обрежет нам!
Юпитер прекратит поставки виски!
Дездюк. (поспешно) Нет-нет. Девиц – дадим.
Эго. Разумный ход.
По прочим пунктам возражений нету?
Дездюк. (рассеянно) А что там было? Танки... мелочёвка...
шестнадцать городов... пущай берут.
Эго. Конечно, Президент. За дело мира,
за детский смех, за счастье всех людей,
за ценности святого гуманизма...
Дездюк. (подхватывает) За это надо выпить, господа! (выпивает, стараясь не глядеть в сторону Отеллы) Да, кстати, Эго... сколько городов
у нас еще осталось?
Эго. Два.
Дездюк. И хватит.
Зачем нам больше? Лишняя возня –
дороги, школы, прочая бодяга... (величественно)
За прочный мир не жалко ничего!
Эго. Блестящий афоризм! Какая мудрость!
Какая прозорливость, глубина,
ответственность в принятии решений!
Дездюк. (все так же пыжась) Ну да! Вот я каков! За это стоит выпить...

Входят Шыкал и Шыкла с блокнотами и фотоаппаратами.

Шыкал. Простите, Президент. Ваш секретарь
назначил интервью на это время. Нам подождать?
Дездюк. Зачем же? Я готов. Пожалуйте, пройдемте.

Дездюк, Шыкал и Шыкла уходят.

Отелла. (неуверенно) Послушайте, не кажется ли вам,
что этот список как-то... чрезмерен?
Девицы, танки, деньги, города...
Не слишком ли всё это? Дело мира...
Эго. (перебивает) Да! Дело мира, дело жизни всей!
Моей, Отелла, вашего супруга
и многих, многих праведных людей,
сложивших души на алтарь священный!
О радость сердца, о пресветлый мир! (в экстазе)
За мир, на мир, молюсь я днем и ночью!
Что лучше мира в этом мире есть?
О мир! Вейзмир! О мир! О дело жизни!
О, слушай, мир! Ты - бог, ты – бог един! (падает на колени и начинает бить поклоны)
О мир! О мир! О мир! О, слушай, мир!..
Отелла. (осторожно трогает его за плечо) И всё же, Эго, как-то это странно.
Ужель у вас совсем сомнений нет?
Смотрите, если взять все эти годы,
что вы с Дездю́ком боретесь за мир,
то возникает странная картина:
страна ужалась более чем втреть,
а мира нет, и будет ли – не знаю.
Что только не давали рабаба́м...
землёй, деньгами, кровью... всё им мало!
Что будет с нами, Эго?
Эго. (встает, уверенно) Будет мир!
Смотрите шире, милая Отелла.
Пусть узость взгляда, свойственная местным
фанатикам, минует вас. Ведь Крув –
ничтожная планетка, малый атом
в сравнении с огромностью задач,
стоящих перед нами! Здесь, сейчас
мы боремся с войною ради мира
и гуманизма во Вселенной всей!
Нам все планеты радостно кивают,
и все культуры славу нам поют!
Ура! Ура Отелле и Дездю́ку!
Вам дружно рукоплещет весь ООП!
В сравненьи с этим - что, скажите, стоит
ничтожный Крув и горсточка девиц?..
десяток танков?... кучка поселений?...
Да черт-то с ними! Разве я не прав?
Отелла. (кивает) Конечно, правы, Эго. Я надеюсь,
вы мне простите этот краткий миг
сомнений... Но одно меня волнует:
что будет с Президентом? Все опросы
показывают резкое паденье
дездючной популярности. Вчера
он не набрал и десяти процентов! Ужас!
Повсюду ропот, крики, возмущенье...
от демонстраций площади дрожат...
Одно лишь хорошо – за нами пресса.
Надолго ли?
Эго. Не стану отрицать:
есть временные трудности. Конечно,
не так приятно слышать этот вой
от граждан Крува в час, когда вселенский
наш рейтинг столь заоблачно высок...
Но выборы – еще через полгода.
За это время, уверяю вас,
мы что-нибудь придумаем.
Отелла. Надеюсь.
Эго. Я, собственно, уже составил план.
Отелла. (живо) Составили? Какой же, интересно?
Отмена выборов? Террор? Переворот?
Эго. (снисходительно смеется) Ну что вы... что вы, милая Отелла...
Все это в демократии нельзя...
То-йсть можно, но - в приемлемых масштабах.
Нет, я задумал некий сильный ход,
который нам позволит моментально
общественное мненье развернуть... (заговорщицки)
Представьте... мы проводим некий митинг –
за дело мира, скажем... Все поют,
пьют дармовую водку и танцуют –
короче, как всегда... А под конец
какой-то гадкий, мерзкий отщепенец
стреляет в Президента! Каково?
Отелла. Стреляет в Президента? Это как же?
Ведь там охрана...
Эго. Верно. Ну и что?
Допустим, что охрана проглядела,
профукала... такое ж может быть?
Конечно, может. И тогда подлец,
коварно подобравшийся к Дездю́ку,
вдруг – бах! Стреляет в спину! Бах! Бах! Бах!
Отелла. Стреляет в спину? Мужу? Вы рехнулись?
Эго. Да нет же... подождите...
дело в том, что мы ему подложим холостые.
Ваш муж не пострадает. Пуль ведь нет,
один лишь шум. Зато великий шум!
Мы в тот же вечер перейдем в атаку.
Тех – под арест, а этих – запугать!
Мы развернем кампанию, подобной
наш бедный Крув доселе не видал.
Газеты, телевиденье, плакаты,
уроки в школах, митинги... никто
не сможет увернуться; эта лава
поглотит всех! Тотальный перекрой!
Всеобщая промывка! Через месяц
увидите опросы – наш Дездюк
поднимется на восемьдесят пунктов,
а, может, даже больше... А потом
и выборы пройдут в одни ворота.
Мы победим и будем продолжать
успешную борьбу за дело мира!
Что скажете?
Отелла. (задумчиво) Не знаю... как-то это...
уж больно лихо... (после паузы) Впрочем, отчего ж?
Все это, в общем, выглядит реально.
Вы, Эго, молодец. Один вопрос:
а если вдруг не выйдет с холостыми?
А если впрямь уложат Дездюка́?
Что будем делать?
Эго. (решительно) Ну, во-первых, это
почти исключено! (вкрадчиво) А во-вторых,
ведь это положенья не меняет...
скорей наоборот...
Отелла. И кто ж тогда...
Эго. (решительно) Конечно, вы. Двух мнений быть не может!
Супруга... то-йсть, пардон, увы - вдова,
обязана продолжить дело мужа,
невинно убиенного, и знамя
упавшее, не медля, подхватить!
И высоко нести – за дело мира –
под взгляды пораженные - со всей
объятой восхищением Вселенной!
Отелла. (в панике) Но как же быть – мне нечего надеть... (опомнившись)
Хотя ведь вы сказали, что опасность
почти исключена. Прекрасный план!
Эго. В одном я сомневаюсь – Президенту
об этом рассказать?
Отелла. Нет-нет, зачем?
Пусть это будет для него сюрпризом.
Эго. Разумно. Значит, так тому и быть. (уходит, откланявшись)
Отелла. (оставшись одна, задумчиво) Каков подлец! Не верю ни на грош...
Он рвется к власти, это очевидно.
Завалит Дездюка, потом меня,
а там уж – как с куста – и президентство.
И слава вся достанется ему –
великий миротворец, фу-ты ну-ты!
Загонит Крув задаром рабаба́м,
а сам в Хиран слиняет стричь купоны...
Столица мира! Деньги, власть, почет!
Как знать – что там ему наобещали?
Я думаю, не менее, чем пост
почетный председателя ООПа!
Правитель всей Вселенной! Как звучит!
(ожесточенно тычет кукишем в сторону ушедшего Эго) Да только на-ка,
выкуси, подлюга!
Не зарься на чужое! Это всё –
мое, мое по праву... и без права!
Плевать мне на права! Мое! Мое!
Да разве ж я не выстрадала это –
почет и власть, и славу и посты?
Я сорок лет без малого отдала, -
бездарного, тупого Дездюка́
таща за шкирку на верха карьеры...
У-у, ненавижу... пьяница, кретин,
безмозглый импотент, пустое место!
Да что б ты сдох!
(взяв себя в руки) Но – хватит... подожди...
не торопись, Отелла, всё обдумай –
как ты умеешь, тщательно, вперед.
И помни, Эго – хитрый проходимец;
и нелегко его переиграть... (задумчиво)
А план хорош... удобен... план удобен...

Отелла уходит в глубокой задумчивости. Входят Дездюк, Шыкал и Шыкла. Дездюк вышагивает важно, говорит медленно, со значением. Шыкал почтительно ходит за ним, строча в блокноте. Шыкла суетится вокруг, щелкая фотоаппаратом.

Дездюк. (солидно) В таком разрезе, значит, господа.
Плевать хотел на крикунов я этих.
Пусть крутятся как... (прищелкивает пальцами, ища слово)
Шыкал. (подсказывает) ...белки в колесе?
Дездюк. (недоуменно) При чем тут белки? Ну при чем тут белки?
Мы не в лесу, любезный, мы – в бою!
Пусть крутятся... ну, скажем... как парпелы!
Шыкал. (непонимающе) Парпелы, Президент? А это что?
Дездюк. (раздраженно) Ну как... парпелы... те, у самолетов.
Шыкал. (облегченно) Пропеллеры?
Дездюк. Ну да, вот-вот, они.
Парпеллеры. Чего тут непонятно?
Шыкал. Понятно, Президент. Прекрасный образ.
Какая емкость, свежесть, глубина!
Какая ясность! И какая сила!
Дездюк. За это надо выпить! (выливает в стакан остатки виски, разочарованно трясет пустую бутылку, заглядывает в ящики, ища новую) Черт возьми...
Шыкал. Позвольте, Президент, вопрос последний –
по поводу угрозы Рабаба́...
Вы знаете, в народе ходят слухи,
что близится война...
Дездюк. (рассеянно, продолжая искать) Кого?.. чего?..
Шыкал. Война с Раба́бом. Якобы грозит...
опять Рабаб грозит войною Круву...
Дездюк. (раздраженно) Какому Круву?.. Слушайте, Шыкал,
тут и без вас достаточно проблемов.
Мне надо срочно кое-что сыскать...
Так что не лезьте лучше с мелочами... (заглядывая в ящик, про себя)
Я точно помню – здесь она была!
Куда девалась? Неужели выпил?.. (Шыкалу)
Я вынужден закончить нашу встречу. (важно)
Дела первейшей важности зовут.

Шыкал и Шыкла склоняются в глубоком поклоне. Дездюк уходит.

Шыкла. (восторженно) Великий человек! Я как в тумане...
Не верится – вот так вот, рядом, тут,
лишь руку протяни – живой, как правда...
Дездюк! Великий вождь и генерал!
Неистовый борец за дело мира!
Какая честь... (Шыкалу, горячо) спасибо вам, Шыкал!
Когда б вы знали, что всё это значит
для молодой неопытной души!
Бывало, в школе, на уроках мира
мы хором пели гимны Дездюку́,
и плакали горячими слезами,
и свечки зажигали в честь его...
а он смотрел на нас со всех портретов,
такой родной, как десять тысяч мам...
А позже, помню, в университете,
на семинарах по его трудам,
когда мы дружно вместе повторяли
его цитаты мудрые... тогда,
я, не соврать, испытывала часто
неведомое чувство... – (начинает непроизвольно поглаживать себя по груди) голова
дурманилась каким-то странным светом,
теплело в животе и между ног,
всё больше, больше, больше... ах... Дездюша...
ох, дело мира... о-о-о, приди, Дездюк... (трясется в экстазе)
Шыкал. (насмешливо) Вот это да... вот это прихватило...
а ну-кася... (хватает Шыклу обеими руками за грудь и за зад
и подталкивает к столу)
Шыкла. (закатив глаза) Дездюк... приди, Дездюк...
Шыкал. Уже пришел... (заваливает Шыклу на стол) Дездюк... Дездюк... Дездюк...
Шыкла. (в экстазе) Дездюк... ты – мир... Дездюк... ты – мир... Дездю-ю-ю-юк...

На фоне совокупляющихся шыкалов медленно опускается занавес.

Звучит Зонг №1.

Зонг № 1. Песня о мире

Дайте силу дездюкам –
Пусть взойдет заря!
Будет радость на века
Людям и зверям!

Сын подружится с отцом,
Общий джойнт куря,
И возляжет волк с овцой,
И взойдет заря!

Вы только дайте власть дездюкам,
И всё само придет,
Вы только дайте власть дездюкам,
И счастье вас найдет!

Ну а коль случилось так,
Что не взошла заря,
Значит, где-то хитрый враг
Бросил якоря.

Вот раздавим всех врагов,
И взойдет заря!
Есть на них у дездюков
Тюрьмы – лагеря!

Вы только дайте власть дездюкам,
И всё само придет,
Вы только дайте власть дездюкам,
И счастье вас найдет!

Пусть мы головы кладем,
Но, вперед смотря,
Строим внукам мирный дом,
Где взойдет заря!

Пусть во тьме и пусть в крови,
Жертвы все – не зря!
Выйдем к свету и любви,
И взойдет заря!

Вы только дайте власть дездюкам,
И всё само придет,
Вы только дайте власть дездюкам,
И счастье вас найдет!

Пусть нас лупят по-мордам,
В мире мир творя,
Дездюки сказали нам,
Что взойдет заря!

Из когорты дездюков
Выберем царя.
Будем славить мы его,
И взойдет заря!

Вы только дайте власть дездюкам,
И всё само придет,
Вы только дайте власть дездюкам,
И счастье вас найдет!

В середине зала встает со своего места юноша - Ланс. В руках у него букет цветов. Поднимая по дороге зрителей и смущенно извиняясь, он пробирается к сцене и садится на ее краю, глядя в зал и болтая ногами. Через некоторое время в другом конце зала встает девушка - Джин. Она тоже поднимается на сцену, подходит к Лансу и садится рядом.

Джин. Привет!
Ланс. (улыбаясь) Привет! Я уж думал, ты не придешь.
Джин. Извини. Автобус застрял. Пробка. А ты давно ждешь?
Ланс. Ерунда. Я тебя могу сколько хочешь ждать. Главное, чтобы ты в конце приходила.
Джин. Ну вот я и пришла.

Пауза.

Ланс. Знаешь, я не думал, что ты такая красивая.
Джин. Это как? Мы ведь уже полгода встречаемся.
Ланс. Ну так. Я вот тут сидел, тебя ждал и думал – вот сейчас ты придешь...
Джин. Ну?
Ланс. А потом ты пришла.
Джин. Ну?
Ланс. Ну и оказалось, что ты такая красивая.
Джин. (смеется) А ты думал, что я уродина.
Ланс. Нет, я помнил, что ты очень красивая, но не помнил, что – настолько.
Джин. Ага.

Пауза.

Джин. А цветы...
Ланс. Ой, да... Это тебе.
Джин. Спасибо. (осторожно целует его в щеку) Куда мы пойдем?
Ланс. Не знаю. Хочешь – в кино?
Джин. А что там?
Ланс. Боевик какой-то.
Джин. Хиранский?
Ланс. А какой же еще? Других не бывает.
Джин. Да ну... не хочу. Давай лучше просто тут посидим.
Ланс. Давай.

Пауза.

Джин. Расскажи мне что-нибудь. Расскажи про своего пса. Как он поживает?
Ланс. (улыбается) Дрыхнет целыми днями. Совсем дряхлый стал. Глухой, как пень. Домой приходишь, а он не слышит, храпит у себя на коврике, так что стены дрожат. Полчаса можешь рядом ходить, а он и ухом не ведет. А потом заденешь его или что... – так и вскидывается, бедняга – мол, что тут происходит? где это я? кто это тут? (смешно изображает внезапно проснувшегося пса; Джин смеется) ...морда глупая такая, глаза спросонья красные, задние ноги разъезжаются... И вид такой виноватый – прости, мол, хозяин, задремал не вовремя... (вздыхает) Старость – не радость. А какой боец был...
Джин. Может, к ветеринару его?
Ланс. Были. Говорит, бесполезно. Такую развалину, говорит, легче пристрелить. Я ему чуть рожу не набил, гаду. Молодой такой пацан, очочки кругленькие, все стены портретами Дездюка увешаны. Из этих, знаешь... (мрачно) И почему такие слизняки людьми считаются? Да в моей собаке в сто раз больше человеческого... "Пристрелить"... самого бы его и пристрелить; у меня лично рука бы не дрогнула.
Джин. Ну уж прямо, Ланс... Человека – пристрелить? Да и за что? Ну, дурак он... так что ж, убивать его за это?..
Ланс. Ты не понимаешь, Джин. Посмотри, что они с нами делают... не только с собаками, с нами, со всеми. Это ведь война, настоящая война на уничтожение. Они ведь просто истребляют нас, Джин...
Джин. Кто "они", Ланс? Кто нас сейчас истребляет? Рабабы́?
Ланс. При чем тут рабабы? Рабабы – это так, ерунда, мелочь... С рабабами мы бы справились одной левой. Я тебе - о Дездюке́ и его подлой своре.
Джин. (оглядывается) Не надо, Ланс, милый. Опять ты об этом. Ну не надо, прошу тебя.
Ланс. (берет девушку за обе руки, горячо) Да я и рад бы, и рад бы, но – не могу. Раньше как-то мог, а теперь вот – никак.
Джин. Но почему? Что изменилось?
Ланс. Не знаю... может быть, это просто дошло до предела какого-то и теперь – через край. Всё это вранье бесконечное, все эти песнопения про вечный мир, все эти чудовищные рожи по телевизору, все эти непристойные камлания на площадях перед портретами Дездюка... видеть их не могу! И ведь всё это не просто так, где-то там, в соседней галактике, нет, - здесь, рядом, на нашей живой крови замешано. Ты только оглянись – остался ли кто-нибудь, кого не задело? У этого застрелили отца, у того – взорвали детей в школьном автобусе; отняли дом, землю, бросили в тюрьму, избили на демонстрации, выгнали с работы...
Я уж не говорю про страну, которой почти уже не стало – две трети Крува у рабабо́в! Да что я говорю... будто ты сама не видишь...
Джин. Подожди, Ланс... Но ведь они все-таки заключили мир. Разве лучше было умирать на войне? Может быть, надо потерпеть еще немного, совсем чуть-чуть, и всё устаканится, придет в норму... Дездюк, конечно, алкаш и демагог, но не думаешь же ты, что он нарочно ведет страну к гибели? Вспомни, какие у него заслуги – боевой генерал...
Ланс. Какой он боевой генерал? – Трус и сволочь... Всю жизнь от пуль бегал, по штабам отсиживался. А насчет того что "нарочно" или нет – какая разница? Важен результат. А результат... (безнадежно машет рукой).

Пауза.

Ланс. (тихо) Ты спрашивала, что для меня изменилось. Так вот: теперь у меня есть ты. Теперь я еще и о тебе думаю. Не знаю, слышала ли ты последние слухи...
Джин. Слухи? О чем именно?
Ланс. О новом ультиматуме рабабов.
Джин. Нет... А что такое? Есть какой-то новый ультиматум?

Пауза. Ланс сидит, опустив голову.

Ланс. Знаешь что? Пойдем-ка лучше в кино. А? Ну пожалуйста...
Джин. Пойдем.

Уходят через зрительный зал. Занавес поднимается. На сцене – кабинет начальника тайной полиции Блевка. Шкафы, забитые папками. Блевок сидит за обшарпанным столом, обложенный бумагами и пишет. Входит Отелла.

Отелла. Как поживает доблестный Блевок?
Блевок. (вскакивает) Спасибо, хорошо. Полно работы.
Вы знаете, Отелла, в этот год
как будто все с цепи сорвались – ужас!
Куда ни глянь – везде одни враги. (указывает на шкаф, ломящийся от папок с "делами") Враги прогресса... (указывает на другой шкаф) мира... (на третий) гуманизма...
Не успеваем заводить дела!
Вот, посудите сами – (берет со стола лист бумаги) тут отчеты
секретного агента Павлюка
из младшей группы местного детсада.
Он пишет... (вглядывается в бумагу) пишет... трудно разобрать...
Короче, некий мальчик, враг прогресса,
во время общей сидки на горшках
сказал агенту нашему, что он, мол, (вглядывается в бумагу)
"воняет, как Дездюк".
Отелла. Какой позор!
Вот наше воспитание! И что же?
Блевок. И далее он пишет - все вокруг
смеялись и кричали это вместе,
вся ясельная группа!
Отелла. Что ж теперь?
Какие меры приняты?
Блевок. Крутые.
Зачинщик изолирован. Семья
уже в тюрьме, включая деда с бабкой,
дядьев и теток. Следствие идет.
Отелла. А что с другими?
Блевок. С кем?
Отелла. Те, что смеялись.
Блевок. (в замешательстве) Как, этих тоже? Но...
Отелла. Без всяких "но"!
Заразу надо выводить под корень!
Иначе гуманизм не победит. Вы не согласны?
Блевок. Отчего же... я... Я дам команду.
Отелла. (милостиво) Дайте уж, извольте...

Пауза. Отелла, не торопясь, прогуливается по кабинету.
Блевок, стоя около стола, ест ее глазами.

Отелла. (небрежно) Да, кстати, этот ваш проект... (прищелкивает пальцами, как бы припоминая) "Стрелок"?.. –
успешно продвигается?
Блевок. (в замешательстве) Простите?..
Отелла. (резко останавливается, гневно) Блевок, отставить! Не передо мной!
Блевок. (виновато) Простите, госпожа. Министр Эго
мне не сказал, что вы посвящены.
Вопрос уж больно... скажем... деликатный...
Отелла. (сухо) Посвящена? Я утверждала план! (садится)
Докладывайте.
Блевок. Что ж... Проект "Стрелок"
находится в процессе завершенья.
Подобран исполнитель. Он – студент,
прошедший в прошлом боевые части.
Наш убежденный враг. Милитарист.
Противник гуманизма и прогресса.
Животно ненавидит Дездюка́.
Проблемы не предвидится.
Отелла. Прекрасно.
Так он согласен?
Блевок. Думаю, что да.
Я исподволь его готовлю, лично.
Такие типы требуют подход. (смотрит на часы)
Он, кстати, ждет в приемной.
Отелла. (испугано) Здесь? В приемной?
Блевок. (улыбаясь) В приемной. Не пугайтесь, госпожа.
Пока он безоружен. Да и позже
получит лишь обойму холостых.
Хоть пистолет, не спорю, настоящий.
Согласно плану.

Пауза.

Отелла. Слушайте, Блевок.
Вы говорите, парень был солдатом.
Возможно ли, чтоб он не отличил
патронов холостых от настоящих?
Блевок. (шутливо грозя пальцем) Как низко же вы цените, Отелла,
умельцев наших! Знайте, даже я
уверен был, что это – боевые.
Смотрите, вот они.

Блевок достает из ящика стола пистолетную обойму.
Отелла задумчиво вертит ее в руках.

Отелла. Ага... ну да...
А, впрочем, что я в этом понимаю?

Пауза.

Отелла. А если он проверить их решит?
На всякий случай, скажем?
Блевок. (недоуменно) Что? Проверить?
На всякий случай? Собственно, зачем?
Отелла. На всякий случай. (подходит к Блевку вплотную и смотрит ему прямо в глаза)
Блевок. А-а... на всякий случай...
То есть... решит?
Отелла. Ага. Вот-вот. Решит.

Пауза.

Блевок. (опускает глаза) Понятно, госпожа. Во имя мира...
Отелла. (подхватывает) ... и гуманизма. Знаете, Блевок,
я вас всегда безмерно уважала
за редкую понятливость. (ласково похлопывает Блевка по плечу и отходит) Она не подводила в трудные минуты,
и, думаю, сейчас не подведет.
Не правда ли?
Блевок. Конечно. А министр...
Отелла. (предостерегающе поднимает руку) Понятливость! Вы ею в полной мере
наделены... не меньше, чем министр. (вкрадчиво)
Премьер-министр...

Блевок низко кланяется.

Отелла. (резко) Я думаю, довольно.
Ну, мне пора. (уходит)
Блевок. (вслед) Прощайте, госпожа.
(оставшись один, задумчиво) Однако же – какие повороты...
Да мне-то что... одна и та же хрень...
что в лоб, что по лбу... в общем – будь что будет. (наклоняется к селектору) Скажите пареньку - пускай войдет.

Входит Ланс, останавливается в дверях. Блевок вскакивает ему навстречу.

Ланс. Здравствуйте.
Блевок. (радушно) Привет, братишка! Что ж ты? - проходи,
садись сюда, расслабься, будь как дома.
Что будешь пить? Чай? Кофе? С молоком?
Коньяк не предлагаю – нет бюджета.
Нам, знаешь, обрезают что ни год.
Поверишь ли – вот даже эти скрепки
приходится из личных покупать...
Короче – мрак. Так что ты будешь пить?
Ланс. Да мне как-то все равно. Ну, давайте воду.
Блевок. Скромняга, молодец. Держи пузырь.

Блевок вытаскивает бутылку воды и бросает ее Лансу. Ланс ловит. Блевок с довольным видом усаживается за стол и некоторое время приветливо посматривает на Ланса, похлопывая себя по коленям. Ланс, вцепившись в бутылку, напряженно ждет.

Блевок. Ну что ж, приступим. Ты, скорей всего,
гадаешь безуспешно – что случилось?
Какого хрена, проще говоря,
тебя вдруг поднимают среди ночи
и так вот, неумытого, везут
на рандеву с начальником спецслужбы? (смеется)
Держу пари, что чувство – не фонтан...
А почему? Что, собственно, такого?
(вздыхает) Известно – что... Всему виной - враги,
упорно распускающие слухи
и клевету, порочащую нас.
А потому, к примеру, даже ты –
лояльный гражданин, достойный крувец –
слегка боишься... Правда ведь? Приссал? (добродушно смеется)
Ну, что молчишь? Ага! Приссал, приссал...
Ланс. Вы, может быть, все-таки объясните мне – в чем дело? В чем именно вы меня обвиняете?
Блевок. (изумленно) Мы? Обвиняем? Боже упаси!
Тебя, дружок, и обвинить-то не в чем.
Ведь ты – лоялен, так или не так?

Пауза.

Конечно – так. Мы наводили справки.
И потому ты здесь, беседуешь со мной,
а не в подвале – со специалистом...
другого рода. (улыбается) Это я шучу.
Но впрочем – шутки в сторону. Тебя,
дружище Ланс, мы выбрали из многих
для исполненья миссии. Тебе
оказано высокое доверье,
и знаем мы, что ты не подведешь!
Ланс. Вы не могли бы выражаться понятнее? Какое доверие? Какая миссия?
Блевок. Терпение, братишка. В этих стенах
не любят торопиться. Иногда
мне кажется, что даже время здесь
течет иначе...

Блевок встает и начинает прохаживаться по кабинету.

Слушай же. Известна
тебе, как прочим гражданам страны,
ответственность текущего момента.
Наш Президент, любимый наш Дездюк,
ведет страну к победе гуманизма,
к свободе, к миру, к счастью всех людей.
Всё это – факт. Но есть, представь, подонки,
которым этот факт – не по нутру.
Засев в ночи в своих глубоких норах,
мерзавцы спят и видят как процесс
желанный остановлен и похерен.
Ты скажешь – спят, и пусть себе...
увы! – они не только спят, но строят планы,
один другого пакостней... И вот,
недавно снова стало нам известно
о заговоре подлом. В этот раз
отважились мерзавцы замахнуться
на самое святое, нанести
удар по Дездюку́ – оплоту мира!
Подумать только! Скопище свиней!

Блевок в волнении расхаживает по кабинету вокруг неподвижно сидящего Ланса.

Блевок. Короче говоря, они решили,
что Президента надо застрелить.
Момент для этой цели тоже выбран –
квартальный митинг через десять дней –
в защиту демократии и мира.
Наш Президент там должен выступать.
И после выступленья, очевидно,
планируют подонки свой удар,
укус змеиный прямо в сердце Крува!
Необходимо их остановить,
и ты, дружище Ланс, поможешь в этом.
Ланс. (в крайнем удивлении) Я? Но я-то тут при чем? Что вам – своих топтунов не хватает? Чушь какая-то...
Блевок. О! В этом вся загвоздка! Дело в том,
что не известны главные детали.
К примеру – кто убийца? Может быть,
проникла нечисть даже и в охрану...
в полицию... в ближайший круг друзей...
Ведь может быть, не так ли? Это значит,
что доверять, увы, я не могу
любому в окруженьи Президента.
А потому, подумав, я решил
привлечь совсем стороннюю персону,
чтоб глазом незамыленным следить
за тем, что происходит. Ты, братишка –
надежный и проверенный в боях,
и в то же время – парень посторонний,
не связанный ни с кем и никогда. Чем не находка?
Ланс. (еще более удивленный) Погодите, погодите... Не хотите ли вы сказать, что поручаете мне... мне! - охрану Дездюка́?
Блевок. Ну наконец-то понял! Слава Богу! (понизив голос)
Тебя я за трибуну проведу
и там поставлю в надлежащем месте.
Твоей задачей будет – наблюдать
за всеми, кто там есть, без исключенья;
и коль заметишь что-то не тоё –
стрелять! Стрелять, не думая! Хотя бы
сам Эго это будет... или я...
охранник... полицейский... – кто бы ни был!
Стрелять! Бах-бах! Бах-бах! Бах-бах! Бах-бах!
Ланс. (насмешливо) Так много выстрелов не понадобится. Стрелять я умею, господин Блевок. Но для того, чтобы стрелять, требуется пистолет и патроны. Что, все это вы мне тоже выдадите?
Блевок. Конечно, дорогой! Что за вопрос?!
Держи, во-первых, – пушку... (передает Лансу пистолет) ...во-вторых, -
обойму... (достает обойму) тут - особые патроны –
тут пуля-стерва... только попади,
а там уж... вай! Попал в плечо – дездец -
всю тушку разворотит – от горла,
до самой жопы... там внутри - спиралька.

Ланс вставляет обойму и внимательно осматривает пистолет.

Ланс. Классная игрушка. Такую, да по назначению... о чем еще можно мечтать? Хорошо. Я согласен. Куда и когда приходить?
Блевок. Ну вот и славно! Я не сомневался
в твоем ответе. Все-таки ведь ты –
надежный, верный крувец... Дело мира...
Ланс. (перебивает) Извините, господин Блевок, а можно без этого дездежа? Я ведь всего-то и спросил – когда и где. Вот и скажите мне - когда и где, и я уже пойду себе домой. Ваше общество, как вы, видимо, заметили, мне не совсем приятно. Если желаете подробнее, то пожалуйста: рожа ваша мне отвратительна, язык ваш – мерзок... Отчего вы по-человечески не говорите? Не умеете, что ли? Тогда, ладно, давайте своим пятистопным ямбом, только короче: когда и где?

Пауза.

Блевок. (другим тоном) Эк ты осмелел-то... Что ж, отдаю должное твоей проницательности. Значит так: я отзвоню тебе вечером накануне. Не уходи далеко от телефона, сообщений оставлять не буду. Понятно?
Ланс. Понятно.
Блевок. Ну тогда пошел вон отсюда.
Ланс. С удовольствием. До скорого свидания. (идет к выходу)
Блевок. Эй! Погоди-ка... Позволь дать тебе личный совет. Без протокола, так сказать.
Ланс. (насмешливо) Бывает у тебя и такое? Говорят, вы даже серите по протоколу... Ну, валяй, а мы послушаем...
Блевок. Я бы на твоем месте проверил обойму. На всякий случай.
Ланс. (удивленно) Проверять обойму? А на хрена, спрашивается? Там же всего двенадцать патронов. Зачем зря добро переводить?
Блевок. На всякий случай. Все. Пошел вон.

Ланс уходит. Блевок возвращается к столу и погружается в бумаги.
Опускается занавес.
Звучит Зонг №2.
Зонг № 2. А. Галич "Песня про майора Чистова"

Я спросонья вскочил, патлат,
Я проснулся, а сон – за мной.
Мне приснилось, что я – Атлант,
На плечах моих – шар земной.

И болит у меня спина,
То мороз по спине, то жар,
И с устатку пьяней пьяна
Я роняю тот самый шар.

И, ударившись об Ничто,
Покатился он, как звезда,
Через млечное решето
В бесконечное Никуда...

И так странен был этот сон,
Что ни дочери, ни жене
Не сказал я о том, что он
Этой ночью приснился мне.

Я и сам отогнал ту боль,
Будто наглухо дверь забил...
И часам к десять ноль-ноль
Я и вовсе тот сон забыл.

Но в двенадцать ноль-ноль часов
Простучал на одной ноге
На работу майор Чистов,
Что заведует буквой "Ге".

И открыл он мое досье,
И на чистом листе - педант!
Написал он, что мне во сне
Нынче снилось, что я – Атлант.

Зонг исполяется дважды, подряд; второе исполнение – фоновое, параллельно с ним в зале появляются Ланс и Джин. Они бредут, обнявшись, останавливаются, чтобы поцеловаться, идут дальше, наконец, забираются на авансцену и садятся рядом.

Джин. И все-таки - что-то случилось. Какой-то ты не такой сегодня. Молчишь все время, даже дездюков не ругаешь. Давай уже, рассказывай.
Ланс. (обнимает Джин) Джин, милая, я расскажу, обязательно расскажу... попозже... Давай пока просто посидим, Джин, ладно? Просто посидим так и всё тут... Вот так... Джин.
Джин. (высвобождаясь) Ну что ты всё заладил: "Джин", да "Джин"... Сама знаю, что "Джин". Давай-ка лучше поговорим про Ланса. А то ты своим похоронным молчанием вконец меня запугал. Еще и смотришь с таким видом, будто навек прощаешься. (заглядывает Лансу в лицо) Ну вот – опять!
Ланс. (после паузы, тихо) Так оно и есть, Джин. Я всё думал – как это тебе лучше сказать, но видишь – как-то всё само получилось... Может такое случиться, что мы больше не увидимся. Никогда.
Джин. Никогда. Но почему?
Ланс. Я должен что-то сделать. Завтра.
Джин. Ты должен. А как же я?
Ланс. Не мучай меня, ладно? Все равно уже ничего не изменить.
Джин. Эта штука у тебя за поясом – это оно? Оно? Я сразу поняла. Еще когда ты меня обнял, но не дал мне к тебе прижаться; но я прижалась, а там – эта штука; я сразу поняла, что это – оно. Ну что ты молчишь? (начинает плакать) Ну что ты молчишь?..

Пауза.

Джин. (сквозь слезы, лихорадочно) Давай уедем, а? Давай убежим прямо сейчас, куда хочешь – неважно... хоть в Хиран, хоть куда, а? Давай убежим прямо сейчас, вот только заскочим за паспортами; это ведь можно, многие так делают... сейчас ведь все бегут отсюда, из этой проклятой страны; и мы тоже, чем мы хуже, я ведь так тебя люблю, давай убежим, найдем денег, у меня есть, возьмем билеты там, в кассе, это так просто, ведь я так тебя люблю, ведь я... (бормочет неразборчиво, всхлипывая и захлебываясь в слезах)
Ланс. Я не могу, Джин, любимая. Я не могу. Ты же всё понимаешь, ты умница. Не могу. Кто-то ведь должен это сделать.
Джин. Кто-то! Кто-то! Но почему – ты?! Почему – ты?!
Ланс. Я не знаю. Так уж получилось. Это, знаешь, - как лавина... хватает тебя и несет, как спичку, и ничего уже не поделаешь, не выскочить, не убежать. Я, правда, не знаю – почему она прихватила именно меня, эта лавина? А с другой стороны – почему бы и нет?.. Не знаю...
Джин. Я только не понимаю – неужели ты не можешь отказаться? Ланс, давай уедем, Ланс...
Ланс. Поздно. Да и не дадут мне соскочить. Я уже часть их плана. Так или иначе – мне конец.
Джин. Подожди. Как это так: ты - часть их плана? Что это значит?
Ланс. (неохотно) Ну, в некотором роде... Джин, я не могу тебе об этом рассказать.
Джин. Почему?
Ланс. Это слишком опасно для тебя. Зачем тебе знать?
Джин. Зачем? Теперь ты спрашиваешь - "зачем"? Теперь, после того, как жизнь из меня вынул, ты спрашиваешь - "зачем"? Теперь ты обо мне заботишься, да? (плачет) Будь ты проклят со своей заботой!
Ланс. Джин... ну не надо... Джин... (после паузы) Ну ладно, слушай. Они хотят инсценировать покушение на Дездюка. Зачем – понятно. Как-никак – выборы на носу, объявят военное положение, ну и так далее.
Джин. А при чем тут ты?
Ланс. Ну как это...
Джин. О, господи!..
Ланс. Ты пойми, я не знаю, почему они именно меня выбрали, но когда уже выбрали, когда уже этот мерзкий Блевок мне всё рассказал, тогда уже, считай, всё и решилось. Ну что я мог сделать? Сказать "нет"? И ты думаешь, они бы меня оттуда живым выпустили? Как только он открыл свою поганую пасть, я уже знал, что я – труп...
Джин. (закрыв лицо руками) Ну почему, почему мы не уехали еще месяц тому назад? Ну почему?..
Ланс. А так – они подарили мне целых десять дней. Неплохая сделка. Десять дней жизни за пистолет и обойму с холостыми патронами...
Джин. С холостыми?
Ланс. Ага. Чтобы уж совсем наверняка. Хотя, я думаю, они застрелят меня сразу же, как только я вытащу этот ствол (вытаскивает из-за пояса пистолет). Так что особой разницы, вроде бы, нет...
Джин. Что значит - "вроде бы"?
Ланс. А то и значит, что я не собираюсь быть куклой этих сволочей. Смотри: (достает из кармана две обоймы) вот это – обойма, которую они мне всучили, с холостыми... а вот эта – с настоящими, боевыми. Купил ее два дня назад, у рабабов. Теперь посмотрим, - кто кого перестреляет... А напоследок – и для меня останется. Как этот подлец сказал: "на всякий случай". Живым я им в руки не дамся.
Джин. (берет обе обоймы в руки) Странно... в одной – смерть, в другой – пустышка... и не отличить... Это всегда так?
Ланс. Как в жизни, Джин... Я и сам их отличаю только вот по этой наклейке – видишь, там, на основании. Ладно, давай их сюда.
Джин. (как-то заторможенно, прижав обоймы к груди) Подожди... зачем ты непременно хочешь боевые? Чтобы – что? Чтобы гада этого пришибить? Да? Ну скажи... да? Или чтобы себя убить?.. Или меня?.. А? (клонится набок в полуобморочном состоянии)
Ланс. (подхватывая девушку) Джин! Что с тобой? Джин! Джин!.. Подожди, я сейчас... воду... где же воду-то взять?.. Подожди, Джин... воду...

Ланс бережно укладывает Джин на землю и убегает. Почти немедленно Джин садится и начинает рассматривать обоймы.

Джин. Наклейка... где... а, вот она... вот...

Джин переклеивает этикетку на обоймах. Ланс возвращается, неся воду в пластиковом стаканчике.

Ланс. Господи, Джин, как ты меня напугала... На вот, вода... Как ты, родная? Что с тобой?..

Джин молча пьет воду. Ланс берет обоймы и, тщательно обтерев их подолом рубашки, прячет в карман.

Джин. Сколько еще у нас?
Ланс. Шестнадцать часов. С половиной.
Джин. Пойдем.

Уходят.

К о н е ц п е р в о г о д е й с т в и я.

Действие второе

Перед опущенным занавесом звучит Зонг №3

Зонг № 3. А. Галич "После вечеринки"

Под утро, когда устанут
Влюбленность, и грусть, и зависть,
И гости опохмелятся
И выпьют воды со льдом,
Скажет хозяйка: Хотите
послушать старую запись?
И мой глуховатый голос
Войдет в незнакомый дом.

И кубики льда в стакане
Звякнут легко и ломко,
И странный узор на скатерти
Начнет рисовать рука,
И будет бренчать гитара,
И будет крутиться пленка,
И в дальний путь к Абакану
Отправятся облака...

И гость какой-нибудь скажет:
- От шуточек этих зябко!
И автор напрасно думает,
Что сам ему черт не брат...
- Ну что вы, Иван Петрович, -
ответит гостю хозяйка, -
Бояться автору нечего,
Он умер лет сто назад.

Последние две строфы повторяются, постепенно затихая и сплетаясь с нарастающими звуками другого рода – шумом толпы, обрывками речей из громкоговорителей, всплесками музыки, в которой различимы фрагменты "Песни о мире" из первого действия. Всё это прерывается тремя громкими выстрелами; криками паники, воем сирен и пр.

Затем поднимается занавес. На сцене – больничная палата. Дездюк, без сознания, лежит на кровати. Рядом с ним – Отелла и Блевок. Быстро входит Эго. Он сияет довольством.

Эго. (потирая руки) Ну что? Блестяще! Умница, Блевок!
Какое исполненье! Все случилось
естественно настолько, что комар
тут носа не подточит... Гениально!
Блевок. (скромно кланяясь) Спасибо, Эго. Честно говоря,
и сам я удивлен – всё как по маслу.
Преступник схвачен, и изобличен.
О следствии я позабочусь лично.
И, главное, что цел наш Президент...
Эго. Да, кстати, что с ним? Не пришел в себя?
Пора б уже... (подходит к Отелле) Отелла, дорогая,
все миновало... цел ваш муженек...
я помню, вы ужасно волновались,
чтоб он не пострадал. Понятный страх!
А я вам, помню, говорил: доверьтесь
искусству бесподобного Блевка!
И я был прав!
Отелла. (мрачно) Угу. Всегда вы правы...
Эго. А что ж Дездюк? Всё в обмороке он? (смотрит на часы)
Уж скоро полчаса... однако, долго.
Отелла. Недолго. Он всегда лишался чувств
лишь только слышал выстрел по соседству.
А тут ведь сразу три, да близко так...
понятно, что бедняга отрубился...
Эго. (укоризненно) Отелла, фуй... как можно... наш Дездюк
известен во Вселенной как отважный
и славный воин; зарево побед
идет за ним, как пудель на прогулке!
Отелла. (презрительно) Оставьте, Эго... здесь ведь все свои,
никто не слышит... Так что эти враки
приберегите впрок, для интервью.
Он трусом был всегда – чуть что – в кусты,
а нет кустов – тогда ко мне под юбку.
Да что там говорить... он и сейчас
со страху обмочился... посмотрите!
Эго. (подходит к Дездюку, смущенно) Гм... да... нехорошо... Мсье Блевок...
Блевок. Не беспокойтесь, Эго. Я предвидел
подобный вариант и взял комплект
штанов из гардероба Президента. (указывает на аккуратную стопку одежды рядом с кроватью) Всё учтено.
Эго. (восхищенно разводит руками) Блевок, вам равных – нет!
Блевок. (вытягиваясь) Служу прогрессу, миру, гуманизму!
Эго. Ура! Ура! Но, кстати говоря,
мы нашу службу только начинаем.
Плоды победы надо пожинать
немедленно, иначе - всё насмарку.
Как с этим обстоит у нас?
Блевок. Уже
сегодня ночью проведем аресты.
Заранее я списки разослал,
ребята ждут команды. Через часик
поедут воронки по адресам.
Эго. Прекрасно. Будем действовать по плану.
Я проведу с десяток интервью
с ведущими каналами Вселенной;
для прессы - сообщение; потом,
когда Дездюк придет немного в норму,
запустим и его. Пусть скажет так: (величественно)
Друзья! В сей час, в сей судьбоносный час,
когда враги стучатся в наши двери,
когда везде в сердцах простых людей
стучит одно, одно лишь слово - ...
Дездюк. (ревет) Виски! Подайте виски мне! Ядрена мать! (снова затихает)
Отелла. О! Вождь наш – на пути к выздоровленью.
Микстурку просит.
Блевок. Черт возьми! Забыл!
Простите, ради Бога... две минутки...
я мигом обернусь. (убегает)
Эго. (смотрит на часы) Ну что ж, пока
все чудно развивается... Отелла,
я выйду ненадолго. Вы же здесь,
пожалуйста, готовьте Президента...
Погладьте, успокойте... и штаны...
штаны ему смените... неудобно... (уходит)
Отелла. (оставшись одна, яростно) "Штаны ему смените"!.. "неудобно"!..
Какая мерзость! (после паузы, горько) Впрочем, отчего ж?
Не я ли сорок лет его водила,
как куклу, на помочах? Дурака,
пустое место с мозгом имбецила!
Я подмывала задницу ему,
кормила кашкой, шлепала по попке,
платком слюнявый утирала рот...
Тьфу, пакость! Сорок! Сорок!
Сорок лет! Всю жизнь свою,
всю душу, ум и тело, -
всё вбухать в эту жабу... и зачем?
Какая слава этой жертвы стоит?
(после паузы) И что ж сейчас? Сжать зубы? Продолжать?
Тащить свой крест, как сорок лет тащила?!
О боже! Не могу!

(хватается за голову, продолжает, как в горячке) На этот раз
казалось мне – придет конец мученьям -
пристрелят жабу, вырежут клеща,
пиявку оторвут, клопа раздавят...
и я вздохну свободно наконец,
и буду жить в почете, на волне
вселенской славы, наслаждаясь властью,
деньгами, силой... – то есть всем, чего
я заслужила каторгой ужасной!
И что ж теперь? Теперь я узнаю,
что каторга - бессрочна... что подонок
жив и здоров, хоть - в зассанных штанах!
Что виски он желает, хряк поганый!
Что он меня еще переживет!..

(после паузы) Блевок, Блевок... я думала, что ты
имеешь яйца большего размера!
Выходит – нет... ну что же, как всегда,
лишь на себя могу я положиться...
Кем бабе быть, коль мужики – как бабы?

Дездюк начинает приходить в себя. Некоторое время он шевелится, дергая головой и конечностями и, наконец, приподнимается на кровати, опираясь на локоть.

Дездюк. (слабым голосом) Где это я? Где виски? Где Отелла?
Куда все подевалися?.. И кто
мне обоссал штаны? - Враги народа?
Блевок... Отелла... где вы, ...вашу мать?

Отелла подходит к Дездюку.

Отелла. Что ты вопишь, ублюдок? Ну, что дальше?
Дездюк. (облегченно) Ох, Телушка... ты здеся... слава Богу!
(плаксиво) смотри – штаны... я встану?..
Отелла. Подожди.
Молился ли ты на ночь, Дездюмоша?
Дездюк. Молился? Я?! Ты чё – упала с дуба?
(гордо) Я аутист!
Отелла. Умри же... аутист...

Отелла хватает подушку и прижимает ее к лицу Дездюка. После непродолжительной борьбы Дездюк затихает. Отелла снимает подушку и плюет мертвецу в лицо.

Отелла. Тьфу на тебя!.. какое облегченье! (победно вскидывает вверх руки, радостно) Свободна! Я свободна наконец!

Вбегает Блевок, неся бутылку виски и стакан. Не доходя нескольких шагов до кровати, он останавливается и поспешно наполняет стакан.

Блевок. Ну вот, принес...
Отелла. Давайте мне, скорее... (забирает у Блевка стакан и выпивает залпом) Здоровье Дездюка! (разбивает стакан об пол)
Блевок. (подхватывает) За прочный мир,
прогресс и гума... (приглядывается к Дездюку) ...низм... Ах! Госпожа,
что с Президентом?
Отелла. (наступая на Блевка) Умер. Сдох. Отхрюкал.
Накрылся медным тазиком. Коньки
отбросил. Дуба дал. Так много
определений этому... одно
могу сказать я точно – здесь, на Круве
вам падали мертвее не сыскать.
Теперь понятно?
Блевок. (потрясенный) Господи, помилуй!
Отелла. А, вы не атеист? Покойник – был.
Он, правда, путал это с аутизмом.

Входит Эго.

Эго. (энергично) Что с Президентом? Он очнулся? Нет?
Пора его готовить...
Отелла. (подхватывает) ...к отпеванью.
Обмыть, переодеть, похоронить,
поставить памятник, и не один...
Эго. Простите?..
Блевок. (мрачно) Дездюк скончался.
Эго. Что?!
Отелла. (издевательски) Какой сюрприз!
Чему вы удивляетесь, однако?
В него ж стреляли, так или не так?
От этого, бывает, умирают...
Эго. О Господи!
Отелла. Ну вот, и вы – туда ж!
Как видят труп, так поминают Бога...
Что, в общем, странно – Бог-то жив...
Эго. (перебивает) Но как?!
Отелла. Что - "как"? Как - жив? Не знаю, я не в курсе.
Спросите у священников.
Эго. Да нет! Я не о Боге, я - о Президенте.
Как он-то мертв?
Отелла. Как камень. Как бревно.
Какая, к черту, разница? Оставьте
дурацкие вопросы, господа!
Займитесь делом.

Пауза.

Блевок. Думаю, министр,
что госпожа по-своему права...
Эго. (саркастически) По-своему!..
Блевок. Неважно... Президента
уж не вернуть... но, строго говоря,
сей грустный факт не рушит наши планы;
наоборот – он подкрепляет их...
Теперь, когда святое дело мира
омыто чистой кровью Дездюка,
оправданы любые наши меры:
террор, аресты, комендантский час,
расстрелы оппозиции... – любые!
Эго. (задумчиво) Что ж, прав Блевок...
Отелла. (саркастически) По-своему!..
Эго. Неважно...
Ведь Дездюка и впрямь нам не вернуть...
живым... но, право, в качестве иконы,
он стоит даже больше, чем живой.
Отелла. Еще б! Икона ведь не хлещет виски
и никогда не пачкает штаны!
Эго. Отелла, умоляю вас... так грубо...
пред неостывшим телом...
Отелла. Бог ты мой!
Остывшим... не остывшим – что за дело?
Температура так волнует вас,
как будто вы обедать им хотите...
Подумали бы лучше о другом –
как продырявить тушку?
Эго. Продырявить?
Блевок. (неохотно) Вы что, забыли? Он ведь был убит
из пистолета, выстрелами в спину. (достает пистолет и протягивает его Эго)
Вот пистолет, пожалуйста.
Эго. (отшатывается) Что – я?
Помилуйте, Блевок, я не умею.
Уж лучше – вы.
Блевок. (решительно кладет пистолет на кровать) Ну нет. Как что – Блевок!
Справляйтесь с этим сами. В Президента,
пусть мертвого, стрелять я не могу. (отходит в сторону)
Отелла. (насмешливо) Кем бабе быть, коль мужики – как бабы!
Надеюсь, что хотя бы на омлет
годятся ваши яйца, потому что
на что другое им не потянуть...
Давайте мне! (неумело берет пистолет) Куда тут нажимать?

Отелла поднимает пистолет и трижды стреляет.
Занавес.

Слышны отдаленные фоновые шумы – толпы, громкоговорителей, сирен полицейских машин и амбулансов. Уровень шума ослабевает в момент исполнения Зонга №4 и усиливается под конец исполнения и после него.

Зонг № 4. А. Галич "Ночной дозор"

Когда в городе гаснут праздники,
Когда грешники спят и праведники,
Государственные запасники
Покидают тихонько памятники.
Сотни тысяч, и все – похожие,
Вдоль по лунной идут дорожке,
И случайные прохожие
Кувыркаются в неотложки
И бьют барабаны!...
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!

На часах замирает маятник,
Стрелки рвутся бежать обратно:
Одинокий шагает памятник,
Повторенный тысячекратно.
То он в бронзе, а то он в мраморе,
То он с трубкой, а то без трубки,
И за ним, как барашки на море,
Чешут гипсовые обрубки.
И бьют барабаны!...
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!

Я открою окно, я высунусь,
Дрожь пронзит, будто сто по Цельсию!
Вижу – бронзовый генералиссимус
Шутовскую ведет процессию.
Он выходит на место лобное,
Гений всех времен и народов,
И как в старое время доброе,
Принимает парад уродов.
И бьют барабаны!...
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!

Прет стеной мимо дома нашего
Хлам, забытый в углу уборщицей.
Вот сапог громыхает маршево,
Вот обломанный ус топорщится.
Им пока скрипеть, да поругиваться,
Да следы оставлять линючие...
Но уверена даже пуговица,
Что сгодится она при случае
И будут бить барабаны!...
Бить барабаны,
Бить, бить, бить!

Утро родины нашей розово,
Позывные летят, попискивая...
Восвояси уходит бронзовый,
Но лежат, затаившись, гипсовые.
Пусть до времени покалечены,
Но и в прахе хранят обличие.
Им бы, гипсовым, человечины –
Они вновь обретут величие...
И будут бить барабаны!...
Бить барабаны,
Бить, бить, бить!

Перед занавесом, сопровождаемый Блевком, появляется Первый Министр Эго. Он выглядит усталым и опустошенным. Шум смолкает. В руках у министра – листок с текстом заявления, которое он и зачитывает в микрофон, обращаясь к залу.

Эго. Друзья мои! Сограждане! Крувяне!
Я вынужден с прискорбьем известить...

Шум возобновляется. Слышны выкрики: "Нет!.." "Нет!.." "Не может быть!" "Нет!.." Эго поднимает руку и выжидает, пока шум смолкнет.

Эго. Я вас, увы, с прискорбьем извещаю,
что подлый враг сразил из-за угла
отважного борца за дело мира,
опору Крува, друга и отца,
учителя и светоч гуманизма –
родного Президента Дездюка.

Снова – шум, и снова Эго делает паузу, пережидая.

Эго. Сегодня перестало биться сердце,
великого мыслителя, чей взор
пронзал покров неведомого. Чья
судьба и жизнь всегда была примером
для каждого из нас - во всем, во всем!
Но главное – в его стремленьи к миру!
Он кровью завещание скрепил!
Он завещал всегда стремиться к миру!
Он славил победивший гуманизм!
Он, умирая, нас просил поклясться,
что этой веры мы не предадим!
Так поклянемся ж, братья! Поклянемся!

Соответствующий шум.

Эго. Друзья! В сей страшный, судьбоносный час,
когда нам враг пронзил стрелою сердце,
мы, зубы сжав, клянемся продолжать
дорогу Дездюка. Отныне власть
осуществляет Тройка. В Тройку входят:
Отелла, досточтимая вдова
покойного, я – Эго и Блевок –
начальник тайной службы. Мы объявим
о предстоящем – позже. А пока
мы вводим комендантский час на Круве.
Вам всем, надеюсь, ясно – террорист
не действовал один... И мы клянемся,
что будет подлый заговор раскрыт,
что мы гнездо змеиное растопчем!
Мы отомстим за гибель Дездюка!

Свист, шум сопровождают каждый выкрик оратора.

Эго. Да здравствует Дездюк! Его заветы!
Позор убийцам мира! Гуманизма!
Прогресса! Счастья! Света!.. Смерть врагам!

Эго отодвигается в сторону, к микрофону подходит Блевок.

Блевок. По просьбе прессы, господин министр
ответит на вопросы... Два, не больше. (оглядывает зал и указывает на кого-то)
Пожалуйста...

В зале встает Шыкал с микрофоном.

Шыкал. (представляется) Шыкал, корреспондент
газеты "Крув"... Позвольте для начала
сказать, что все мы здесь потрясены
ужасным преступлением... Увы,
я не могу избавиться от чувства,
что можно было это предсказать
заранее, что надпись на стене
давно уже пылала перед нами...
Понятно всем, откуда что взялось,
к чему давно вели враги прогресса
под маской оппозиции. И я
хочу спросить: неужто злодеянье
сойдет им с рук? Неужто мы опять
позволим загубить мечту о мире?
Неужто мы им глотку не заткнем?
Мы все тут дружно требуем возмездья! (садится)
Эго. (подходит к микрофону) Шыкал, я понимаю ваши чувства
и разделяю их вполне. И все ж
обязаны мы действовать законно,
в пределах демократии. Хотя,
желание народа – тоже свято...

Блевок указывает в другой конец зала, где встает Шыкла, тоже с микрофоном. Она говорит с трудом, всхлипывая и поминутно срываясь на рыдания.

Шыкла. Я Шыкла... а-а... - с телеканала "Кру-у-у-в"... (сквозь слезы)
Как вы могли?.. Как можно допустить?..
Кто пропустил убийцу к Президенту?..
Блевок. (настороженно) В чем, собственно, вопрос?

Шыкал снова встает и начинает пробираться к Шыкле со своего конца зала. Он идет по рядам, поднимая зрителей. Шыкла, в истерике, продолжает.

Шыкла. (рыдая) Как вы могли? Где были все врачи?
Я видела - он был без чувств, но жив!
Как так случилось? Горе мне!.. О, горе!..
Как так? (визжит) Вы все его убили!.. Вы!
Охрана!.. Где она была, охрана?..

Микрофон Шыклы отключается, но она продолжает вопить, пока Шыкал, наконец, не добирается до нее, обнимает, зажимает рот, уводит.

Блевок. (скорбно) Трагедия – для всех... Такое горе...
Друзья, вам нас придется извинить –
мы вынуждены попрощаться с вами.
Нас ждут дела... прискорбные дела.

Эго и Блевок уходят. На фоне закрытого занавеса и шума толпы издалека слышен мотив "Песни о мире", обрывки куплетов, прерываемые всевозможными музыкальными цитатами. Какофония нарастает и резко обрывается, достигнув апогея.

Поднимается занавес. На сцене – кабинет Блевка. Ланс сидит на табуретке, руки скованы за спиной, на ногах – цепь. Входит Блевок. Поначалу он выглядит несколько неуверенно, явно не зная, с чего начать.

Блевок. (расхаживая по кабинету) Так-так-так... так-так-так... так-так-так...
Ланс. (насмешливо) Экие странные звуки вы издаете! Здешние стены, небось, привыкли к чему-то типа "тук-тук-тук... тук-тук-тук..."
Блевок. (останавливаясь) Отчего же, молодой человек? – Отнюдь. Не только "тук-тук-тук", не только... хотя стучат, конечно, много, спорить не стану. Много и вдохновенно. И на других, и на себя. Люди вообще любят делиться сокровенным... ну да это давно подмечено. А касаемо звуков – звуки тут разные случаются: иногда даже совсем не симпатичные звуки, да... Такие несимпатичные, что приходится залеплять их источник липкой лентой.
Ланс. Пугаете?
Блевок. Боже упаси! Зачем мне тебя пугать-то? Ты ведь и сам все знаешь – вон какой умный. И потом – кто ж такие сюжеты заранее рассказывает? Сам посуди - зачем портить человеку впечатление? Пусть искусство моих подвальных художников станет для тебя приятной неожиданностью. Договорились?
Ланс. Чушь это все, господин Блевок. Будь ваша воля, вы бы уже давно меня кормили моими же собственными гениталиями. Да вот – не вытанцовывается. Руки-то у вас связаны не меньше моего.
Блевок. (одобрительно) Хе-хе... Это почему же?
Ланс. Да уж больно неаккуратно вы своего вождя и учителя гробанули. Слухи-то, небось, уже по всему Круву ходят. Так ведь? Вижу, что – так. А значит, я вам позарез необходим, живой и здоровый, чтобы можно было всем предъявить – мол, вот он убийца, смотрите, люди добрые.
Блевок. Что ж, возможно ты и прав, умник. Возможно. Но руки ведь и развязать недолго.
Ланс. Вот и развяжите (приподнимает руки) а то я уже затек весь.
Блевок. Э, нет, дружище. Об этом ты забудь. Привыкай к новым позам, делать нечего.
Ланс. Боитесь, что ли?
Блевок. Ага. Не за себя – за тебя боюсь. Ты ведь и сам говоришь, что теперь задница твоя – на вес золота, не так ли? Как же тебя развязывать, такого дорогого и трепетного? Тебя развяжешь, а ты еще учудишь чего... над собой... как там, на площади. (смеется)
Ланс. Что вы в этом находите такого смешного?
Блевок. Да разве ж не смешно? Ты бы видел свою морду там, когда пытался застрелиться из своей холостой обоймы... умора. Стоишь такой – дурак-дураком и пуляешь в собственный висок... бах! – и жив... что такое?.. опять бах! – и опять жив!.. Знаешь, что у тебя на лице было написано? – "Что, бля, за штучки такие?.." – вот что! (смеется) Хорошо, что мои оглоеды тебя вывели из затруднения... а то бы ты так и стоял там, как осел, пуляя себе в висок и удивляясь.

Пауза.

Блевок. Ладно. Пошутили и хватит. Давай, ближе к делу. А дело у нас с тобой сильно деликатное, так что - без протокола. Согласен?
Ланс. Да мне-то что? Мне ваша бухгалтерия до лампочки.
Блевок. Ну и славно. Начнем с обоймы. У тебя ведь их две было, так? Одна – в пистолете, а другую ты потом обронил... или специально сбросил?
Ланс. Выпала. Когда ваши топтуны меня завалили.
Блевок. Где взял?
Ланс. Что?
Блевок. Обойму ту, вторую... – где взял?
Ланс. (удивленно) Вы ее мне и дали, здесь, на этом вот самом месте.
Блевок. Э нет, парень, тут ты путаешь. Та, что я тебе дал, холостая, в пистолете у тебя была. А вот та, что выпала, она-то откуда?
Ланс. Ничего я не путаю. А вторую обойму я купил. У рабабов купил. (горько усмехается) Вернее, думал, что - у рабабов. Потому что, скорее всего, ваши же люди мне ее и продали.
Блевок. Мои люди? Это почему же?
Ланс. Да потому что в ней тоже холостые оказались – вот почему! Я единственно чего понять не могу – зачем вам это надо было? А? Зачем мне вторую пустышку подбрасывать, если вы мне до этого сами тут намекнули, что первая обойма - холостая? В чем смысл?
Блевок. (озадаченно) Смысл?.. Смысл... смысл... (разводит руками) Смысла и в самом деле – никакого... Так ты думал, что... Ну надо же – прямо комедия, да и только! (какое-то время расхаживает по комнате, бормоча себе что-то под нос, затем снова обращается к Лансу) В общем, что-то ты перепутал со своими обоймами. Вторая-то была настоящей, с боевыми патронами, все чин по чину.
Ланс. Нет... быть такого не может... нет...
Блевок. Но это, на самом деле, не важно. Что это меняет, Ланс? Убийца ведь – ты. Разве не так? Сотни людей видели, как ты трижды выстрелил в спину Президенту, как он упал, как его увезли в больницу. Где он и умер от полученных ран. Значит и патроны были боевыми – а как же иначе?
Ланс. Как иначе? Хотите – расскажу?
Блевок. (поспешно) Не надо. Мне твоя версия не интересна. Мне интересно, согласен ли ты с моей...
Ланс. А зачем мне с вашей версией соглашаться? Есть причина?
Блевок. Конечно. И не одна, а несколько. Родители твои, к примеру... или Джин... знакомо тебе такое имя?
Ланс. (сухо) Ага. Понятно. Ну и что же входит в список моих... услуг? Принимая во внимание, что вы оставляете вышеуказанные причины в покое?
Блевок. (радостно) Вот это разговор! Ей-Богу, Ланс, умный ты парень! Но и я молодец – это ведь я тебя выбрал, я! Знал, кого выбирать! Я, надо сказать, в подборе кадров всегда отличался. А это, дружище – наиглавнейшее качество руководителя... В общем, оба мы хороши, прямо – шерочка с машерочкой!
Ланс. "Дружище"... Вы вот что... вы лучше дело говорите, а то ведь я сейчас блевану... от радости.
Блевок. Ну зачем ты так... Я ведь много не попрошу. Никаких спектаклей тебе разыгрывать не придется. Да и не годишься ты для спектакля... В сложившихся обстоятельствах важна достоверность, а актер из тебя - никудышный. Собственно говоря, и лгать-то тебе не придется. Разве что чуть-чуть, самую малость, да и то – умолчанием.
Давай договоримся так: Дездюка ты завалил по собственному, сугубо личному почину. Видишь, я тебя даже оговаривать никого не прошу, так что греха на душу брать не придется. Меня ты, понятное дело, знать не знаешь; только после покушения и познакомились, здесь и сейчас. Пистолетик купил у рабабов – по нынешним временам это не проблема... Короче, вали все на себя – и мы квиты. Чем не сделка?

Пауза.

Ланс. (задумчиво) Что ж... А где гарантия, что вы моих не тронете?
Блевок. Нету гарантии, Ланс. Странный ты человек. Посмотри на меня. Ты ж меня за мразь держишь, за палача – как же ты моим гарантиям поверишь? Да и нужно ли тебе это? Смотри: мы с тобой оба получили в точности, что хотели. Ты хотел Дездюка замочить – и замочил. Я хотел оппозицию пересажать – и пересажаю. Оба мы - в выигрыше. И оба друг от друга зависим. Ты, к примеру, язык не развяжешь – родных своих пожалеешь. А я их беречь буду пуще глаза – чтобы ты рот на замке держал. Потому что ты мне действительно живой нужен, в клетке. Живой, но молчаливый. Видишь, как все надежно завязано. И просто. Лучше любых гарантий.
Ланс. Я согласен.
Блевок. Ну вот и чудно! (хлопает в ладоши) Ай да Блевок, ай да молодец!.. (после паузы, другим тоном, почти виновато) Да, Ланс... предупреждаю тебя сразу, чтобы не было никаких иллюзий – свободы тебе больше не видать. Сгниешь в камере. Ну и, понятно, сделаем из тебя исчадие ада, не без этого...
Ланс. (равнодушно) На это мне наплевать.
Блевок. Я так и думал. (посомневавшись) А, черт с ним! Бери! Ты со мной хорошо, так и я тебе угожу! Разрешаю тебе одно свидание, так уж и быть. Ну? Ты ведь даже не просил, а я вот – даю! Бери! Ну? Каков Блевок? - Мразь?.. Подонок?.. Так вот, дарит тебе этот подонок свидание с твоей Джин! Что скажешь?!
Ланс. Спаси... бо...

Голос Ланса прерывается, он начинает плакать, вздрагивая всем телом; скованные сзади руки не позволяют ему утереть слезы, и он безуспешно пытается сделать это то тем, то этим плечом. Блевок склоняется над Лансом.

Блевок. Э, парень, погоди... Ну что ты, в самом деле... Эк тебя... Ланс...

Занавес.

Звучит Зонг №5

Зонг № 5. А. Галич "Еще раз о чёрте"

Я считал слонов – и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт
И уселся верхом на стул.

И сказал мой черт: Ну как, старина,
Ну как же мы порешим?
Подпишем союз – и айда в стремена,
И еще чуток погрешим.

И ты сможешь лгать, и сможешь блудить,
И друзей предавать гуртом...
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
                   Аллилуйя, аллилуйя,
                   Аллилуйя – потом!

Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин,
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все – как один.

И поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь – Да!
И вместе со всеми – Нет!

И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом...
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
                   Аллилуйя, аллилуйя,
                   Аллилуйя – потом!

И что душа? – прошлогодний снег!
А глядишь – пронесет и так...
В наш атомный век, в наш каменный век
На совесть цена – пятак.

И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога – в золу.
Так давай же, бери, старина, перо
И вот здесь распишись, в углу.

Тут черт потрогал мизинцем бровь
И придвинул ко мне флакон...
И я спросил его: Это кровь?
- Чернила... – ответил он.
                   Аллилуйя, аллилуйя,
                   Чернила, – ответил он.

Последнее двустишие повторяется несколько раз, причем "Аллилуйя" подхватывается Шыклой, выходящей на сцену с горящей свечой в руке. Занавес поднимается. Через плечо у Шыклы – сумка. Выйдя на сцену и продолжая распевать, она садится на пол, достает из сумки пакет со свечами и портрет Дездюка. Установив перед собой портрет, Шыкла зажигает перед ним свечки.

Шыкла. Аллилуйя, аллилуйя... аллилуйя, аллилуйя... (бьет поклоны, громко стукаясь лбом об пол) аллилуйя, аллилуйя...

Входит Шыкал.

Шыкал. Шыкла, ты здесь? Везде тебя ищу.
Пошли ко мне – перепихнемся, выпьем...
Шыкла. (с завыванием) Оставь меня, я - в скорби по вождю.
Шыкал. Да? Ну и что? Одно другому не мешает.
Мы выберем особо скорбный ритм,
лицом в подушку, с пеньем "аллилуйя".
Шыкла. Как можешь ты? Сейчас, в такое время...
Бесчувственный! Когда весь мир скорбит!
Шыкал. Да сколько ж можно?! Труп уже зарыт,
а ты все свечи жжешь, да подвываешь...
Не тыкались уже недели две!
Я по мамаше ро́дной меньше плакал!
В последний раз: поехали, не то -
найду себе другую... ассистентку.

Пауза. Шыкла продолжает бить поклоны.

Шыкал. Ты можешь мне сказать: чего ты ждешь?
Какого хрена ты сюда приходишь
три раза в день, и тонны свечек жжешь?
Шыкла. Я жду его.
Шыкал. Кого - "его"?
Шыкла. Дездюшу...
Мой старый друг по имени Марцелл,
мне рассказал, что призрака он видел –
как будто некто, точно, как Дездюк,
является и величавым шагом
проходит мимо. Трижды он прошел
перед Марцеллом...
Шыкал. Ты, никак, рехнулась?
И что он говорил? Всё славил мир?
Или, скорей, просил стаканчик виски?
Шыкла. Нет, он не говорил, хотя однажды
Марцеллу показалось, будто он
хотел заговорить... Но в это время
запел петух, и он при этом звуке
метнулся, бедный, и невидим стал.
Шыкал. Петух? Ты что? Откуда здесь петух? (хватается за голову)
Давно такого бреда я не слышал,
а в бреде я, поверь, специалист...

Входит Призрак Дездюка.

Шыкла. Ой! Смотрите, вот он!
Шыкал. Ох, ни хрена себе... вот это да!
Шыкла. (восторженно) Да охранят нас силы гуманизма! (Призраку, завывая)
Блаженный ты или проклятый дух,
овеян небом иль геенной дышишь,
злых или добрых умыслов исполнен, -
твой образ так загадочен, что я
к тебе взываю: вождь и повелитель,
Дездюк, державный Президент, ответь!
Не дай сгореть в неведенье, скажи,
зачем твои схороненные кости
раздрали саван свой; зачем гробница,
тебя извергла вновь? Что это значит?
Скажи: зачем? К чему? И что нам делать?
Шыкал. (испуганно) Эй, Шыкла, глянь-ка, он сюда гребет!
Скорей... бежать, пойдем... (тянет Шыклу за собой, но та упирается) а, черт с тобою! (убегает)
Шыкла. (зачарованно) Зовет меня... иди, я за тобой...

Призрак Дездюка берет Шыклу за руку, и они делают несколько шагов.

Шыкла. Куда ведешь? Я дальше не пойду.
Призрак Дездюка. Так слушай.
Шыкла. Я готова.
Призрак Дездюка. Близок час мой,
когда в мучительный и серный пламень
вернуться должен я.
Шыкла. О бедный призрак!
Призрак Дездюка. Нет, не жалей меня, но всей душой
внимай мне.
Шыкла. Говори, я буду слушать.
Призрак Дездюка. И отомстить должна, когда услышишь.
Шыкла. Что?
Призрак Дездюка. (загробным голосом) Я – дух Дездюка, отца страны,
приговоренный по ночам скитаться,
а днем томиться посреди огня,
без баб, без пива, без жратвы... (с особенной болью) Без виски!
Пока начальник местной КПЗ
не сжалится, паскуда, надо мною...
За что мене такое наказанье?
Чем я, Дездюк, такое заслужил?
Который ло́жил душу без остатка
на благо Крува, мира и семьи!..
Но слушай, Шыкла, верная дездючка:
коль ты меня любила, как отца...
Шыкла. О боже!
Призрак Дездюка. Отомсти! За гнусное мое убийство.
Шыкла. Убийство?
Призрак Дездюка. Убийство гнусно по себе; но это
гнуснее всех и всех бесчеловечней.
Шыкла. Скажи скорей, чтоб я на крыльях быстрых,
как помысел, как страстные мечтанья,
помчалась к мести.
Призрак Дездюка. Вижу, ты готова;
что ж, слушай, Шыкла. Гонят вам туфту,
что будто был застрелен я мальчишкой,
убийцею простым; так ухо Крува
поддельной басней о моей кончине
обмануто; но знай, мое дитя:
змея, твово сразившая отца,
его венец надела!
Шыкла. Как? Отелла?
Призрак Дездюка. Да, эта тварь, холера, лиходейка -
волшбой ума, коварства черным даром
склонив к себе и Эго и Блевка,
меня... меня! замыслила покоцать!
Меня, чья благородная любовь
шла неизменно об руку с обетом!..

Дальний крик петуха.

Петух поет! Я чую воздух утра;
дай кратким быть. Когда я мирно спал,
немного от испуга обмочившись,
что, в общем-то, естественно – ведь я
стрельбу сильнее ада ненавижу... -
Отелла мирный час подстерегла
и, вынув припасенную подушку,
меня убила ею, задушив!
Так я во сне от жениной руки
утратил жизнь, венец и президентство;
я скошен был в цвету моих делов,
врасплох, непричащен и неподмазан;
не выпимши, не емши, не умымши...
О ужас! Ужас! О великий страх!
Не дай постели крувского вождя
стать ложем прохиндейки и ехидны!

Снова раздается крик петуха.

Отмсти, о Шыкла! Но теперь прощай!
Уже светляк предвозвещает утро
и гасит свой ненужный огонек;
прощай, прощай! И помни обо мне.

Уходит.

Шыкла. О рать небес! Земля! И что еще
прибавить? Ад? - Тьфу, нет! - Стой, сердце, стой.
И не дряхлейте, мышцы, но меня
несите твердо. - Помнить о тебе?
Да, мой Дездюк, пока гнездится память
в несчастной этой тыкве. О тебе?
Ах, я с хард-диска памяти моей
сотру все файлы, записи и папки,
все цифры и слова, все отпечатки,
что молодость и опыт сберегли;
и в книге мозга моего пребудет
лишь твой завет, не смешанный ни с чем,
Дездюша! Решено - мой клич отныне:
"Прощай, прощай! И помни обо мне".
Клянусь тебе!

Входит Шыкал. На полпути к Шыкле он останавливается и кричит петухом.

Шыкал. Дочурка, не клянись!
Ба! Петухи сегодня раскричались... (снова кукарекает)
Видать, к войне. Ну что ж, немудрено –
прогнило что-то в крувском государстве.
(Шыкле) Ну что, скажи, шкилет тебе напел?
Шыкла. Нет в крувском государстве подлеца,
который не был бы отпетым плутом.
Шыкал. Не стоит Дездюку вставать из гроба,
чтоб это нам поведать. Он и сам
порядочный был плут... Отец народа...
Шыкла. (потрясенная) Шыкал, как можно? Ваши ли слова?
О Дездюке – такое? Плут?! Дездюша?!
Шыкал. Послушай, Шыкла, ласточка... Я рядом
залег в кустах и слышал все, что призрак
вещал тебе... (после паузы) Ты, Шыкла, молода,
и это плюс особенный в постели.
Но опыт жизни твой – не столь велик,
и в мире прессы ты пока стажерка,
безмозглая пугливая коза,
хотя и с очень сексапильным задом...
Пора б тебе слегка раскрыть глаза...
Ты думаешь, кто правит здесь, на Круве? -
Дездюк? Отелла? Эго?.. – чепуха!
Здесь правим мы, элита! Люди мира!
Аристократы духа! Это мы
свергаем в прах и создаем кумиров,
подобных Дездюку. Кто он без нас? –
трусливый алкоголик...

Шыкла в ужасе закрывает уши обеими руками.

Шыкла. Нет! Неправда!
Шыкал. (силой отрывает шыклины руки, кричит) Мы возвели его на пьедестал,
что было трудно – больно уж ничтожен!
Сейчас он сдох, и это хорошо –
нет надобности прикрывать скандалы,
которые мерзавец учинял
то тут, то там при жизни... Мертвый идол
всегда намного лучше, чем живой.
Шыкла. Нет! Не могу! Неправда! (убегает)
Шыкал. (глядя ей вслед) Тьфу, холера!
Опять перепихнуться сорвалось!
Пойду на пляж, авось найду какую... (уходит)

Занавес.

В течение последующей паузы звучат обрывки из предыдущих зонгов, накладывающиеся друг на друга в произвольном порядке, шумы и пр. Из зала на сцену выходит Джин, она идет медленно, опустив голову.
Занавес поднимается, открывая сцену в декорациях кабинета Блевка. Ланс сидит на стуле посреди кабинета, скованный, как в сцене с Блевком. Увидев Джин, он вскакивает, бросается к ней и падает, запутавшись в цепи. Джин помогает ему подняться и обнимает. Какое-то время они стоят так, молча, прижавшись друг к другу.

Джин. Как странно ты пахнешь.
Ланс. Тюрьмой. Тут запах такой, особенный.
Джин. Как ты... подожди... (отстраняется и начинает осматривать и ощупывать Ланса со всех сторон) у тебя ничего не болит?.. по телевизору показывали, как тебя повалили... ты, наверно, сильно ушибся... Скажи, они тебя бью-ю-ю... (на последнем слове почти срывается в плач, но справляется с собой)
Ланс. Джин, не надо... Я в полном порядке, и никто меня не бьет. Расскажи лучше – что там, снаружи. Дождь? Солнце?
Джин. Дождь... и солнце... все, как всегда.
Ланс. Людей хватают?
Джин. Хватают... Многих арестовали. Комендантский час ввели, после десяти – нельзя. Потом отменили, но все равно никто не ходит – боятся. Оппозиция вся попряталась, не смеют рта раскрыть. В газетах, что ни день, то новое разоблачение – кто что когда сказал плохого о Дездюке; рвут людей на куски, хуже собак.
В школах дополнительный урок ввели: "Заветы Дездюка и основы Гуманизма" –
два раза в неделю, для всех возрастов. В общем – полный мрак, ужас... Этого ты хотел добиться?
Ланс. (мягко) Это все пройдет, Джин, пройдет. Сейчас пока многие не
понимают, вот и ты тоже... и дездюки думают, что они победили, что я сыграл
им на руку... Но это не так. Они ведь что думали? Что можно кормить людей гадостной ложью, оборачивая ее в разноцветные веселенькие обертки, называть черное – белым,
войну – миром, диктатуру – демократией, предательство – гуманизмом. Они были уверены, что всё так и пойдет по их правилам, что никто и не пикнет, а если и пикнет, то вяло, вполголоса, так что и за пять шагов не слышно. Они громоздили
на нас свою подлую ложь, они строили на этом свои грубые фальшивки – на нашей растерянности, на нашей апатии, безразличии, трусости. И мы действительно молчали. А они топтали нашу душу, сплавляли нашу страну, убивали наших людей, рушили наши святыни, губили наших детей. Еще немного – каких-нибудь два-три года, и всё – ничего бы не осталось; так вот, мало-помалу, тихой сапой, ложечка за ложечкой.
Кто-то должен был сказать "нет!"... Только не тихонечко, самому себе в кулачок,
или жене подмышку, или друзьям на кухне – сказать громко, во весь голос, так, чтобы все услышали: "Нет! Я не играю в ваши игры! Я плюю на ваши правила!
Мне мерзят ваши ценности! Я не хочу!"

Пауза.

Ланс. Понимаешь? И теперь это произошло. И поэтому не важно, - что и как обо мне говорят. И сам я уже не важен. Важен сам факт, что "нет" произнесено, и все видели, что "нет" возможно, что оно существует... Вот так.
Конечно, сейчас тяжко, и аресты, и страх... но дездюки уже кончены. Они уже сдохли, хотя и не знают об этом. Потому что "нет" уже гуляет на свободе,
шевелится в головах, щекочется за пазухой, топорщится фигой в кармане!
Джин. Но ты убил, Ланс. Ты убил человека.
Ланс. Убил. Слишком далеко все зашло. Надо уметь говорить "нет" вовремя;
тогда все обходится намного дешевле. А чем дольше молчишь, тем дороже приходится платить потом. Так уж заведено.
Джин. Но ты и в самом деле убил? Знаешь, ходят всякие слухи... о холостых патронах и так далее... (после паузы) Ланс, я должна тебе кое-что рассказать.
Когда мы сидели там, у моря, и мне стало нехорошо, и ты побежал за водой...
Ланс. (поспешно) Нет-нет-нет, пожалуйста... Джин, не надо. Я все знаю, так что ради Бога...
Джин. Но я...
Ланс. (кричит) Молчи! (тише) Слушай меня внимательно, Джин. Ты ведь не хочешь, чтобы мне стало еще хуже, правда? Я знаю, не хочешь. (с нажимом) И поэтому я прошу тебя: никогда, никогда не возвращайся к этой теме – ни со мною, ни с кем-нибудь другим. Тебе понятно?
Джин. (испуганно) Понятно. (после паузы) Какой-то ты стал другой... чужой
какой-то. Как часто нам разрешат видеться? Так ведь ты меня совсем забудешь...
Ланс. Я не знаю, родная. Возможно, не разрешат вообще. Сегодня – это так, одноразовая милость, подарок с барского плеча.
Джин. (твердо) Так нельзя. Я ведь умру без тебя. Я не сумею жить без тебя. Я не знаю, как можно жить без тебя, Ланс.
Ланс. Ты знаешь, любимая, ты умеешь.

Джин обнимает Ланса, прижимается к нему.

Джин. Нет. Ты ведь сам говорил, что надо вовремя говорить "нет". Вот я
и говорю "нет" уже сейчас, пока еще не поздно, пока еще не нужно кого-нибудь убивать... Нет! Я не знаю, я не умею.

На сцену выходит исполнитель Зонга №6. Последние слова Ланса звучат под первые аккорды мелодии. Зонг исполняется на фоне неподвижных, прижавшихся друг другу Ланса и Джин.

Ланс. Ты все знаешь, все умеешь... все знаешь, все умеешь...

Зонг № 6. А. Галич "Песня о Прекрасной Даме"

Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива.
А я-то думал, что просто
Ты мной воображена...

Не считайте себя виноватыми,
Не ищите себе наказанья,
Не смотрите на нас вороватыми,
Перепуганными глазами.
Будто призваны, будто позваны,
Нашу муку терпеньем мелете...
Ничего, что родились поздно вы –
Вы все знаете, все умеете.

Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива.
А я-то думал, что просто
Ты мной воображена...

Никаких вы не знали фортелей,
Вы не плыли бутырскими окнами,
У проклятых ворот в Лефортове
Вы не зябли ночами мокрыми.
Но ветрами подует грозными –
Босиком вы беду измерите!
Ничего, что родились поздно вы –
Вы все знаете, все умеете.

Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива.
А я-то думал, что просто
Ты мной воображена...

Не дарило нас время сладостью,
Раздавало горстями горькость...
Но великою вашей слабостью
Вы не жизнь нам спасли, а гордость.
Вам сторицей не будет воздано,
И пройдем мы по веку розно.
Ничего, что родились поздно вы –
Воевать никогда не поздно!

Как мне странно, что ты жена,
Как мне странно, что ты жива.
В Ярославском централе, ночью
Ты была воображена...

З а н а в е с.

В пьесу включены песни А. Галича и фрагменты из трагедии
В. Шекспира "Гамлет" в переводе М. Лозинского.

< < К оглавлению < < > > К следующей статье > >