Алекс Тарн

Эль-Таалена

Фантасмагорический триллер в 9 частях

Часть 5.

Часть 9.

От автора:

Во избежание возможных недоразумений автор подчеркивает, что все без исключения образы и персонажи данного фантасмагорического триллера являются вымышленными и не имеют никакой связи ни с какими реальными людьми, на каковую связь может, в силу независящих от автора причин, указать извращенное воображение того или иного злонамеренного читателя.

Часть 1.

Прежде чем разлепить веки, Брандт на пробу подвигал глазными яблоками. Яблоки с предупреждающим скрипом перекатывались в брандтовых глазницах, как в облепленных песком корзинах.

"Черт, - подумал Брандт. – Опять чем-то отравили, садисты. Нет чтоб убить сразу. Ну ничего, я уж как-нибудь сам…"

Не открывая глаз, он пошарил рукой сбоку, где должен был лежать девятимиллиметровый Беретта Кагуар с полной обоймой. Пятнадцать патронов. Должно хватить, чтобы застрелиться.

Однако вместо рифленой рукоятки орехового дерева под ладонь попалось что-то мягкое, не похожее на пистолет. Что такое? Все так же вслепую Брандт озадаченно ощупывал незнакомый предмет. Его гладкая округлость завершалась твердым окончанием, тоже в какой-то степени рифленым, но явно не оружейного типа. Гм… что же это?

Пространство сбоку хихикнуло и сказало женским блондинистым голосом:

"Дэвид! Прекрати меня щупать, хулиган! Взялся за грудь, ну говори что-нибудь!"

"Черт! – снова подумал Брандт. – Еще и подсунули кого-то. Как ее звать-то? И что с ней делать? Поговорить или задушить сразу?"

"Поговори со мною, пупсик, - капризно пропели сбоку, словно подслушав его сомнения. – Грубый секс без разговоров – как поносы без запоров…"

"Господи! – ужаснулся Брандт. – Она еще и поэтесса!"

Он напрягся, попытался вспомнить какую-нибудь молитву, но не смог, и застонав от безысходности бытия, приоткрыл левый, противоположный женскому голосу, глаз. К плохому желательно привыкать не одним махом, а постепенно.

Перед глазом расстилалась темнокоричневая равнина ковра с возвышающимися над ней горными хребтами, на скорую руку сооруженными из мятых брюк и скомканной рубашки. Двумя черными неприступными утесами стояли башмаки. На одном из них кокетливой снежной шапкой висели женские трусики. Между утесами, как и положено, текла река, представленная шелковым, в искру, галстуком. Позмеившись по равнине, галстук заканчивался петлей, и это снова навело Брандта на нехорошие мысли. Он вздохнул и оцарапав взгляд об острый пик каблука-шпильки, с неимоверным усилием передвинул его дальше, к мутному свету лондонского утра, неохотно сочившемуся в щель между портьерами.

"Мму-у-у! – промычал он с отвращением. – Лондон! Мму-у-у!"

За спиной его раздался легкий музыкальный смех, каким всегда смеются блондинки в голливудских фильмах:

"Правильно, пупсик! Вот она, знаменитая дедуктивная логика Дэвида Брандта! Где нажрался ты вчера, там ты будешь и с утра!"

Эх, пристрелить бы сучку… куда ж пистолет-то завалился? Брандт в отчаянии зашарил под подушкой.

"Утю-тю… Это чего ж мы потеряли? – насмешливо продолжала невидимая блондинка. - Зубную щетку? Или яйцемешалку?"

Брандт почувствовал, как холодный ствол Беретты деликатно, но многозначительно тычется в его беззащитную мошонку.

"Отстань, - сказал он сипло и прокашлялся. – И без тебя на душе щекотно. Ты кто?"

Блондинка возмущенно присвистнула и нажала пистолетом сильнее:

"Ну вот! Как трахаться, так "Милочка, лапочка"… а как зенки продрамши, так "ты кто"? Вы видали наглеца? Щас оставлю без яйца!"

Брандт вздохнул.

"Слушай, ты меня лучше убей, но стихами не надо. Я, подруга, не раз пытки терпел, но чтобы так изощренно…"

"Ладно, живи…"

Он почувствовал, что пистолет отодвинулся. Затем по движению матраца Брандт понял, что "поэтесса" поднялась с кровати. Сжав волю в кулак, он обернулся – как раз, чтобы успеть увидеть спину направляющейся в ванную девушки. К удивлению Брандта, "блондинка" оказалась брюнеткой. Высокой, гибкой, голливудской, с развитым плечевым поясом, совершенно такой, как он себе представлял по голосу, но – брюнеткой. Брандт устало покачал головой – теряю квалификацию… хотя, может, крашеная? Нет, не похоже… зачем блондинке краситься? Нелогично. Тренированный мозг особого агента привычно отметил основные детали – вверху девяносто пять, в талии – шестьдесят, внизу – девяносто два… ээ-э… с половиной. Почти стандарт. Три родинки на правой ягодице… и одна под левой грудью, - мысленно добавил он, мгновенно проанализировав мелькнувшее в зеркале ванной отражение. Отражение, заметив его взгляд, высунуло язык, погрозило кулаком и с треском захлопнуло дверь.

Брандт сел на кровати, пытаясь восстановить в памяти события последних суток. Сначала все шло хорошо – он помнил каждую деталь, начиная с раннего утра в замаскированном под бунгало бункере на берегу небольшого карибского островка. Две замечательные мулатки… но они относились, скорее к предыдущей ночи, а не к утру. К утру относилась чудесная перестрелка с людьми местного наркобарона, обычная для него дуэль – один он против одной армии, все по-честному. Потом, покоцав кого надо, он вернулся попрощаться с мулатками, но к сожалению, не успел – на площадке перед бунгало уже переминался с колеса на колесо скоростной геликоптер, перемешивая своими неуклюжими лопастями влажный тропический воздух. Для настоящих удовольствий никогда не остается времени… Потом был быстрый прыжок во Флориду и последующий перелет из Майами в Лондон, потом снова вертолет, прямо из Хитроу… Это ж сколько тогда получается? Уже хорошо после полудня, пять ноль три, не меньше.

Прищурив левый глаз, Брандт повнимательнее заглянул в свою фотографическую память, и та, потрепыхавшись, выдала достаточно четкий, хотя и несколько размытый по краям из-за нынешнего похмельного состояния, снимок кабинета лорда Мойна на минус восьмом подземном этаже Тауэр-бридж. Большие напольные часы в углу комнаты показывали пять ноль восемь. Брандт удовлетворенно вздохнул. Пять ноль два, ошибся всего-ничего. Часы лорда Мойна всегда спешили ровно на шесть минут. Это давало вредному старикану возможность распекать подчиненных за опоздание и таким образом сразу обеспечивать себе инициативу в разговоре. А о чем, кстати, был разговор?

Ну конечно, новое задание. Репеи. Брандт прикрыл глаза, и скрипучий старческий голос лорда Мойна одноногой шарманкой зазвучал у него в голове.

"Езжайте к репеям, Дэвид. По нашим данным, они опять замышляют какую-то каверзу. Выясните, что к чему."

Лорд задрал острый подбородок и указал им на серую канцелярскую папку. Репеями старик называл евреев. Его неприязнь к ним была наследственной. А поскольку представители рода Мойнов с полным основанием гордились своей исключительной древностью, то исходные причины этой неприязни терялись в глубине истории. Скорее всего, евреи всегда раздражали благородных лордов своей странностью и замкнутостью, в то время как право на оба этих качества испокон веков принадлежало исключительно английским джентльменам. Вдобавок, евреи совершенно не понимали традиционного британского юмора, часто выражавшегося в сшибании в грязь их дурацких ермолок – с плеч вместе с головами.

Так или иначе, многие поколения семьи Мойн посвятили свои усилия искоренению проклятого народца с зеленых холмов старой доброй Англии. Временами они даже праздновали успех, но увы – цепкие репеи неизменно заводились снова. Повидимому, они раздражали всех и везде, куда бы их черт ни закидал. А поскольку земное пространство грешило ужасной ограниченностью, то в своих скитаниях евреи неизбежно возвращались на прежние пепелища, хотя и успевшие уже основательно подзарасти свежей английской, испанской, германской, польской или любой другой травкой. Это наводило на очевидную мысль, что окончательное решение вопроса должно было носить по меньшей мере интернациональный характер.

Поэтому, когда через Канал, из глубины континента начал наконец доноситься приятный запах горелого еврейского мяса, а дым крематориев повалил густым столбом вместо прежних тонких и кратковременных струек, тогдашний лорд Мойн, истинный английский джентльмен и дедушка нынешнего брандтова босса, решил, что не может оставаться в стороне от столь благого и многообещающего начинания. На сей раз дело обещало выгореть – и в прямом, и в переносном смысле – именно из-за своего общеевропейского характера. Впервые со времен крестовых походов за прополку репеев решительно взялись полтора-два десятка народов одновременно.

Каждый вносил свою посильную, по способностям, лепту. Немцы и австрийцы, отличающиеся мощью статичных седалищных мышц и связанной с этим усидчивостью, занимались в основном планированием и организацией. Непосредственное исполнение требовало приложения динамической силы для заталкивания еврейской массы в газовые камеры. За эту работу охотно взялись плечистые украинцы, русские, литовцы, латыши и многие другие – ведь она была увлекательной, происходила на свежем воздухе и вообще доставляла немалое удовольствие. Быстроногие французы, бельгийцы и прочие непоседы, не способные на постоянное усилие, но зато весьма изобретательные, с головой окунулись в охоту за разбегающимися, как тараканы, евреями. Погоня за носатыми вредителями шла по всему континенту, погоня неопасная, а потому веселая и успешная. Даже тугодумы-голландцы ухитрились отловить почти всех, до последнего младенца. Да что там говорить – вся европейская семья, за исключением нескольких уродов, дружно и согласованно делала общее дело.

Могла ли Англия в этой ситуации сидеть, сложа руки? Правда, существовала досадная помеха в виде военных действий, по полному недоразумению ведущихся между нею и остальными членами антиеврейской коалиции. С другой стороны, было совершенно ясно, что конфликт этот выгоден только евреям, ибо он представлял собою единственное препятствие на пути к окончательному решению вопроса. Поэтому тогдашний лорд Мойн не мог позволить столь незначительному обстоятельству, как эта нелогичная война, помешать нужному развитию событий. По его убеждению, задачей Англии – владычицы морей и его лично, как председателя Палаты Лордов и Министра колоний Его Величества, являлось герметичное закрытие Европы с моря, дабы ни один тамошний еврей не смог избежать процедуры, столь необходимой для общеевропейского здоровья. Благородный джентльмен и пэр Англии, лорд Мойн следовал своему долгу до последнего дыхания, испущенного им, кстати, в лужу собачьей мочи на грязной каирской улице, когда двое евреев казнили его выстрелами из пистолетов, предварительно вытащив из машины по дороге на обед из офиса, в коем он добросовестно и неуклонно исполнял вышеуказанный долг.

Это подлое убийство ознаменовало собою новую эпоху в отношениях между благородными Мойнами и коварными евреями. До этого обе стороны следовали неписаным правилам игры, согласно которым представители благородной стороны имели право без всяких для себя последствий лишать жизни представителей стороны коварной. Зато последним иногда удавалось убежать, тем самым, собственно говоря, и проявив свое немыслимое коварство. Таким образом, каирские выстрелы представляли собою беспардоннейшее нарушение всех и всяческих правил, и потому последним чувством издыхающего лорда, помимо чувства хлюпающей в носу собачьей мочи, было законное английское возмущение безграничной еврейской наглостью.

Нынешнему лорду Мойну исполнилось к тому моменту всего три годика, но он хорошо запомнил то ни с чем не сравнимое потрясение, которое испытала семья при известии о мученической смерти деда. Это впечатление неотлучно сопровождало его в последующие шестьдесят лет жизни, наполненные, как и положено, бескорыстным служением Англии и королеве. Несколько месяцев назад лорд Мойн занял высокий, хотя и не слишком афишируемый пост начальника отдела сверхсекретных операций при Особом комитете Адмиралтейства и с тех пор не уставал досаждать своим подчиненным крайне неприятными, а главное, совершенно идиотскими заданиями. Канули в прошлое лихие набеги на колумбийские наркокрепости, ювелирные операции по свинчиванию прицелов с северо-корейских нейтринных пушек и опасные ультраадреналиновые рейды в спальню полковника Каддафи… Новый босс решительно сместил акценты в сторону крохотной ближневосточной страны, упрямой занозой впившейся в самое сердце мира.

Отныне отделу приходилось заниматься нудными и бесперспективными проверками беспорядочной внешней торговли Израиля, структурой его ублюдочной промышленности и особенностями абсолютно непостижимой для постороннего взгляда политической системы. Самое обидное заключалось в том, что все эти усилия не давали никакого результата. Экспортируемые в Европу помидоры на поверку оказывались именно помидорами, предприятие под названием "Ядерный Центр" в Афуле оборачивалось киоском по продаже соленых орешков, да и стремление к мировому господству ограничивалось у местных политиков тривиальной мечтой о победе на выборах в поселковый совет.

Вот и теперь Брандт взял папку, проглядел и с сомнением покачал головой.

"Импорт древесины? Что же тут подозрительного, Ади?"

Вообще-то нынешнего лорда Мойна звали Адольф, но до поры до времени он предпочитал пользоваться уменьшительным именем. Старик еще выше задрал свой острый подбородок, выпятил черно-белую грудь с коричневым галстуком и многозначительно перекачнулся с пятки на носок. Ни дать ни взять облезлый австралийский страус, уныло подумал Брандт, готовясь выслушать скучную нотацию и проклиная себя за невыдержанность.

"Вы просто не знаете, с кем имеете дело, Дэвид, - проскрипел лорд. – Эта зараза кажется невинной только на первый взгляд. Поверьте моему чутью – что-то тут нечисто, с этими поставками. Зачем им вдруг понадобилось пять контейнеров леса, да еще и в таком секретном порядке? Наверняка деревяшки – обычное прикрытие. Но чего? Добудьте мне доказательства, Брандт…"

Старик неожиданно громко хлюпнул носом и полез в карман за платком. Воспользовавшись паузой, Брандт подхватил папку и щелкнул каблуками, готовясь откланяться.

"Подождите, - остановил его босс. – На этот раз, ввиду сложности задания, вы будете работать с партнером."

"С партнером? Это еще зачем? Вы же знаете, Ади, я всегда предпочитаю действовать в одиночку."

"Я вас не спрашиваю, что вы предпочитаете. Это приказ."

Брандт вздохнул. "Слушаюсь, босс. С партнером. И кто он?"

"Не он, а она. Вы ее еще не видели. Новичок, но очень перспективна. Мила Павелич, хорватка, из хорошей семьи. Она найдет вас сама. Выполняйте."

* * *

Сидя на кровати в незнакомом гостиничном номере с видом на Темзу, Брандт продолжал восстанавливать ход событий. Что было дальше?.. Выйдя из "конторы", он перешел мост, твердо намереваясь немедленно направиться в свою кенсингтонскую квартиру. Накрапывал мерзкий лондонский дождик; все такси, как назло, куда-то запропастились; австралийский страус, невесть каким чертом назначенный Брандту в начальники, раскачивал гадкой морщинистой шеей перед его мысленным взором, и настроение от всего этого трудно было назвать превосходным. Поэтому как-то автоматически Брандт завернул в знакомый паб на Тауэр-Бридж Роуд, совсем недалеко от моста.

Шел уже девятый час, по телевизору передавали игру, и в пабе было полно народу. Брандт взглянул на экран и выругался. В довершение ко всем бедам, "Челси" безнадежно проигрывал. Не везет, так до конца. Протолкнувшись к стойке, он заказал двойной "джеймисон" и выпил его залпом, чтобы смыть горячей волной спиртного неприятный привкус непрухи, прицепившейся к нему с самого начала этого проклятого вечера.

Да-да, все было именно так. Потом… секунду… потом… Брандт озадаченно потер лоб. Начиная с этого момента, в памяти зиял провал. Как будто, прикрыв глаза после того замечательно проскочившего глотка виски, он сразу же ощутил посыпанные песком жутчайшего похмелья веки, перескочив таким образом прямиком в следующее утро, в незнакомый номер, к незнакомой брюнетке в незнакомой постели… вот, кстати, и она, легка на помине.

Дверь ванной распахнулась, и девушка в алом махровом халате ступила в комнату. На голове у нее ловко пристроилось свернутое тюрбаном ярко-желтое полотенце. Сделав пару шагов, брюнетка остановилась и вскинула руки жестом мюзик-холльной дивы, не забыв при этом просунуть в прорезь халата бедро ослепительно безупречной формы. "Оп-па-хей!" – воскликнула она и победным движением откинула назад голову, отчего полотенце спорхнуло на пол, как желтый китайский журавль, а черные волосы, празднуя свободу, тяжелой лавиной обрушились на спину и плечи. Брандт прищурился.

"Красиво, - признал он. – Но на мой вкус слишком пестро. Если надо выбирать между Матиссом и Дереном, то я предпочитаю последнего."

Брюнетка обиженно фыркнула.

"Подумаешь, эстет! – сказала она и двинулась по комнате, собирая разбросанную одежду. – Пестро ему, видите ли… пиво с водкой, с виски и с ромом ему не пестро… Метис… и дер кто? Дер Хрен? Слышать не слышала о таких модельерах. Я лично предпочитаю Армани, понял? Метис, видите ли… я-то думала, ты все больше по мулаткам."

"Блондинка, натуральная блондинка, - подумал Брандт. – Зачем перекрасилась, дура? И откуда она знает про мулаток?"

"Вы, меня, конечно, извините, мисс, - сказал он, вставая. – Но мне хотелось бы познакомиться с вами поближе."

"Куда уж ближе…" – отозвалась вредная брюнетка, разглядывая порванные трусики.

Брандт не отреагировал на провокацию.

"Брандт, - он протянул руку. - Дэвид Брандт."

Брюнетка зло посмотрела на его руку и, закусив губу, рванула халат, вывалив наружу пару первоклассных грудей.

"Мила, - проверещала она звенящим от ярости голосом. – Мила Павелич. Чтоб ты сдох! Партнер, мать твою…"

Брандт сел.

"Ах да, - пробормотал он в полной растерянности. – Мила Павелич… хорватка из хорошей семьи… теперь понимаю. Вы ведь мой новый партнер. Извините…"

"Ну наконец-то дошло! - Мила стояла напротив него, уперев руки в боки и саркастически качая черной спутанной гривой. – Может, по такому случаю уже перейдем на "ты", а? А то ведь нехорошо получается - ночью тыкаешь, а утром выкаешь…"

Брандт умоляюще поднял руку.

"Только не надо стихами, ладно?.. Знаешь, - добавил он торопливо, не дожидаясь ответа. – У меня вроде бы какие-то проблемы с памятью. Перенапрягся. Шесть лет без отпуска. Бьешься, как рыба об лед… Ты не могла бы мне напомнить, где мы вчера встретились?"

Видимо, его беспомощный вид смягчил сердце брюнетки. Мила присела рядом и положила ему руку на плечо.

"Конечно, партнер. Мойн сказал мне, что после каждой встречи с ним ты непременно оказываешься в пабе на Тауэр-Бридж Роуд. Так оно и оказалось. К тому времени, как я тебя нашла, ты уже заканчивал свою вторую бутылку. Можно было окосеть от одного твоего дыхания."

"Я был сильно пьян?"

"Пьян – не то слово. Ты был невменяем, дорогой. Неужели победа "Челси" действует на тебя столь разрушительно?"

"А они что – выиграли?"

"Ты даже и этого не помнишь? Два гола Лэмпарда на последних минутах? Э?.. Ну знаешь… тогда не удивительно, что ты забыл, как меня зовут."

Брандт покрутил головой.

"Ты, наверное, мне не поверишь, но я никогда не напиваюсь, особенно в пабах. Ума не приложу, что там произошло… Значит, ты ко мне подошла. И что дальше?"

"Дальше ты схватил меня за задницу без лишних разговоров. Скорее всего, ты просто принял меня за проститутку."

"О, Боже, - простонал Брандт. – Мила, ради всего святого…"

"Я с трудом убедила тебя, что трахаться прямо в пабе не стоит, - продолжала Мила, как ни в чем ни бывало. – Не потому что слишком людно – это соображение ты решительно отмел - если, конечно, слово "соображение" было тогда к тебе применимо… а потому что барный табурет слишком высокий и позволяет от силы три позы."

"Гм… три?"

"От силы. Короче, с этим ты согласился, но взамен потребовал немедленно отправиться ко мне. Я спросила – почему именно ко мне, и ты довольно-таки чопорно объяснил, что не водишь шлюх к себе домой."

"О, Боже… и ты…"

"… приволокла тебя к себе. Не могла же я бросить своего нового партнера на произвол судьбы. Тем более, что в итоге партнером ты оказался весьма резвым, хотя и несколько грубоватым … в смысле… ну, ясно."

"Нда… – Брандт подавленно потер виски. – А скажи, не видела ли ты случайно…"

"…серую папку? На стуле, под одеждой."

Они помолчали. Потом Брандт смущенно кашлянул и сказал:

"Мила, гм… я кругом виноват, и без сомнения обязан тебе по гроб жизни, если ты, конечно, согласишься и впредь иметь дело с такой чудовищной свиньей. Я не знаю, что могу такого сделать, чтобы хоть как-то загладить…"

Мила остановила его движением руки.

"Насчет загладить, это, пожалуй, мысль. Так уж и быть, начинай гладить прямо сейчас. Только пожалуйста, Дэвид, делай это ласково и нежно. От дикого гамадрилла я уже успела устать этой ночью."

Она встала перед ним и медленно потянула за поясок своего алого халата.

"Мила, Мила… - забормотал Брандт, зарываясь лицом в смуглое поле ее живота. – Нам же надо… в Гамбург…"

"Ничего-о-о… - протянула новая напарница, уверенно направляя его за затылок обеими руками. – Успе-е-е-ем… ага… вот так… успе… ем…"

Продолжение

Алекс Тарн Убей(Опыт сравнительного литературоведения)

Другие произведения А.Тарна

К списку фельетонов