Раиса Эпштейн
ВРЕМЯ И ЖИЗНЬ
в альтернативах еврейской судьбы
(Исправленная и дополненная версия статьи, опубликованной в газете «Вести» 28.08.97)
направленная на освящение времени
Авраам Иошуа Гешель
Народ и время, пронизывающее своим ритмом жизнь этого народа и пронизанное его жизнью, неотделимы в иудаизме. Своеобразие еврейского понимания и еврейского переживания времени, в отличие от отношения к нему других народов, религий и культур, составляет сердцевину нашего национального самоощущения и лежит в основе нашей национальной судьбы. Время для нас наполнено жизнью – не только ее духом, но и материей, не только ее высшим смыслом, но и ее обыденностью.
И потому обыденность жизненного процесса евреев – это не рутина бессмысленного пребывания в себе, но одухотворенное в каждом своем мгновении бытие, не нуждающееся в каком-либо дополнительном духовном оправдании, параллельном ему самому и абсолютно от него отделенном.
И потому критерии еврейского существования не вынесены за его пределы,а коренятся в его собственных глубинах - хотя и заданы Абсолютным и Вечным, Всеобщим и Непостижимым.
И потому духовное и материальное не параллельны друг другу в еврейской жизни, а едины в ней – хотя и различены в этом своем единстве, не слиты в нем друг с другом неразличимостью языческой слитности.
И потому вечность не является в еврействе функцией абстрактного идеала, отчужденного от живого потока бытия, но, напротив, она есть конкретность реальной жизни и судьбы - несовместимой с фатализмом судьбы, в которой лишь сам человек несет ответственность за то, сумел ли он включить свою единичную и единственную жизнь в живой океан вечности.
Это значит, что время для нас не абстрактно. И не абстрактна сама наша жизнь. В отличие от христианства, превращающего в абстракцию жизнь и материю, духовность и время, – и становящегося таким образом «религией шествия к смерти» (Василий Розанов. “Русская Церковь”), – иудаизм есть религия жизни, освящающая жизнь.
***
Иудаизм объявляет войну смерти и не приемлет абстрактного, не наполненного жизнью течения времени. «Число дней твоих сделаю полным» - это обещано уже на Синае, в те мгновения, когда творится ИМ и творит себя , принимая на свои плечи иго Небес, избранный Б-гом и нашедший Единого Б-га народ Израиля. «Число дней твоих сделаю полным» - но и это, как все другие ЕГО обетования, -есть элемент Завета, взаимного Договора ,предполагающего не легкую гарантированность автоматической предзаданности, но собственную ответственность народа и каждого в нем за выполнение возложенных на себя обязательств. «Число дней твоих сделаю полным» - обещание Создателя оборачивается долгом сотворенного им народа наполнить историческое время своего, а через это и всеобщего бытия Б-жественным Смыслом.
Народ Израиля не существует в абстрактном времени.
Его конкретное время имеет начало, и это начало метафизического и исторического времени избранного Б-гом народа зафиксировано совершенно определенно, чтобы быть навсегда запечатленным в никогда не угасающей памяти поколений: «...И это сказал Господь Моше и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей для вас начало месяцев...»
Его время заключает в себе точный и совершенно конкретный ритм, выражаемый в пульсациях празников и буден, в неизменном, несмотря на перемены места, уклада и языка, еврейском календаре.
Его время не линейно и не поступательно. Оно обращается вокруг своего вечного центра, средоточия и смысла – Святой Субботы, которая воссоединяет еврейское бытие с Б-жественным Присутствием в нем и заливает немеркнущим Небесным светом это земное, материальное бытие, напоминая народу,еврейской семье и каждому еврею о неразрывной связи между Сотворением Мира и Исходом из Египта - иными словами, о включенности избранного Б-гом народа в мировой космический порядок и его высоком предназначении в нем.
Центральность Святой Субботы на оси времени и центральность Святого Б-жественного Храма на пространственной оси глубоко переплетены между собою и образуют внутреннее единство. Иначе и не может быть, ибо неабстрактность еврейского времени заключена прежде всего в его неразрывной связи с пространством, в одухотворении временем географической структуры еврейской жизни – одухотворении, не ведомом другим мировоззрениям и религиям.
Разумеется, христианский храм или языческое святилище, как и храм буддистский или мусульманская мечеть, - и они не только лишь точки физического пространства и не только архитектурные сооружения. Любая религия сакрализует место и вносит в физическое пребывание в нем дополнительные по отношению к нему меры духовности или того, что в рамках этой религии выполняет ее, духовности, функцию. Но ни у кого, как у иудеев, нет заповеданности в отношении пространственной структуры бытия. Ни у кого, кроме нас, нет тысячелетиями сохраняемой памяти и тысячелетиями существующего притяжения к тому крохотному островку мирового пространственного океана, связь с которым была, есть и всегда будет означать устремленность-любовь народа Израиля к своему Б-гу.
Ибо даже и после того, как разрушен Храм, Место сохраняет свою святость, разливающуюся в памяти-традиции-истории-времени, в подчиненном Закону образе жизни, в обращенной к Иерусалиму молитве, в пронизанной связью с Эрец-Исраэль Субботе. И даже после того, как изгнан народ, эта одновременно географическая и метафизическая точка, предназначенная для встречи народа с его Б-гом, остается укорененной не только в духе, но и в самой материи жизни евреев, в их непреклонной направленности вернуться.
Ни у кого, кроме иудеев, нет такого Иерусалима: не только небесного - но и земного, не только идеального - но конкретного и подлинного, не только символизирующего мессианское Спасение в Ином Времени пост-истории, но являющегося вполне реальным, материальным и одновременно духовно-смысловым фокусом и центром реального исторического бытия. Ни у кого, кроме иудеев, нет этого пространства, освящаемого их и их Б-га Присутствием на нем, и их служением на нем своему Б-гу: пространства Эрец-Исраэль и ее средоточия - Иерусалима и Горы Б-жественного Храма; пространства единения земли с небесами, обыденности со святостью, еврейской судьбы с ее неистребимым смыслом-предназначением.
Ни у кого, кроме евреев, нет и такой судьбы, разбрасывающей этот народ по всем земным трассам и территориям, но соединяющей его, вопреки бездушным механическим законам природы, с одной и единственной крохотной областью земного мира. Ни у кого, кроме детей Израиля, нет этого великого предназначения и этой великой ответственности: пребывая везде, всегда и со всеми,оставаться только здесь и сейчас – в этих достигаемых Молитвой, Памятью, Традицией и Возвращением священной точке и священном мгновении единения избранного народа с Б-гом.
И значит, связь и единство времени и пространства обретают свою подлинную конкретность и полноту будучи насыщены третьим измерением еврейской судьбы – тем, которое восходит к Святому, Небесному, Трансцедентному, Б-жественному. Но как не абстрактны у евреев Вечность, духовность и время, так не абстрактно у них, - в отличие от христианства, - и трансцедентное измерение их бытия. Святость этой трансцедентности не сосредоточена только на Небе - но с другой стороны, и на земле она не дается автоматически.
Только сам еврей способен наполнять ею свою собственную жизнь и весь мир в каждое мгновение своего земного времени и в каждой пространственной точке своего пребывания.
Однако он не только может это, но Свыше предназначен к тому. Исправление мира (тикун олам) – так определяется в иудаизме это высшее предназначение человека.
Предельно полно способен еврей выполнить заповеданное Господом Исправление мира только с возвращением на Заповеданную Землю свою. Обетование Земли является одновременно обетованием Спасения, обещанием бессмертия народа на фоне трагической его истории. Из этого следует, что возвращение на Землю - это также переход в иное, более высокое, нежели в изгнании, измерение бытия, предполагающее и более высокую, вырастающую до поистине грандиозных размеров, ответственность каждого еврея и всего народа.
Поэтому переход вышедшего из Ур-Касдима первого еврея через реку был одновременно переходом в иное духовное измерение, новый духовный мир – в сущности именно этим фактом своего перехода, ухода из языческого бытия, он, Аврагам, и становился евреем: находящимся на другой стороне потока, непохожим, другим. И потому столь же, на первый взгляд, только физический спуск в Египет является для Аврагама, Иосефа и затем всей семьи Йакова процессом взаимодействия материальных и духовных мер бытия – так же, как Исход из Египта детей Израиля вовсе не сводится лишь к факту пересечения физических границ.
Но в то же время эти и другие физические действия, пространственные перемещения и временные процессы не являются только символами стоящих за ними духовных Сущностей. Они сами и есть эти духовные сущности.Они – в своей кажущейся локальности, сиюминутности и конечности – заключают в себе непреходящий и вечный Священный Смысл.
И Заповеданная Земля, Эрец-Исраэль, оказывается средоточием Святости и Смысла всей еврейской истории. И вся эта история сосредоточена - памятью народа и его связью с Эрец-Исраэль – в каждом мгновении тысячелетий еврейского бытия.
Но не только географическая точка заключает в себе конкретность времени еврейской истории и Вечность еврейского единства со своим Б-гом. Не только географическая точка пребывания и неиссякаемое во времени притяжение к ней, но также и точка всякой индивидуальной человеческой отдельности, каждого смертного человеческого «Я» - хотя и связанного неразрывной связью с еврейским общим «Мы», но при этом совершенно самоценного - оказывается носителем бесконечного времени. Именно потому такая индивидуальная и эмпирически конечная человеческая точечность способна устремиться к несравненно большему, нежели она сама – именно потому, что уже заранее содержит это большее в самой себе: бесконечное в конечном, Вечность вневременного
Б-жественного в кратчайшем миге отдельной человеческой жизни.
***
И если этот неистребимый бесконечный потенциал есть в каждом еврее - поскольку он сотворен евреем, и поскольку связь поколений и крепимая этой связью память сохранили еврейство в нем – то также и тот, кто не подчинил свое обыденное и духовное существование Закону, не в состоянии избавиться от этого потенциала, составляющего внутреннее ядро его человеческого «Я». Вечность и Б-г живут в еврее, даже если он не признает их и не желает им служить, даже если он восстает против них и объявляет им войну. Не желая служить им и восставая против них, еврей пытается превратить взрывающую его изнутри Вечность в абстракцию, в измышленный идеал, в утопию, в материальный или идеологический идол, который становится ложным божеством, заменяющим теперь для восставшего еврея отринутого им Истинного Б-га. И тогда сам такой еврей становится абстракцией, функцией созданного им идола, его рабом – он становится тем, кто посвятил свою жизнь пустоте.
***
Поклоняясь идолу абстрактного времени, еврей, пытающийся избавиться от заключенной в нем Вечности, вынужден направить этот все же неистребимый в нем потенциал по ложному пути, посвятить его чужому служению.
Он с тем большей мощью и с тем более пламенной верой посвящает этот потенциал чужому служению, чем более его собственное призвание, его подлинный долг, его религия и вера становятся ненавистны ему – абстрактному еврею, осознанно или неосознанно пытающемуся отказаться от себя, бежать от себя, от своего еврейства. Потому что этот потенциал, лишенный своего содержания, становится не благом - а бедой, не счастливым даром – а горьким и тяжелым бременем. И абстрактный еврей, отказавшийся вместе с верой предков от своей истории и национальной судьбы, стремится выбросить наружу эту разрывающую его изнутри колоссальную энергию, ставшую для него поистине невыносимой.
Он стремится выбросить вовне эту ставшую теперь смертоносной энергию, и действительно выбрасывает ее – в судьбы чужих ему народов, культур, стран. Он становится миссионером новой мировой религии, он становится служителем нового атеистического мессианства – этот абстрактный, лишившийся собственного содержания еврей, пытающийся навязать себя в спасители других народов. Он навязывает себя миру в качестве благодетеля абстрактного безнационального Человечества, существующего только в его собственном распаленном воображении, - этот еврей, отказавшийся от своей национальной памяти и национальной судьбы. Он превращается в фанатичного приверженца новой, изобретенной им самим веры. Он исступленно поклоняется созданным им самим идолам, и самому страшному и опасному из них – идолу абстрактного, пустого, мертвого Будущего, пожирающего живое настоящее и не абстрактных, а конкретных, подлинных, живых людей.
***
Здесь есть фатальность.Парадоксальная фатальность свободного выбора между верностью себе и отказом. Фатализм состоит в том, что Завет, заключенный на горе Синай - Завет избранного народа с Создателем - делает невозможным легкий и окончательный отказ. Отказ возможен при единственном и страшном в своей неизбежности условии, состоящем в том, что за отрицательный выбор придется уплатить сполна:
«Ибо Я Господь, Б-г твой, Б-г ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня...»
Фатальность заключается в неизбежности выбора между всего лишь двумя возможностями: быть евреем во всей подлинности своего еврейского призвания и предназначения, еврейской трагичности и еврейской избранности, еврейской веры и еврейской ответственности – или быть лишь номинальным сартровским евреем, сохраняющимся в качестве такового только в силу ненависти других народов, которым этот номинальный еврей навязывает себя и свою чрезмерную преданность. Ненависти, столь же неистребимой, как и само еврейство – подлинное и номинальное.
Третьего в самом деле не дано: или – или. Или заповеданный истинный путь или попытка ухода с него, несущая беды своему и чужим народам. Или наполненное высоким смыслом и Б-жественным светом конкретное время повседневной жизни праздников и буден, рядовой работы и возвышающего служения – то полное число дней, которое завещано на Синае – или несущее смерть сначала духу, а затем и физическому существованию служение идолу пустого, лишенного своей подлинности времени, меняющему свои лживые само-названия, сооблазняющему то верой в «коммунизм», то верой в «мир», но всегда остающемуся врагом жизни, ее подменой утопическими абстракциями, за которую приходится расплачиваться до третьего и четвертого рода детям предавших свое еврейство отцов.
***
Такова драма еврейской свободы и заповеденный нам великий выбор. Быть евреем или отказаться от своего еврейства. Но и тогда быть обреченным нести в себе великий Синайский потенциал, ощущая его уже не как Великий Дар, а как Великое Проклятие.И если бы когда-либо этот анти-выбор стал всеобщим, время остановилось бы, умерло бы вечное время еврейской истории и еврейской судьбы – но значит, и время всех национальных судеб, всего мироздания. В таком случае абстракции навсегда поглотили бы единственно подлинную конкретную жизнь. Пустая бессмысленность пустого мнимого времени навсегда уничтожила бы живое время.
Однако такой анти-выбор не может, не должен, не имеет права стать всеобщим. Он никогда еще не становился им. Никогда им не станет. Ибо было так:
«И пришел Моше, и созвал старейшин народа, и изложил все эти слова, которые заповедовал ему Господь, и отвечал весь народ вместе, говоря: все ,что говорил Господь, исполним».
И тогда Вечность поселилась в душе народной, но и в душе каждого отдельного еврея. Бесконечное стало временем национальной жизни, и бессмертным стал народ. Это значит, что при любых анти-выборах – даже если это анти-выбор физически значительного и властного большинства, даже если это анти-выбор завладевших еврейским государством и исказивших его предназначение беглецов от собственного еврейства – всегда оставались, остаются и останутся немногие идущие против ветра: истинные евреи, сутью своей жизни, веры и ответственности, а не одним лишь формальным культом, верные Завету правды, завету памяти, завету ответственности и долга, завету свободы и любви. Верные своему народу, его нетленному вечному и конкретному времени. Верные Б-гу и заповеданной Б-гом Земле. Верные себе.
Всегда оставались, остаются и останутся те, кто этой преодолевающей все испытания верностью спасали, спасают и спасут свой народ, и значит – мир и другие народы.
Всегда оставались, остаются и останутся те, кто продолжали и продолжат тихую и святую работу наполнения Вечным смыслом ежесекундного времени.
Ибо сказано было и останется навсегда:
«Число дней твоих сделаю полным».