Алекс Тарн

Эль-Таалена

фантасмагорический триллер

Продолжение. Часть 1. Часть 2. Часть 3.Часть 4.

Часть 5.

"Вроде здесь, - сказала Мила, останавливаясь у входа в пассаж районного торгового центра, более напоминающий подворотню. – Теперь говори по-русски. Только будь другом, не зови меня Фатьмой."

"О'кей, - согласился Брандт, перешагивая через толстого ленивого кота, невозмутимо вытянувшегося на прохладном полу поперек прохода. – Будешь Людмила. Ну а я, понятно, Руслан."

В пассаже не было ни души. Они прошли несколько метров вдоль слепых витрин пустующих лавок и оказались перед небольшим – два на полтора – окном, на котором крупными неровными буквами значилось: "У Гриш" и пониже, помельче: "и настоящая русская баня".

Крупная надпись была полна внутреннего драматизма. Видимо, художник приступал к работе полным сил и желания осчастливить человечество великим шедевром рекламного искусства. Поэтому буква "У" вышла большой, уверенной и ужасно оптимистической. Закончив с разгона букву "Г", график нежданно-негаданно обнаружил, что, если он будет продолжать в том же духе, то места, пожалуй, не хватит, и придется идти на компромисс. Таким образом, следующие две буквы, а именно: "ри" хранили явный отпечаток мятущегося артистического сознания, вынужденного втискивать себя в тесные обывательские рамки. Буква "ш" знаменовала собою кульминацию творческого конфликта художника с косной средой, ибо сразу же вслед за нею шел оконный переплет, и пространства для несчастной последней "и" решительно не оставалось. Но, как это часто случается с истинными творцами, сопротивление тупого материала, ударившись, как кремень, об огниво артистического таланта, высекло искру гениальности. Не убоявшись революционности своего решения, художник смело перенес заблудшую букву из верхней надписи в нижнюю, обеспечив таким образом не только обыденную смысловую, но и глубинную метафизическую связь между ними.

Изнутри витрина была наглухо занавешена тяжелой темной портьерой. Рядом с окном помещалась дверь, на которой колыхался плохо приклеенный листок с надписью от руки. Надпись гласила: "Приходите к нам! Заодно и помоетесь!"

Брандт потянул на себя дверь и посторонился, пропуская Милу вперед. Они оказались в небольшом помещении, более похожим на бар, чем на предбанник. Под единственным окном теснились два столика и стулья. Но главными тут были, конечно, не они. Здесь царила барная стойка. Она вырастала из левой стены и уверенно шла дальше, вдаваясь в комнату, как в море, наподобие мощного причала. Высокие барные табуреты толпились вокруг нее, как суда на погрузке.

За стойкой возился с пивным краном хозяин заведения, плотный дядька неопределенного возраста с круглым улыбчивым лицом.

"Как тут насчет помыться?" – спросил Брандт, водя глазами по стенам, скупо украшенным несколькими фотографиями.

"А як же! – весело ответил хозяин, обласкав Милу оценивающим взглядом истинного любителя. – И помыться тоже. Вы по записи?"

Он достал из-под стойки растрепанный гроссбух.

"Нет, Гриша… - томным голосом произнесла Мила, залезая на табурет и кладя свою увесистую грудь на стойку перед хозяином. – Вы ведь Гриша, правда? Нет, мы не записывались. Мы просто шли мимо и нам вдруг оо-очень захотелось помыться. Ну прямо мо-о-о-чи нету…"

Гриша всплеснул руками.

"Нет проблем, дорогие мои! В такое-то время, днем… - он на всякий случай заглянул в гроссбух и расцел еще ярче. – Можете мыться аж до шести вечера. Три часа вам хватит?"

"Хватит, - сухо ответил Брандт. – Сколько?"

Притворный ужас исказил гришино лицо.

"Сколько – что? Денег? Денег? Обижаешь, друг. Гриша денег не берет. Гриша собирает взносы от благодарных членов клуба. Ко мне знаешь какие люди ходят? Вон, смотри… - он указал на фотографии. – Узнаешь? Нет? Да это же Щелянский, министр! Да! А вот актриса, Уточкина. Она тут с подружкой парится. И еще… А как же! Гришу все знают…"

Брандт кивнул и ухмыльнулся. Хозяин был явно не прост. Нет ничего дороже бесплатных услуг…

"О'кей, - сказал он. – Давай, показывай свою баньку."

"Это мы сейчас, - засуетился Гриша, с таинственным видом совершая какие-то манипуляции под прилавком. – Но сначала билетики. Как же без билетиков? Без билетиков хода нету…"

И он жестом фокусника выставил на стойку три стаканчика с янтарной жидкостью. На краю каждого из них балансировала долька лимона.

"Давайте, ребятки, - Гриша благоговейным жестом поднял один из стаканчиков. Дольку он держал на отлете во второй руке, наготове, как мухобойку. – Я угощаю. Со знакомством!"

"Опять даром… - подумал Брандт. – Интересно, во сколько же все это обычно влетает?"

Против всех его ожиданий бренди оказался неплохим.

"Что, понравилось? – спросил наблюдательный хозяин. – Наш коньячок, кармельский… Ну вот, дорогие мои, не буду вас задерживать, пойдемте, так сказать, на место преступления."

Покачиваясь, он вышел из-за стойки, и только тут Брандт понял, что Гриша совершенно пьян. В два часа дня… можно было только представить себе, что здесь происходит ближе к вечеру.

Собственно баня состояла из двух отделений: одно для большой компании и второе – кабинет на двоих. Гриша открыл дверь в малый, как он выразился, "комплекс", включавший маленький предбанник со столиком и продавленным пружинным диваном, а также мыльную с сауной, душем и большим кубом, наполненным холодной водой.

"Вот, - сказал он гордо, указывая в основном на диван. – Удачно вам помыться, ребятки. Сауна у меня горячая, за сто двадцать заходит. В большой, правда, получше, но туда я вас пустить не могу – там у меня заказано, через часик-полтора люди придут. Но и тут неплохо, честное слово… Вот венички эвкалиптовые, простынки, полотенца, чаек. А потом я и пивка подкачу. Ну, легкого пара!.."

Подождав, пока Гриша выйдет, Брандт заглянул в сауну. К его удивлению, дровами там и не пахло – отопление было электрическим. Странно… зачем же тогда дрова? Может быть, для большого отделения? На всякий случай Брандт еще раз обошел мыльную – нет, никаких дров… Что за чушь такая? В полном недоумении он позвал Милу.

"Да, милый?" – послышалось у него за спиной. Брандт обернулся. Голая Мила стояла в шаге от него и улыбалась самой невинной из своих улыбок.

"Этого еще только не хватало…" - успел подумать Брандт, прежде чем Мила, присев на корточки, уверенной рукою взялась за ремень его брюк. Потом мысли особого агента Ее Величества потекли уже совсем в другом направлении.

Деликатный стук опытного Гриши раздался исключительно вовремя – когда гости, завернувшись в простыни, расслабленно прикидывали план будущих действий.

"Да?"

В раскрывшуюся дверь медленно вплыл поднос, на котором громоздились две кружки пива, соленые сухарики, маслины и вяленый лещ. Тут же притулились "билетики": три знакомых стаканчика с бренди и лимонными дольками. Гришу заметно качало, поэтому одной рукою он держался за стену, в то время как поднос вопреки всем законам физики балансировал на другой.

"Вот! - сказал Гриша, скромно потупясь и удивительно ловко, не расплескав ни капли, метнул поднос на столик. – Гриша угощает! Пиво, между прочим, свежайшее, рекомендую. И лещик костромской. Но сначала – для подкрепления сил…"

Он подхватил свою стопку и подкрепил силы. Брандт и Мила последовали его примеру. Сил и в самом деле прибавилось.

"Отличная у тебя баня, Гриша," - похвалил Брандт. На самом деле, сауну он терпеть не мог, но Мила вынудила его просидеть в невыносимо жарком закутке до полубессознательного состояния.

"Ага, - подтвердила Мила. – Он у меня любит это дело – прямо не вытащить."

"Это дело все любят, - понимающе кивнул Гриша. – А насчет вытащить – это смотря на каком этапе..."

Он подмигнул всем своим круглым лицом и качнулся в сторону двери.

"Ладно, ребятки, я пошел. Сейчас компания припрется, надо билетики выдать... Если чего надо – вы только кликните. За Гришей не заржавеет."

Уже почти выйдя, он обернулся и указал на пиво.

"Пейте, пока холодненькое. Отстоено и до.лито, все как положено. Помните, что в Союзе на пивных ларьках написано было? Нет? Эх, молодежь... – "Требуйте отсоса после отстоя!" – Гриша прыснул, жмурясь и прикрывая рот рукой. – Шутка... Но ты, парень, все равно требуй!"

Он снова подмигнул – на сей раз исключительно Брандту и тщательно затворил за собой дверь.

"А что, - задумчиво сказал Брандт. – Мысль неплохая. Правильные вещи большевики на ларьках писали."

Мила презрительно фыркнула.

"Кто-то обвинял меня в том, что я всегда о сексе думаю. Не слишком ли ты разогнался, партнер? Мы, между прочим, сюда посланы задание выполнять, а не использовать служебное положение в неподобающих целях, не так ли? – Она скинула простыню и стала надевать джинсы. – Ты, так уж и быть, посиди тут, а я пока проверю большое отделение – действительно ли он его дровами топит."

Брандт отрицательно покачал головой и потянулся к своей сумасшедшей партнерше:

"Иди сюда. Потом сходим..."

После ударной обработки Милой, сауной и бренди, агент Ее Величества чувствовал необыкновенную легкость во всех членах, кроме одного.

Мила засмеялась и ласково щелкнула его в нос.

"Потом будет труднее. Ты же слышал: к нему сейчас люди приходят. Потерпи, милый. Я быстро." Она натянула футболку и вышла.

С некоторым разочарованием Брандт обратился к пиву.

"Надо же, какое служебное рвение! – подумал он, хрустя соленым сухариком. – Что-то до этого за моей крутобедрой партнершей такого не замечалось... Не иначе - сказывается благотворное влияние Дэвида Брандта. Ладно, черт с ней, пусть поработает. Пиво, если разобраться, не хуже..."

Брандт с удовольствием саданул сразу полкружки холодненького и благодушно откинулся на диван. Эх, славно! Не в одном только сексе счастье, как выясняется...

Он слышал, как хлопнула входная дверь и бар снаружи наполнился гулом голосов. Потом влетела улыбающаяся Мила, с порога сдирая через голову прилипшую к телу футболку.

"Все, дорогой! Теперь мы свободны, как Куба! Есть дрова! Березовые чурки, на профессиональном жаргоне именуемые швырком. Так и расскажи своему идиоту-начальнику, – она прижалась грудью к плечу Брандта. – А сейчас самое время заняться делом... Реализую любые спецфантазии господина спецагента. Ну?.."

"Гм... – неопределенно хмыкнул Брандт, пережевывая леща. – Фантазии?.. Я, знаешь ли, в твое отсутствие успел прийти к выводу, что пиво лучше секса. Так что, извини. Тебя не затруднит передать мне кружечку?"

"Что-о?! – воскликнула Мила, яростно набрасываясь на него. – Да как ты смеешь? Да кто тебя спрашивает? Да я тебя..."

Одним плавным кошачьим движением она оседлала Брандта, близко придвинула смеющиеся, чертовским огнем играющие глаза.

"Загрызу хама! Кружечку он захотел..."

Снаружи что-то упало с длинным ступенчатым грохотом, как при обвале. Затем послышался яростный нечленораздельный крик и негромкий хлопок.

"Господи, какая же я дура, - пробормотала Мила, вскакивая с дивана и хватая одежду. – Дэвид, быстро..."

Но Брандта не надо было торопить. Он тоже узнал этот звук – цокающий хлопок выстрела, произведенного из пистолета с глушителем. Агент Ее Величества впрыгнул в брюки и потянулся к рубашке, в нагрудном кармашке которой торчал замаскированный под шариковую ручку пятизарядный самострел. Увы, было уже поздно. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и здоровенный амбал ввалился в комнату, держа на уровне глаз пистолет с глушителем.

"На пол! Лежать! – заорал он, подкрепляя свой крик выстрелом. В мыльной с жалобным звоном рассыпалась стеклянная дверь душа. – Руки за голову! Пошевелитесь – урою!"

Брандт и Мила починились.

"Что за дела такие? – думал Брандт, прижимаясь щекой к прохладному кафелю. – Грабители?.. Рэкетеры?.. Нет, непохоже. Парень, по всему видать, профессионал. Вон как стоит... и оружие держит... все по науке. Интересно..."

"Моше! – крикнул амбал через плечо, ни на секунду не сводя взгляда с пленников. – Эта шлюха тут с клиентом. Сладкая парочка. Разменять их обоих?"

"Погоди, не надо. Может, еще пригодятся." – отвечал невидимый Моше. Между собой они разговаривали на иврите.

Амбал с сомнением покрутил головой.

"Нельзя, Моше. Надо разменять. Они меня видели, оба. А шлюха так и вообще всех запомнила." - Он хищно повел пистолетом.

"Черт подери, - подумал Брандт. – Аргументы и в самом деле весомые. Я бы на месте Моше спорить не стал."

"Погоди, братан, - сказал он вслух. – Не гони коней. Я тебе про Гришу такого порассказать могу – закачаешься..."

Ствол пистолета с тяжелой бульбой глушителя дернулся и замер.

"Как поплавок, - подумал Брандт. – Клюнула рыбка."

"Моше, - крикнул амбал. – Паренек тут на исповедь просится. Прямо изнемогает."

В дверном проеме возник пожилой, поджарый, смуглый тип среднего роста с бобриком седых курчавых волос над жестким неприятным лицом. Он мельком глянул на Милу и длинным изучающим взглядом обследовал прижатый к полу чеканный брандтовский профиль.

"Ну что ж, - сказал он наконец. – Если просит, то надо выслушать. Даже кстати - сделаем очную ставку. Тащи его сюда, а шлюху..."

"Людку тронете – хрен чего скажу," - перебил его Брандт и для верности закрыл глаза, придав лицу мученическую покорность неотвратимой смерти.

Моше кхекнул, что, видимо, должно было изображать смех.

"Гляди-ка... Ромео и Юлия. Ладно, тащи обоих, а там посмотрим."

Встав на четвереньки, Брандт умоляюще взглянул на амбала.

"Дай хоть рубашку надеть, братан... неудобно так, голышом."

"Насрать мне на твое неудобство, - равнодушно отвечал амбал, не сводя с него черного глазка пистолета. – Ползи как есть, да не вставай, блин!.. на четырех!.. так и ползи, сука!"

"Вот и чудненько, - радостно отметил про себя Брандт. – Чем больше презрения, тем меньше бдительности..."

Проползая мимо дивана, он решительно схапал оттуда рубашку. Как и следовало ожидать, амбал не среагировал. Брандт скомкал рубашку, и, по-собачьи зажав ее в зубах, оптимистически боднул ползущую перед ним Милу в круглый джинсовый зад. Зад виновато дрогнул и прибавил скорости.

"Что, не додолбил? – заржал амбал откуда-то сверху. – Хреном не дожал - башкой не достукнешь..."

Пол разгромленного бара был залит спиртным и усыпан осколками стекла; поэтому приходилось ползти осторожно, чтобы не пораниться. Видимо, Миле это не удалось: она ойкнула, остановилась и поднесла руку ко рту. Брандт воспользовался задержкой и скосил глаза, оценивая обстановку. Гриши не было видно; на стуле возле входной двери сидел смертельно бледный человек, держа на коленях пистолет с глушителем и баюкая неестественно вывернутую руку.

"А Гриша-то, оказывается, боец, - удивился Брандт. – Пьяный-пьяный, а разливает с толком. Значит, одной рукой меньше. Сколько их всего, интересно бы узнать?.."

Предбанник "группового комплекса" оказался не столь уж большим. Вдоль двух стен стояли диваны; на одном из них, скучающе разглядывая собственные ногти, сидел уже знакомый Брандту Моше. Вход в мыльную закрывал широкоплечий парень с пистолетом. У ног его, на полу лежал Гриша, скорчившись и обхватив обеими руками левую ногу. Краем глаза Брандт успел заметить замах амбалова ботинка и отпрянул, смягчив таким образом удар, угрожавший сломать ему по меньшей мере пару ребер. Отлетев ко второму, незанятому дивану, он завозился, пытаясь снова встать на четвереньки.

"Сидеть! – зарычал амбал. – И ты, сучка, тоже... рядом с ним! Рядом!"

Ногою он пнул в бедро замешкавшуюся Милу.

Моше поморщился и издал какой-то свистящий звук.

"Зачем ты так, Гади? Все-таки женщина, хоть и шлюха..."

"Была женщина... – злобно пробурчал амбал, подшаркивая огромным ботинком, как будто снова замахиваясь для удара. – Уу-у... так бы и вмазал..."

"Оставь, - устало сказал Моше. – Не время..."

Он повернулся к Грише.

"Я тебя в последний раз спрашиваю: кто получатель? Лучше сам расскажи. Больше слов – меньше боли. А то ведь мы твоего приятеля спросим. Ты, дурак, геройствуешь, а он все расскажет. Правда... как тебя там?"

"Руслан, " – подсказал Брандт.

"Во-во, Руслан. Руслан нам и так все распишет. Так что лучше говори, сэкономь себе вторую ногу..."

Гриша обратил к Брандту скомканное болью лицо.

"Какой Руслан? – простонал он. – Что ты мне горбатого лепишь, чурка марокканская? Я его впервые вижу, и он меня тоже. Я ж тебе ясно сказал: не знаю я покупателя. По телефону сговаривались, что груз придет на мое имя. Я им свое имя, они мне – свой кусок баксов, и все про все. Ничего больше не знаю. Что там – дрова, не дрова... хоть пулеметы ядерные – мне-то какое дело? А тебя, чурка поганая, я еще достану. За Гришей не заржавеет. Гришу Задова во Львове всякий знает, до сих пор помнят. Я вам, гадам, руки-ноги переломаю... из под земли..."

Моше кивнул парню с пистолетом, и тот, наклонившись для верности, вогнал Грише пулю в коленную чашечку. Гриша взвыл.

"Заткните ему пасть," – все так же устало скомандовал Моше. – Вообще-то тут вокруг пусто, но вдруг кто услышит. Полицию вызовут..."

"Полицию? – засмеялся амбал, затыкая пистолет за пояс. – Мы и есть полиция."

Он сунул руку в карман и, вытащив короткий кусок липкой ленты, принялся заклеивать ею гришины стоны. Моше повернулся к Брандту.

"Ты что-то сказать хотел? Тогда давай, самое время."

Брандт часто-часто закивал, имитируя крайний ужас и в то же время оценивая ситуацию. На Моше оружия видно не было; амбал уже не держал их под прицелом, занятый заклеиванием гришиного рта. Пистолет широкоплечего был по-прежнему обращен стволом вниз, в сторону Гриши. Лучше не придумаешь.

"А-ба-ба..." – плаксиво замямлил Брандт, теребя рубашку и расправляя ее на коленях.

"Ну вот еще... – усмехнулся Моше, цыкнув зубом. – Нехорошо плакать такому большому мальчику. Что ты в рубашку-то вцепился? Будь паинькой, надень рубашечку и расскажи хорошему дяде о плохом хулигане Грише Задове. Давай, дорогой, давай..."

Все так же всхлипывая, Брандт натянул на себя рубашку и вынул из нагрудного кармана ручку.

"Может, я лучше напишу?" – проговорил он с робкой надеждой в голосе.

"Да где ж ты писать-то будешь? – участливо спросил Моше. – Бумаги у нас нету."

Брандт неопределенно пожал плечами и ткнул ручкой в пространство.

"Да вот..." – сказал он, нажимая кнопку и выпуская два заряда иголок в сторону широкоплечего парня с пистолетом.

В следующее мгновение кулак Брандта уже пришел в сокрушительное соприкосновение с гладко выбритым подбородком Моше. Мила тоже не подкачала. Невозможным образом выпрыгнув из сидячего положения, ударом ноги она свалила потянувшегося было за пистолетом амбала, приземлилась на бок и, подхватив выпавшее оружие, дважды выстрелила в оторопевшего у входной двери сторожа. Брандт перевел дыхание и наклонился над Моше. К его удивлению, тот пришел в себя почти сразу.

"Неважно на чем писать, Моше, - сказал Брандт почти по-дружески. – Было бы что. А что – есть."

И он снова нокаутировал Моше, на этот раз посильнее, чтобы оставить себе время осмотреться.

Широкоплечий парень был мертв, увы, вместе с Гришей. Отравленные иголки сделали свое дело, но парень успел таки нажать на спусковой крючок. Пуля вошла Грише в висок. Брандт вышел в бар и проверил четвертого. В глаз и в сердце... покойник. Ай да Мила! Он вернулся в комнату. Мила, подбоченясь, и поигрывая пистолетом, стояла над поверженным амбалом. Тот сплюнул кровь и с ненавистью взглянул на нее.

"Стреляй, шлюха! Стреляй! Надо было вас тогда разменять. Знал я... стреляй!"

"Ну вот... – нараспев сказала Мила. – Заладил: шлюха да шлюха... а это слово для женщины обидное, да. Или как ты сказал? – "была женщина"? Была, да? Я-то женщиной была и осталась, а вот ты мужчиной снова не станешь. Не веришь? А вот..."

Она дважды выстрелила, целясь в амбаловы гениталии. Амбал взвизгнул неожиданно тонко и скорчился у милиных ног. Брандт поморщился.

"Зачем, Мила? Больно ведь."

"Ничего, - сказала Мила мстительно. – Страдание облагораживает. Смотри, он становится все больше и больше похож на человека. С каждой секундой. Даже удивительно, как иногда кастрация помогает мужику..."

Брандт подобрал второй пистолет и положил пытке конец.

"Ладно, - он повернулся к Моше. – Хватит пока трупов. Вон сколько намолотили... С этим надо бы поговорить – кто они, да откуда. Жаль, я его так сильно вырубил. Теперь жди пока очухается."

"Ну-ну... – Мила с сомнением покачала головой. – Он уже очухался, Дэвид, посмотри повнимательнее. И вообще, не спускай с него глаз. А я пока поищу кой-чего."

Она вышла из комнаты. К удивлению Брандта, Моше и в самом деле приходил в себя. На памяти особого агента Ее Величества никогда еще люди не оправлялись так быстро от фирменного брандтовского правого хука... даже от двух хуков подряд! Странно, очень странно... Конечно, мужичок коренастенький, жилистый... но ведь в летах – хорошо за пятьдесят, а то и к шестидесяти. Брандт с недоумением и упреком посмотрел на свой недоработавший кулак. Тот обиженно пожал фалангами пальцев: мол, чего ты от меня хочешь?.. я свое дело делаю... а не нравится – дерись головой, она у тебя все равно на большее не способна. Ну вот... Не желая усугублять ссору, Брандт сунул руку в карман.

Моше тем временем молча оглядывал комнату, как бы свыкаясь с новой для себя ситуацией. Брандт присел на диван и по-приятельски хлопнул его по колену.

"Ну как он, пейзаж после битвы? Нравится?"

Моше молчал.

"Да чего ж ты стал такой нелюдимый? – огорчился Брандт. – Нехорошо так, невежливо. Или обиделся на что? Тогда тем более выскажись. Не держи обиду в животе, а то, неровен час, сам отравишься. – Брандт назидательно воздел указательный палец и изрек: Откровенность – основа дружеских отношений."

Моше продолжал молчать. Но в нем явно произошла какая-то перемена. Теперь он сидел, напряженно согнувшись, сжав колени волосатыми руками и пристально глядя в пол. Брандту даже показалось, что он издает какой-то низкий утробный звук, похожий на рычание. Хотя, при чем тут рычание? Наверное, бурчит в животе у старика... газы и так далее; а может, и вовсе не от него эти звуки: просто трубы водопроводные шумят, трубят отбой бывшему гришиному королевству...

"Ну так что?" – продолжил Брандт и осекся, уставившись на кисти рук своего неразговорчивого соседа.

С руками Моше происходили медленные, но заметные изменения. И прежде волосатые, они волосатели еще больше, прямо на глазах; черные жирные ростки, ощутимо шевелясь, выползали наружу, и оттого вся тыльная сторона ладони походила на кусок кишащей червями падали. Ногти загрубели и выросли, скрутившись внутрь, на манер собачьих... собачьих? - волчьих когтей, отличаясь от них разве что более острыми окончаниями. Большой палец, наоборот, уменьшался, одновременно отступая вверх по руке... по руке? – по лапе... в направлении локтя. Брандт потряс головой, отгоняя наваждение. "Что за чертовщина?" – подумал он, поднимая глаза.

Моше... Моше? – незнакомое, ужасное существо, прежде называвшееся этим именем, уже глядело прямо на него хищным, немигающим взглядом налитых кровью, гноящихся глаз. Кожа на ли... кожа на морде шевелилась, обрастая, как и руки, черным лоснящимся волосяным покровом. Приоткрытая гнилозубая пасть источала невыносимый смрад. В кожистых слюнявых углах ее пузырилась зеленоватая пена. Чудовище угрожающе подняло когтистую лапу и зарычало хриплым утробным рыком.

Это вывело Брандта из столбняка. Он вскочил и ударил правой, левой и снова правой, вкладывая в отработанные годами движения всю силу и вес своего тренированного тела. Каждый из этих ударов мог убить человека, но чудовище только мотнуло мордой из стороны в сторону. Не переставая рычать, оно поднялось на задние лапы, поражая своими устрашающими размерами и, даже не замахиваясь, каким-то ленивым движением отбросило Брандта в дальний угол. Брандт успел поставить защиту, но удар был настолько силен, что он отлетел на добрых два метра, рухнув между стеной и диваном. Самое неприятное заключалось в том, что чертов пистолет вывалился из-за пояса и теперь лежал вне пределов досягаемости. Потрясенный агент Ее Величества принялся барахтаться, пытаясь встать. Но чудовище явно не собиралось предоставлять ему такую возможность. Рыча, оно сделало два шага и занесло над поверженным Брандтом свою когтистую лапу. Впервые в жизни Брандт пожалел, что не выучил ни одной подходящей молитвы.

Но удара не последовало. Рычание смешалось с треском выстрелов. Это Мила, стоя в дверном проеме, открыла беглый огонь сразу из двух пистолетов. Поразительно, но чудовище держалось на ногах, даже получив несколько восьмимиллиметровых зарядов, и только потом рухнуло на пол, дергаясь и испуская зловоние из всех своих дыр и отверстий – как естественных, так и благоприобретенных в результате интенсивной милиной работы. Мила стреляла, пока не вышли обе обоймы.

"Ничего себе... – пробормотал Брандт, выбираясь наконец из своей щели и потирая ушибленные ребра. – Преклоняюсь перед израильской биологией. Вывести такую сокрушительную разновидность спецназа... и ведь, главное, никто ни сном ни духом... никто ничего не знает - ни мы, ни штатники, ни русские, ни китайцы... Просто супер!"

"Заткнись! – оборвала его Мила. – Это еще не конец. Взгляни..."

Чудовище и в самом деле проявляло признаки жизни. Изумленный Брандт поднял пистолет.

"Нет, не так..." – Мила нагнулась и подобрала с пола короткую и толстую суковатую палку – в точности такую же, какие Брандт во множестве видел в пяти грузовых контейнерах судна "Эль-Таалена"... такую же, только заостренную с одного конца.

"О! – воскликнул Брандт. – Приятно встретить в такой глуши старого знакомого. Господин березовый швырок!"

Мила закатила глаза и вздохнула.

"Дэвид! – сказала она устало. – Я всегда знала, что ты придурок, но не настолько же... Принеси-ка сюда кадушку из мыльной."

"Кадушку? Зачем?"

"А ты что, видишь здесь молоток? Ну быстро! Не видишь – он приходит в себя!"

Недоумевающий Брандт подчинился. В мыльной он быстро нашел тяжелую деревянную кадушку, и вытряхнул их нее мокнущие веники.

"Какую воду налить? Холодную?"

"Кретин! Пустую! Неси сюда! Быстрее!"

Брандт вернулся в комнату. Мила уже сидела на корточках возле поверженного чудовища и держала палку заостренным концом вниз.

"Слушай внимательно, - сказала он скороговоркой. – И я очень надеюсь, что твоего прославленного интеллекта хватит на то, чтобы попасть по колу, а не по моей голове. Я буду держать, а ты забивай – кадушкой, как молотком. Понял?"

Брандт пожал плечами. Чудовище шевельнулось.

"Бей!" – благим матом заорала Мила.

Брандт занес кадушку и ударил. Кол вошел с одного удара, гладко, как в масло. К потолку взвился фонтан вонючей зеленой жидкости. Электричество мигнуло и откуда-то сверху послышался тихий стон, почти вздох.

"Все, – сказала Мила, поднимаясь. – Еще один."

"Еще один кто?" – спросил Брандт.

"Потом... – устало махнула рукой его партнерша. – Потом. Кстати, кадушку можешь положить. Больше не понадобится."

Она подошла к Грише, закрыла ему глаза, ласково погладила по щеке.

"Бедный Гришенька... видишь как... не уберегли мы тебя. Это все я, дура... вовремя не сообразила. Ты уж прости меня, ладно?"

"Мила, - решительно сказал Брандт. – Может ты мне все-таки объяснишь всю эту чертовщину? Зачем ты мне наврала про дрова? Нету тут никаких дров... И с Гришей ты, выходит, знакома? И что это за чудовище?"

"Какое чудовище?"

"Ну как..." – Брандт посмотрел вниз и осекся. Двухметрового волосатого существа как не бывало. На полу, в луже самой обыкновенной крови лежал Моше – среднего роста, коренастый пожилой мужчина со смуглым неприятным лицом. Из груди его торчал кол, а тело было изрешечено множеством пулевых ранений. Брандт наклонился и посмотрел на его руки. Надо же, и там не осталось никакого следа от страшных когтей и червивого волосяного покрова. Даже желто-зеленая жидкость, еще минуту назад гадкими зловонными пятнами блестевшая на стенах, потолке и на его собственной одежде, куда-то испарилась, вместе с запахом. Ничто не напоминало о недавней чертовщине... если, конечно, не считать кола, по-прежнему торчавшего в нашпигованной пулями груди мертвеца.

"Мила!" – повторил Брандт еще решительнее.

"Ну что ты заладил, как машинка: Мила, Мила... – отозвалась она из "малого комплекса". – Я же тебе сказала: все объясню. Но не сейчас, ладно? Сейчас надо "стереть пальчики" и уматываться. Наших приятелей скоро хватятся, так что давай, помогай..."

Как бы в подтверждение ее слов, зазвонил мобильник. Брандт достал из кармана мертвеца телефон и нажал кнопку.

"Моше? – говорили по-арабски. – Есть результат? Кто заказчик?" Голос показался Брандту смутно знакомым. Где он мог его слышать?

"Моше? – сказала трубка менее уверенно. – Моше?.." Брандт дождался гудков, но так и не вспомнил.

"Старею, - подумал он грустно. – То чертовщина всякая мнится, то сумасшедшая нимфоманка вокруг пальца водит, то память отказывает... Пора на покой."

Брандт вздохнул и, подхватив полотенце, начал "стирать пальчики".

* * *

Машину вела Мила. Не доезжая до Бейт Дагана, она свернула направо.

"Куда ты? Зачем?" – попытался было протестовать Брандт, но Мила лишь молча покачала головой: мол, не мешай, и он махнул рукой. Уверенно ориентируясь в путанице грунтовых дорожек, Мила объехала Институт Вулкани и углубилась в безлюдный район фруктовых посадок и апельсиновых рощ. Наконец она остановила машину.

"Ну? Что теперь? – с улыбкой спросил Брандт. – Сначала завезла в укромное место, а теперь изнасилуешь и убьешь?"

Мила хмыкнула.

"Насчет изнасилования – не надейся, а с остальным посмотрим."

Лицо девушки было необыкновенно серьезно. Брандт тоже перестал улыбаться, неожиданно ощутив все возрастающее чувство тревоги.

"Надо держать ухо востро, - подумал он. – Что я о ней знаю? Мила Павелич... как сказал Мойн, "из хорошей хорватской семьи"... что, кстати, за семья такая? В отделе без году неделя. Превосходно стреляет. Владеет массой языков. Активно пользуется ядами и прочими дурманами. Классно дерется ногами. Трахается, как крольчиха... замечательно, надо отметить, трахается, со вкусом, желанием и доскональным знанием вопроса. Что еще?"

Волнующие воспоминания о последнем в списке выдающихся качеств Милы резко снизили уровень брандтовой тревоги. Он снова заулыбался и обнял девушку за плечи.

"Не бойся, Милочка. Дядя Дэвид не даст тебя в обиду. Может, все-таки передумаешь насчет изнасилования? Смотри, место безлюдное..."

Мила вздохнула и высвободилась.

"Господи, какой же ты дурак, Дэвид! Я просто удивляюсь, как ты ухитрился дожить до столь преклонного возраста."

"Преклонного? – обиделся Брандт. - Мне всего тридцать шесть."

"Вот-вот. С таким уровнем дурости умирают еще в детстве. Максимум – подростком... Тебе никогда не приходило в голову, что ты обо мне ничего не знаешь?"

"Ну-у... пр-р-иходило... – промурлыкал Брандт, упорно не желающий выходить из романтического настроения. – Хотя "ничего" это слишком сильно сказано. Могу побиться об заклад, что расположение родинок на твоих ягодицах мне известно намного лучше, чем тебе самой. Сто фунтов против одного."

Милины губы дернулись и почти разъехались в непрошенной улыбке, но на полпути передумали.

"Дэвид Брандт! – строго сказала девушка. – Ваше мнение о том, что женщину можно узнать посредством подсчета родинок на ее заднице, страдает непростительной одностороннестью, и уж во всяком случае, решительно противоречит вашему же прославленному дедуктивному методу."

"Глупости, - уверенно парировал Брандт. – В моем преклонном возрасте я успел познакомиться с, без преувеличения, очень многими женщинами, и ни разу... вы слышите, леди? – ни разу осмеянный вами метод подсчета родинок не подводил вашего покорного слугу. Для меня карта родинок на женской, как вы неполиткорректно выразились, заднице – все равно, что звездное небо для ученого астролога."

Мила прыснула.

"Ну и что же такого ты вычитал на моей карте?"

"Пожалуйста... – небрежно произнес Брандт. – Ты врешь мне с самого начала, бессовестно и по большому счету. Дорогая, ты фальсифировала буквально все, исключая, может быть, несколько оргазмов, но и в этом я, честно говоря, не уверен. Сначала я полагал, что тебя подослал Мойн, чтобы следить за мною, но после Гамбурга я понял, что ты врешь и ему. Особенно трогательным был спектакль на судне. Ты и впрямь считаешь меня неспособным отличить осину от березы?"

"А кто тебя знает, - смущенно сказала Мила. – Здоровый безмозглый самец с телячьими глазами... Многие не отличают."

"Ты так активно поддерживала меня в этом моем якобы заблуждении, что мне было просто неприятно разочаровывать столь очаровательную леди, - продолжил Брандт. – Я решил играть в твою игру... тем более, что в определенном смысле успел к тебе привязаться."

Мила молчала.

"Ты просто уводила меня от этого груза, как птицы уводят охотника от гнезда, так ведь? Только в моем случае приманкой были твои прелестные родинки на ягодицах. Как же! Здоровый безмозглый самец с телячьими глазами... надо просто хорошенько оттрахать его, а когда он размякнет, подсунуть нужную дезинформацию и закрыть дело. И все. Так?"

Мила молчала.

"Да что это со мною сегодня никто разговаривать не желает! – сокрушенно покачал головой Брандт. – Ладно еще этот чужой и неприятный Моше, так теперь еще моя же собственная нежная возлюбленная... Только, пожалуйста, не превращайся в когтистое волосатое чудовище, хорошо? Этого я просто не переживу. Преклонный возраст, сама понимаешь... Эй, Мила!.. Госпожа Павелич!"

"Я не Павелич, - тихо сказала девушка. – И не Мила. Зови меня Хефи. Я израильтянка."

"Хефи? Пусть будет Хефи... – согласился Брандт. – А как же хорошая хорватская семья? Это для лорда Мойна?"

Девушка мрачно кивнула:

"Ага. Фамилия и впрямь знаменитая. Анте Павелич – слыхал про такого? Его еще называли "Поглавник" Павелич, фюрер хорватских фашистов-усташей. Большой друг Гитлера и тогдашнего Папы Римского. В сороковые вырезал полмиллиона сербов. Сбежал, как и многие, в Аргентину, к Перону под теплое крыло, даже партию свою там возродил. По легенде я его родственница, идейная последовательница и прочая бла-бла-бла. В аккурат для твоего лорда Мойна – у него от такого досье только что слюнки не потекли..."

"Можно поверить, - усмехнулся Брандт. – Босс и в самом деле питает непонятную слабость к продолжателям дела своего тезки Адольфа."

"Вот-вот. Но сербы – что, сербы для твоего босса ерунда. До сербов Мойну и дела-то особого нету, ни тогда, в сороковые, ни теперь, в девяностые... Ему, понимаешь, важно, что попутно с сербами усташи Павелича вырезали всех окрестных евреев, до которых только смогли дотянуться. Не так много – какие-то тридцать тысяч, но зато без газовых камер, ножичками да топориками, да еще и с особыми выкрутасами, так что даже привычных ко всему немецких эсэсовцев рвало. Ручная работа, она и ценится по-особому. В общем, большой сентимент у лорда Мойна к этой фамилии."

Девушка замолчала, и какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой лишь шумом автомобильного кондиционера да приглушенным бормотанием радио. Наконец Брандт решил, что пауза излишне затянулась.

"Так-так... – сказал он, деликатно подталкивая свою партнершу к продолжению рассказа. - И потому, учитывая настроения Мойна, Мосад подсаживает к нему в отдел..."

"Нет, - покачала головой Хефи. – Мосад здесь не при чем. Я работаю на безымянную неправительственную контору. А за Мойном действительно требуется глаз да глаз. Нюх у него, у гада, как у освенцимской овчарки. Как он про колья узнал – ума не приложу..."

"Ладно, - терпеливо сказал Брандт. – Но почему эти чертовы колья настолько важны, что твоя безымянная контора решила рискнуть тобою? Фамилия фамилией, но обеспечить такую легенду стоит немалых денег и уйму времени. И вот теперь, когда ты уже внутри, швырнуть все коту под хвост ради груды осиновых деревяшек? Как-то не вяжется."

Хефи вздохнула.

"Я понимаю, тебе трудно поверить в эту чертовщину. Нормальная реакция нормального человека... Но Дэвид, ты ведь менее часа тому назад видел одного из этих уродов своими собственными глазами. Даже не только видел – дрался с ним. Ты вспомни – он ведь едва не убил тебя. И убил бы, если бы я не подоспела. Разве не так?"

"Так. Но при чем тут колья?"

"Экий ты все-таки тугодум! – всплеснула руками Хефи. – А я уж было начала верить в твой хваленый интеллект... Вампиры. Слышал когда-нибудь такое слово? Хотя бы в кино? Ну?"

Брандт рассмеялся.

"Вампиры? С Томом Крузом в главной роли? Послушай, Милоч... ээ-э-э... Хефи, ты и в самом деле..."

"Боже!.. – застонала Хефи. – Да ты же сам его видел, это чудовище... ты что, забыл? А кол осиновый помнишь? Который ты своею рукой в него вогнал? Или тоже забыл?"

"Да, но..."

"Что – "но"? Забудь про эти свои "но", понял? Тут происходит война, Дэвид Брандт. И сейчас тебе придется определить, на чьей ты стороне – людей или вампиров. Со мной ты или со своим сушеным боссом Адольфом..."

"Погоди-погоди... – удивленно сказал Брандт. – Ты меня что – перевербовываешь, что ли?"

Хефи молчала.

"Знаешь, - продолжил Брандт, покраснев. – Это даже интересно. Меня еще никогда никто не пробовал перевербовывать. Ни у кого наглости не хватало. Не зря говорят, что израильтяне по этому делу чемпионы."

"По перевербовке?"

"По наглости! – Брандт возмущенно фыркнул. – Если ты думаешь, что..."

Неожиданно он осекся и прибавил громкости бормочущему радио. Передавали последние известия, и из динамиков несся захлебывающийся подвывающий арабский голос. Брандт тут же узнал его. Там, в разгромленной гришиной бане, в трубке, принадлежащей убитому вампиру, этот голос звучал намного менее театрально, но тем не менее, нельзя было не узнать те же интонации, ту же неприятную манеру пришлепывать губами и слегка цыкать зубом...

Затем голос оборвался на полуслове, и солидный ивритский диктор произнес толстым расслабленным баритоном:

"Вы слушали фрагмент сегодняшней пресс-конференции Председателя Засера Мардафата. По сообщениям нашего коррес..."

Брандт механически протянул руку и выключил радио. Они молча сидели в мерно урчащей машине, одни, запрятанные от всего мира посреди этой непроницаемой апельсиновой рощи, невесть какими судьбами уцелевшей в асфальтовом муравейнике Гуш Дана. Девушка, сменив имя, отбросила и "милину" легкомысленную бесшабашность – фирменный знак прежней брандтовой партнерши. Она напряженно смотрела в сторону, ожидая брандтова решения. В уголках рта застыли незнакомые складки.

"Что ж... – сухо сказал Брандт, глядя прямо перед собой. – И чего же ты от меня хочешь? Простого молчания или какой-то другой помощи?"

Хефи осторожно выдохнула.

"Молчанием тут не обойтись, Дэвид. Нужна помощь. Теперь, когда они знают о судне..."

"Кто – они? Вампиры?"

"Подожди закатывать глаза. Я понимаю, что тебе трудно принять это знание. Ты привык оперировать совсем другими понятиями: банда, партия, мафия, организация, шпионская сеть, корпорация, государство... А тут все на порядок выше. У вампиров нет национальности; они могут быть гражданами различных стран, шпионами и контрразведчиками, ворами и полицейскими, министрами и боссами мафии. И при всех этих различиях они всегда действуют вместе."

"Но зачем? С какой целью? Чего они хотят?" – простонал Брандт. Он не мог отделаться от чувства, что произносит текст дурацкого голливудского фильма.

"Как это – "чего"? – удивилась Хефи. – Чего может хотеть вампир? Понятное дело – крови. Чего же еще? А для этого необходимо устраивать войны, революции, смуты и прочий балаган. Так и будет, пока мы их всех не перебьем, до одного."

"Всех – это сколько?"

"Точно неизвестно, - серьезно сказала Хефи, игнорируя насмешливый тон Брандта. – Несколько тысяч наберется. Понимаешь, их число может только сокращаться. Когда вампира убивают, он просто переселяется в другое человеческое тело. Единственный способ воспрепятствовать этому – вогнать в него осиновый кол."

"Погоди-погоди... А как же с этой байкой насчет укуса? Что, мол, укушенный вампиром сам становится таким же?"

"Чушь... – Хефи пренебрежительно фыркнула. – Подумай сам: в этом случае все люди на Земле уже давно стали бы вампирами."

"А что? – засмеялся Брандт. - Разве этого не произошло?"

"Очень смешно... – обиженно сказала Хефи. – Знаменитый английский юмор. Что-то там, у Гриши, ты такого утонченного остроумия не демонстрировал. Особенно, когда зубы вампира, существование которых ты в настоящий момент оспариваешь, были всего в нескольких дюймах от твоей упрямой шеи... Зря я тебя спасла, дурака."

Брандт устало вздохнул.

"Ладно. Я согласен. Но с одним условием: ты тоже продаешь мне одну свою страшную тайну. И Боже упаси тебя соврать на этот раз. Помни: я читаю по родинкам, как астролог по звездам."

"Какую тайну?"

"Признайся, ты ведь блондинка, правда?"

"Правда, - улыбнулась Хефи прежней, "милиной" улыбкой. – Перекрасилась. По легенде понадобилось. Та павеличевская правнучка – брюнетка. Вернее, была брюнеткой... "

"Ну и чудненько, - сказал Брандт, включая радио. – Поехали. Блондинкам я помогаю охотнее. И выброси уже... что ты там в руке держишь..."

"Извини, дорогой, - виновато пробормотала Хефи, разжимая фаланги среднего и безымянного пальцев левой руки и стряхивая на пол крохотный обломок безопасной бритвы. – Мера предосторожности. Ты ведь и в самом деле мог не согласиться..."

Они уже выехали на автостраду, когда музыка сменилась экстренным выпуском новостей. Говорили о зверском убийстве в ришон-ле-ционской бане. Четверо погибших оказались полицейскими, во главе с командиром следственного отдела полковником Моше Устрахи. Диктор и сменившие его обозреватели вспоминали громкие дела, которые вел Устрахи в последнее время, перечисляли его многочисленных врагов в политическом и уголовном мире. Потрясенные полицейские начальники клялись найти и покарать убийц. Министр внутренних дел указывал на недопустимую атмосферу подстрекательства, создаваемую некоторыми безответственными кругами общества, атмосферу, в которой только и возможны подобные отвратительные убийства. Ему вторил министр юстиции, предупреждая, что гибель Устрахи является прямой угрозой демократии, а потому необходимо принять жесткие меры для ее – демократии - защиты. Корреспонденты передавали исчерпывающие подробности с места событий. Всё, в общем-то, соответствовало истине, за исключением одного – осинового кола. Об этой живописной детали не упомянул никто. Как будто его там и не было, осинового кола. Не было.

Продолжение

Алекс Тарн Бельгийская модель

Другие произведения А.Тарна

К списку фельетонов

Hosting by