|
Алекс Тарн
Гонят
Гонят... Захлебываясь злобным заливистым лаем, несется по горам, по
долам дикая свора. Пена летит с оскаленных клыков, кровью налиты
остекляневшие глаза.
Вот тяжелым кавалерийским наметом скачет матерый брылястый ротвейлер с
первого канала. Прыгают на носу очки в дорогой оправе, в широко
раздутых ноздрях мечется дразнящий запах добычи... догнать, схватить,
рр-разорр-рвать на клочья! За ним поспешают товарищи – морщинистый
дог-ветеран, похожий на сушеного динозавра и маленькая хищная болонка.
Дог страдает одышкой... уф-ф.. на черта ему эти гонки... уф-ф...
трудно, со скрипом, сгибаются старые кости, желудок уже слаб – столько
лет на одной каше... но так хочется ухватить свежатинки... уф-ф-ф...
Аккуратная болонкина мордочка сияет предвкушением праздника; светлая
челка радостно прыгает на узеньком лобике; болонка повизгивает и
путается под ногами старого дога... "уф-ф... брр-рысь, дура..." – глухо
рычит несчастный страдалец. "Пардон, босс..." - болонка, часто семеня
ножками, отруливает в сторону и как раз натыкается на мрачного бульдога
с паленой физиономией. Бульдог молча толкает ее плечом и мчится дальше,
посверкивая маленькими злобными глазками. Страшные его челюсти
равномерно движутся в такт погоне: "в гор-ло, в гор-ло, в гор-ло..."
Ядовитая слюна из зловонной пасти радужными нитями стелется по ветру.
Второй канал псарни представлен роскошным эрдель-терьером в расцвете
сил и таланта. Недавно ему обновили напарницу, и теперь он лихо
вымахивает впереди погони, подгоняемый восторженным взглядом новой
красавицы-подруги. Но, подруги-подругами, а первым делом, как известно,
- самолеты. Эрдель хочет крови. Его долго держали на голодном пайке,
заставляли вилять хвостом, извиняться. И вот оно, наконец, долгожданное
"Фас!" Вот оно, сладостное "Ату его! Ату!", громовым эхом несущееся над
полем. Эрдель несется во главе своры, и каждая жилочка в его сильном
теле играет счастьем близкой расправы над ненавистным врагом. Лай его
переливист и звонок, как смех садиста.
Вслед за эрделем наяривает пожилой плешивый фокс. Еще недавно казалось,
что он уже отслужил свое, что суждено ему до конца дней мирно портить
воздух в темном углу псарни, бессильно огрызаясь издали на молодых
удачливых коллег... ан нет – извлекли и его из небытия по случаю
Большой Охоты. И вот теперь он добросовестно отрабатывает оказанное
доверие. Как знать, авось и на потом сгодится?
На флангах – десяток борзых писцов из газетной стаи. Эти скачут
интеллигентно, точной породистой иноходью, лают в такт, рычат в рифму,
визжат на голоса. Горячечный бред сивого обозревателя унисонно вторит
унитазному вою гончего комментатора. О сладкая музыка травли!
Они гонят свою жертву на наших с вами глазах, не стесняясь. Они даже
зовут нас присоединиться к ним. А мы стоим на краю поля, опустив руки.
Мы смотрим на эти оскаленные пасти, на эти искаженные ненавистью морды,
на всю эту мерзостную погань, празднующую свою людоедскую оргию прямо
перед нашим носом. И мы молчим. Мы молчим?
< < К оглавлению
< <
|
|
|