Йехиель М. Лейтер Кризис в Израиле

Глава II. От Герцля к Мадонне

"Жить в мире иллюзий и пытаться не показать этого"

12 ноября 1993 года, два месяца спустя после подписания соглашения между Израилем и ООП, стало известно, что убийство Хаима Мизрахи, жителя поселения Бейт-Эль, совершенное 29 октября, - дело рук членов Фатха, крупнейшей террористической фракции ООП, находящейся в непосредственном подчинении у Ясера Арафата.¹

Это убийство, вне всякого сомнения, является вопиющим нарушением подписанного договора. Израильское правительство к тому времени уже примирилось с фактом, что Арафат сквозь пальцы смотрит на террористические акты, совершаемые против израильтян Хамасом. Правительство закрывало глаза, когда Арафат игнорировал диверсии, совершенные другими фракциями ООП. Однако, если Фатх продолжает нападать на израильтян после письменного обещания не делать этого, если Арафат нарушает только что подписанное соглашение, следует немедленно отменить его. При этом неважно, не может Арафат контролировать действия Фатха или не желает делать этого, в любом случае, эскалация террора продолжается, делая "мирный договор" совершенно бесполезным.

Израильское правительство не заявило о том, что террористическая акция ООП фактически привела к аннулированию договора.²Вместо этого израильские политики при поддержке президента Клинтона потратили целую ночь на то, чтобы убедить Арафата выступить с осуждением террористического акта и публично подтвердить свою "приверженность миру". Израиль угрожал прервать переговоры о практическом выполнении соглашения, и эта угроза подействовала. Арафат в печати осудил совершенное убийство, что позволило Израилю продолжить переговоры.

Что же заставило премьер-министра и его правительство буквально на коленях выпрашивать осуждение этого преступления? Почему они так боялись взглянуть правде в глаза, признать то, что очевидно для непредвзятого наблюдателя - если партнер по мирным переговорам действительно заинтересован в преодолении остающихся разногласий, он безусловно осудит убийство, предательски совершенное организацией, находящейся под его контролем? Почему они не хотят понять того, что у Арафата в действительности нет намерения прекратить нападения на израильтян? Откуда это противоестественное стремление постоянно объяснять и оправдывать злодеяния врага?

Ответы на эти вопросы коренятся в проблемах, издавна бывших предметами разногласий среди евреев. Соглашение между Израилем и ООП - не первый случай, когда еврейские лидеры с готовностью капитулируют перед теми, кто хочет их уничтожить. Дебаты между теми, кто отстаивает права евреев и теми, кто готов уступить их, не утихают на протяжении веков. Это не делает капитулянтство менее простительным, но в какой-то мере объясняет, почему так происходит.

Почему Израиль уступил?

Когда люди узнают о серьезнейших проблемах, кроющихся в соглашении Израиль-ООП, они изумляются. Им трудно поверить, что премьер-министр Ицхак Рабин, бывший начальником штаба во время Шестидневной войны, может вместе со всем своим правительством так ошибаться в столь жизненно важном вопросе. Сама мысль об этом непереносима. Люди предпочитают думать, что дела не так плохи, как кажется. В противном случае, думают они, израильское правительство не пошло бы на это.

К сожалению, мысль о том, что договор не так уж плох, не является ответом на данный казус. Израильское правительство капитулировало перед ООП не просто потому, что его члены полагают, что можно торговать страной во имя мира, или что уступка страны приведет к повышению безопасности Израиля, или даже что необходимо вести переговоры с врагом, как бы ужасен и отвратителен он не был.

За всем этим скрывается гораздо более фундаментальный вопрос: "Каков должен быть характер еврейского государства и еврейского народа? Позволит ли государство еврейскому народу стать таким же, как и все другие народы или же оно доказывает, что это невозможно?"

Каждая из сторон по-своему понимает принцип "территории в обмен на мир", у каждой из них свой подход к вопросу о том, кто такие евреи и что значит быть евреем.

Сионизм - традиция и новации

Сионизму по самой его природе свойственны идеологические противоречия. С одной стороны, сионизм оформился в конце девятнадцатого века, как национально-освободительное движение еврейского народа, направленное на воплощение утопической идеи, сформулированной Карлом Марксом: "От каждого - по способностям, каждому - по потребностям". В этом качестве сионизм нацелен на разрыв с прошлым и создание современного секулярного государства нового типа, ранее не существовавшего.

Однако в то же время сионизм имеет глубокие корни в прошлом. По этой причине единственно возможным местом для создания национального очага является Земля Израиля - место, где находилось древнее еврейское государство.³ Связь евреев с Землей Израиля всегда была связью религиозной. Эту связь с Израилем евреи сохраняли в течение двух тысяч лет, вспоминая о ней во время молитвы, во время благословения пищи, в праздники и под хупой. Мечта сиониста о возвращении в Израиль предполагает осознание уникальной связи между народом Израиля и Землей Израиля, связи, коренящейся в уникальном достоянии еврейского народа - иудаизме.

В этом заключается философская коллизия - между новизной сионизма, с одной стороны, и его зависимостью от древнейших архетипов, таких как иудаизм и Земля Израиля, с другой стороны. Первые светские сионисты не хотели делать слишком сильный акцент на исторических корнях сионизма из боязни нанести ущерб социалистической утопии, о которой они так мечтали.

Пока существует взаимное уважение между двумя направлениями сионизма, социалистическим и традиционным, пока каждая сторона принимает во внимание доводы другой, они подобны двум параллельным прямым, лежащим рядом друг с другом, но не пересекающимся. Обе они имеют право на существование. Пока представители социалистического сионизма не подвергают дискредитации традиционалистов, а последние не оспаривают легитимность создания государства, они мирно сосуществуют. Но как только одна из сторон решит, что сионизм и Израиль должны следовать только их доктрине, линии начинают пересекаться и их сосуществование оказывается под угрозой.

Признание еврейской уникальности

Светский сионизм согласен с традиционным сионизмом в признании ненормальности условий, в которых находятся евреи. Призыв сионизма направлен в первую очередь не к евреям, придерживающимся традиций, которые принимают и подчеркивают исключительность евреев, а к тем европейским ассимиляторам, которые ратуют за исключение всех признаков еврейской идентификации.

Ассимиляторы говорят, что евреи должны порвать с еврейской уникальностью. Они утверждают, что, если неевреи ненавидят евреев, это происходит потому, что евреи что-то не так делают. Воздерживаясь от того, что они делают неправильно, евреи могут положить конец направленной против них ненависти.

Поначалу даже сионистский мечтатель Теодор Герцль полагал, что лучшим решением "еврейского вопроса" будет крещение евреев, что даст возможность их ассимиляции в доминантную христианскую культуру. Он думал, что если евреи перестанут вести себя как евреи, то они будут приняты своими соседями.

Процесс над капитаном Альбертом Дрейфусом в 1894 году изменил его взгляды. Он понял, что Дрейфус, еврей, который был вынужден пройти по улицам Парижа под крики французов: "Смерть евреям!", никакой не хасид, что он не из тех, кто подчеркивает особость евреев. Капитан Дрейфус в письмах к жене за те пять лет, что он находился в заключении на Чертовом острове, ни разу не сказал, что он подвергся гонениям только за то, что он еврей.⁴

У Герцля были предшественники в лице других сионистских мыслителей, таких как Мозес Гесс и Лео Пинскер. На основании своего личного жизненного опыта они поняли невозможность для евреев быть принятыми европейским обществом. Антисемиты никогда не откажутся от позиции, нашедшей свое выражение у Иоганна Фихте, который сказал: "Единственный способ, который мне кажется возможным для передачи им [евреям] гражданских прав, состоит в том, чтобы однажды ночью поотрубать им всем головы и приставить новые, в которых бы не содержалось и следа еврейских идей."⁵

"Мы всегда останемся чужаками среди других народов," - говорил Гесс. Он утверждал: "Еврей в изгнании, отказывающийся от своей национальности, никогда не заслужит признания и уважения от народа, среди которого он живет. Он может стать полностью натурализованным гражданином какой-либо страны, но никогда не сможет убедить неевреев в том, что он полностью отказался от своей национальности."⁶

Светские сионисты осознали, что потребность евреев в признании общества или хотя бы в терпимости по отношению к ним попросту не может быть реализована. Ими не двигали любовь или преклонение перед еврейской культурой; скорее влияние антисемитизма, во всей его универсальности и неизменности,⁷ привело этих кающихся ассимиляторов к пониманию того, что евреи всегда будут выделяться и никакие компромиссы или уступки не принесут им покоя.

Антисемитизм, осознанный ими как внутренне присущий человеческой природе, стал стимулом к пониманию ими уникальности еврейства. Осознавая уникальность ненависти к евреям, они неизбежно осознавали уникальность сущности еврейства. Когда Теодор Герцль доказывал необходимость для евреев стать таким же народом, как и все другие народы, это подразумевало признание того факта, что евреи не такие, как другие народы хотя бы потому, что нет двух одинаковых народов.

Народ, как и любой другой

Осознание уникальности еврейского существования было ошеломляющим. Мыслители-сионисты и еврейские лидеры пришли к пониманию того, что еврейская уникальность всегда будет препятствовать успешной ассимиляции. Они затруднялись, однако, в определении природы этой уникальности. Вместо этого они решили, что еврейскую проблему можно решить путем
создания еврейского государства. Народ, как и любой другой, живущий в границах своей родины, придет в нормальное состояние.

К сожалению, они не дожили до создания государства Израиль в 1948 году. Тем временем волна антисемитизма нарастала. Если бы они стали свидетелями постоянных нападений на это молодое государство, непризнания Израиля даже после его провозглашения, они бы поняли, что есть ли у евреев государство, нет ли - антисемитизм все равно присущ человеческой природе.

Однако израильтяне всегда избегали признания этого факта. Необходимость защищать молодое государство, создавать инфраструктуру и принимать массы репатриантов отодвинули в сторону такие проблемы, как определение еврейской уникальности.

К тому же, по крайней мере до 1967 года, враги Израиля совершенно открыто ставили своей целью его ликвидацию. Арабские лидеры обещали, что Средиземное море станет красным от еврейской крови. Было очевидно, что антиизраильские силы ополчились на евреев только потому, что они евреи. Евреям просто невозможно было сомневаться в существовании неослабевающей ненависти к ним или обвинять себя в чем бы то ни было.

"Грех" 1967 года

Положение коренным образом изменилось в 1967 году, когда, защищая свое существование, Израиль установил контроль над Иудеей, Самарией и Газой. Вновь стало очевидным нежелание евреев, говорящих "это наша вина," признать существующую реальность. Внезапно появилось нечто, от чего следовало отказаться. На этот раз это были не еврейские праздники, изучение Торы или соблюдение субботы. На этот раз речь шла о родине евреев. Внезапно появилось нечто, в чем себя можно было обвинить. Пока арабы требовали полного уничтожения Израиля, большинство евреев никак не могли обвинять себя в причинах направленной на них ненависти.

Даже до 1967 года находились евреи, говорившие, что, поскольку Израиль причинил зло арабам в 1948 году, необходимо это компенсировать сейчас. Однако это движение смогло набрать силу только после того, как арабы изменили характер своих высказываний и сфокусировали свое внимание исключительно на "оккупированных территориях." У закомплексованного еврея появилась возможность сказать себе: "Я должен чем-то пожертвовать." Арабы говорили, что единственной помехой миру на Ближнем Востоке является отказ Израиля "отступить со всех оккупированных территорий", что, как только Израиль сделает это, они тут же заключат с ним мир. С годами многие евреи уверовали в то, что арабы отказались от своей цели уничтожить Израиль. Как и ассимиляторы прошлого столетия, полагавшие, что они будут приняты западным обществом в обмен на отказ от еврейства, нынешние евреи надеются на то, что все заключат с Израилем вечный мир в обмен на отданную землю.

Лидер партии Ликуд Беньямин Нетаниягу в своей книге "Место среди народов" сравнивает такие взгляды с верой в приход Мессии. Он пишет:

После образования Израиля наряду с успешными военными кампаниями и отсутствием надежды на прочный мир разрыв между идеалом и реальностью все увеличивался, порождая усиливающееся чувство разочарования... В это время доминировало мнение, что проблема состоит не в том, что идеал нуждается в пересмотре, а в том, что мы сошли с правильного пути и теперь несем наказание за грехи в лице арабов, отказывающихся нас признать. Как только мы исправимся, то заживем в мире и счастье на фоне пасторального пейзажа - мечта, глубоко укоренившаяся в психике израильтян.

...Эта мессианская вера фокусируется сегодня на "грехе" захвата Израилем территорий во время Шестидневной войны. Пропагандисты таких взглядов ностальгически вздыхают по тем девятнадцати годам, в течение которых Израиль находился в крайне уязвимом положении. Каким-то образом они умудряются помнить не о смертельной опасности, которой в это время подвергалась страна, а только о чувстве национального единства, которое эта опасность порождала.

Согласно этой ревизии истории слева, присоединение территорий к Израилю во время Шестидневной войны было началом всех зол. Израиль сделался самодовольным, нечувствительным и антигуманным, угнетая палестинских арабов и портя душу израильтянина при этом. Для спасения его души необходимо ампутировать часть тела. Как только страна поступится территориями, ее ожидает расцвет экономики, сократится срок резервистской службы, появится работа для новых репатриантов и деньги для постройки скоростных автомагистралей... Истинно верующие не сомневаются в том, что мы стоим перед вратами спасения, однако просто слишком слепы или глупы, чтобы войти в них.⁸

Пересмотр еврейского имиджа

Победа 1967 года привела к пересмотру имиджа евреев во всем мире. Если Катастрофа доказала, что ассимиляция никогда не приведет к принятию евреев, то образование государства Израиль доказало, что антисемитизму не суждено их уничтожить. Еврей больше не был жалким, беззащитным и зависимым созданием. Больше нельзя было перечеркнуть его будущее, как и нельзя было больше использовать его тело в качестве сырья при изготовлении мыла и свечей. Теперь у евреев было свое государство, и врагам приходилось иметь дело с ним. Восприятие миром евреев, как и их самовосприятие, изменилось коренным образом.

Однако в течение первых девятнадцати лет существование Израиля было под вопросом. Победа 1948 года не была окончательной - все еще могло обернуться иначе. Безусловная и неожиданная победа Израиля в 1967 году опрокинула эти страхи. Никто больше не мог заявить, что государство находится в стадии эксперимента. Победа 1967 года дала убедительное доказательство воплощения в жизнь тысячелетних мечтаний и надежд.

Это дало толчок еврейскому ренессансу во всем мире. Евреи Европы и Америки захотели почувствовать себя евреями, - организовывали еврейские школы, летние лагеря, создали политическое еврейское лобби. Они перестали бояться высказывать еврейскую точку зрения на внутренние вопросы. Возрождение переживало и советское еврейство. Евреи, как в самом Советском Союзе, так и за его пределами, боролись за свободу для тех, кто находился за железным занавесом.

Агрессивность арабской пропаганды

В свете новой геополитической реальности арабские пропагандисты начали кампанию по очернению Израиля в средствах массовой информации всего мира. Им удалось убедить Запад в том, что Израиль виноват в акте агрессии. Как объясняет профессор Гарвардского университета Рут Вис, большинство западных гуманистов разделяют веру в то, что всем людям присущи стремление к миру, терпимость и рационализм. При столкновении с проявлениями арабской агрессивности, пишет профессор Вис, такой гуманист "должен отрицать сам факт агрессии, потому что это противоречит его убеждениям."⁹ Народы и правительства всего мира приняли утверждения арабской пропаганды...

Более того, в том, что касается евреев, арабская пропагандистская кампания обладала таким сокрушительным напором, так была наполнена двойными и тройными стандартами, что даже если удавалось распознать все ее уловки, возникал вопрос: "Почему я? За что мне это?" Для еврея становилось легче согласиться с тем, что, конечно же, это он виноват во всем и торговля землей в обмен на мир снимет с него все грехи, сделает его нормальным, хорошим и любимым.

Арабская пропагандистская агрессия 70-80 годов была для жителей Израиля тем же, что и появление политического антисемитизма - для европейских евреев в конце девятнадцатого века. Антисемитизм вызвал в свое время двоякую реакцию в еврейском обществе: с одной стороны - тягу к ассимиляции, с другой - принятие и подчеркивание еврейской уникальности, вплоть до создания еврейского государства. Аналогично после 1967 года в Израиле раздавались как голоса "ассимиляторов", призывающие евреев избавиться от территорий, так и призывы к заселению территорий, застройке их и благоустройству. Те, кто выражал "сионистские" взгляды, - понимали, что отказ от еврейства в попытке достичь всеобщего признания и обещания мира обречены на провал.

Дискуссия о национальной идентификации

Удержание контроля над Йеша и застройка этих территорий наложили определенный отпечаток на нацию, отпечаток, который подчеркивает уникальность еврейского народа, который многие из нынешнего левого израильского правительства и людей, его поддерживающих, предпочли бы не замечать. Поэтому есть нечто чужеродное в аргументе об отдаче территорий, когда он формулируется в рамках государственной безопасности. Видимо, дело даже не в роли района Йеша для безопасности Израиля в физическом смысле, не это является действительным предметом публичной дискуссии.

Истинным предметом спора является скорее характер государства Израиль. Либо это - еврейское государство, являющееся продолжением и воплощением еврейской истории, в котором подчеркивается присутствие избранного еврейского народа, либо это - просто снятая под копирку ивритоговорящая копия Канады. Старый анекдот гласит, что Б-г сказал Моисею вести народ в Канаду, но тому послышалось "Кнаан" ("Ханаан). Сегодня многие в Израиле стараются исправить "ошибку" Моисея.

Именно этот феномен действовал, когда мы видели, как израильтяне были радостно возбуждены тем фактом, что после подписания договора с ООП они получили признание со стороны Маврикия и Зимбабве, что Майкл Джексон и Мадонна почтили Израиль своим присутствием. Последние были приняты с почти религиозным пылом. Подразумевалось при этом, что "раз уж Мадонна приехала к нам, значит мы - нормальная страна." Эти израильтяне хотели бы уклониться от своих обязательств и исторической ответственности, заменяя еврейскую сущность космополитической мировой культурой и, очень часто, худшими образцами этой культуры.

Интересно отметить то отношение, которое вызывают переговоры о статусе Иерусалима. Какова бы ни была их позиция по отношению к другим частям страны, даже если они утверждают, что их заботят только вопросы безопасности, почти все израильтяне отказываются от мысли о возможности уступок в отношении Иерусалима. Каким-то образом они чувствуют, что должны удержать нечто. Они должны выразить свою еврейскую уникальность каким-то конкретным образом. Требование целостности Иерусалима служит духовным фиговым листком для тех, кто иначе отдал бы все в обмен на мир. Но если неделимый Иерусалим станет препятствием на пути к достижению мира и признания - его ждет та же участь, что и все остальное. Альтернатива этому, - признание еврейской уникальности - слишком тяжелая ноша для ассимиляторов.

Символичность пакта "Иерихон - вначале"

Когда думаешь о том, что Ицхак Рабин, бывший начальником штаба израильской армии во время Шестидневной войны 1967 года - это тот самый человек, который ответственен за пакт "Вначале - Иерихон", невозможно не удивляться символичности того, что Иерихон, город, который евреи, войдя в Землю Израиля, захватили в шесть дней, стал первым объектом в процессе отказа от всех достижений Шестидневной войны.

После первой битвы за Иерихон тогдашний "начальник штаба", Йошуа бин Нун, отдал два запрещающих приказа: никто не должен брать трофеев в городе и никто не имеет права отстроить его. Что же хотел Йошуа этим сказать? Ясно, что битва за Иерихон была уникальной, поскольку победа была достигнута сверхъестественным образом - стены города пали после шестидневной осады. Запреты, касающиеся Иерихона, могли означать, что все будущие сражения, а также государственные вопросы должны рассматриваться, как будто им присуща та же уникальность, что и битве за Иерихон. Вся еврейская история должна быть понята в контексте уникальности еврейского существования, особой ответственности евреев, налагаемой на них заключенным между Б-гом и еврейским народом Заветом.

Те же, кто нарушил эти запреты, хотели таким образом выразить свой протест против целей, которые этими запретами преследовались. Ахан, который взял трофеи в Иерихоне,¹⁰ попытался таким образом отменить завет между собой и Б-гом (Талмуд Сангедрин). Это действие было частью его отрицания еврейской уникальности, и в этом отношении он был предшественником ассимиляторского движения.

Хиель нарушил запрет отстраивать Иерихон.¹¹ Случилось это во времена правления царя Ахава и царицы Иезевели, людей, принимавших любое новшество, не несущее на себе отпечаток иудаизма, поддерживающих иностранную культуру, особенно такую, которая бы являлась антитезой еврейской культуре. Хиель продолжал отстраивать город, даже несмотря на смерть своих сыновей - во исполнение угрозы Йошуа, - потому что само его существование было связано с отрицанием еврейской избранности. Ахан и Хиель, каждый по-своему, являются выражением одной и той же избитой темы - попытки отхода от Б-га и еврейской судьбы.

Ту же мысль современные евреи выражают словами: "Вначале - Иерихон." Потому что это, как им кажется, принесет им признание, сделает их похожими на других и, таким образом, принесет мир.

Давняя традиция дискредитации левыми своих оппонентов

Почему-то, когда израильские левые говорят о "мире", это очень часто связано с пренебрежением еврейской традицией и людьми, которые ее придерживаются. Они не только не соглашаются со своими оппонентами, но и считают необходимым постоянно их дискредитировать. Например, член Кнессета от партии Мерец, Ран Коэн, сказал, что "поселенцы - это не настоящие израильтяне." Премьер-министр Ицхак Рабин напал на "крикунов-поселенцев с территорий" за то, что те устроили демонстрацию. "Это не настоящий Израиль," - сказал он. Министр иностранных дел Шимон Перес в Манхэттенской синагоге, во время своей речи, рекламирующей соглашение между Израилем и ООП, а затем в речи перед Конференцией президентов крупнейших еврейских организаций Америки напал с обличениями на раввинов и еврейскую традицию, зайдя так далеко, что сказал, что каждый, говорящий, что Газа принадлежит Израилю, - не еврей. Шуламит Алони, министр от партии Мерец, сказала: "Я бы хотела увидеть возвращение настоящего еврея - возвращение к гуманизму." В качестве министра просвещения она не упускала случая урезать бюджет на религиозные школы и воспрепятствовать государственному финансированию проектов, направленных на развитие еврейской культуры.

Я имел возможность на себе испытать такое отношение левых. Случилось это в начале сентября 1993 года, за неделю до подписания соглашения Израиль - ООП. В то время, как в Иерусалиме проходили демонстрации, я находился в Соединенных Штатах, разъясняя американской аудитории опасность этого договора. Продюсер популярного дискуссионного шоу компании СNN попросил меня прибыть в Вашингтон, где снималась передача. Туда же должен был прибыть мой оппонент д-р Амирам Гольдблюм, оратор и давний активист движения "Шалом ахшав," приглашенный представлять другую сторону.

Еще в самолете, летевшем из Нью-Йорка в Вашингтон, я начал волноваться. Я участвовал несколько раз в интервью по международному телевидению, но никогда мне еще не доводилось участвовать в теледебатах.

Мои опасения еще больше усилились перед выступлением, когда мы уже сидели в студии. Зашел продюсер, чтобы поприветствовать нас, и сказал, что передача будет организована в живой манере и каждый подвергнется острой атаке. Он объяснил, что обычно в передаче принимают участие еще два сотрудника студии, Майкл Кинсли и Джон Сунуну, каждый из которых становится на сторону одного из участников. Но в тот вечер Майкл Кинсли, который должен был защищать мою точку зрения, отсутствовал.

Однако уверенность в правильности своей позиции, придала мне силы во время теледискуссии в эфире. Несмотря на все усилия Джона Сунуну, арабиста и бывшего начальника администрации Белого Дома, меня ему не удалось рассердить и спровоцировать на высказывания, которые могли бы быть истолкованы как радикальные.

Сунуну был гораздо агрессивнее Гольдблюма, и последний буквально наслаждался, внимая словесным атакам Сунуну на меня. Хотя Сунуну был безжалостен в своих атаках, как профессиональный убийца, поведение Гольдблюма ранило меня гораздо сильнее. Я видел в нем члена семьи, еврея, получающего удовольствие от того, что другого члена семьи подвергают словесной агрессии перед всем миром.

Это подтверждает тот феномен, о котором я уже упоминал. Израильтянин чувствует себя гораздо более комфортно с другими, чем со своими единоверцами, с теми, кто готов отдать свою жизнь за еврейское государство.

Случилось так, что после передачи мы с Гольдблюмом вместе спускались в лифте, только я и он. Зрителей не было и мы могли говорить свободно и открыто.

Он говорил о том, что "они" собираются предпринять против "нас", что у "них" есть влияние в Израиле. Это было крайне неприятное, исключительное в своей жесткости заявление. Я ответил ему: "Амирам, ведь мы с тобой только вдвоем в лифте. Нет необходимости делать публичных заявлений. Почему мы не можем оставаться друзьями, даже если у нас есть разногласия? Почему ты не можешь говорить со мной просто как с человеком?"

"Вы - не люди," - тут же парировал он.

После этого мы спустились еще на одиннадцать этажей, до вестибюля. Выходя из лифта, я видел выражение ненависти на его лице. Какое жалкое зрелище, когда кто-то настолько неуверен в себе, что вынужден отрицать само право на существование другого ("Вы - не люди") при попытке последнего высказать свое собственное мнение. Я не удивился бы, окажись, что у него гораздо больше общего с ООП, отрицающей право Израиля на существование, чем со мной.

Заключение

Левые начали кампанию по дискредитации людей, придерживающихся традиции и осмелившихся бросить им вызов. Для выполнения безумного шага по отступлению из Иудеи и Самарии они должны нейтрализовать тех, кого сионизм или традиционные еврейские ценности побуждают сохранять целостность еврейского народа, тех, кто начисто отвергает все формы ассимиляции. Это также объясняет тот факт, что все ортодоксальные лидеры, - почти без исключения, даже те, кто не возражает против территориального компромисса, - против нынешнего правительства и его соглашения с ООП.

Линии сионистской мысли, прежде параллельные, ныне пересекаются. Их сосуществование подвергается серьезной угрозе со стороны тех евреев, которым легче признать арабские права на Эрец Исраэль, чем свои собственные и своих собратьев.

После рассмотрения исторического контекста, становится понятно, почему израильские левые не только хотят отдать такую большую часть родины евреев, но и буквально ищут, кому бы ее отдать. Они хотят избавиться не только от исторических городов и стратегически важных высот, но и от идеологического багажа, связанного с ними.

Бороться против соглашения Израиль-ООП без осознания всех подспудных мотивов, - значит, быть обреченным на поражение. Однако в еврейском народе в конечном итоге всегда побеждали силы, направленные против пораженчества и уступок. Именно благодаря этим силам еврейский народ живет сегодня на своей исторической родине. Мысль об этом поможет тем из нас, чьи усилия направлены на блокирование пакта с ООП. Вопрос заключается только в выборе тактики и готовности к борьбе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. "Джерузалем пост", 14 ноября 1993 года.

2. Исследование, организованное Советом Йеша и проведенное Геокартографическим институтом Тель-Авива, показало, что 52% израильтян считают необходимым отказаться от соглашения, если террористические акты будут продолжаться ("Джерузалем пост", 22 ноября 1993 года).

3. Хотя Теодор Герцль действительно поначалу предлагал создать еврейское государство в Уганде, предполагалось, что это будет не более, чем временное убежище, организованное в ответ на эскалацию еврейских погромов в Восточной Европе. Такое решение никогда не рассматривалось как окончательное. И даже несмотря на это оно было категорически отвергнуто Сионистским Конгрессом, делегаты которого чувствовали, что только Израиль может быть местом для создания еврейского государства.

4. "Пять лет из моей жизни (дневник капитана Альфреда Дрейфуса)," Рееblеs Рrеss, 1977.

5. Говард Морли Сакар. Курс современной еврейской истории. - "Дельта", Нью-Йорк, 1958. С. 66.

6. Отрывок из книги Гесса "Рим и Иерусалим", приведенный в работе Артура Херцберга "Сионистская идея - исторический анализ". - "Темпл букс", Нью-Йорк, 1973. С. 121.

7. Взгляды на природу антисемитизма изложены в работе Денниса Прагера и рава Джозефа Телашкина "Почему евреи?". - "Саймон и Шустер", Нью-Йорк, 1983.

8. Биньямин Нетаниягу. - Место среди народов - Израиль и мировое сообщество. - Бентам букс, Нью-Йорк, 1993. С. 377.

9. Рут Р. Висс. Если не я за себя... (предательство евреев либералами). - "Фри пресс", Нью-Йорк, 1992. С. 135.

10. Исайя 7:1, 7:20-21.

11. Исайя 6:26, 1-я Книга Царств 16:34.

< < К оглавлению < < > > К следующей главе > >

Наши баннеры: