перевод:Раиса (Рахель) Эпштейн
Симан-тов
Хаим Сабато
(отрывок из рассказа)
Однажды вечером, после молитвы Аравит в синагоге «Солнечное сияние», подошел к Эзре Симан-тов незнакомый молодой человек. Лицо его было как лица иерусалимских сефардов, но одежда как одежда хасидов была. И еще косматые пейсы, порваная рубаха и грустные-грустные черные глаза.
Повернулся к нему Эзра и думая, что просит тот милостыню для свадьбы или больному, готовился уже достать немного мелочи из кармана чтоб подать бедняку. Но сказал ему тот молодой человек - не милостыни я прошу, а добра. Какого же добра просишь ты? – спросил Эзра. Прошу я, - сказал тот парень, - прошу я чтоб ты пошел со мною в долину,прогуляться немного среди деревьев там. Хорошо пройтись среди них вечером, вслушаться в голоса деревьев, и в голоса трав, о чем они поют, - очень это хорошо. Так принято у нас,что идем мы раз в месяц излить наши сердца и уединиться среди деревьев. Чтобы достичь единения с Господом в радости. Но мы не ходим по одному, а только хеврутой - потому что одиночество запрещено. И нет у меня кто бы пошел со мною этой ночью. Вот я и прошу тебя – пожалуйста, пойдем со мной. Это не продлится слишком долго, и я не обеспокою тебя сверх меры. Но зато удостоимся мы,с помощью Творца Благословенно Имя Его, выполнить заповедь единения с Господом в радости. В радости и вместе.
Посмотрел на него Эзра, увидел какая грусть разлита на лице его,и решил что должен сделать милость парню, но это хождение в рощу с деревьями ночью, в просто будний день – не знал он что это значит, и не был привычен к такому.Конечно,иногда выходили иерусалимские евреи, в холь-га-моед или в Лаг ба-омер, погулять и провести трапезу у Шимона-праведника или на горе у пророка Шмуэля, но такое единение с Господом, о котором говорил хасид, - не знал Эзра, что это. Сказал ему Эзра, мои домашние ждут моего возвращения, и боюсь я, что забеспокоятся они обо мне, но если ты просишь – что ж, пойду с тобой и буду сопровождать тебя.
Пошли они вместе, и по пути рассказывал Эзре молодой человек, что невозможно служить Господу иначе как только в великой радости и с полной уверенностью и верой, и приводил доказательства из Торы, и из слов наших мудрецов, и из того, что слышал от рабби своего, - а сам шел и вздыхал так, что вздохи сотрясали все его тело. И пришли они в долину что в конце улицы Бецалель. Темно было там и пусто, и масличные деревья рассыпаны тут и там, и терновые кусты. Встал хасид возле одного из масличных деревьев, достал маленькую бутыль из кармана рубахи, обмыл из нее руки, затянул потуже свой пояс, и было похоже, что собирается он молиться.
Никогда не видел Эзра такой молитвы. Говорил парень этот с Господом как сын говорит с отцом, и кричал к нему – Отец, Отец, люблю я Тебя, Отец, Отец, я так по Тебе тоскую, Ой Отец, почему Ты так от меня отдалился, Отец, Отец, грешил я, поэтому отдалился Ты от меня. И плакал парень, ой мне, ой мне Отец, что ж я наделал, не слушался я Тебя. И ударял парень ладонью об ладонь, и говорил – но Ты же Отец наш, а Отец всегда прощает даже самых непослушных сыновей, прости же меня, Отец, дай искупить грехи мои,сотри их. И ударял парень кулаком в грудь свою, и вздыхал тяжко вздохом глубоким, и плакал, и вдруг начинал говорить тихо-тихо, нежно-нежно, грустно-грустно: Отец ,Отец, ой Отец, ой хватит, хватит, хватит, Отец небесный, ой хватит, хватит же, Отец. И так грустно говорил он, и голос его был так глубок, а ночь темна, и долина пуста. И растекался голос парня между старыми-старыми масличными деревьями.
И потом сжал он руки Эзры своими руками, и сказал ему – пойдем, пойдем Эзра будем танцевать во славу Всевышнего. Сколько радости есть в мире, ой сколько радости, сколько радости в Доме Господа нашего. И начал танцевать, и звал Эзру присоединиться к танцу, и протягивал к нему руки, и кивал ему головой призывая , и воспламенялся от танца и веры, и напевал нигун Гмары, и снова взывал к Господу – Отец, Отец наш, вот видишь, какая радость!
И вдруг умолк молодой человек, застыл несколько мгновений в полной неподвижности, а глаза его устремлены к небу. Посмотрел на него Эзра и увидел,что лицо его разгоряченное и покрасневшее, черные глаза стали еще чернее и глубже, вены на шее набухли, и стоит он без звука и без движения. И тогда одним резким движением повернулся он и сказал Эзре: возвращаемся. Пойдем обратно.
Все это время Эзра не сказал ни слова, только смотрел и не знал, что это происходит на его глазах. В синагогах Иерусалима не видел он такой молитвы. Один раз, правда, он удостоился видеть молитву-минху каббалистов хасидов Бейт-Эль, когда они стоят неподвижно увенчанные филактериями, а на лицах выражение скорби, но молитва этого парня была иной. Совсем иной. И хотя явно было для Эзры, что глазам молодого человека открыта искра Б-жественной истины, и видел Эзра, какую глубокую печаль, таящуюся в душе и во всем его существе, выдавало лицо его – не понимал он, что означает такое служение Господу и почему молится так этот хасид.
Шли они и молчали. Только через несколько мгновений прервал тот молодой человек молчание и сказал – Эзра, разве ты не стремишься к единению с Творцом, Благословенно Святое Имя Его? Разве ты не еврей Б-гобоязненный, и разве это не заповедь как все заповеди, разве не приказано нам в Торе – прилепиться к Господу нашему? Сказал ему Эзра: так я слышал от мудреца рабби Пинто, что говорили наши мудрецы ,что можно человеку выполнить заповедь единения с Господом, со Шехиной, уподобляясь действиям Всевышнего – Он Совершает благодеяния, так совершай их и ты, Он Посещает больных – и ты их посещай, так прилепляется человек к Шехине. Взглянул на него тот молодой хасид и сказал – жалость моя о тебе, Эзра, жалость, что ни разу не удостоился ты истинного единения с Господом в радости. Как может жить еврей в этом мире не испытав настоящего единения с Отцом нашим небесным, как может он думать, что посещая больных и помогая бедным, прилепляется тем к Шехине? Какое единение с Господом в этом есть? Заповедь милости в этом есть. И милость очень большая в этом есть, но я не о милости говорю, а о единении со Всевышним,о том, как душа, упавшая низко-низко,способна вернуться и подняться высоко, до самого Неба, так что устремляется к самому Источнику и ждет от Него, что позволит ей прилепиться к Нему. Хотя и знает она, что не достигнет Его при жизни, но жаждет она Его, и чем более знает что нельзя достичь, тем более стремится, и тянется вверх,и просит, и умоляет. Сказал ему Эзра,- не знаю я, что тебе ответить, но слышал я от мудреца рабби Пинто, что все заповеди мы выполняем так как объясняли нам это наши мудрецы, и так они объясняли эту заповедь. Прилепись к Господу подражая тому что Он делает.
Спросил Эзру хасид – и как объясняет тебе твой рабби заповедь любви к Господу, о которой сказал Рамбам, что не присоединится она к сердцу человека пока он не научится достигать ее постоянно, и разве мы не говорим каждый день в молитве ШМА – Люби Г-да Б-га Твоего всем сердцем твоим,и всей душою твоею, и всеми силами твоими? Сказал ему Эзра –я не слышал как точно объясняет это рабби Пинто, но вот один раз читал он нам из Рамбама, что путь любить Господа он и в том, чтобы видеть и восхищаться, как прекрасен сотворенный Им мир, и как хороши творения Его, так что когда человек видит это – великая Любовь к Господу охватывает все его существо. И еще говорил нам рабби, что Рамбам назвал книгой Любви именно книгу, в которой говорится о заповеди накладывания филактерий, и о заповеди мезузы, и о заповеди брит-мила, и о заповеди чтения ШМА, и о заповеди говорить благословения. Но вообще, добавил еще Эзра, удивляюсь я тебе, что ты, сосредоточенный на заповеди единения со Всевышним, задаешь такой вопрос – ведь даже если человек видит каждый день большого праведника, разве он может не любить его?
Но и после этого не оставил его тот парень в покое, и снова говорил и просил дать ответ – Эзра, Эзра, целую гору ответов дал ты мне от твоего рабби, но настоящего ответа не услышал я от тебя,жалость, жалость моя о тебе. Когда так велика жажда к Господу, что кажется тоска по нему сжигает тебя всего, что ты делаешь, куда ты идешь? Ответил ему Эзра тихо: к книге Псалмов я иду.
*
Псалмы, которые написал царь Давид, мир ему,были самой любимой книгой Эзры Симан-Тов.В часы печали и в часы радости сидел он в синагоге «Единый Израиль» что возле рынка «Механе Йегуда» и читал псалмы с той особой мелодичной интонацией, которая перешла к нему от отца,и к отцу от его отца. Книга открыта перед ним, и напевы псалмов на его устах – так просиживал он, весь погруженный в чтение, как будто находится уже в мире ином. В эти часы не видел и не слышал ничего, глаза наполнены слезами и стихи псалмов как будто сами слетают с губ. Страницы книги были влажны от его слез. И не уставал он удивляться, откуда знал царь Давид, мир ему, что он, Эзра, чувствует в этот момент – потому что строки псалмов были как будто прямо направлены для него.
Любой час был хорош ему для чтения, но один час был особенно хорош.В Святую Субботу,после большой минхи.В это время сидел он, бывало, один в синагоге и читал псалмы для субботнего дня, предваряя, как принято, мизмором альфа-бета: счастливы те, чей путь непорочен, те, кто следует учению Б-га, счастливы те, кто хранит свидетельства Его, кто всем сердцем ищет Его, они также не делают кривды, ходят путями Его. Пока не завершал мизмор: заблудился я, как овца потерянная, взыщи раба Твоего , ибо заповеди Твои не забыл я. Так он слышал однажды от мудреца рабби Пинто, что начало мизмора как начало жизни человека -счастливы те, чей путь непорочен. А что же в конце? Заблудился я, как овца потерянная, - и не остается ему, человеку, ничего как только взмолиться перед пастырем Святым: взыщи раба Твоего.
Так, бывало, читает Эзра напевно стих за стихом из книги псалмов, весь растворяясь в читаемом, и если в это время всплывает в его сознании еще что-нибудь – то только слова Торы и толкования мудрецов. Уверен был Эзра, что он один в синагоге в тот час после большой минхи.Не знал он, что иногда приходил туда молодой рабби Моше Давид и сидел в другом углу синагоги. Искал рабби Моше тихое место, в котором бы не было людей, чтоб учить без помех и усилиться в понимании не ясных пока для него проблем – и он тоже нашел такое место в синагоге «Единый Израиль» что возле рынка. Так, бывало, Эзра читает себе напевно стихи из книги псалмов, а рабби Моше Давид разбирает сложную проблему из трактата в Талмуде, и палец его сам движется то вправо то влево, как будто прорисовывает все ходы мыслей наших мудрецов и их споров друг с другом. И как Эзра прижимал пальцы, держа ритм и отсчитывая все начальные строки в фрагментах своей молитвы и начальные слова в строках мизмора альфа-бета, так и пальцы рабби Моше Давида отсчитывали одну за другой все кушийот в трактате, который он изучал. Каждый из них был погружен в свой мир – и потому не замечали они друг друга, хотя и находились в синагоге одновременно.
*
В Субботу главы Корах, после большой минхи, сидели они оба в синагоге «Единый Израиль», Эзра Симан-Тов читает, как обычно напевно, мизмор альфа-бета, а рабби Моше Давид изучает Талмуд. Вникал рабби Моше в сложную проблему и никак она не давалась ему. Кушийот были очень тяжелые, и начинало уже казаться, что их совсем невозможно решить. Встал рабби Моше Давид и стал расхаживать по синагоге, в то время как он снова и снова возвращается к проблеме и к методам, которые он уже пробовал применить, надеясь, что найдет все-таки ключ к ней. Но чем больше он вникает, тем больше обнаруживает кушийот, нагромождающихся одна на другую, как будто угрожая окончательно закопать под собою решение. Рабби Моше Давид не пугался трудных проблем. Как раз наоборот, знал он, что чем трудней проблема – тем больше радость, когда находится решение, но на этот раз казалось уже, что он будет вынужден сдаться,так и не найдя ответ.
Так сильно утомился тогда рабби Моше, что даже мелькнула у него тревожная мысль, что может быть грешит он, лишая себя из-за этой усталости субботнего услаждения. Так он слышал однажды, что один талмид-хахам, привыкший в будние дни изучать сложные проблемы, избегал делать это в Субботу, ибо опасался он что если будет заниматься тем же что в будни, то существует опасность ,что нарушит ее святость. И потому читал он только из Агады чтобы не утруждать себя,а радоваться, как это заповедано для Святой Субботы.Но все-таки отбросил рабби Моше Давид эту мысль, потому что слова Торы были для него в глубине учения - и значит, как драгоценность они для Субботы, а не как помеха ей, а утомление от стараний углубиться в них - как воздевание короны на голову ее.
Бегут мысли в голове рабби Моше Давида, снова и снова напрягает он свои мозги, ищет решение, пытается поймать краешек запутанного узла, и знает что как только поймает,потянет за него всю нить – узел обязательно распутается, и кто знает – может удостоится даже и внесет что-то новое в изучение Торы, и опубликуют его открытие в одном из выпусков брошюры, которые выходят в ешиве каждые шесть дней. И прославится имя его в мире.
И вот уже почти совсем в руках его конец той заветной нити, и лицо уже начало светлеть от счастья – и вдруг услышал неожиданно в пустом пространстве синагоги голос вьется напевно – открой глаза мои, я буду созерцать чудеса в учении Твоем.
Звук голоса спутал мысли рабби Моше Давида,и мелькнувшее в мозгу тонкое в своей пока еще непроясненности соображение улетело как улетает из приоткрывшейся клетки птица. Он пробует схватить его, а оно вырывается, выскальзывает, и вот уже исчезло совсем. Рассердился рабби Моше Давид,пошел в направлении голоса и увидел Эзру. Увидел его сидящим –лицо светится, книга Псалмов в руках и читает из нее громким голосом будто поет.
Остановил его рабби Моше Давид и сказал ему, Эзра, сделай тише свой голос и читай шепотом, потому что занимаюсь я сейчас сложной проблемой и твои псалмы мешают ходу моих мыслей. Вот ведь уже почти решил было ее, а тут твой голос отвлек меня – и опять нет решения. Знаю я, говорят в мире, что рассказали мудрецы наши о том, как царь Давид просил Господа чтоб чтение написанных им псалмов было столь же важным перед Ним как дела тех, кто посвятил себя учению Торы. Истинно это, что царь Давид просил об этом, но не сказали наши мудрецы, ответили ли ему с Небес и согласились ли с ним.
И вообще, следует знать тебе, что Тора дана для того, чтоб человек трудился постигая ее, а не для того она дана, чтоб человек услаждал себя ею и радовался от нее,и псалмы в духе Святости сказаны, а не для того чтоб человек пел их после субботней трапезы чтоб усладить слух после наслажденья желудка.
Смотрел на него Эзра и не знал что ответить. Двадцать лет он читает псалмы в синагоге«Единый Израиль» по соседству с рынком «Механе Йегуда»,и ни разу это не помешало никому, и ни разу никто ему не помешал. Да и разве может мизмор из псалмов царя Давида, мир ему, помешать кому-то?
Промолчал Эзра и продолжил читать псалмы шепотом. Исчезла мелодичность напева, которая была с ним каждую Субботу, и только слеза выкатилась из глаза на щеку его.
*
В каждую Субботу, когда возвращался Эзра домой после чтения псалмов, сидел он час-другой с женой Сарой на веранде, на залитом солнечным светом балконе что был у него. Веранда вся опутана вьющейся зеленью, была там мята и другие приятно пахнущие травы для пряностей, и цветы роз и жасмин, и душистый горох и еще многое разное,что и внизу росло и вверх вилось и поднималось, - ласково защищали эти растения от палящих лучей солнца, и создавали нежную прохладу, и даже чувство приятного вкуса возникало во рту от вида зеленых огурцов, и маленьких коричневых баклажан,и розовой репы, и лимона.
Жена Сара сидела возле него, и солнечные лучи поглаживают ее щеки, а он пересказывает ей драшот,что услышал от мудреца Пинто, и она смотрит на него ласково, и так хорошо им вместе сидеть вот так.
В тот день когда вернулся домой, увидела Сара сразу, что случилось у него что-то. Знакомы ей были все оттенки его лица – знала что говорит каждый оттенок когда возвращается он домой в будний день из прачечной, и знала что говорит каждый оттенок когда приходит после молитвы у Западной стены, и знала каждый оттенок когда возвращается к ней после чтения псалмов в синагоге «Единый Израиль».И когда менялся цвет его лица, знала она сразу, что случилось что-то, но если он сам не говорил ничего – вопросов ему не задавала ожидая решит ли рассказать сам.
Понимала она, что если он не рассказывает ей - то только из опасения нарушить чистоту языка, и как он остерегался рассказывать то, в чем может оказаться грех злоязычия, так она сама опасалась чтобы не услышать такое ей, тем более в Святую Субботу.
И потому стала умиротворять и успокаивать его добрыми словами, разговорами о любимом внуке, рассказала как пришла забрать его в вечер Субботы из Талмуд-Тора, и позвал ее учитель, и рассказал, что внук ее произнес глубокую и умную драшу, и хвалил его очень перед всеми учениками и товарищами его. И так сказал ей учитель, я человек с большим опытом, двадцать пять лет уже как преподаю я ученикам, учитель сын учителя я, сказал он, и отец мой сын учителя, и я говорю тебе, что видно по ребенку этому – будет он в будущем большим и острым талмид-хахамом. Знал Эзра, что жена его Сара старается успокоить и умиротворить его, и сделал он для нее вид как будто успокоился. Прекрасно, прекрасно, сказал он жене Саре, а про себя, чтоб не слышать ей, добавил – только бы не заразиться мальчику грехом гордости.