Авторский сайт Раисы Эпштейн

Раиса Эпштейн

УРИ ЦВИ ГРИНБЕРГУ

Из дня сегодняшнего посвящается

13.02.03

Два странных не политических человека выдвигали свои кандидатуры в избирательной кампании зимы 2003-го года. Два человека, чьи взгляды не только бесконечно далеки друг от друга, но абсолютно полярны – Барух Марзель и Моти Ашкенази. И тем не менее, коды их партий в выборах были столь похожи, что одна моя пожилая знакомая, собиравшаяся голосовать, как она говорила, «за Баруха Марзеля и Элеонору Шифрин», приняла код возглавляемой Моти Ашкенази партии «Лагава» (Куф-Цадик) за код партии «Херут» (Нун-Цадик) и проголосовала за первую вместо второй. Но не только это, в общем, вполне случайное и ни к чему не обязывающее сходство сближает в моих глазах столь разных и ни в чем не похожих друг на друга Баруха Марзеля - преследуемого властями правого религиозного поселенца из Хеврона - с законопослушным гражданином умеренно левых взглядов Моти Ашкенази. И даже не только их глубокая личностная нерелевантность израильской политике, обрекавшая обоих на гарантированный провал, сближает эти две фигуры в моих глазах. При всей разности их мировоззрений и решений, предлагавшихся этими двумя людьми, общим для них – тем общим, что и определило их нерелевантность израильской политике – является их честность, их решительный отказ бежать от правды, их попытка заставить общество услышать ее.

За несколько дней до выборов 2003 года Моти Ашкенази -  известный тем, что, начав с демонстраций одиночки напротив здания правительства Израиля после войны Судного дня, в конце концов сбросил правительство Голды Меир - дал интервью для статьи Ари Шавита, опубликованной в газете «Гаарец» 24.01.03 (Ари Шавит, «Через тридцать лет»). Моти Ашкенази считает, - пишет в этой статье Шавит, - что сегодняшняя ситуация Израиля подобна той, которая была тогда. Подобно тому, как Голда Меир выступала в ту эпоху в роли Великой Матери нации, укрывающей последнюю под своими надежными крыльями, так и сегодня Ариэль Шарон воспринимается как Великий Отец народа, спокойно дремлющего в его добрых объятиях. Подобно тому, как тогда ни левые, ни правые не хотели понимать, что в действительности надвигается на страну, так и теперь правые и левые погружены в культуру лжи, в обсуждение неподлинных, не существующих проблем. Как в ту пору коррупция охватывала все, так она торжествует и ныне, сопровождая общественный распад и ценностную деградацию. Но это, конечно, не просто повторение пройденного, считает Моти Ашкенази – сегодняшняя ситуация еще тяжелее, чем та:
«Все государство подобно некоему впавшему в шоковое состояние организму, чье поведение перестало быть релевантным и чьи реакции стали абсолютно неадекватными. Из-за охватившего его шока, этот организм оказывается совершенно оторванным от страшной действительности, которая создается и все более плотно стягивается вокруг него».

  Нет, Моти Ашкенази не думает, что мы находимся накануне еще одной войны Судного дня, - пишет Шавит: «Он убежден в том, что вторая война Судного дня уже здесь. Она в самом разгаре. Мы истекаем кровью, - говорит он».

У партии Моти Ашкенази не было никаких шансов преуспеть в выборах, - полагает Ари Шавит. Он прав. Точно также не было таких шансов у партии, к которой присоединился Барух Марзель. Как не было бы таких шансов и у Ури Цви Гринберга, если бы он вдруг оказался с нами сейчас и попытался баллотироваться в израильский кнессет.

Я не сравниваю великого поэта с этими двумя разными людьми. Я не ставлю их на одну ступень. Вовсе не об этом здесь идет речь. Речь идет о том, что в политических играх израильской культуры лжи, в израильской бухгалтерской политике мелких политических арифметиков, в политике воображающих себя значительными фигурами жалких клоунов и в политике клянущихся демократией левых и правых большевиков и диктаторов,  нет и не может быть места правде, боли и ответственности за судьбу страны и народа.

И все-таки даже в этом я не ставлю Ури Цви Гринберга рядом с Моти Ашкенази и Барухом Марзелем. Потому что, при всем моем уважении к этим последним, так давно ушедший от нас Ури Цви Гринберг несравненно ближе их, этих двух наших честных современников, к горькой и страшной  правде нашей сегодняшней жизни. Потому что в его давнем, и как будто вовсе не связанном с нашими сегодняшними проблемами и переживаниями крике, гораздо сильнее, глубже и точнее, чем в неравнодушных словах Марзеля и Ашкенази, выражена наша боль.

***

Прошло почти 70 лет, и политика сдержанности образца 2001-го года создает тот же эффект в её совокупном влиянии на население Израиля, - суверенного государства, вставшего чтобы защитить евреев в их собственной стране. То, в чем некоторым из нас хотелось бы видеть стойкость и мужественную готовность "продолжать обычную жизнь несмотря ни на что", в действительности является экзистенциальным равнодушием, принятием происходящего и бегством, выражающемся в стремлении закрыться каждый в своем доме и по возможности не знать ничего. С точки зрения осуществляемой государством политики сдержанности в ней, в этой реакции простых граждан, нет ничего удивительного, и может быть, она является даже неизбежной в ситуации, которую эта политика создает (начало статьи Надава Шрагаи «За красной чертой», Гаарец, 8.08.01). 

Более того, именно после «Защитной стены» туманный и неопределенно ползучий процесс смещения  "красной черты" постепенно обрел ужасающую, морально невозможную и немыслимую, но тем не менее ставшую вполне реальной и потерявшую свой прежний туманный характер определенность. Она заключается в том, что правительство Израиля, а вслед за ним и израильское общественное мнение, по существу согласились с кровавой "красной чертой", официально декларируемой палестинским руководством в качестве платформы последнего для достижения «взаимного прекращения насилия»,  возвращения к столу переговоров и заключения политических соглашений.

Эта платформа заключается в декларируемой палестинцами готовности прекратить направленные против израильских граждан террористические акты внутри государства Израиль. При этом, дабы исключить какую-либо двусмысленность и  возможность ошибочной интерпретации своих нескрываемых намерений, "умеренные " (в глазах правительства Израиля и израильского общественного мнения) палестинцы честно подчеркивают, что словосочетание «внутри государства Израиль» означает – только внутри зеленой черты, словосочетание же  «против израильских граждан» не включает в себя поселенцев, поскольку последние являются «не гражданами, а захватчиками палестинских земель». Молчаливое согласие правительства Израиля с этой формулой не могло означать ничего иного, как разрешение своим бывшим и будущим партнерам по мирному процессу,  "умеренным палестинцам", проливать кровь еврейских поселенцев – до тех, разумеется, пор, пока собственное государство не произведет по отношению к ним спасительный трансфер. Огромное большинство голосов, отданных на выборах зимы 2003-го года за партию, возглавляемую Ариэлем Шароном, означает принятие большинством израильского общества этой концепции. Впрочем, не вполне освобождает от моральной ответственности за нее и голосование за все остальные партии, которые в тот или иной период входили в возглавлявшуюся Шароном коалицию. Провал в выборах 2003-го года партии Херут- в лице ее единственного представителя Михаэля Кляйнера не испачкавшей себя участием в этой коалиции – не нуждается в контексте рассматриваемого нами вопроса в специальном комментарии.   

Была ли когда-либо и где-либо страна, граждане которой "продолжали обычную жизнь несмотря ни на что", позволяя чудовищным убийцам уничтожать своих братьев в надежде, что они удовлетворятся лишь этим и, может быть, перестанут убивать остальных?

Можно ли было предугадать когда-либо, что в еврейском народе, перенесшем Катастрофу и создавшем свое суверенное государство, «чтоб больше никогда не идти как стадо на убой», чтоб «преодолеть галутность», чтоб «стать новыми свободными и гордыми израильтянами с разогнутой спиной», окажутся не только те, кто приносит в жертву своих братьев – но и те, кто будучи предназначен братьями на роль жертвы, не только принимает это так, как будто речь идет о неотвратимости судьбы , но свободно и добровольно избрает властвовать над собою «Великого Отца народа», превратившего согласие на это  человеческое жертвоприношение в отвратительный клей, скрепляющий «национальное единство» - раздавленное «культурой лжи» и всепронизывающей коррупцией, впавшее в шоковое состояние общество,  все более отрывающийся  от пугающе смыкающейся вокруг него страшной действительности слепой, глухой и лишенный мысли и ценностей организм?

Да, это можно было предугадать, еще до установления государства, еще до Катастрофы, но уже зная что-то о ненависти евреев к еврейству, о ненависти евреев к другим евреям, о страхе евреев быть евреями. Это можно было предугадать, будучи Ури Цви Гринбергом. Но это  можно было и предотвратить, если бы Ури Цви Гринберга, его поэзию и память о нем, не превратили здесь, на Земле ,которую он так любил, в политический символ, в идола или в идеологическое чудовище. Если бы дали народу услышать его, понять его, почувствовать его боль.

Не пророк я в Сионе, свидетель лишь –                                        бедствиям, страданьям солдат в огне агоний, стиранию лиц, погрязанию сердца, сжиганью души и пророчества вместе.... *** Никогда не скрывал я лицо От пропасти передо мной И от страха грядущего Не закрывал я глаза..... *** ...Я преступник – я не врываюсь в дома (Тихи они в скорби своей, и тает скорбь, как будто тонет в воде...) И не громлю я столы, накрытые к трапезе: "Эй! Кто тут пирует, когда – ужас – Иерусалим мы теряем!" Под насыпью времени – колодец для сбора слез, Вы будете плакать в него, а за вами ваши потомки!

Переводы: Б. Камянов, Е. Баух, И. Винярски

Авторский сайт Раисы Эпштейн